Преподобномученик Софроний (Несмеянов) (память 21 октября по старому стилю)

Есть люди мужественные и самостоятельные от рождения, которые одинаково ровно несут крест послушания воинского, крестьянского или священнического. Таким был донской казак Софроний Харитонович Несмеянов, чье воспитание, выучка и правила жизни выработались в православной семье в родном приходе села Хрущевка 2-го округа Донской области. Хоть родители и крестьяне, а из братьев крестьянствовать остался только Архип Харитонович да сестра Анастасия, рано потерявшая мужа; другой брат, Климентий Харитонович, стал священником.

Преподобномученик Софроний родился 11 марта 1870 года. Когда ему исполнился двадцать один год, он был призван на действительную службу армию. Начальство определило его в артиллерийскую бригаду, стоявшую в городе Бендеры, где ему приходилось исполнять обязанности плотника, по окончании военной службы в 1899 году Софроний Харитонович поступил плотником на машиностроительный завод Гартмана и проработал здесь девять лет. Ему было уже тридцать восемь лет, когда он сделал решительный выбор в своей жизни и, оставив мир, профессию, которая кормила и обеспечивала его, поступил послушником в Свято-Духовский монастырь в городе Царицыне, где принял монашеский постриг с оставлением того же имени. Вскоре он был назначен на должность эконома. В 1910 году епископ Алексий (Дородницын) взял его к себе келейником и рукоположил в сан иеродиакона. В 1915 году епископ Петровский, викарий Саратовской епархии Дионисий (Прозоровский), рукоположил его в сан иеромонаха к одному из храмов в Саратове. В 1917 году он прожил несколько месяцев в Хвалынском монастыре и затем был командирован в миссионерскую школу в село Подлесное к иеромонаху Антонию, где подвизался середины 1918 года.

Повсеместно шло разрушение Российского государства, началась гражданская война между белой армией и большевиками. Узнав о начале военных действий, о. Софроний счел невозможным для себя при таких событиях остаться в стороне: в январе 1919 года он ушел на юг России и поступил в добровольческую армию Деникина полковым священником, где прослужил до разгрома белого движения, но с белыми не эмигрировал, решил остаться на родине, чем бы ему это ни угрожало. В 1920 году он поступил на подворье Георгиевского Балаклавского монастыря в Екатеринодаре, где жил в те годы настоятель монастыря архимандрит Дамаскин (Цедрик), который вскоре был арестован и сослан, а само подворье в 1922 году было закрыто. Иеромонах Софроний стал служить в приходских храмах различных сел, а в 1924 году вернулся в Саратов и получил назначение в храм села Старая Яблонька. В 1925 году он был переведен в храм села Самодуровка, а вскоре в село Казаковку.

Несмотря на преследования и притеснения властями Православной Церкви, о. Софроний делал все для просвещения своих прихожан, заведя в своем приходе регулярные уроки Закона Божия; за это власти в 1926 году арестовали его и попытались отдать под суд, но из этого ничего не получилось, и дело кончилось тем, что священник вынужден был перейти в храм села Юрьевки.

В это время "архиепископом" Уральской епархии и Вольского викариатства был Михаил Постников, один из активнейших деятелей обновленческого раскола. В Саратовской епархии он не только устраивал беседы о правоте обновленческого движения, но и проводил диспуты, куда приглашал православных, стараясь добиться перехода в обновленчество как можно большего их числа, а в тех, кто не перейдет, посеять смущение и, таким образом, отвести от активной борьбы с обновленческим расколом. Как выученик Демидовского лицея, имея степень кандидата права, он понимал, что лучше всего действовать с помощью фактов, которые подтверждались бы документами. И теперь на всех диспутах он дело подводил к тому, что Священный Синод обновленческой церкви - единственно признанный в качестве законного церковного возглавия Вселенским и Восточными Патриархами, между тем как так называемые староцерковники-тихоновцы этими Патриархами не признаны. В доказательство он показывал документ, подписанный представителем Вселенского Патриарха в России архимандритом Василием Димопуло. После этого он, обращаясь к православным священникам и мирянам, требовал, чтобы и они представили документы о признании их Восточными Патриархами.

