Денежная реформа Сокольникова Результатом безостановочного печатания совзнаков для покрытия бюджетного дефицита, естественно, была жесточайшая инфляция, уступавшая разве что германской гиперинфляции. В 1922 году в обращение были выпущены новые совзнаки, достоинством 10 тысяч старых соврублей, но уже в следующем 1923 году еще более новые совзнаки обменивались по курсу 1 к 100 знакам образца 1922 года и 1 к 1 000 000 старых.
В конце 1922 года в обращение, параллельно с совзнаками были введены советские червонцы — золотые банкноты, приравненные к царской десятирублевой монете. Они на четверть были обеспечены золотом, а на 3/4 краткосрочными обязательствами и высоколиквидными товарами, но на золото не разменивались — такова была принципиальная позиция наркомфина Сокольникова, в кабинете которого висел транспарант с лозунгом — “Эмиссия — есть опиум для народного хозяйства”. Не использовались червонцы и для покрытия бюджетного дефицита. С 15 февраля 1924 года печатание совзнаков было прекращено и начался постепенный обмен уже выпущенных на червонцы, пятерки, трешки, рубли и разменную монету по курсу 1 рубль за 50000 совзнаков образца 1923 года, 5 000 000 — образца 1922 и 50 000 000 000 — более ранних выпусков, который был к середине 1924 года завершен. К этому времени бюджетный дефицит усилиями Сокольникова существенно сократился и был принят декрет, запрещавший эмиссию бумажных денег для покрытия дефицита.
После стабилизации национальной валюты — курс золотого рубля вырос с 2,2 до 0,9 рублей за доллар, началось формирование советской банковско-кредитной системы.
Помимо Госбанка, на который были возложены эмиссионные и учетно-контрольные функции, были организованы Промбанк — для финансирования промышленности. Электробанк — для кредитования электрификации, Внешторгбанк — для внешней торговли, Цекомбанк (будущий Жилсоцбанк) — для коммунальных платежей и жилищного строительства, Сельхозбанк — для финансирования сельского хозяйства.
В 1923 году была проведена налоговая реформа, по которой основная тяжесть налогообложения была перенесена с подоходного налога на промышленные предприятия, которые стали перечислять 70% от прибыли в бюджет, который в течение нескольких следующих лет был профицитен. В январе 1926 года Сокольников под давлением “красных директоров” был смещен с поста наркомфина. И эмиссия возобновилась.
Уже в 1926 году денежная масса возрастет в 1,5 раза, возобновится инфляция, обострятся дефициты. Впоследствии Сокольников будет репрессирован как “враг трудового народа”.
План ГОЭЛРО
Быстрое восстановление разрушенного войнами хозяйства страны должно было по мысли большевиков базироваться прежде всего на развитии отраслей, производящих средства производства — тяжелой промышленности. А они. как известно, весьма энергоемки. Десятилетний Государственный план электрификации России, рассмотренный и утвержденный в конце 1920 года, был направлен на резкое увеличение выработки электроэнергии в стране. Для осуществления грандиозного плана электрификации были созданы мощные планирующие и распределяющие ресурсы органы государственного управления экономикой, полномочия которых впоследствии будут расширены. И им будет подчинена вся промышленность, а позднее и сельское хозяйство.
Параллельно частично решалась проблема занятости, увеличивался инвестиционный спрос, сначала со стороны участников программы, а затем — по всей производственной цепочке.
Одновременно ставилась задача привлечения населения в города, которые должны были стать благоустроенными центрами “социалистической культуры”. Планировалось увеличить число городов, их размер, долю городского населения. Это должно было привести к росту рабочего класса, зависимого от централизованных поставок продовольствия, и укреплению социальной базы большевиков.
Индустриализация
С восстановлением разрушенного войнами хозяйства и стабилизацией относительно высоких (до 10% в год) темпов экономического роста перед руководством страны встал вопрос о дальнейшем направлении экономического развития страны. Выбор, по сути, возможно было осуществить из двух основных альтернатив. Первая состояла в том, чтобы сделать основной упор на развитии сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности. Для этого надо было договориться с крестьянством, расширить сферу частного предпринимательства, снизить степень государственного регулирования экономики. Такому пути соответствовала бы оборонная военная доктрина, без надежд на вмешательство во внутренние дела других стран и экспансии в Европу и Азию. Экономические и политические позиции крестьянства и “новой буржуазии” укреплялись, а рабочего класса и революционной номенклатуры слабели.
