Обратная связь
|
Бойцы индонезийских островов
На архипелаге было издавна отмечено некое явление, которое далеко не все европейцы соотносили с боевым искусством, настолько оно отличалось от всего виденного ими раньше. Хотя именно в Европе (точнее, в ее северо–западной части) у викингов довольно часто наблюдались схожие симптомы. Но берсеркерство оказалось настолько забыто, что никто из колонизаторов не додумался сопоставить его и индонезийский феномен.
Для обозначения его прибегнем к малайскому слову «амок»* (первоначальный смысл – что–то вроде «буйное помешательство»). На всех островах Индонезии существовало умение в нужный момент вызвать в себе боевой экстаз. На фоне множества «экстатических» школ это не кажется удивительным, но амок предназначен для войны, а не для праздника. Боец добавляет к имеющимся у него навыкам разрушительную силу безумия. Классические восточные единоборства также практикуют боевой транс, но в основе его отрешенность, «пустота»; фундамент же амока – бешеная ярость. Входили в него без «посредника» – колдуна, а выход, как правило, не предусматривался: это – крайнее средство, последнее, к нему прибегают, когда нужно не спасти свою жизнь, а продать ее подороже. В состоянии амока воин уже не обращал внимания даже на смертельные раны: многократно простреленный, он мог ворваться в ряды европейской пехоты и, прежде чем повалится сам, захватить с собой еще многих. Установившие протекторат над Индонезией голландцы и англичане не на шутку опасались подобных «дьявольских штучек».
Транс, в который впадали жители Бали – и во время боевого танца, и в настоящем бою, – был весьма далек от амока. Правда, и с отрешенностью кэмпо он не совсем совпадал. Мастеру классических восточных единоборств наполняющая его «пустота» отнюдь не мешает видеть все вокруг, а балийцу – именно мешает: например, исполнитель бариса видит только пространство боевой площадки. В состоянии транса он способен оценивать свои действия и действия своих союзников или противников, но всякий, кто не входит в их число, может спокойно приблизиться к бойцу сбоку либо сзади, не будучи замеченным. Во время танца это не так уж важно, но в бою…
К японскому мастеру меча в сражении сзади лучше не подходить: он, несмотря на боевой транс (вернее – благодаря ему!), среагирует мгновенно и однозначно. А к впавшему в амок малайцу или яванцу не стоит приближаться не только во время сражения, но и при любых других обстоятельствах: амок не позволяет ему отличить битву от всех остальных форм человеческой деятельности.
Балийский (а фактически – древнеиндийский) неаффектированный боевой транс, несмотря на свою ограниченность, имеет ряд преимуществ перед амоком. Прежде всего – он обратим и контролируем. Даже во время так называемых танцев самоубийства, когда участники в определенный момент обращают оружие против самих себя, они в крайнем случае наносят себе символические ранки. Правда, такие танцы всегда происходят под наблюдением местного «психотерапевта» – колдуна, который в любой момент готов скорректировать поведение вошедших в транс плясунов, на случай, если они уж очень увлекутся.
Более того: такая форма боевого транса явно обладает целительным действием. По свидетельствам международных медицинских организаций, на Бали поразительно мало случаев психических заболеваний. Видимо, во время транса происходит «сброс» комплексов.
Балийцы, как правило, вводят себя в состояние транса загодя: участников боевых танцев иногда приходится вести к площадке под руки, потому что они, находясь в состоянии самосозерцания, не замечают ничего вокруг. Лишь ступив на боевую площадку, они «пробуждаются».
Но только для действий, происходящих на самой площадке!
Высшая степень такого транса, проявляющегося уже в военных условиях, называлась пупутан. Последний раз в массовом порядке он применялся в 1906–1908 гг., во время окончательного завоевания острова голландцами. Несколько раз подряд балийские войска шли на европейцев как бы в психическую атаку: размеренным шагом, сомкнутыми рядами, под звуки музыки… Несмотря на губительный обстрел, они не оборачивались на упавших и продолжали наступление, пока было кому наступать.
