Перечень психопатических черт для детей и подростков

1. Подача себя

2. Преувеличенное чувство собственной значимости

3. Стремление к возбуждению

4. Патологическая лживость

5. Манипуляция ради личной выгоды

6. Отсутствие раскаяния

7. Аффективное уплощение

8. Бессердечие/отсутствие эмпатии

9. Паразитическая ориентация

10. Гневливость

11. Безличные сексуальные связи

12. Ранние поведенческие проблемы

13. Отсутствие целей

14. Импульсивность

15. Безответственность

16. Неспособность брать на себя ответственность

17. Нестабильные межличностные отношения

18. Серьезные правонарушения

19. Серьезные нарушения условий освобождения

20. Разнообразие преступной деятельности

Значительное количество исследований показывает, что аффективные и межличностные психопатические черты сравнительно стабильны начиная с подросткового периода. Лучше всего об этом свидетельствуют лонгитюдинальные исследования подростков из группы высокого риска[85]. Они продемонстрировали, что без вмешательства эти черты практически не меняются с подросткового возраста до ранней молодости.

Также научно установлено, что ППЧ для детей и подростков точно предсказывает агрессивное и антисоциальное поведение[86]. Было доказано неоднократно, что перечень лучше прогнозирует развитие деструктивных черт, чем изучение других факторов риска. Молодые люди с повышенными чертами бессердечия и безразличия более агрессивны, раньше начинают нарушать закон и чаще сталкиваются с полицией, чем их сверстники из группы низкого риска[87]. В рамках судебно-правовой системы в последние десять лет оценка риска агрессии стала намного чаще использоваться на процессах с несовершеннолетними, где представляются свидетельства психопатии[88].

Судебные психиатры, обвинители и в конечном итоге судьи все чаще вынуждены прогнозировать агрессивное поведение подростков. Поскольку, по данным науки, бессердечие и безразличие могут предсказать уровень агрессии в будущем, целесообразно как можно точнее оценивать эти черты у молодых людей из группы высокого риска.

Однако люди, наделенные правом принимать решения в юридической области, должны применять наилучшие инструменты оценки и хорошо понимать их достоинства и недостатки, а также их прогностическую ценность в условиях конкретного применения. Перечень психопатических черт для детей и подростков предсказывает будущее поведение не во всех контекстах и не для всех типов юных правонарушителей. Например, пока недостаточно надежных данных по девушкам.

Оценка этих черт основывается не на единичном поступке или изучении одной области жизни. Они должны присутствовать практически везде – дома, на работе, в школе, в общении с родными, друзьями и соседями. Только если черта является типичной во всех или почти всех областях жизни, человек получает высокий балл. Когда психологи работают с подростком, совершившим уголовное преступление, им рекомендуется даже игнорировать этот факт при подсчете баллов по перечню. Специалист должен получить почти такую же сумму баллов даже без учета преступления. Таким образом гарантируется, что единственное серьезное деяние не повлияет на итог, создав ореол предубеждения вокруг подростка. Психологи должны оценивать черты, а не отдельные проступки. Поясню на примере Криса Гриббла.

Нью-гемпширская трагедия

Крис Гриббл – девятнадцатилетний парень, который никогда не нарушал закона до того, как стал соучастником одного из самых ужасных преступлений в истории штата Нью-Гемпшир. Крис вместе с тремя другими юношами (Стивеном Спейдером, Уильямом Марксом и Куинном Гловером) как-то ночью залез в чужой дом. Спейдер, зачинщик, уговорил остальных пробраться в фермерский дом, ограбить его и убить всех, кого они там найдут. Они хотели приключений – убийства ради острых ощущений.

Роковой ночью 4 октября 2009 года четверо подростков влезли через подвальное окно в дом семьи Кейтс, жившей в городке Монт-Вернон, штат Нью-Гемпшир.

Пока двое искали в доме какие-нибудь ценности, Спейдер и Гриббл пробрались в хозяйскую спальню, где спали сорокадвухлетняя Кимберли Кейтс и ее одиннадцатилетняя дочь Джейми. Дэвид Кейтс, их муж и отец, уехал по делам и в ту ночь отсутствовал.