Но какой документ могло представить в те годы православное духовенство сел и городов, не говоря уже о мирянах, для которых гражданскими властями была закрыта всякая возможность иметь сношение с православными церквами за рубежом. Среди православных росло смущение и смятение, а глава Вольских обновленцев, видя, что успех явно на его стороне и при некоторых усилиях можно лишить православных всех храмов, действовал решительно и энергично, не жалея времени и сил. Положение, таким образом, становилось критическим. И в конце концов верующие православных приходов подняли вопрос, что им необходимо заручиться документами заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и представителя Вселенского Патриарха архимандрита Василия о признании митрополита Сергия и его временного Синода Восточными Патриархами. Прихожане села Юрьевки постановили послать в Москву для выяснения всех вопросов своих представителей.

Впрочем, большой охоты ехать никто не проявил, и пришлось согласиться на поездку о. Софронию. От лица прихожан было составлено заявление на имя председателя ВЦИКа Калинина, чтобы тот разрешил обратиться с просьбой о выяснении данного вопроса к Восточным Патриархам.

Дело было глубоко церковное, насущное и в условиях гонения далеко не безопасное, и о. Софроний поехал к православному архиерею благословиться и посоветоваться. Он не поехал к епископу Вольскому, викарию Саратовской епархии Симеону (Михайлову), зная, что тот не защитит православных, а направился к правящему архиерею, архиепископу Саратов- скому Фаддею (Успенскому), зная его как великого православного подвижника, и попросил благословения на поездку к митрополиту Сергию. Святой архиепископ Фаддей с радостью благословил его в путь.

23 декабря 1927 года иеромонах Софроний благополучно прибыл в Москву и сразу же направился в патриархию, где его принял член временного Синода митрополит Серафим (Александров). Иеромонах Софроний изложил суть дела, спросив, есть ли у Патриаршего Синода связь со Вселенским и Восточными Патриархами и существует ли официальная грамота о признании ими временного Патриаршего Синода. Владыка ответил, что и связь есть, и соответствующие грамоты имеются.

- А нельзя ли с ними ознакомиться и снять с них копии? - спросил о. Софроний.

- На это нужно испросить благословение митрополита Сергия, - ответил владыка и пригласил зайти к митрополиту.

Иеромонах Софроний изложил митрополиту Сергию суть своей просьбы, рассказал, что им и его прихожанами составлено заявление на имя Калинина, чтобы было разрешено письменно снестись с Восточными Патриархами и получить от них официальные ответы, рассказал о той смуте, которую сеют обновленцы, и сколь тяжело приходится православным, когда они не имеют никаких документов в свою защиту.

Митрополит Сергий сказал, что Калинину заявление посылать не нужно, что связь у патриархии с Восточными Патриархами есть и грамота о признании Патриаршего Синода Восточными Патриархами также имеется. "Сами грамоты вам будут даны, чтобы вы с них сняли копии, - сказал Митрополит, - а как снимете копии, мы их вам официально заверим". Выйдя от митрополита Сергия, о. Софроний пошел к управляющему делами Патриаршего Синода епископу Сергию (Гришину) и сказал, чтобы он дал ему прочитать и снять копии с соответствующих грамот Восточных Патриархов, на что имеется благословение заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия. Владыка Сергий не поверил, что иеромонаху далекой Саратовской епархии было дано разрешение на снятие копий, и пошел уточнить. И вскоре, вернувшись от заместителя Местоблюстителя, епископ Сергий с удивлением сказал, что, действительно, такое благословение есть, а затем выдал и сами грамоты, и перевод их на русский язык. Зная, что пишет медленно и переписка займет много времени, о. Софроний попросил переписать грамоты случившегося тут священника. В то время, когда о. Софроний ждал, пока перепишутся грамоты, в приемную вошел некий архимандрит, на которого кто-то из присутствующих указал о. Софронию как на архимандрита Василия, представителя Вселенского Патриарха. Между тем, он сказал, что явился к митрополиту Сергию с пакетами от Патриарха Константинопольского, и прошел в кабинет заместителя Местоблюстителя. Когда архимандрит Василий вышел, о. Софроний обратился к нему:

- Отец архимандрит, вы что же в два Синода ходите - к обновленцам и в Патриарший Синод - и устраиваете раскол?

- Нет! Нет! - энергично запротестовал архимандрит.

- Можете ли вы мне дать документ, - сказал о. Софроний, - в котором было бы сказано, что наш митрополит Сергий и его Патриарший Синод признаются Вселенским Патриархом?