Но хотя голландские отряды при виде пупутана действительно испытывали ужас и иногда с трудом удерживались от бегства, нарезное скорострельное оружие делало свое дело…
Пожалуй, в этих условиях амок дал бы больший эффект: атакуя бегом, в рассыпном строю, воины представляли бы худшую мишень. Но амок никогда не бывал массовым. Это понятно: если одновременно ввести в состояние амока целую армию, то для ее уничтожения даже не потребуется противник.
К тому же пупутан не сработал только на уровне противостояния многозарядным винтовкам и пулеметам, а такому оружию немудрено проиграть. За полвека до того балийцы сумели отразить натиск колонизаторов, имевших уже нарезные, но еще не скорострельные ружья. Остальные острова Индонезии были завоеваны много раньше – и амок не помог…
Пупутан, как и «танцевальные» виды транса, требовал для вхождения в него длительной подготовки. Поддерживался он уже автоматически: ритм шагов боевого строя, ритмичные выкрики воинов, ритмический рокот барабанов музыкального сопровождения (и тут музыка!) создают как бы «звуковой наркоз».
В амок же бросаются сразу, как в воду с обрыва. Это – одна из причин, по которой европейцы долго не могли поверить, что амок – хотя бы отчасти сознательный выбор, делаемый борцом в здравом (пусть уже мутнеющем от подступающего бешенства) рассудке.
Видимо, какая–то психическая подготовка все же имела место, потому что, если впавший в амок боец паче чаяния не оказывался убит, ему порой удавалось (быть может, тут и подключался колдун–психиатр?) вернуться к реальности.
Очень похоже, что здесь мы имеем дело с одним из вариантов «внутренней наркомании», наподобие приступов берсеркерства. Эта беда постоянно сопровождает «яростные» стили боевого искусства. Впрочем, их адепты вовсе не считают данное обстоятельство бедой. По их логике, это – умеренная плата за прорыв на вершины боевого искусства.
Индейские воины Америки
Помимо великолепной физической подготовки, приобретаемой в джунглях, прериях или пампасах, индейцы опирались еще и на психологическую подготовку. Последнее – достижение бытовой магии воинского или шаманского образца.
Правда, различные формы медитации, применяемые во время магических обрядов, предназначались для других целей. Но иногда попытка вступить в контакт с дружественными духами заканчивалась тем, что воин–шаман будил в самом себе дух боевого искусства – в «зверином» (волчьем, медвежьем) или каком–нибудь ином обличье. И тогда…
Реализовать вариант берсеркера против нарезных ружей куда сложнее, чем против стрел и мечей. Но включение резервов психики повышает силу и точность движений, что немаловажно в любом бою, повышает и скорость, а это позволяет «качать маятник», сбивая прицел, не хуже, чем это делают современные диверсанты. Даже лучше: ружья все–таки еще не те.
Да и нечувствительность к боли играет свою роль. Ведь не всегда даже пуля бьет насмерть. А о чувстве боя, «мудрости безумия», включении, может быть, парапсихологических способностей, указывающих, откуда ждать удара, тем более забывать нельзя.
В общем, магия и физическая подготовка позволяют задействовать боевой транс – не такой глубокий, как амок, но представляющий явление того же порядка.
Специфика североамериканских индейцев (а именно о них создано большинство «индейских» книг и фильмов) заключалась в том, что в такой транс краснокожие не умели «кидаться» сразу: им требовалась довольно длительная предварительная настройка. Поэтому когда самый знаменитый индейский вождь Ташунка Витко (Неистовая Лошадь) был убит во внезапной схватке после заключения перемирия (схватка проходила без применения огнестрельного оружия), он не сумел оказать убийцам серьезного сопротивления. Но его соплеменники были единодушны во мнении: если бы Неистовая Лошадь заранее успел «настроиться» на бой, возможно, его врагам не помогли бы и ружья.
Во время прошлых битв Ташунка Витко описывал свою боевую подготовку довольно странно: якобы путем длительной медитации ему иногда удавалось проникнуть в некий «подлинный мир», существующий как бы параллельно миру реальному. В случае удачи (желаемый эффект достигался не всегда) он мог идти в любой бой без малейшего риска: поразить его было столь же невозможно, как убить отражение человека в водах озера.