Спейдер стал безжалостно рубить Кимберли мачете, а Гриббл несколько раз ножом пырнул Джейми. Кимберли погибла, но Джейми чудом удалось выжить, когда она притворилась мертвой. Хотя ей нанесли более десяти тяжелых ран, Джейми сумела вызвать полицию и добраться до двери, где первым прибывший на место ветеран полиции сержант Кевин Ферлонг оказал ей помощь и вызвал скорую.

Ужасное, бессмысленное преступление шокировало местных жителей.

Четверых подростков арестовали на следующий же день, когда многие стали звонить в полицию.

В адвокаты Грибблу дали Донну Браун, опытного общественного защитника. Донна была знакома с моим исследованием и позвонила мне, чтобы проконсультироваться. Она чувствовала, что с Крисом что-то не так, но не могла сказать, что это за болезнь, если болезнь вообще. Еще Донна спросила, нельзя ли сделать ему снимок мозга, чтобы исключить клинические аномалии вроде опухоли.

У Гриббла было очень необычное детство. Мать с самого начала учила его сама в их сельском доме. Ребенком и подростком он очень мало общался с другими людьми, потому что редко когда выходил из дома.

Родители Гриббла были набожными мормонами, и ограниченный круг общения Криса не выходил за рамки их конгрегации. Подростком он два года встречался с девушкой, с которой познакомился в церкви. Они даже не целовались, а только держались за руки, гуляя вокруг церкви по воскресеньям. По словам девушки, Крис был очень замкнут.

Он не пробовал наркотиков. Пару раз он прибавлял скорость выше дозволенной, когда вел машину, но пугался и сразу притормаживал. Данных о его лживости или склонности к манипулированию нет.

Во многих областях жизни он испытывал те же эмоции, что и обычные люди, хотя ему была свойственна некоторая высокопарность. Он был скорее незрелым, чем недалеким и скорее плохо развитым, чем бессердечным. Ничто не говорило, что он был неспособен переживать чувство вины из-за проступков. У него были нормальные отношения с братом и немногочисленными друзьями-сверстниками.

Нет данных, что он был иждивенцем или паразитировал на других. Он много месяцев работал в «Сабвее», не воровал у родителей, друзей, подружек, соседей или работодателей. Даже не занимал денег у родных и друзей. Не пытался жить не по средствам.

Первый сексуальный опыт у Криса случился в 19 лет.

Нет сведений о каких-либо серьезных поведенческих проблемах Криса в детском или подростковом возрасте. Он ни разу не сталкивался с полицией до убийства в Монт-Верноне. Он не был ни вспыльчивым, ни безответственным.

Криса чрезвычайно подавляли его отношения с матерью. Ему казалось, что мать издевается над ним, и в подростковый период его направили к психологу за помощью.

На нашем интервью я попросил Криса описать издевательства, которые он, по его мнению, перенес. Крис рассказал, что в детстве мать била его за несделанные уроки, что она сажала его «под домашний арест», если он отлынивал от работы по дому и других обязанностей.

Я указал Крису на то, что большая часть случаев, о которых он рассказал, не тянут на издевательство или жестокое обращение с ребенком.

В редкую минуту ясности Крис признал, что понимает, что многие не считают поведение его матери жестоким, но ему оно причиняло большие страдания. Он так воспринимал ее образ действий, что стал интерпретировать его как жестокость.

Крис абсолютно не принимал ответственности за преступление. Больше того, вместо того чтобы признать, что он совершил ошибку, Крис пытался ее приукрасить.

Потом он сказал мне, что он психопат.

Я не сразу поверил своим ушам. Мне еще не приходилось слышать, чтобы кто-то добровольно и с такой же готовностью называл себя психопатом. Для меня это был сигнал: здесь что-то не то.

Я спросил Криса, знает ли он, что такое психопат. Крис рассказал, что психолог, который помогал ему разобраться в отношениях с матерью, сказал ему, что он получил высокий балл по опроснику MMPI по шкале психопатических отклонений, и, значит, он психопат.

– Психолог сказал тебе, что ты психопат, во время сеанса терапии на основании твоих ответов по MMPI? – переспросил я.

– Да, – подтвердил он.

Я был так шокирован, что мне понадобилась минута, чтобы собраться с мыслями и продолжить интервью. Этот психолог не только совершил чудовищную этическую ошибку, сказав подростку, что тот психопат, но еще основывал свой диагноз на опроснике для самоотчета – весьма сомнительном инструменте для оценки такого расстройства.

Диагноз психолога оказал на Криса очевидное влияние.

