Затекстовые библиографические ссылки (ГОСТ Р 7.0.5-2008)

«Пока человек был частью природной экологической системы, ему незачем было заботиться о смысле существования. Беспокойство, ощущение пустоты жизни и необходимость определения ее смысла пришли с отделением от природы и начавшимся процессом формирования культуры, которая затем все больше подчиняла себе человека. Выделению человека из мира природы соответствуют семь этапов становления культуры: мистика, искусство, мифология, философия, религия, наука, идеология. Причем каждый последующий этап синтезирует в себе все предыдущие. Переход на каждую последующую ступень культуры означал еще один шаг из природы. Так, мистическому мироощущению соответствует боль человека, утратившего счастье инстинктивного бытия. Искусство – это подражание природе, попытка духовного обладания ее объектами в тот момент истории, когда, по мнению Б.Ф. Поршнева, возникшая частная собственность стала препятствовать этому. Мифология – это попытка приблизить природу, наделив ее человеческими чертами, очеловечив ее. Четвертый шаг из природы – утверждение рационализма в полной мере – вызвал к жизни философию, т.е. желание проникнуть в суть природы, постичь ее единство с помощью разума. Неудача такого синтеза вызвала у человека потребность в едином высшем существе, которое бы облегчило возможность единения человека и его родины – природы. Из этого желания выросли мировые религии. Несостоявшийся синтез породил в человечестве желание, расчленив природу на части, узнать, что внутри. Родилась наука. Разочарование в себе и последовавший затем кризис всей человеческой культуры привели к рождению идеологии, породившей затем глубочайший культурный пессимизм. Человек безвозвратно «утратил свою первоначальную родину – природу. Он никогда уже не сможет туда вернуться... У него теперь только один путь: покинуть свою естественную родину и искать новую, которую он сам себе создаст».

4. Составьте тезисный конспект научной статьи[28]:

Оценка и ненормативность в материалах СМИ

– Что понимается под «неприличной формой»?

– Законодатель никаких определений не дает. А Комментарий к УК РФ лучше бы не давал. Вот что он говорит: «Неприличная форма дискредитации потерпевшего означает, что отрицательная оценка его личности дается в явно циничной, а потому резко противоречащей принятой в обществе манере общения между людьми. Это прежде всего нецензурные выражения, сравнение с одиозными историческими и литературными персонажами». (...)

Что оценивают оценочные суждения?

Они могут оценивать либо само событие («первый этаж»), либо факт, т.е. истинное суждение о событии («второй этаж»). (Предупреждая возможное недоумение, уточним: суждение типа Н. – козел тоже относится к событию или событиям, а именно к поведению или действиям Н.) Оценочные суждения пользуются различными языковыми средствами, когда относятся к событию или факту: в первом случае это наречие, предикатив, слово категории состояния, во втором случае – модальные высказывания или вообще сложные синтаксические конструкции. События оцениваются эмоционально, факты – как правило, рационально. Оценки событий и фактов могут быть независимы друг от друга.

– Какую роль играет в истолковании речевого акта индивидуальный или коллективный опыт?

Мы бы сказали – гигантскую. Вообще речевой акт нельзя понять и истолковать, не опираясь на общее для участников этого акта предварительное знание – то, что иногда называется «фоновыми знаниями». Если эти фоновые знания, этот опыт у говорящего и адресата речи, говорящего и внешнего «наблюдателя» и т.п. расходятся, то и интерпретация речевого акта будет разной.

– А могут быть недоразумения, связанные с неправильным использованием опыта при интерпретации конкретной ситуации?

И даже более того – с сознательно неправильным его использованием. Известный лингвист и семиотик Т.А. ван Дейк (его работы переведены и на русский язык) как-то проанализировал, какими способами в прессе создаются этнические предубеждения. Вот некоторые из них: сверхобобщение, когда свойства отдельных лиц и событий принимаются за свойства всех членов этнической группы (например, всех чеченцев, всех евреев) или всех этнически значимых (этнически маркированных) ситуаций. Или приведение примера, т.е. перенос общих свойств, приписанных группе или ее «типичным» представителям, на частный случай – человека или событие. Или расширение – когда негативное отношение к какой-либо отдельной черте или признаку распространяется на все другие признаки и на их носителей. Или, наконец, атрибуция, когда читателю навязывается нужное причинно-следственное отношение — например, с самого начала ищется «чеченский след», хотя нет никаких прямых оснований для этого.

– Что такое ненормативная лексика и фразеология?

Главная проблема в том, что в это понятие вкладываются два различных содержания.

Во-первых, это слова и выражения, употребление которых в общении (в частности, в массовой коммуникации) нарушает нормы общественной морали. Причем это могут быть внелитературные слова (выражения), скажем, взятые из жаргонов или диалектов, а могут быть – вполне литературные; однако употребление этих последних (вроде подлец, мерзавец) по отношению к конкретному человеку в конкретной коммуникативной ситуации противоречит нормам общественной морали в неменьшей степени. Во-вторых, это слова и выражения только первой группы (жаргонные, диалектные, вообще стоящие вне пределов литературного языка). Таким образом, термин «ненормативная лексика» двусмысленен и не вполне четок.