В ответ о. Василий сказал, что даст соответствующий документ, и предложил о. Софронию зайти к нему в канцелярию и дал адрес.

Получив копии грамот Восточных Патриархов и заверив их у епископа Сергия, о. Софроний сразу же отправился по указанному адресу, где архимандрит Василий в тот же день вручил ему официальный документ. В этом документе он писал: "В ответ на Вашу просьбу сообщаю, что Заместитель Местоблюстителя Патриарха, Митрополит Нижегородский Сергий, и его Священный Синод имеют письменное и молитвенное общение с Великой Христовой Церковью Вселенской и всеми Восточными Вселенскими Патриархами. Вселенская Константинопольская Патриархия не может признавать и никогда не признавала женатый епископат и второбрачие духовенства, так как это противоречит правилам церковным, действующим во всей Православной Церкви".

Когда о. Софроний сидел в приемной митрополита Сергия, он слышал беседу духовенства о том, насколько вообще канонично обновленчество. Приехав домой, он составил на основании услышанных сведений некую памятку: "В 1924 году Святейший Патриарх Тихон совместно с собором епископов вынесли постановление об отлучении от Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви всех епископов и священников, уклонившихся в обновленчество... С того времени эти отлученные и лишенные благодати не могут совершать никаких таинств, а если и совершают, то допускают величайший грех кощунства, а действия их не принимаются и не признаются. Так, крещение младенцев, браки, отпевания покойников - все это недействительно, потому что совершается лицами, низведенными в степень мирян, простолюдинов. Если помрет кто в обновленчестве из ярых защитников обновления, то таковые совсем лишаются церковного погребения как враги Божии. По правилам святых апостолов семи Вселенских Соборов окончательное решение об обновленцах будет на Православном Соборе, а до этого за явных и сознательных раскольников-обновленцев нельзя даже приношение принимать на Божественной литургии".

Отец Софроний, имея копии Патриарших грамот и письмо архимандрита Василия, мог торжествовать - у обновленцев не оставалось никаких документальных фактов в подтверждение своей правоты; они являли себя самочинным и беззаконным сборищем. Приехав домой, он за первой же службой прочел грамоты Восточных Патриархов и справку архимандрита Василия. Впечатление было громадное, ощущение смуты и неуверенности, которое всевали в души православных обновленцы, исчезло. "Ну, слава Богу, - вздохнули православные, - наша Церковь имеет связь со Вселенским Патриархом, и теперь обновленцы не будут нас поносить".

12 января 1928 года о. Софроний поехал в село Болтай к священнику Горнову. В этом селе обновленческий священник Георгий Алференко при поддержке советских властей захватил храм Покрова Божией Матери, но православные не отказались от службы и оборудовали для богослужения молитвенный дом, где и служил священник Горнов, которого о. Софроний хорошо знал. Прочитав привезенные документы, он снял с них копии для своих прихожан. В тот же день пригласили Георгия Алференко, чтобы и он ознакомился с документами. Священники надеялись, что вера в Спасителя, в вечную жизнь и несожженная совесть пересилят личную корысть, но этого не произошло. Как у многих сектантов и раскольников, чрезвычайная личная заинтересованность и узость взгляда, появившееся в результате раскольнической деятельности омертвение душевное, довели души многих обновленцев до такого состояния гордости и желания дальнейшего коснения в ней, что они согласны были стать открытыми безбожниками, только бы избежать искреннего покаяния.

Георгий Алференко ознакомился с документами, прочитал грамоты, в частности архимандрита Василия, и сказал:

- Если эти грамоты окажутся действительными, то ваше желание объединить расколовшихся верующих осуществится, что же касается нас, священников, то мы никогда не объединимся.

- А что же вы тогда будете делать? - спросил о. Софроний.

- Пойду тогда в дворники.

- То есть в безбожники пойдешь? - спросил о. Софроний.