Становился ли сам индейский воин жертвой самообмана, убедив себя в собственной неуязвимости? Иногда, конечно, так и случалось! Но нет ли здесь выхода на некую «фантастику», которая незримо присутствует в истории искусств всего мира?
Зулусские воины–танцоры
Техника гийя, воинственной пляски зулусов*, включает в себя «челночные» движения вперед–назад (в реальном бою они служат для выманивания удара противника), значительное количество обводящих и отводящих движений щита и копья, различные типы перехвата оружия на уровне жонглирования… Но техника танца – впрочем, как и реального сражения – в данном случае не является главной.
Описывая индийские единоборства, мы говорили, что «дикарский» рукопашный бой, не подкрепленный философской системой и энергетикой, был даже более страшен, чем «культурные» боевые искусства. По части философии зулусы действительно небольшие специалисты. Но что касается энергетики…
Зулусские воины умели пробуждать в себе боевой дух не эпизодически, но с достаточной стабильностью. Это был один из вариантов боевой ярости, который, хотя и предусматривал сохранение определенного самоконтроля (действия в строю, оценка ситуации и т. п.), по мобилизации резервов организма едва ли уступал амоку. Именно в таком состоянии зулусы атаковали англичан или буров, которых не всегда спасало даже превосходство в оружии. Больше всего белые были изумлены тем, что после залпов, выкашивавших раз за разом огромное количество нападающих, оставшиеся продолжали наступать. И, войдя в ближний бой, каждый из уцелевших зулусов наносил врагу не меньший ущерб, чем европейский стрелок – на дистанции прицельного выстрела.
Одно из лучших описаний гийя, относящихся к концу прошлого века, содержится в дневниковых заметках Г. P. Хаггарда. Читателям он больше известен как автор полуфантастических «боевиков» на африканские темы. Однако Хаггард значительную часть жизни провел среди зулусов (даже был принят в одно из их племен), и знакомство его с данным вопросом было вовсе не поверхностным, особенно в записях, не предназначенных для печати:
«Начались пляски. Это было замечательное зрелище. Мимо нас проносилась рота за ротой. Воины напоминали больших, свирепых птиц, бросающихся на добычу. Вытянув ассегаи* и подняв щиты, они как бы летали взад и вперед, сопровождая каждое движение таким резким шипением, какое могли бы издавать тысячи змей. Описать этот незабываемый звук трудно, пожалуй, даже невозможно. Время от времени шипение змей превращалось то в рычание целой стаи львов, то в лай диких собак, преследующих добычу.
Затем каждый воин поочередно делал прыжок вперед; пробежав несколько шагов, он как бы бросался в атаку, взвивался на пять футов в воздух, кидался на землю, вскакивал, просовывал голову между ног – словом, пребывал одновременно всюду и везде. Его приветствовали шипением, переходившим в свист, который то усиливался, то ослабевал, то снова усиливался, оставаясь идеально ритмичным».
В другой части своих воспоминаний Хаггард приводит еще и описание «волнообразных движений» исполнителей гийя. Он не вполне осознал их смысл. Не сумел он и понять, что странные выкрики воинов, помимо создания ритма, служили для контроля дыхания. Но тем ценнее его свидетельство!
Впрочем, гийя (как и другие разновидности боевых и ритуальных систем зулусов) дожил до настоящего времени. И теперь мы знаем, что он содержит комплекс формальных приемов (серий ударов, связок и т. д.), аналогичных японским ката*. Вообще, если смотреть зафиксированное на кинопленке исполнение гийя с боевым копьем–ассегаем, то можно подумать, что это какой–то чернокожий самурай тренируется с обоюдоострой нагинатой…
Тарас А. Е
БЕРСЕРКИ[31]
Анатолий Ефимович Тарас(род. в 1944 г.) – один из ведущих специалистов в СНГ по выживанию, рукопашному бою, методам действий подразделений спецназначения.