С этим навешенным ярлыком Крис решил действовать как психопат. Диагноз стал своего рода самоисполняющимся пророчеством.

Психологам известна та проблема, что, если человек уверит себя в чем-то (даже если нет никаких признаков того, во что он верит), это может вызвать те самые последствия, которых он и хочет избежать. Например, женщина ошибочно уверена, что ее брак трещит по швам, и из-за этого начинает вести себя таким образом, который фактически приводит к нарастанию семейных проблем и в конечном итоге к разводу. Этот процесс и называют самоисполняющимся пророчеством .

До встречи с Крисом я не знал ни одного случая, когда бы человеку сказали, что он психопат, и это заставило бы его поступать как свойственно психопату. Но именно так и случилось с Крисом. До убийства в Монт-Верноне у него не проявлялось никаких психопатических симптомов. Но после преступления Крис хотел, чтобы мир считал его психопатом.

Однако Крис таким не казался; он просто не очень развит в смысле социального взаимодействия и способности к эмоциональным связям с окружающими людьми. К тому же я заметил, что в Крисе было что-то очень странное.

Мой врачебный «нюх» явно что-то учуял.

У Криса были несколько неестественные движения глаз, но не в том смысле, в каком это бывает у психопатов. Его взгляд был совершенно не связан с мыслями и чувствами. Я подумал, что странные движения глаз могут объясняться нарушениями, возникшими из-за его социального и эмоционального недоразвития.

За мыслями и высказываниями Криса лежала невероятная эмоциональная и интеллектуальная незрелость. У него было чрезвычайно инфантильное мировоззрение, а навыки общения просто ужасали. Коэффициент интеллекта у него тоже был намного ниже обычного.

– Когда мы залезли в дом, мы хотели, чтобы не сработала сигнализация, поэтому мы ходили медленно, чтобы нас не заметили сенсоры движения, – объяснил Крис.

Он встал и продемонстрировал, как он медленно ходил. Шаркая, прошел туда-сюда по линолеумному полу допросной.

Защитница Донна Браун покачала головой, у нее на лице была полная растерянность.

– Я очень внимательно смотрел, и, если бы заметил, что у сенсора горит не зеленый огонек, а красный, я стал бы ходить еще медленнее. Но и так ходил очень медленно, и он меня не засек.

Крис все так же медленно шел по дому Кейтсов, пока не дошел до электрощита и не отключил электричество во всем доме, расправившись с сигнализацией.

Я посмотрел на Донну; она опустила голову и закрыла лицо руками, чтобы Крис не заметил ее выражения.

Я сказал Крису, что охранная сигнализация в домах, и сенсоры движения в частности, оснащена резервными аккумуляторами на случай, если преступники отключат электричество. Оно к тому же часто отключается во время грозы; аккумуляторы решают эти вопросы.

Еще я сказал ему, что, если огонек сенсора переключился с зеленого на красный, это значит, что он уже засек движение.

Сигнализация не сработала в тот раз, сказал я ему, потому что в ту ночь Кейтсы ее не включили.

– Ну вот, – промямлил он, – каждый день узнаешь что-нибудь новое.

Мы видели и многие другие примеры того, что Крис был очень безыскусным человеком.

Например, он был необычайно восприимчив к внушению. Он смотрел телевизор и верил, что может сделать так же, как показали в передаче. Он думал, что, если посмотреть много серий «Закона и порядка», можно стать юристом.

Я начал понимать, что уверенность Криса в его психопатии была сродни бреду.

Позвольте объяснить. Мне как-то пришлось оценивать заключенного, который думал, что один известный голливудский актер – его отец. Майкл, как я его буду называть, был в этом совершенно уверен и даже преодолел огромное расстояние от Канады до Лос-Анджелеса, чтобы повидать своего знаменитого отца. Он вломился в дом, который, как он думал, принадлежал актеру, и стал там жить. После ареста он продолжал верить, что его отец – звезда кино, несмотря на убедительные доказательства противного. Настоящий отец Майкла навещал его в тюрьме; Майкл считал его скорее другом, чем отцом. Эта бредовая идея преследовала Майкла всю его взрослую жизнь.

Я встретился с Майклом лет через двадцать после того, как он в третий раз влез в дом актера. После третьего преступления по канадским законам Майкл попадал в категорию «опасных рецидивистов», которые требуют особых условий судопроизводства и содержания, и получил длительный тюремный срок.