- Почему же, и дворники могут быть божниками, - ответил обновленец, а затем стал просить о. Софрония, чтобы тот дал ему с собой документы, объясняя это тем, что ему хотелось бы снять с них копии. Отец Софроний не поверил в благость намерений обновленца и отказал. На этом они расстались. Православный священник стал читать копии документов в молитвенном доме, и некоторые верующие, ушедшие было к обновленцам, начали возвращаться в Православную Церковь. Забеспокоился и обновленец Георгий Алференко - хорошо и безопасно во время гонений быть слугой безбожных властей, но хорошо в том случае, когда удается обманывать паству. Чтобы как-то противодействовать переходу верующих от обновленцев к православным, Георгий Алференко решил принять свои меры и попросил православного священника Горнова снять копии с имеющихся у него документов. Получив копии грамот, он направил их через Вольское Епархиальное Управление в Священный Синод (обновленческий. - Я. Д.) как бы для проверки и очень скоро получил ответ, что грамоты Вселенского и Восточных Патриархов, которые имеются у иеромонаха Софрония, не подлинны, что Патриархи подтвердили свое общение с обновленцами новыми грамотами от 24-25 декабря 1927 года, о чем будет незамедлительно разослано сообщение по всем епархиальным управлениям, чего, конечно, сделано не было. Но самое действенное средство борьбы с Православной Церковью заключалось не в церковно-юридических спорах, а в прямом обращении к властям, чтобы те своими средствами расправились с православными.

Казанская церковь села Больших Озерков была захвачена обновленцами. Церковь эта находилась неподалеку от села Юрьевки, где в храме Рождества Богородицы служил о. Софроний. Опасаясь, что привезенные о. Софронием документы и активная проповедь его и его прихожан приведут к тому, что те немногие обновленцы, которые были в этом селе, перейдут к православным и храм придется отдать, церковный совет обновленцев 3 февраля 1928 года направил официальное заявление в Озерский волостной штаб милиции. Обновленцы, конечно, не стали писать ни о грамотах патриархов, ни о церковных разделениях. Власть можно было натравить на своих противников, представив их ее непримиримыми врагами. Они писали, что из соседнего села "рассыпаются агенты во все концы нашего прихода, которые ходят по домам и агитируют, что вы, мол, пропали вместе со своим попом, так как он коммунист, стоящий за власть, и потому вы, мол, Царствия Божия не наследуете, и вот, мол, подпишитесь на нашу сторону за юрьевского монаха... и, кроме того, постоянно... бывают какие-то собрания, на которых только и умудряются во что бы то ни стало выгнать нашу сторону из церкви, а самим им вместе с юрьевским монахом завладеть ею; монах, в свою очередь, тоже проделывает то же самое. Ввиду этого просим штаб милиции принять со своей стороны... какие-либо меры... дабы между нами (обновленцами и православными. - И. Д.) не произошло чего-либо". Подписали жалобу руководители местных обновленцев - председатель прихода Синкин и секретарь Шишкин.

10 февраля ОГПУ допросило священни- ка-обновленца Георгия Алференко. Пожаловавшись на то, что православные священники читают грамоту представителя Вселенского Патриарха, из которой следует, что Константинопольский Патриарх признает Православную Церковь, а это, конечно, задевает и тревожит совесть верующего человека, Георгий Алференко показал: "Из неоднократных разговоров со священниками обновленцами села Калинина Большеозерской волости Муратовым Иваном Николаевичем и села Больших Озерков Романовым Григорием Павловичем выяснилось, что иеромонах Софроний ведет агитацию против обновленцев, называя их красными советскими попами и даже коммунистами. Все это могут подробно освятить священники-обновленцы Муратов и Романов".

На следующий день был допрошен обновленческий священник Григорий Романов, который сказал: "Иеромонах Софроний Несмеянов ведет агитацию среди населения Большеозерской волости. Неоднократно приезжал в село Большие Озерки для совершения погребений, на которые обычно собирается много народа, и вот он здесь начинает призывать прихожан-обновленцев, чтобы они бросили ходить молиться в Большеозерскую церковь, так как эта церковь стала поганая, в ней служит поп-коммунист, который поставлен властью и отстаивает интересы власти. Когда иеромонах Софроний привез из города Москвы грамоты Восточных Патриархов за подписью представителя последних, архимандрита Василия, то он говорил обновленческому приходу, что вот, верующие, вас ваш Священный Синод все время обманывал, потому что Восточные Патриархи ваш Синод никогда не признавали и с вами никаких дел не имели и не имеют, а они идут с нами и признают только нас, в доказательство чего читал эти грамоты им и предлагал им выгнать обновленца-попа".

В тот же день допросили председателя и секретаря обновленческого прихода, написавших жалобу в штаб милиции. Они подтвердили все написанное, после чего был выписан ордер на обыск и арест иеромонаха Софрония.