Родился в семье кадрового офицера советской военной разведки. Служил в отдельном разведывательно–диверсионном батальоне, участвовал в операциях, проводившихся спецподразделениями ГРУ в различных регионах мира. Имеет несколько правительственных наград. В 1972 г. окончил философское отделение Минского университета; в 1979 – Академию педагогических наук в Москве. Защитил кандидатскую диссертацию, посвященную преступности подростков и молодежи. Затем ряд лет работал в научно–исследовательском институте, где вел изыскания в области социально–психологических проблем преступности. Параллельно исполнял обязанности внештатного инспектора уголовного розыска и за успешную работу получил несколько наград от руководства МВД. А. Е. Тарас неоднократно проходил курсы обучения у инструкторов рукопашного боя спецподразделений военной разведки, в течение ряда лет вел занятия с группами взрослых, изучавших технику самообороны, с 1993 г. проводит семинары для инструкторов самозащиты и рукопашного боя.
С 1984 г. А. Е. Тарас занимался прикладной психологией в рамках проектов, выполнявшихся по заказам Министерства обороны СССР. Параллельно занимался преподавательской деятельностью (читал курс психологии управления), а также выполнял внедренческие работы на предприятиях военно–промышленного комплекса. С 1991 г. занимается исключительно редакторской и издательской деятельностью, с 1992 г. издает журнал боевых искусств «Кэмпо». Пишет книги, которые посвящены проблемам самозащиты и основам системы рукопашного боя, традиционным боевым искусствам (их истории, философии, техники боя, символики) и современным видам единоборств, вопросам подготовки военных разведчиков (в частности, их психофизической и тактической подготовки, следопытства и маскировки, оборудования укрытий и преодоления минно–взрывных заграждений, выживания в экстремальных природных условиях), истории военных конфликтов и военного кораблестроения. К проблематике ИСС (в частности, темам боевого транса, практической медитации) обращался как в контексте исследований истории боевых искусств, так и при решении прикладных проблем обучения боевым техникам – при выработке у обучающихся умения входить в надлежащее психическое состояние. Автор более сорока книг, многие их них стали бестселлерами и неоднократно переиздавались.
Сочинения:Оздоровительная система медитативно–дыхательных упражнений Цигун (1990); Боевая машина: Руководство по самозащите (1, 2 и 3) (1991, 1997, 2004, 2005); Зыонгшинь: вьетнамская психофизическая оздоровительная система (1991); Кэмпо: восточное искусство самозащиты (1992); 100 приемов самозащиты: Пособие для самостоятельных занятий (1992); Самозащита психики: Пособие для самостоятельных занятий (1993); Вьетводао–Вовинам. От начинающего к черному поясу (1994); 200 школ боевых искусств Востока и Запада (1996); Воины–тени: ниндзя и нинд–зюцу (1996, 2002); Французский бокс сават. История и техника (2001); Рукопашный бой СМЕРШ (2001); Вторая мировая война на море (2003); Малая война. Организация и тактика боевых действий малых подразделений (2003); Русско–японская война на море 1904–1905 (2004); Подготовка разведчика. Система спецназа ГРУ (2004) (совм. с Ф. Заруцким); Энциклопедия броненосцев и линкоров (2005); История торпедных катеров XIX–XX вв. (2005); Дизельные подводные лодки. 1950–2005 (2006).
Известен исторический факт превращения воина в дикого зверя (разумеется, не в буквальном смысле, а в ритуальном и психоповеденческом). Следы этого древнего «превращения в зверя» хранят военные лексиконы и геральдическая символика, унаследованная от Античности и Средневековья. Ведь коллективная память людей, живущая в символах и речи, очень сильна. Оттуда и выражения типа «сильный как бык» или «храбрый как лев»…
Фамильярное обхождение с дикими животными можно проследить у древних германцев, причем в самых разнообразных формах. Например, зверю подражали, он как бы играл роль наставника при инициации, то есть тогда, когда юноша, вступая в ряды взрослых воинов, демонстрировал свои боевые умения, ловкость, мужество и храбрость. Одной из форм инициации была схватка с этим зверем, завершавшаяся поеданием его плоти и питьем его крови. Воину это должно было придавать силу и ловкость, отвагу и ярость дикого зверя. Иначе говоря, победа человека над тотемным животным (которое считалось предком и покровителем данного племени) трансформировалась в обряд передачи ему самых ценных звериных качеств. В результате зверь уже как бы и не умирал, а воплощался в победоносном герое. Во всяком случае, в этом были уверены и те, кто проходил через обряд посвящения, и все его соплеменники. Заметим, что гораздо более поздний обычай украшать себя бренными останками поверженного врага (например, его скальпом или отрубленной головой), присваивать себе его символику, иногда даже имя, обладает тем же значением. А ритуал поедания плоти и крови убитого противника приводил к воинскому людоедству, что еще раз свидетельствует о ритуальном происхождении каннибализма.