При этом со всей остротой вставал вопрос — во имя чего же были принесены в жертву миллионы человеческих жизней?
Немаловажным был также тот факт, что не у дел оказывалась большая часть разросшегося аппарата управления, а и без того озлобленные НЭПом представители большевистской номенклатуры (“профессиональные революционеры”) оказали бы бешеное сопротивление такому повороту событий.
Вторая альтернатива состояла в усилении милитаризации экономики на базе ускоренного развития тяжелых отраслей и военной промышленности за счет ограбления сельского хозяйства и стагнации отраслей, производящих потребительские товары. Это позволяло, с одной стороны, резко (беспредельно) усилить госаппарат и распределительные механизмы, а с другой — давало реальную надежду со временем развернуть экспансию (“экспорт революции”) в Европу и Азию.
В 1927 году под руководством Совета труда и обороны был разработан первый (директивный) пятилетний план, ставший основой программы индустриализации страны. План предусматривал чудовищно высокие темпы роста промышленности (16—22% годовых!). Для его реализации было необходимо резко увеличить число заводов и численность рабочих. Только за годы первой пятилетки численность возросла более чем в два раза. Заводы строились в “чистом поле”, возле месторождений полезных ископаемых. Рабочие жили в палатках и землянках. Позднее появились бараки и общежития барачного типа, некоторые из которых стоят и по сей день. Рабочих рук не хватало, и уже в 1931 году биржа труда была закрыта, впоследствии рабочим было запрещено увольняться по собственному желанию, были введены паспорта и система прописки — закрепления на определенной территории, менять которую по своему желанию было запрещено. Наркомтруд получил право переводить любого квалифицированного работника в любую точку страны любую отрасль хозяйства, не спрашивая желания последнего. Если во времена НЭПа на крупных промышленных предприятиях действовала уравнительная система оплаты (заработок квалифицированного рабочего всего на 10—15% превышал доход чернорабочего), то в эпоху первых пятилеток материальные стимулы были существенно усилены. Кроме того, была введена система нематериального поощрения (грамоты, льготы, медали, ордена, почетные звания и должности). К прогульщикам, опаздывающим, нерадивым работникам начали применяться репрессии — вплоть до отправки в концлагеря, постепенно превращающиеся в крупные производственные единицы.
Темпы экономического роста в период первой пятилетки впечатляют — они составляют, по различным оценкам, от 8 до 15% годовых, а по углю, чугуну, нефти, железной руде валовые показатели удвоились!
Но запланированных заоблачных высот достичь, конечно, не удалось, и на головы тех, кто хоть в чем-то был несогласен с проводимой политикой (“линией партии”), обрушились первые массовые репрессии. Директоров предприятий, не справившихся с выполнением плана, отправили под суд. Число расстрелянных пока измерялось сотнями, а отправленных в концлагеря для “перевоспитания” — десятками тысяч. Но это было только начало построения великой Империи страха. В 1933 году число расстрелянных измерялось уже тысячами, а отправленных в лагеря — сотнями тысяч.
Страх перед репрессиями породил систему приписок — завышения валовых отчетных показателей по отношению к реальным. Несоответствие показателей приводило, с одной стороны, к завышению норм “естественных” потерь продукции: бой, лом, усушка, утруска и т. п., а с другой стороны — к усилению поисков “вредителей”, которые портят и уничтожают продукцию, что, в свою очередь, вело к раскручиванию новой волны репрессий.
Советскому Союзу удалось в короткий срок осуществить модернизацию промышленности по милитаристскому пути.
Этот сомнительный успех был оплачен подневольным трудом миллионов рабочих, снижением их жизненного уровня примерно в два раза по отношению к 1913 году, формированием разрушительных для экономики диспропорций между основными отраслями хозяйства, разрушением морали и нравственности, вирусом страха и физическим уничтожением социального слоя крестьянства в ходе коллективизации.