Через несколько дней, в праздник Сретения, состоялся допрос. Заполнив анкету, следователь спросил о. Софрония, каковы его политические убеждения и признает ли он советскую власть. Отец Софроний ответил:

- Признаю и приветствую ту власть, при которой я живу.

Когда следователь спросил, где о. Софроний находился во время гражданской войны, мужественный священник ответил:

- В 1919 и в 1920 годах добровольно служил в армии Деникина полковым священником.

Следователь спросил, был ли он судим при советской власти. Отец Софроний ответил:

- Был судим в 1926 году за преподавание Закона Божьего. И сейчас у меня описано все имущество за неуплату налогов.

На вопрос, зачем он поехал в Москву, о. Софроний ответил:

- В связи с тем, что при споре с обновленцами, кого признают Восточные Патриархи - нас, тихоновцев, или их, обновленцев, обновленцы указывали, что у них есть грамоты Вселенского Патриарха о признании их Синода и даже при их Синоде есть представитель Вселенского Патриарха Василий Димопуло. Всему этому я плохо верил, а потому решил съездить в Москву.

Сразу же после ареста о. Софрония последовал новый донос обновленцев в ГПУ: "На днях приехал уполномоченный по делу юрьевского иеромонаха Софрония Несмеянова и арестовал его как политического преступника. Но, к сожалению всего населения, уполномоченный не коснулся других злостных контрреволюционеров. Ставлю на вид Государственному Политическому Управлению основателя этой контрреволюционной банды гражданина Якова Алексеевича Кадерова и его супругу, Анну Александровну, и его помощников. После ареста монаха эта банда тайком собирается и со своих собраний выносит на народ страшную смуту, что-де монах арестован не за преступление, а за правду Христову и что власть советская от антихриста, мучительница и гонительница... и простой народ относится к ним, как к благочестивым, доверчиво, и общественный мирный порядок нарушается... На основании вышеизложенного, во избежание могущих произойти кровавых вспышек, прошу Государственное Политическое Управление немедленно поступить с вышеозначенными политическими контрреволюционерами по всей строгости закона Советской республики".

Получив донос обновленцев, следователь ГПУ снова допросил о. Софрония. На вопросы следователя священник отвечал: "В январе 1925 года я по приглашению прихожан из села Крутец Озерской волости ездил туда служить всенощную, и по окончании службы у меня молящиеся стали просить прочитать привезенные мной из Москвы документы, но мне в это время нездоровилось, и я сказал, что если они хотят читать, то пусть читают сами, что они и сделали, и в присутствии человек восемнадцати была прочитана справка Димопуло. Также привезенные документы давал читать и списывать с них копии гражданину села Озерки Кадерову Якову Алексеевичу и юродивой старой деве Ксении. Для чего Кадеров и Ксения снимали копии, я сказать не могу, но думаю, что для прочтения другим верующим. После Крещения я приезжал в город Вольск к епископу Симеону (Михайлову). Когда я епископу Симеону рассказал о привезенных мною грамотах и сказал, что я их читаю и даю снимать копии, то епископ Симеон мне строго приказал никому больше не давать снимать копий, а если кто ко мне придет в квартиру и попросит почитать, то я могу эти документы дать почитать. После этого я снимать копии с этих документов никому не давал, но читать давал при таких обстоятельствах. В одно из воскресений, после моего разговора с епископом Симеоном, ко мне приехали обновленческий священник из села Столыпино Муратов, председатель церковного совета, секретарь этого же совета и еще человека четыре из прихожан. Здесь мы прочитали грамоты и стали обсуждать. Сторонники обновленцев говорили, что эти документы подложные, а староцерковники, наоборот, заявляли, что документы настоящие. После разговоров и обсуждений столыпинский священник просил меня дать ему копии с этих документов, но я сказал, что епископ Симеон мне это делать запретил, и не дал".