Германские и скандинавские саги демонстрируют нам «воина–зверя» во всей красе. В психологическом смысле это действительно зверь. Своей звериной сущностью он обязан как магической ритуальной процедуре (пляска, употребление опьяняющих веществ или примитивных наркотиков, вроде сушеных мухоморов*), так и внешнему уподоблению какому–нибудь животному (через подражание его повадкам, одевание его шкуры или хотя бы маски, использование в качестве амулетов его клыков и когтей).
И свои, и враги приписывали таким воинам различные магические качества. Полагали, например, что они обладали даром неуязвимости, подобно королю Гарольду Безжалостному, ввязывавшемуся в бой раньше всех, сеявшему смерть налево и направо. Еще их считали необыкновенно свирепыми и сильными. Поэтому один только вид воинов–зверей приводил в ужас. Конечно, в определенном смысле использование их в сражении было своего рода уловкой, специально предназначенной для деморализации неприятеля. Однако считать подражание животным, тем более перевоплощение в них всего лишь тактическим приемом – значит не понимать самой сути явления. Психология и антропология давно уже выявили механизмы, посредством которых человек «вживается» в облик того существа, чью роль он исполняет в данный момент. Германский воин, рычавший как медведь или лаявший как собака, надевший на себя волчью голову или шкуру вепря, как бы на самом деле становился медведем, волком, бешеной собакой либо вепрем…
Возьмем, к примеру, берсерков. В более поздние времена термин «берсерк» стал синонимом слова «воин» или, скорее, «разбойник», потому что имелся в виду такой воин, который был подвержен приступам бешенства, необузданной ярости. Короче, был крайне агрессивен, не чувствовал боли и при этом совершенно не способен контролировать собственное поведение. Однако в более древние времена дело обстояло иначе, об этом свидетельствует этимология термина. Берсерк – это «некто в медвежьей шкуре, воплотившийся в медведя». Обратите внимание: воплотившийся в медведя, а не просто одетый в его шкуру. Различие принципиальное. За обыденным фактом – воин в медвежьей шкуре – скрыта более глубокая истина. Она говорит, что это человек, одержимый медведем, если угодно, «медведь с человеческим лицом». Медвежья шкура здесь своего рода «магическая клетка», помогающая осуществить колдовской акт такого превращения.
Бок о бок с берсерком, облаченным в медвежью шкуру, лучше сказать, воином–медведем, стоит ульфхеднар, то есть «некто, облаченный в шкуру волка, воплотившийся в волка». Родственная связь воина–волка и воина–медведя столь тесная, что оба термина выглядят как синонимы. Саги утверждают, что ульфхеднары и берсерки действовали иногда в одиночку, но чаще всего небольшими группами, похожими на волчьи стаи. Еще в сагах говорится об их свирепости, безжалостности, бесстыдстве (то есть об отсутствии нравственных норм в поведении) и пристрастии к оргиям. Так что предания о волколаках* и оборотнях выглядят вполне правдоподобными.