Целая команда врачей несколько лет боролась с заблуждением Майкла. В прошлом году он наконец стал говорить, что уже не считает актера своим отцом.

Меня попросили оценить, можно ли выпустить Майкла по УДО.

Через два часа интервью у нас установилась хорошая связь, и я исподволь задал Майклу вопрос, который хотел задать больше всего: кто его родители по профессии.

Майкл тут же попался на удочку. Он сообщил, что его отец – актер, и стал рассказывать истории про знаменитого «отца». При этом он смотрел прямо в видеокамеру, которая записывала интервью. Майкл говорил правду – то, что считал правдой.

Я показал видео психотерапевтам. Они растерялись.

– Когда вы с ним говорили? – спросил главный терапевт.

– Сегодня, – ответил я.

Они посмотрели друг на друга с недоверием.

Оказалось, что Майклу надоело слушать, как ему постоянно твердят, что его отец не актер, поэтому он сказал им то, что они хотели услышать. Но он все равно считал по-своему.

Я рекомендовал не выпускать его из тюрьмы. Я знал, что он прямиком поедет в Лос-Анджелес и опять влезет в дом актера. Я решил избавить того от неприятностей.

Майкл не был агрессивен, не доставлял проблем в тюрьме. У него было навязчивое заблуждение, и врачи не знали, как с ним справиться. Никто не знал. Мы знали только что его надо оставить в тюрьме, чтобы не дать ему снова нарушить закон.

Я считал, что у Криса Гриббла было подобного же рода заблуждение. Бредовая идея Криса состояла в том, что он психопат. И это делало Криса очень опасным.

Психопатические симптомы Криса скорее происходили из его оторванности от реальной жизни, а не отражали глубинные свойства личности. Никакие данные из других областей его жизни не говорили о том, что у Криса какие бы то ни было серьезные симптомы психопатии. Он не набрал высоких баллов по ППЧ для детей и подростков. На самом деле для юноши, совершившего преступление, его баллы оказались ниже среднего.

Крис винит мать в своих бедах и утверждает, что много лет хотел ее убить. Однако он ни разу даже не пытался причинить ей вред. Ребенок или подросток с повышенными чертами бессердечия и безразличия обычно без особых колебаний нападает на мать или отца. Да, многие такие юноши так же легко дерутся с родителями, как с другими детьми на площадке. Я интервьюировал многих психопатов, которые убили своих родителей.

То, что Крис не причинял вреда матери, как хотел, подтверждает, что он был способен себя контролировать.

Однако этот внутренний контроль был преодолен чужим влиянием, которое оказывал на него Стивен Спейдер. У Спейдера был длинный список нарушений закона и столкновений с полицией. Он злоупотреблял алкоголем и наркотиками. У него было множество подружек, которым он часто изменял. Он воровал у родителей и друзей. Он манипулировал людьми, чтобы они распространяли для него наркотики. Он куда лучше вписывался в профиль психопата, чем Крис, хотя я лично Спейдера не проверял.

Крис оказался не в том месте и не в то время. Он попал в дурную компанию. Получи он своевременную помощь, этого ужасного злодеяния могло бы не произойти.

Эпидемия массовых убийств

Такие трагические преступления, как то, что совершил Крис Гриббл, к несчастью, происходят слишком часто. Такое ощущение, что каждые две-три недели какой-нибудь психически неуравновешенный молодой человек устраивает бойню тут или там. Эрик Харрис и Дилан Клиболд в школе «Колумбайн»; Чо Сын Хи в Технологическом университете штата Вирджиния; Джаред Ли Лофнер на политическом митинге в Тусоне, Аризона; Джеймс Холмс в кинотеатре в Авроре, Колорадо; Адам Лэнза в школе Сэнди-Хук в Ньютауне, Коннектикут, – это всего лишь несколько примеров терзающих общество чудовищных массовых убийств.

Меня часто спрашивают: психопаты ли те, кто их совершает? Конечно, акт массового убийства можно назвать психопатическим, но можно ли применить этот клинический термин к личности преступника? В большинстве случаев ответ отрицательный – преступник не психопат. Как правило, они страдают не психопатией, а психозом. Вспомните, психоз – это дезорганизация мыслительного процесса, которая вызывает такие симптомы, как галлюцинации и бред.