После ареста о. Софрония и заключения его в тюрьму города Вольска верующие храма Рождества Богородицы, где служил о. Софроний, направили делегацию в Вольск с письменным ходатайством об освобождении священника, под которым подписались все православные жители, около двухсот человек. В своем прошении они писали: "11 февраля 1928 года по распоряжению вашему (ГПУ) был арестован наш приходской священник иеромонах Софроний Несмеянов, который находится теперь в исправдоме города Вольска. Настоящим свидетельствуем, что иеромонах Софроний за время своего служения у нас в храме и приходе, не говорил речей против советской власти и ее представителей. В своих речах он всегда призывал помогать бедным людям. Сам он всегда в том показывал пример, разделял свой доход беднякам. Всегда он был прост в своем обращении с прихожанами, старыми и малыми. Зная о нем как о болезненном человеке, мы боимся за его здоровье. И тем более, он нам нужен теперь, идет Великий пост. Смело ручаемся, что иеромонах Софроний всегда придет к ответу перед ГПУ. А посему просим выпустить его для служения нам".

Кроме того, представители православной общины крестьянки Вера Кучкина и Матрена Кулакова подали отдельное заявление. В нем они писали в ГПУ Вольского уезда: "Мы, община, в настоящее время хозяева, а священник у общины работник. Ввиду этого мы, уполномоченные православной христианской общины, просим освободить нашего священника Софрония Несмеянова, в котором вся община имеет крайнюю нужду. А поэтому нас уполномочили просить Вас отпустить до суда на поруки всей юрьевской общины нашего священника Софрония Несмеянова. И мы без результата не поедем, пока Вы не отпустите, и если не отпустите, то мы будем просить телеграммой председателя ЦИКа Михаила Ивановича Калинина о распоряжении Вольскому ГПУ об удовлетворении нужды народной: отпустить священника Несмеянова до суда на поруки юрьевской общины".

Напуганный прошениями и настойчивостью верующих, сотрудник в тот же день отправил о. Софрония этапом из Вольска в Саратовский изолятор специального назначения, но документов на содержание в тюрьме ГПУ не прислал, и начальник тюрьмы направил в Саратовское ГПУ запрос с просьбой: "Выслать постановление на содержание под стражей".

13 апреля уполномоченный Саратовского ГПУ подписал постановление: "Принимая во внимание совершенные им преступления... избрать Несмеянову Софронию Харитоновичу... содержание под стражей в Саратовском губернском изоляторе по 2-й категории..."

Отец Софроний виновным себя не признал и, находясь в тюрьме, 19 апреля написал в ГПУ заявление, которое передал через старшего надзирателя по корпусу. В нем священник писал: "Отобранные у меня во время обыска агентом ГПУ города Вольска документы, - все духовного и церковного характера и направления, защищающие церковные законы и апостольские и соборные правила. В числе этих документов есть документ, выданный греческим представителем, архимандритом Василием Димопуло, который проживает в Москве. Этот документ Димопуло был выдан нам в подтверждение... того, что наша Церковь патриаршего управления признается Вселенским Патриархатом. Такой документ нам необходим был, потому что представитель обновленческой церкви епископ Михаил Постников, проезжая по коллективам с обзором, на диспутах предъявлял документ, выданный греческим представителем Димопуло, о том, что их обновленческий Священный Синод признан Вселенским Патриархатом, заявляя молящимся, что староцерковники патриаршего течения Вселенским Патриархом не признаются, и громко вызывал, чтобы мы предъявили документ о том, что мы признаны Вселенским Патриархом. После этого я поехал по поручению общин в Москву к заместителю Местоблюстителя Митрополиту Сергию, где в Синоде первый раз случайно встретился с Димопуло, который при свидетелях обещал мне выдать упомянутый выше документ и предложил мне зайти к нему на квартиру в тот же день вечером, где и выдал мне его. В процессе следствия мне стало известно, что Димопуло от выдачи нам, староцерковникам, такого документа отказался, высказался за то, что этот документ поддельный, вот это-то и служит материалом обвинения меня. Проверить факт подлинности документа можно путем сличения подписи Димопуло и печати. Если факт отречения Димопуло от выдачи этого документа подтвердится и если подлинность этого документа станет несомненной, то авторитет архимандрита Димопуло в глазах не только всех священнослужителей, но и всех верующих теряет доверие. Наша надежда на архимандрита Димопуло была всегда такова, что он на случай обращения к нему нас, староцерковников, и их, обновленцев, будет правым и беспристрастным судьей... Теперь же, как это ни удивительно, но приходится верить тому, что преимущество на стороне обновленцев, так как священники-обновленцы села Болтая, Калинина и Озерок Вольского уезда, посмотрев у меня документ Димопуло, возмутились и заявили, что меня за этот документ арестуют и его у меня отберут. Так это и произошло. С 11 февраля я отбываю заключение и нахожусь под следствием, новых материалов следствия не обнаружено, да их и нет. Поэтому прошу Вас освободить меня под расписку или отпустить на поруки нашей общины села Юрьевки..."