Коллективизация
Следует сразу заявить, что основной, тайной целью коллективизации было уничтожение крестьянства как социального слоя. Дополнительной, явной целью программы было решение зерновой проблемы — организация бесперебойного изъятия хлеба для нужд города и армии. Пропагандируемой же целью были объявлены социализация аграрных отношений и борьба с “пережитками капитализма” в деревне.
XV съезд партии принял курс на коллективизацию сельского хозяйства уже в 1927 году. Поначалу ее осуществляли на добровольной основе. Но к концу 1929 года было объединено всего 3,4 млн. крестьянских дворов, или менее 15% от их общего числа. Тогда в декабре 1929 года Сталин объявил о политике “ликвидации кулачества как класса”.
Следующий 1930 год был объявлен “годом Великого перелома”. Уже к концу февраля 1930 г. было насильно объединено 14 млн. крестьянских хозяйств — 60%.
К середине 1930 года было раскулачено свыше 320 тыс. кулацких хозяйств, а их имущество стоимостью 115 млн. руб. передано в неделимые фонды колхозов, что составило более 34% всей стоимости колхозного имущества. Норма раскулачивания составляла 5—7% от общего количества крестьянских дворов. Против сопротивляющихся крестьян были направлены отряды Красной Армии. Около миллиона крестьянских семей было сослано в сибирские лагеря.
Для проведения коллективизации из городов в деревни направили 25 тысяч рабочих-коммунистов, которым были даны большие полномочия.
Существовало четыре формы объединения:
* создание коммун с полным обобществлением материальных условий производства и быта;
* товарищества по совместной обработке земли (ТОЗ):
* сельскохозяйственные артели с обобщением основных материальных ресурсов и сохранением личного подсобного хозяйства (колхозы);
* государственные сельскохозяйственные предприятия (совхозы).
Основной формой стали колхозы. Перед вступлением в них крестьяне уничтожали рабочий скот, птицу. Посевная 1930 года оказалась под угрозой полного срыва. Диктатуре пришлось временно отступить. В газете “Правда” была опубликована статья Сталина “Головокружение от успехов”, в которой “критиковались перегибы” и разрешался выход из колхозов тем, кого заставили войти туда насильно. В Центрально-Черноземных областях процент коллективизированных хозяйств быстро снизился с 82% до 18% (!). Неудача лобового наскока на крестьянство заставила партию перейти к политике перманентного террора против крестьянства, проводимого руками его беднейшей части. К 1936 году опять было коллективизировано более 90% крестьянских хозяйств.
Введение в 1933 году системы обязательной сдачи продукции окончательно лишило колхозы кооперативного начала и превратило в государственные предприятия.
Монопольный закупщик зерна “Заготзерно” покупал пшеницу по 80 коп. за центнер, а продавал по 10,4 руб., из которых 8,9 руб. изымались в госбюджет в качестве налога с оборота, за счет чего и происходило финансирование индустриализации.
Почти четверть века — с 1929 по 1953 год — закупочные цены на основную сельскохозяйственную продукцию оставались неизменными.
С 1929 г. создаются машино-тракторные станции (МТС), которые брали примерно 20% урожая у тех хозяйств, чьи поля обрабатывали, а также осуществляли политический контроль под руководством ГПУ, которое выявляло разного рода “вредителей”. Только в 1933 г. были арестованы по обвинению во вредительстве 33% всех колхозных кладовщиков и 25% бухгалтеров.
В результате проведенных мероприятий валовой сбор зерна снизился в 1928—34 гг. почти на 8%, при том что объем государственных заготовок вырос в 3 раза. Средняя урожайность зерновых в 1932 г. составила 5,7 центнера с гектара — против 8,2 центнера в 1913 г.
За 1929—34 гг. погибло почти 150 млн. голов скота, а его ценность (стоимость в сопоставимых реальных ценах) намного превышает ценность выстроенных в это время огромных заводов и фабрик, эффективность производства на которых была весьма низкой уже в то время.