Бывают галлюцинации разных типов: пациент-психотик может слышать несуществующие голоса (слуховые галлюцинации), видеть несуществующие вещи (визуальные галлюцинации), ощущать то, чего нет (соматосенсорные галлюцинации), обонять то, чего нет (обонятельные галлюцинации) и чувствовать вкус того, чего тоже нет в реальности (вкусовые галлюцинации). Все способы восприятия могут находиться под действием психотического расстройства. Галлюцинации могут принимать разнообразные формы, но самые опасные среди них – императивные слуховые галлюцинации. Это голоса, которые велят пациенту поступать тем или иным образом. Иногда императивные галлюцинации велят убивать. Эти голоса могут быть мощной силой, которая заставляет человека совершать иррациональные поступки.

Бредовые идеи тоже являются одним из главных симптомов психоза. Они тоже принимают разные формы, но в основном они довольно безобидны. Но когда из-за бреда человек становится неспособен отдавать себе отчет в том, как его действия повлияют на других, это может быть очень опасно. Бредовые идеи могут пересиливать нормальный процесс рационального мышления и иногда доводят больных до самоубийства.

Надо понимать, что в большинстве своем психотики не причиняют вреда другим. Однако психотические симптомы увеличивают риск совершения самоубийства.

Шизофрения – одно из главных психотических расстройств. По разным оценкам, шизофренией страдает менее одного процента населения, при этом шизофреники составляют от 5 до 20 процентов от общего числа убийц[89]. Одно исследование мирового масштаба показало, что 1 из 269 пациентов совершает убийство в первый эпизод психоза[90]. Для сравнения: лишь 1 из 25 000 обычных жителей США идет на убийство. Так, психоз дает 40-кратное увеличение вероятности убийства по сравнению со здоровыми людьми. Средний возраст начала психоза у мужчин – 18 лет, у женщин – 25, и научные исследования показывают, что подавляющее большинство убийств, совершенных такими пациентами, случаются в первый год после начала заболевания.

Однако если психотики получают лечение, риск убийства падает с 1 из 269 до 1 из 9090 человек[91]. Самый эффективный способ предотвращения убийств, совершаемых пациентами с психозом, – это своевременное и эффективное эмпирическое лечение. К несчастью, как показали случаи в Аризоне, Вирджинии и Колорадо, несмотря на многочисленные свидетельства психических заболеваний у будущих убийц, они не получили должного лечения.

Подводя итог, можно сказать, что большинство убийц, устраивающих массовые бойни, страдают тем или иным видом психоза, включая императивные галлюцинации и бредовые идеи. Как мы видели выше, личностные черты, особенно психопатические, проявляются во всех аспектах и на протяжении всей жизни человека. Отдельное жестокое преступление, даже если оно привело к гибели множества людей, само по себе не доказывает психопатии. Кроме того, галлюцинации и бред не являются психопатическими симптомами; иными словами, большинство массовых убийц не отвечают критериям психопатии.

Глава 9

Томография с колес

ФАКТ: цена преступности в США составляет 3,2 триллиона долларов в год – больше, чем тратится на все здравоохранение, вместе взятое[92].

Одним из членов правления некоммерческого Института мозга в Нью-Мексико[93]был доктор Джон Нэш, нобелевский лауреат, экономист Принстонского университета. На жизни Джона Нэша основан сюжет фильма «Игры разума», где его сыграл Рассел Кроу. Доктор Нэш смог побороть свою психическую болезнь и создать теорию игр в экономике.

Доктор Нэш пришел к мнению, что научные исследования, которые я проводил, изменят судебно-правовую систему, и был одним из тех, кто убедил меня принять предложение Института мозга и Университета Нью-Мексико и перейти работать к ним.

Перевезти лабораторию из Коннектикута в Альбукерке было непросто. В ней работали 15 научных сотрудников на полной ставке, два аспиранта-психолога Йельского университета и дюжина студентов, выполняющих различные проекты. Кроме того, я должен был продолжать работу по текущим грантам в Коннектикуте и одновременно обустраивать лабораторию в Нью-Мексико, чтобы мой персонал мог переехать без затруднений.

На долгих встречах мы в конце концов составили планы студенческих и аспирантских проектов, которые должны были быть закончены в Коннектикуте. Потом я отправил всех сотрудников в Нью-Мексико, чтобы посмотреть на нашу новую лабораторию в институте. Они приехали в Альбукерке, когда там проходил Всемирный фестиваль воздушных шаров. Город кипел; каждое утро мы видели сотни шаров в небе над городом – поразительное зрелище.