20 апреля уполномоченный Саратовского ГПУ составил по "делу" о. Софрония обвинительное заключение: "...являясь священником церкви села Юрьевки, Несмеянов занимался пропагандой и агитацией среди верующих, направленной к возбуждению религиозной вражды, являясь ярым защитником Сергиевской ориентации и непримиримым врагом советской власти... Разъезжая по селам и группируя вокруг себя кулацкий антисоветский элемент и ведя агитацию, направленную к возбуждению религиозной вражды и суеверия среди верующих, он явно подрывал авторитет и политику советской власти в отношении отделения Церкви от государства. Но принимая во внимание, что в деле нет достаточного материала для предания гласному суду на основании приказа ОГПУ No 172 от 2/IV-27 года и положения об органах ОГПУ, п. 7, полагал бы настоящее дело передать через 6-е отделение СО ОГПУ в Особое Совещание при Коллегии ОГПУ для рассмотрения его во внесудебном порядке и применения к Несмеянову административной высылки из пределов Саратовской губернии".

Дело было отправлено в Москву на рассмотрение представителя 6-го отделения Секретного отдела ОГПУ, который составил свое заключение: "Дело возникло в Саратовском ОГПУ на основании поступивших сведений о том, что гражданин Несмеянов Софроний Харитонович (священник), 56 лет, ведет антисоветскую деятельность... Произведенным следствием инкриминируемое Несмеянову обвинение не установлено". 17 августа 1928 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило освободить священника из-под стражи, "зачтя в наказание срок предварительного заключения".

После освобождения о. Софроний стал служить в храме села Улыбовки Саратовской области. Поднялась новая волна гонений. Советская власть вновь лишала крестьян земли, предоставив им единственную возможность труда на земле - быть рабочими в коллективном хозяйстве. Не коллективного хозяйства боялись крестьяне, деды которых еще не забыли, что и при царе было общинное землевладение. Но то было страшно, что теперь колхозное хозяйство устраивалось людьми неверующими и зачастую ненавидевшими Бога. От этого веяло уже не крестьянским миром, а сатанинским обществом. Для устроителей колхозов и советской сельской власти самым страшным противником виделся сельский священник, к которому крестьяне шли разрешать все свои вопросы и думы. И на священников посыпались доносы, чаще всего вымышленные, но враги церкви в селе понимали, что сейчас пришло их время, и ложные доносы и клевета будут приняты властями за подлинные. Да и уполномоченные ОГПУ подбивали к писанию таких лжесвидетельств. Составлялись они и на о. Софрония, и 29 декабря 1930 года при выезде из села он был арестован. Его обвинили в том, что он будто бы "вел антисоветскую агитацию, направленную против мероприятий советской власти и партии, проводимых на селе; группируя женщин, подготавливал массу против хлебозаготовок, займов и разлагал работу колхоза".

На допросе 17 января 1931 года о. Софроний категорично сказал: "С антисоветской агитацией против мероприятий партии и властей нигде не выступал. Женщин и мужчин не группировал. Против хлебозаготовок, коллективизации, займа среди крестьян не говорил. К свержению советской власти массу не подготавливал и коммунистам и активу угроз не делал"

2 февраля был допрошен председатель сельсовета Улыбовки, накануне давший справку, в которой писал, что о. Софроний "проявил себя как антисоветский человек, вел разговоры против займа и агитировал против колхозного строительства". Теперь на допросе он показывал: "Священник Несмеянов Софроний Харитонович в селе Улыбовке проживал только около двух недель. Откуда он появился - я не знаю, но за время пребывания в селе сумел зарекомендовать себя как антисоветский тип. Среди крестьян по вопросу о весенней посевной кампании говорил: "Вот сейчас заставляют мужика готовиться к севу, а спрашивается, для кого сеять? Для того, чтобы власть опять выгребла у мужиков весь хлеб. Они готовятся к войне, поэтому и жмут мужика, чтобы запастись хлебом". Когда я его вызвал в сельсовет и предложил приобрести облигации займа, он заявил: "Заем я брать не буду, меня и так ободрали на старом месте, где я раньше служил, и теперь вы навязываете облигации. Я вам не мужик, это он боится и поэтому безропотно выполняет ваши распоряжения. Вам мало обирать мужика, так вы и до духовенства добираетесь". И от займа категорически отказался".