В языческие времена, до обращения германцев и скандинавов в христианство, считалось, что берсерки и ульфхеднары обладали просто–таки сверхъестественной силой. «Сага об Инглингах» описывает, что в бою они «рвались вперед без доспехов, грызли края щитов как бешеные собаки или волки, пуская изо рта пену, и были сильными словно медведи или быки. Они убивали врагов с одного удара, но ни огонь, ни железо не могли ранить их самих. Они нападали стаей с ужасными воплями и воем, как дикие звери, и никто не мог остановить их…» Скорее всего, «ярость воинов–зверей» была одним из проявлений тяжелого психического заболевания – ликантропии, страдающие которым воображают себя зверями. На эту мысль наталкивает то обстоятельство, что способность впадать в «звериную ярость» обычно передавалась по наследству, ей нельзя было научиться. В одной из саг, например, говорится о человеке, имевшем 12 сыновей. Все они были берсерки:
«У них стало обычаем, находясь среди своих и почувствовав приближение ярости (то есть припадка безумия, сказали бы мы), сходить с корабля на берег и кидать там большие камни, выворачивать с корнем деревья, иначе в своей ярости они покалечили бы или убили родных и друзей».
Как объяснить роль и функцию воинов–зверей в древнем германо–скандинавском обществе? Несомненно, речь идет о небольшой группе, резко отграниченной от основной массы свободных воинов. Берсерков и ульфхеднаров можно сравнить с индийским «гандхарва» (см. «Ригведа»*) и с эллинским кентавром (человеком–конем). И те, и другие суть «демоны», то есть наполовину люди, наполовину звери. Можно их также сблизить с всадниками из свиты Ромула – кровожадными существами, ворующими скот и женщин и рыщущими повсюду подобно волкам. Стоит только проанализировать древние мифы и легенды, как повсюду обнаружатся люди–волки, люди–кони, люди–медведи, люди–собаки и прочие «звери с человеческими лицами».
Обратимся к римскому историку Тациту, жившему в конце I – начале II в. н. э. Он выделил среди германского племени хаттов отдельную группу воинов, члены которой демонстративно носили особый знак:
«Храбрейшие из них носят железное кольцо или перстень (знак бесчестья и позора у этого племени), обращая этим на себя внимание как врагов, так и соплеменников. Эти люди начинают все битвы, они всегда составляют передовой строй, вид которого ужасен. Но и в мирное время их лицо не приобретает мягкого вида. Ни у кого из них нет ни дома, ни поля, ни какого–либо занятия. Куда они пришли, там и кормятся, расточители чужого, равнодушные к своему достоянию».
Вне всякого сомнения, речь идет о группе привилегированных воинов, чье воинское искусство высоко ценили соплеменники. Их обычай носить знак бесчестья, превращавшийся в знак почета, напоминает рыцарские обеты более позднего времени. В то же время это знак тайного союза, знак воинского братства.
Членам такого союза было позволено во имя общего блага нарушать обычные социальные обязанности. Они не работали, не вступали в брак, не растили детей. Община кормила их в обмен на выполнение воинского долга. Не находились ли они на положении «прирученных зверей?» На этот вопрос вряд ли когда–нибудь дадут исчерпывающий ответ. Но обратим внимание на одну особенность. Вера в то, что всякий, кто наденет железный перстень и произнесет при этом заклятье, станет медведем, до сих пор сохранилась в скандинавском фольклоре.
Звериная природа – это нечто, находящееся вне человеческой власти. Саги постоянно напоминают, что в человеке под спудом скрывается вторая природа, своего рода «внутренняя душа», не поддающаяся контролю рассудка и воли. Достаточно прибегнуть к магическому ритуалу, и эта природа вырвется наружу, человек станет зверем!
СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ
Азанде(санде, базенда, ньямньям, самоназвание – азанде) – народ, населяющий междуречье рек Узле и Мбому в Конго и пограничные районы Центрально–Африканской Республики и Судана. Общая численность около 1,6 млн чел. (оценка 1967 г.). Язык – занде. Сохраняются традиционные верования (культ предков, культы сил природы). В XVIII–XIX вв. азанде создали единый союз племен во главе с верховным вождем. Основное занятие – земледелие, отчасти скотоводство.