– Можно ли дать какую-нибудь классификацию инвективной лексики и фразеологии, относящейся к сфере литературного языка?

Можно выделить 8 разрядов такой лексики: 1. Слова и выражения, с самого начала обозначающие антиобщественную, социально осуждаемую деятельность: бандит, жулик, мошенник. 2. Слова с ярко выраженной негативной окраской, составляющей основной смысл их употребления: двурушник, расист, враг народа. 3. Названия профессий, употребляемые в переносном значении: палач, мясник. 4. Зоосемантические метафоры, отсылающие к названиям животных: кобель, кобыла, свинья. 5. Глаголы с «осуждающей» семантикой или даже с прямой негативной оценкой: украсть, хапнуть. 6. Слова, содержащие в своем значении негативную, причем весьма экспрессивную оценку чьей-либо личности: гадина. 7. Эвфемизмы для слов 1-го разряда, сохраняющие их оценочный (резко негативный) характер: женщина легкого поведения, путана, интердевочка. 8. Окказиональные (специально создаваемые) каламбурные образования, направленные на унижение или оскорбление адресата: коммуняки, дерьмократы, прихватизация.

– Правильно было бы осуждать (морально и юридически) все случаи публичного употребления мата?

Морально, вероятно, да. А вот что касается юридической стороны, здесь следует основательно разобраться в каждом отдельном случае. Так, понятие оскорбления не сводится к употреблению неприличной формы: оно предполагает также направленность на конкретное лицо (адресата) и умышленность. Нельзя осудить человека за оскорбление на том только основании, что он публично употребил матерные слова: необходимо для этого доказать, что они относились к истцу (были адресованы ему) и что это употребление было с умыслом унизить и оскорбить истца. Точно так же юридически бессмысленен приговор по делу газеты «Мать», где фигурирует обвинение в злостном хулиганстве, предполагающее умысел на нарушение общественного порядка (кстати, употребление нецензурных слов, равно как приставание к гражданам, квалифицируется законодателем как мелкое хулиганство).

– Так что же такое «инвективная лексика» (фразеология) с юридической точки зрения?

Это слова и выражения, заключающие в своей семантике, экспрессивной окраске и оценочном компоненте содержания интенцию (намерение) говорящего или пишущего унизить, оскорбить, обесчестить, опозорить адресата речи или третье лицо, обычно сопровождаемое намерением сделать это в как можно более резкой и циничной форме.

К инвективной лексике относятся, в частности: ругательная нелитературная лексика, чаще всего взятая из жаргонов и диалектов; обсценная лексика (мат); грубопросторечная лексика, входящая в состав литературного языка; литературные, но ненормативные слова и выражения 1, 2, 3 и 5 разрядов (см. выше).

– Каковы функции мата в речевом общении?

Их несколько. Главная: оскорбить, унизить, опорочить адресата речи. Далее: сигнализировать о принадлежности говорящего к «своим»; продемонстрировать собеседнику свою реакцию на систему тоталитарных запретов; показать, каким свободным, раскованным, «крутым» является говорящий; сделать речь более эмоциональной; разрядить свое психологическое напряжение и нек. др.

– Что нужно знать юристу и журналисту о лингвистическом статусе инвективной, ругательной, обсценной лексики и фразеологии?

Следует различать инвективную и неинвективную лексику, т.е. такую, которая предполагает намерение оскорбить или унизить адресата или третье лицо, и такую, которая является экспрессивной (содержит в себе негативную оценку и/или эмоционально-экспрессивный компонент), но такого намерения не предполагает.

Внутри инвективной лексики надо различать литературную (относящуюся к русскому литературному языку) и внелитературную или нелитературную (например жаргонную). Ко второй группе относится и обсценная лексика (мат).

В рамках «литературной» инвективной лексики тоже есть различные группы. Во-первых, это книжная лексика с инвективным значением (мошенник, проститутка). Здесь может возникнуть ситуация клеветы (так как, назвав человека таким словом, мы обвиняем его в нарушении законодательства или норм общественной морали; вполне возможно, что это не соответствует действительности). Во-вторых, это эвфемизмы для подобных слов, казалось бы, «щадящие» адресата, но на самом деле несущие такую же инвективную нагрузку (дама легкого поведения). В-третьих, это переносное, метафорическое употребление таких слов (ср. бессмертное выражение «политическая проститутка»). Оно чаще связано с ситуацией оскорбления. Наконец, в-четвертых, есть группа вполне литературных слов инвективной семантики, однозначно связанных с оскорблением – вроде стерва, мерзавец, подонок (...)

Особый случай (...) – это инвективное употребление слов или словосочетаний, которые не содержат в своей семантике инвективного компонента и в лучшем (худшем?) случае имеют экспрессивную окраску (мальчики в розовых штанах), а порой и ее не имеют (завлабы). Как ни удивительно, в устах определенной социальной группы людей даже слова профессор, академик могут приобретать инвективный характер. Однако доказать такой инвективный характер почти невозможно, хотя интуитивно каждый из нас (в определенном контексте) его ощущает.