В тот же день один из ставленников сельсовета показал, будто о. Софроний "во время своего пребывания в селе Улыбовке вел антисоветскую деятельность, стараясь в глазах верующих завоевать авторитет; одновременно пытался срывать хозяйственно-политические кампании в селе. Среди крестьян говорил: "Лошадей всех замучили, корма нет, власть старается вывезти весь хлеб из района, а мужик отдувайся. Хлеб вывезут, и крестьяне останутся без хлеба. С такими порядками далеко не уедут, надо молиться Богу, чтобы Господь не допустил голода, как в 1921 году"".

4 февраля следователь допросил еще одного "дежурного свидетеля", который показал, что о. Софроний "18 декабря 1930 года говорил: "Советская власть хлебозаготовкой разорит все крестьянское хозяйство и загонит мужика в кабалу... его грабят хлебозаготовкой, тыкают ему заем, как нож острый в горло, и гонят насильно в колхоз в новую кабалу, как в огненное пекло сатаны. Мужик при советской власти забит, обезличен, ему не дают рта разинуть деревенские коммунисты, это насилие может разрядиться только самими мужиками - они погибнут при этой власти, если не свергнут ее. Мужики собрали урожай, а у них весь хлеб отобрали, хлеб вывозят в города и за границу, а крестьяне остаются голодными, и в итоге их бесплатно выгоняют на вывоз хлеба в Вольск, лошади дохнут, а советская власть видит мучения крестьян, но молчит, ибо к тому ведут, чтобы окончательно задушить их"".

Отец Софроний категорично отверг все выдвинутые против него обвинения. 14 февраля Тройка ОГПУ приговорила его к ссылке Северный край на три года.

В 1933 году иеромонах Софроний вернулся из ссылки в город Вольск и устроился работать сторожем в Святотроицком храме; но не сторожем хотелось ему быть, и в 1935 году он уехал в Тверь, к святому архиепископу Фаддею, просить места священника. Владыка направил его служить в храм села Рождественского Кашинского района.

Через год иеромонах Софроний был переведен в село Ульянова Гора, а в феврале 1937 года - в храм села Лозьева Бежецкого района. Священнику было тогда шестьдесят шесть лет, и не поднимись в это время новая волна беспощадных гонений, прослужил бы он в храме до самой кончины, начались гонения, - на одних они наводили ужас, а для верующих они явились лестницей, которой они нетрудно шли к Господу в Царство Небесное.

1 сентября 1937 года сотрудник Бежецкого районного отдела НКВД Черепанов вызвал на допрос из села Глазьева пропагандиста райкома ВКП (б) Елина, и тот показал: "Мне известно, что Несмеянов Софроний Харитонович с 1936 года работает в качестве священника и занимается советской агитацией, направленной против социалистического строительства, например, в июле 1937 года колхозница Серова Анна Ильинична, у которой муж занимался пьянством, пошла к священнику Несмеянову с целью отвлечь своего мужа от пьянства. По приходу Серовой к священнику последний предложил ее мужу самому явиться к нему. Через некоторое время на квартиру к священнику прибыл Серов, у них завязался разговор разные темы. Серов выслушал священника, пообещал вечером зайти и удалился. В этот же день Серов о случившемся сообщил мне. Я ему идти не посоветовал и сообщил об этом в районный отдел НКВД. Из разговора Серовва видно, что Несмеянов приглашал его к себе не случайно, а чтобы втянуть его в свою антисоветскую организацию и заниматься контрреволюционной деятельностью".

На следующий день сотрудник НКВД вызвал для допроса Александру Мельникову - хозяйку дома, где первое время по приезде жил о. Софроний, члена церковного совета и псаломщицу. Она показала:

- Лично мне священник говорил, что колхозы являются основной причиной низкой посещаемости церкви. Если бы не было колхоза, каждый крестьянин имел бы полную свободу и являлся бы активным посетителем церкви. Колхозы есть организация противобожественная, которая отучает от Церкви, зачастую колхозник изъявляет желание идти в церковь, а его наряжают на работу.

- Что вы можете сказать о разговорах Несмеянова о сталинской конституции? - спросил следователь.