Адреналин,син. эпинефрин (Adrenalin; Epinephrine, от новолат. adrenalis – «надпочечный») [1–(3,4–дигидроксифенил)–2–метиламино–этанол] – медиатор нервной системы; гормон мозгового слоя надпочечников и вненадпочечниковой хромаффинной ткани. Адреналин активирует выделение рилизинг–гормонов гипоталамуса, вызывает сужение мелких кровеносных сосудов, повышение артериального давления, усиление работы сердца, расслабление мускулатуры бронхов и кишечника, усиливает работоспособность скелетных мышц, увеличивает содержание глюкозы в крови, стимулирует также распад жиров в тканях и усиливает катаболические процессы и т. д. При эмоциональных переживаниях, особенно в стрессовых ситуациях, усиленной мышечной работе, охлаждении, понижении уровня сахара содержание адреналина в крови резко возрастает, что обеспечивает адаптацию организма к новым условиям.
Акупунктура(иглоукалывание, иглотерапия) методы и приемы рефлексотерапии, основанные на раздражении определенных участков (точек) тела, содержащих большое количество нервных окончаний, и осуществляемые с помощью специальных игл.
Алгонкины(от елакомквик, на языке малеситов – «они наши родственники (союзники)») – группа индейских народов в Северной Америке. Численность 260 тыс. человек. Языки составляют отдельную группу в алгонкино–мосанской семье. Расселились до 900 до н. э. из южного района Великих озер (юг современной провинции Онтарио в Канаде). До XIX в. существовали четыре географические группы – северо–восточные алгонкины (кри, монтанье–наскапи, малеситы, микмаки – рыболовы и охотники бассейна реки Святого Лаврентия, беотуки – рыболовы и собиратели острова Ньюфаундленд), приатлантические алгонкины (пеннакуки, нипмуки, покамтуки, массачусеты, наусеты, вампаноа, мохеганы, могикане, наррангансеты, нантикоки, пекоты, ваппингеры, монтауки, делавары, алгонкины виргинские и др. – оседлые земледельцы, рыболовы, охотники и собиратели Атлантического побережья между заливами Мэн и Чесапикским), центральные алгонкины (оджибве, оттава, потаватоми, собственно алгонкины, меномини, написсинг, шауни, майами, кикапу, фокс, саук, иллинойс – земледельцы, рыболовы и собиратели района Великих озер), западные, или степные, алгонкины (арапахо, ацина, чейенны, черноногие, степные оджибве, степные кри, переселившиеся в степи из центральных районов и перешедшие к коневодству и верховой охоте на бизонов). Традиционное верование – шаманизм.
Алкалоиды(«похожий на щелочь» – от лат. alcali – «щелочь» + греч. eidos – «вид») хим. – органические основания, содержащие, кроме углерода и водорода, еще азот, при этом ранее считалось, что истинный алкалоид должен удовлетворять четырем условиям: 1) атом азота должен быть частью гетероциклической системы; 2) соединение должно иметь сложную молекулярную структуру; 3) оно должно проявлять значительную фармакологическую активность и 4) иметь растительное происхождение. Сейчас это классическое определение устарело, и к алкалоидам относят и такие соединения, которые не отвечают всем требованиям (например, колхицин и пиперин не имеют основного характера, колхицин и такие b–фенилэтиламины, как мескалин, не являются гетероциклами). Многие алкалоиды принадлежат к сильным ядам (морфий, стрихнин и др.), употребляются как лекарство (хинин, атропин и др.), встречаются во вкусовых веществах (кофе, чай). У растений алкалоиды участвуют в химических реакциях обмена и служат защитой от поедания животными и формой хранения органического азота в тканях. У животных и человека алкалоиды оказывают физиологическое действие на нервную систему. Некоторые алкалоиды обладают избирательным действием на различные отделы нервной системы, сосуды, мышцы и т. д. Так, среди них имеются: обезболивающие средства и наркотики (морфин, кодеин), мощные стимуляторы центральной нервной системы (стрихнин, бруцин), мидриатические (атропин, гиосциамин) и миотические (то есть суживающие зрачок) средства (физостигмин, пилокарпин). Некоторые алкалоиды обнаруживают адренергическую активность, возбуждают симпатическую нервную систему, стимулируют сердечную деятельность и повышают кровяное давление (эфедрин, эпинефрин). Другие – снижают кровяное давление (резерпин, протовератрин А). Пилокарпин усиливает выделения желез; хинин убивает малярийных плазмодиев; апоморфин вызывает рвоту; теобромин оказывает мочегонное действие и т. д. Открытие алкалоидов в растениях имело большое значение, так как еще в начале XIX в. считали, что растительные вещества, в отличие от веществ животного происхождения, не содержат азота. Первыми были открыты алкалоиды опия, из которых в 1806 г. выделили индивидуальный алкалоид – морфин. В XIX в. были открыты также стрихнин, хинин, кофеин, атропин, эфедрин и др. К настоящему времени выделено свыше 10 тыс. алкалоидов разнообразных структурных типов. Во флоре земного шара алкалоиды распространены неравномерно: в одних семействах (маковые, пасленовые, лютиковые, бобовые и т. п.) они содержатся во многих видах растений, в других пока не обнаружены. В одном и том же растении обычно встречается несколько алкалоидов, близких по строению, число которых может доходить до 15–20 (опийный мак, кора хинного дерева) и меняться в зависимости от условий произрастания растения.