По возвращении в Коннектикут мои сотрудники собрались на встречу и позвали меня. Все они решили переехать. Это были преданные своему делу молодые профессионалы, они разделяли мой интерес к тому, как применить новейшие методы изучения мозга, чтобы лучше понять психопатов. Я был польщен, что все согласились ехать за мной.

Нью-мексиканский департамент исполнения наказаний организовал для нас недельный обучающий курс по специфическим условиям работы в тамошних тюрьмах. Старшие сотрудники прошли подготовку и составили руководство, которым могли пользоваться остальные сотрудники.

Как только план переезда полностью оформился, я занялся поисками тех, кто помог бы мне завершить мои несудебные проекты. Я по-прежнему активно занимался нейровизуализацией пациентов с психозом, а также проблемой ранней диагностики шизофрении при помощи методов нейронаук и отличия ее от биполярного расстройства личности с острым психозом.

И наконец, я поехал в Онионту, Нью-Йорк, в компанию «Медикал коучес инк.», где создавался наш опытный образец мобильного МР-томографа. От успеха этого проекта зависело, сможет ли моя лаборатория получить данные, достаточные для грантов. Это был рискованный шаг. Я чертовски устал; я твердо решил так: или я заставлю работать этот мобильный томограф, или пускай все идет прахом.

Рождение мобильной фМРТ

Инженеры «Медикал коучес» учли десятки моих замечаний при создании трейлера, чтобы он смог уместить всю МРТ-совместимую аппаратуру, необходимую для функциональных исследований. В числе прочего это были пять настенных компьютеров в операторском отделении, повышавших производительность нашего труда по сбору данных. Один компьютер для визуальных проекций, который предъявлял изображения или видео заключенным во время сканирования. Мы подключили компьютер к проекционной системе высокого разрешения, установленной в экранированном отделении в задней части трейлера. Она должна будет проектировать видеоизображение на специальный экран, на котором заключенные смогут видеть визуальные стимулы, которые мы собирались им предъявлять. Эта видеосистема была изготовлена по последнему слову техники.

Еще один компьютер должен будет фиксировать и отслеживать в реальном времени появление стимулов и реакцию пациентов. Когда работаешь с психопатами, приходится принимать меры, чтобы в сканере они все-таки выполняли поставленные задачи. Я также установил систему, которая следит за движениями глаз человека, находящегося в туннеле томографа. Мы сможем увидеть, куда именно на экране направлен взгляд заключенного во время предъявления стимулов. Это была дополнительная гарантия против того, что они махнут рукой на исследование и заснут!

Еще один компьютер будет контролировать все результаты исследования и связываться с нейроинформационной системой института. Мы планировали собирать данные терабайтами, и нам нужно будет все это организовать, отследить и продублировать.

И наконец, последний компьютер будет управлять проекционной системой, которая будет показывать заключенным видео с нарисованным аквариумом. Я заметил, что, если начинать сканирование с изображения аквариума, это помогает заключенным разобраться, где находится экран и куда надо смотреть. Аквариум также будет успокаивать тех, кому, может быть, немного не по себе в замкнутом пространстве узкого туннеля томографа.

Чтобы справиться с нагрузкой от дополнительных компьютеров, в трейлере были усовершенствованы системы электропитания, обогрева и охлаждения. Между операторским отделением и проекторным в задней части трейлера были установлены специальные трубки, так называемые волноводы . По ним мы собирались подключить оптоволоконные чувствительные приборы LumiTouch, которые я разработал вместе с ванкуверской компанией. Они собирали данные о реакции заключенных, в то время как те выполняли когнитивные и эмоциональные задания в томографе.

Параллельно я распланировал график прилетов в Нью-Мексико раз в месяц на оставшийся 2006 год, так чтобы перевезти туда лабораторию в начале 2007-го. Первые четыре месяца 2007 года мы собирались проводить интервью и тестирование заключенных до поступления мобильного томографа в мае.