Страшный голод 1932—35 гг. по своим масштабам превзошел даже голод 1921—22 гг. Хотя данные о рождаемости и смертности населения после 1932 г. перестали публиковаться, сопоставляя различные источники, можно с уверенностью сказать, что страна потеряла от коллективизации и голода более 15 млн. человек.
И тем не менее основная часть продовольствия, за исключением зерновых, сахарной свеклы и подсолнечника, как и прежде, поступала от единоличных хозяйств и приусадебных участков. Хотя на их долю приходилось лишь 13% посевных площадей и никакой техники, в них производилось 65% общего объема картофеля, 48% овощей, основная масса фруктов и ягод: содержалось 57% крупного рогатого скота, который давал 72% всего мяса в стране, 77% молока и 94% яиц.
С введением в 1932 году паспортной системы колхозники, не получившие паспортов, были принудительно прикреплены к земле, работали, как на барщине, получая при этом крайне небольшую плату, высчитанную по трудодням. В относительно благополучном 1939 г. в 5—7% хозяйств люди не получали вообще ничего.
Без разрешения партийных бонз районного масштаба колхозники не имели права покидать свою деревню. Так, спустя всего 70 лет после Манифеста Александра II, крепостное право в Российской (Советской) империи было восстановлено в самой архаичной форме — перераспределения живого труда.
Лагерная экономика
К концу тридцатых годов усилиями Сталина и Коммунистической партии в СССР была построена экономика, отличительными чертами которой являются:
* опора на естественные производственные силы, экстенсивная эксплуатация природных ресурсов и простого живого труда;
* централизация и концентрация экономической власти, управление при помощи административных директив;
* доминирование коллективных видов собственности — так называемой “общенародной, государственной”, а по сути — общей собственности партгосноменклатуры, сплоченной в особый социальный слой;
* внеэкономические способы принуждения к труду на основе лишения всех членов общества гражданских прав, включая права на жизнь, с применением перманентного террора и волнообразных массовых репрессий по отношению ко всем общественным группам, включая номенклатуру;
* автаркичное полунатуральное хозяйство, с наивысшим развитием отраслей военно-промышленной группы, которые должны обеспечить силовые ресурсы при захвате и удержании жизненного пространства.
Перечисленные выше отличительные черты характеризуют уже хорошо знакомую нам “азиатскую” систему, или “азиатский” способ производства.
Не удивительно, что доля заключенных в составе рабочей силы достигала 25% и практически совпадала с долей государственных рабов в Шумере третьей династии Ура. Доля продукта, производимого “социалистическими рабами”, достигала 33% промышленного производства и 50% строительства.
После того, как маниакально-садистическое высшее руководство органов безопасности было уничтожено и к власти пришли “прагматики” во главе с Берией, лагеря перестали быть просто центрами уничтожения “врагов народа”, а стали крупными производственными единицами. “Посадки” стали осуществляться по профессиональному признаку. Сажали тех специалистов, в которых лагерное хозяйство ощущало нехватку. Были даже специальные “посадочные” разнарядки. Создавались целые научные институты за колючей проволокой — “шарашки”, условия жизни в которых были лишь немногим хуже, чем на свободе. И не случайно, система коллективной ответственности и круговая порука, охватывавшая родственников до третьего колена, а также друзей и сослуживцев, были восстановлены именно в этот период.
Не удивительны, а страшны относительно высокие темпы экономического роста, демонстрировавшиеся этой системой на протяжении первых 20 лет ее существования. Эти темпы в прямом смысле оплачены потом и кровью, страхом и потерей человеческого достоинства, разрушением морали и психики десятков миллионов человек.
Расчеты показывают, что только первые 20 лет советской власти обошлись России более чем в 25 миллионов загубленных жизней, а всему Советскому Союзу — более чем в 40 миллионов. Такова цена “Великого эксперимента”. А впереди — война, в которой будет потеряно 26 миллионов человек убитыми и почти 20 миллионов — “неродившимися”. Война, доля вины за развязывание которой лежит и на высшем руководстве Советского Союза.
|