Амахуака– индейцы, жившие в начале XX в. в джунглях Амазонки, вели полукочевой образ жизни, занимались преимущественно земледелием и охотой, а кроме того – рыболовством и собирательством.
Амок(слово малайского происхождения и имеет значение «неистово нападать») – внезапно возникающее психическое расстройство этноспецифического характера, описанное преимущественно у аборигенов Малайского архипелага, но наблюдается и у жителей других тропических стран. Проявляется в виде приступов нарушения сознания по типу сумеречного, которые возникают внезапно или после некоторого периода расстройства настроения. Приступ характеризуется внезапным возникновением состояния возбуждения и агрессии и неконтролируемым стремлением двигаться в одном направлении, круша и ломая все, что стоит на пути, и убивая тех, кто мешает этому движению. Продолжается до тех пор, пока больного не остановят другие или он не упадет от бессилия. В психологической картине приступа отмечается регрессия поведения, когда на первый план всплывают инфантильные агрессивные реакции, проявляющиеся в виде автоматизмов. По окончании приступа воспоминания о случившемся носят смутный характер или отсутствуют вовсе. Причины появления этого синдрома недостаточно ясны (среди них могут быть эпилепсия, перегрев на солнце, суггестивные воздействия), но ведущую роль в его появлении играют этнокультурные особенности, провоцирующие возникновение переживаний страха.
Анальгезия(лат. analgesia – дословно «без боли») – явление уменьшения болевой чувствительности (в том числе избирательное, когда другие виды чувствительности не затрагиваются).
Анахорет(греч. anachoretes) – пустынножитель, пустынник, отшельник, скитник.
Анимизм– вера в существование отделимых от тел духов и души.
Анксиолитики– см. Транквилизаторы.
Арийцы,или арии (санскр. aryja, то есть «верный»; персид. airja и arija, отсюда Airjana – Иран, то есть «страна ариев») – название группы индоевропейских (протоиндоиранских) народов, населявших в Бронзовом веке почти всю Западную Азию и Европу и переселившихся во II тыс. до н. э. в Иран и Индию. Термин «арий» в трудах европейских исследователей появился в последней четверти XIX в., тогда же стал применяться и к европейским народам (в связи с установленным в начале XIX в. генетическим единством индоевропейских языков, выявлением ряда общеиндоевропейских мифов и т. п.). Поскольку арии пришли с севера, существует множество теорий о северной прародине ариев: Гиперборея, Арктида. В кастовой системе древней Индии три высшие касты – брахманы, кшатрии и вайший – считались арийскими. Считается, что в процессе заселения этих территорий арии вытеснили местное население, потомками которого являются современные дравидийские народы. Арийская расовая теория была разработана французским ученым Артюром де Гобино. Идеологами нацистской Германии арии (преимущественно германцы) были объявлены «высшей» арийской расой. С их точки зрения, наиболее чистыми представителями ариев являлись люди нордического расового типа, имеющие светлую пигментацию кожи, волос и радужной оболочки, определенную форму черепа; определенную форму носа – прямой или с горбинкой в верхней части; а также другие телесные признаки, в частности – большой средний рост.
Ассегай– вид зулусского (Южная Африка) копья с широким наконечником.
|
|