В свои ежемесячные приезды я начал завязывать отношения с сотрудниками нью-мексиканского департамента исполнения наказаний и департамента по вопросам детства и семьи. Мы составили планы по организации лабораторий в Западной мужской тюрьме и Нью-Мексиканской женской тюрьме, которые находились в городке Грантс примерно в 130 километрах от Альбукерке. Мы также запустили проект в Исправительно-диагностическом центре, единственном в штате месте заключения несовершеннолетних преступников со строгим режимом. И наконец, мы продумали основное место базирования нашей мобильной МРТ-системы в главном здании Института мозга на территории кампуса Университета Нью-Мексико в Альбукерке.

Мне также предстояло запустить три проекта по грантам: два при поддержке Национального института психического здоровья (НИПЗ) и один – Национального института изучения наркомании (НИИН).

Первый проект по гранту от НИПЗ был задуман для проверки моей гипотезы паралимбической дисфункции у взрослых психопатов. Мы с моей командой планировали исследовать структуру и функционирование мозга заключенных психопатов и непсихопатов. Мы разработали несколько эмоциональных и когнитивных задач для изучения того, как функционирует паралимбическая система.

Проект по гранту от НИИН был самым крупным и амбициозным из трех. Мы собирались набрать 150 заключенных-наркоманов на 12-недельную программу лечения. В это время они будут проходить когнитивно-поведенческую психотерапию одного из трех типов с целью прекратить употреблять наркотики. При помощи мобильного томографа мы будем сканировать заключенных до, во время и после завершения лечения. Таким образом мы сможем увидеть, как меняется работа мозга под влиянием лечения. Возможно, мы даже узнаем, можно ли по каким-то участкам мозга или каким-то его функциям предсказать, кому поможет лечение, а кому нет.

Для проекта нам требовалось найти и подготовить более десятка квалифицированных клинических психологов для проведения когнитивно-поведенческой терапии, а также отследить и проинтервьюировать заключенных после отбытия срока и собрать данные о том, стали ли они вновь принимать наркотики.

Второй проект по гранту НИПЗ планировалось проводить в тюрьме строгого режима для несовершеннолетних. Мы хотели проверить, насколько подростки с чертами бессердечия и безразличия отличаются от взрослых психопатов, а также подробнейшим образом изучить среду, в которой росли дети, собрав сведения об их воспитании, стрессовых ситуациях, травмах и других переменных, которые могли повлиять на развитие упомянутых черт. Еще мы собирались исследовать воздействие наркомании на подростков.

Томограф в конце концов установили в специальный трейлер и доставили в Нью-Мексико к 5 мая 2007 года.

Когда он прибыл, я первым забрался в него, чтобы сделать снимок мозга. Когда томограф включился, зажужжал и запикал, только тогда я едва смог поверить, что моя мечта о мобильном томографе для изучения психопатов в месте заключения наконец-то сбылась.

У нас была неделя на то, чтобы протестировать сканер, прежде чем окончательно его принять и перевести последний платеж по договору с «Сименс». Серия снимков заставила технику работать на максимуме возможностей. И тут нас ждала первая закавыка. Мы сожгли микросхему, напрягая систему на полную катушку. Вместе с инженерами «Сименс» мы установили, что кое-что нужно модифицировать. Кое-какую аппаратуру пришлось ужать, чтобы она влезла в тесный трейлер.

Еще пришлось заменить некоторые мобильные компоненты обычными. Это было просто, и через пару дней мы вернулись к испытаниям. После первой помехи томограф стабилизировался и работал прекрасно, давая данные прямо-таки удивительного качества. Он оказался стабильнее многих стационарных, которые стоят в больницах. «Медикал коучес инк.» великолепно справилась с трейлером, а «Сименс» идеально подогнал аппаратуру под наши задачи. За неделю испытаний мы установили все наши компьютеры и оборудование для функциональной томографии. И тогда наш водитель сел за руль и направился в Западную мужскую тюрьму в Грантсе.

Я позвонил ее завхозу Доминику, сказал, что томограф уже едет, поблагодарил за терпение и уверил, что скоро он получит свой снимок.

Закон пересекается с наукой

Примерно в то время, когда мы дорабатывали мобильную систему для функциональной томографии, ко мне обратился мой хороший друг, профессор Дартмутского колледжа Уолтер Синнот-Армстронг, и спросил, не хочу ли я присоединиться к научно-исследовательской сети по изучению связи наук о мозге и права во главе с доктором Майклом Газзанигой. Фонд Джона и Кэтрин Макартур выделил финансирование для своего рода фабрики идей, состоящей из психологов, нейрофизиологов и нейропсихологов, философов, профессоров права и судей разного уровня, которые ищут ответы на актуальные вопросы на стыке нейронаук и права. Эта аналитическая группа получила задание решить, какие исследования могут привести к прогрессу в этой развивающейся области, и выделить им средства.

Уолтер сказал, что темой первых обсуждений был вопрос, насколько научные данные о психопатии могут повлиять на философские смыслы таких правовых понятий, как уголовная ответственность, наказание и способность к изменению.

Участие в работе сети требовало значительных временных затрат. Общие заседания проходили раз в год; две подгруппы встречались раз в два месяца. И наконец, отдельные рабочие группы по самым актуальным темам встречались по мере надобности. В следующие три года я не реже раза в месяц бывал на заседаниях сети Фонда Макартуров.

На этих ежемесячных встречах я попадал в своеобразный тигель, в котором сплавлялись мысли некоторых из лучших ученых умов страны. Мы с коллегами по нейронаукам рассказывали о методах нашей работы, об их достоинствах и недостатках, о том, как они могли усовершенствовать диагностику и лечение психических болезней. Профессора права излагали философские основы законов и концепций, которые, по мнению некоторых, ждет коренное преобразование благодаря открытиям наук о мозге. Судьи делились тем, какие трудные решения им приходится принимать каждый день, и поднимали вопросы о том, могут ли данные нейронауки каким-то образом облегчить этот процесс.

На некоторые вопросы не было простых ответов, однако обсуждения в полной мере показали, что современные науки о мозге и право сходятся во многих областях и на многих уровнях.

Эта атмосфера интеллектуального поиска недавно созданной исследовательской сети о связи права и нейронаук при Фонде Макартуров стала для меня одним из лучших опытов в академической карьере.

На полную катушку

Во время моей учебы в аспирантуре у нашей лаборатории ушло пять лет, чтобы организовать доставку 50 заключенных для сканирования на университетском томографе. Моя мобильная фМРТ-лаборатория просканировала 50 человек всего лишь за первую неделю работы в нью-мексиканской тюрьме.

К концу первого года мы просканировали мозг более чем пятисот заключенных. Всего за год мы собрали самую большую в мире базу данных со снимками мозга осужденных преступников.

Я нашел способ снять по крайней мере одно возражение, выдвинутое когда-то редакторами журнала Science. Я решил, что никогда в жизни больше не опубликую исследование с небольшой выборкой – особенно учитывая, какие следствия может иметь для общества эта работа. Если и был такой тезис, с которым соглашались все участники научно-исследовательской сети при Фонде Макартуров, то это был тезис о том, что наука о психопатии не может не оказать глубочайшее влияние на судебно-правовую систему.

Работники и заключенные учреждений нью-мек сиканского департамента исполнения наказаний охотно поддержали нашу работу. Установившиеся между нами отношения показали, какую силу дает сотрудничество между государственными органами и учеными. Наша исследовательская программа даже оказала побочное, но положительное действие на безопасность. Через год работы один из заместителей начальника тюрьмы сказал, что с тех пор, как мы стали изучать заключенных, количество дисциплинарных нарушений снизилось. Заключенные говорили, что им нравится участвовать в исследовании, и поэтому они стараются не нарываться на неприятности, чтобы не попасть в изолятор и не пропустить своей очереди. Департамент исполнения наказаний разрешил нам включить в программу и другие тюрьмы штата. Всего через несколько лет мы уже работали в более чем половине тюрем Нью-Мексико.

Мне пришлось закупить целый парк машин «тойота-приус» для сотрудников. Как правило, когда сотрудник ездит на личной машине по рабочим делам, он получает возмещение расходов в расчете на километр. Я все пересчитал и пришел к выводу, что при такой системе мне придется отдавать на бензин по 50 тысяч долларов в год из грантов. Я решил, что на «приусах» мы сэкономили бы около 150 тысяч за 5 лет исследований.

Когда я спросил, можно ли купить «приус», чтобы сэкономить на бензине, руководителя программы доктора Стива Гранта из Национального института изучения наркомании, он сказал: «Берите два». В итоге к концу второго года в Нью-Мексико у нас уже было четыре. Мои сотрудники, разъезжая по тюрьмам штата, в год наматывали по 80 тысяч километров с лишним. Вскоре они уже преодолели «лунную единицу» – 384 тысячи километров, добираясь до дальних уголков Нью-Мексико.

Структура мозга психопата