РЕФОРМАЦИЯ И КОНТРРЕФОРМАЦИЯ

В ЕВРОПЕ.

Из Германии Реформация распространилась на некоторые соседние страны: в Скандинавию, Англию, Швейцарию. Многих сторонников ее появилось во Франции, Польше и Венгрии. Полного торжества она достигла в скандинавских странах – Дании, Швеции и Норвегии, где лютеранство стало государственной религией[81]. В Швейцарии возникли новые реформационные течения, также распространившиеся в других странах. Рассмотрим этот процесс подробнее.

Но сначала отметим, что, как и многие явления в истории, возникновение Реформации нельзя связывать исключительно с конкретной датой и с действиями одного лидера. Уже с Хlll-ХlV вв. в католической церкви начались изменения, по сути готовившие Реформацию. Это – и новая религиозность в монастырях (индивидуализация молитв и быта), и повышение роли личности в городах. Накопление социальных изменений обострили отрицательное отношение к духовенству, хотя в ХlV-ХV вв. блудили и роскошествовали клирики не меньше, чем в ХVl в.

Сказалась и деятельность гуманистов. По сути, до них никто Библию внимательно не изучал и толком не знал. Лишь они начали текстологический анализ Писания, а затем к этому обратились Эразм, Томас Мор, Лютер и другие. В этих условиях прежние идеи еретиков – возвратиться к раннехристианской чистоте – уже не удовлетворяли общественность. То есть, Реформация – это не всякая оппозиция католической церкви, а создание новой христианской церковной организации[82].

НАЧАЛО РЕФОРМАЦИИ В ШВЕЙЦАРИИ. УЛЬРИХ ЦВИНГЛИ. Швейцарский союз, вспомним, стал формироваться в конце Хlll в. и первоначально состоял из трех кантонов (общин): Ури, Швица и Уинтервальдена. Затем, в ХlV в. к ним присоединились кантоны Люцерна, Цюрих и Берн. В длительной борьбе с немецкими, итальянскими и французскими феодалами союз швейцарских кантонов отстоял свою независимость. В результате сложилось федеративное государство. Постоянных центральных органов власти не было. Общие, наиболее важные вопросы решались на общесоюзных съездах полномочными депутатами от кантонов. В ХV в. в Швейцарский союз вошло еще несколько кантонов.

В экономическом отношении Швейцария делилась на города с развитой промышленностью и торговлей – Цюрих, Берн, Женева, и на кантоны аграрные, так называемые "лесные". Особенность Швейцарии – наличие значительного слоя свободных крестьян, предки которых никогда не испытывали личной зависимости. В некоторых городах у власти находился патрициат (Берн), в других – более широкие бюргерско-плебейские массы (Цюрих).

Деревенское население Швейцарии испытывало земельный голод. Недостаток земли в гористой местности вынуждал младших сыновей крестьян наниматься к соседним монархам на военную службу. Швейцарские наемники считались самыми храбрыми в европейских армиях. Швейцарская пехота славилась своей стойкостью. Швейцарцев можно было встретить в отборных войсках папы (там они несут охрану и теперь), французского короля, германского императора и отдельных феодалов.

Наемничество превратилось в национальное бедствие страны. Подобно тому, как из политически раздробленной Германии папа мог бесконтрольно высасывать золото и серебро, из децентрализованной Швейцарии тот же папа и католические государи высасывали ее живую силу, цвет народа – молодых мужчин. Ежегодно в чужие страны уходило до 60 тыс. молодых швейцарцев. Каждый кантон заключал контракт на вербовку своих сограждан. Эта торговля кровью соотечественников была выгодна общинам и, особенно, магистратам, членам правления кантона. За поставку наемников они получали сумму, распределявшуюся частично между членами общины, а в большей мере между членами магистрата.

Швейцарские города, возникшие у горных перевалов на торговых путях, связанных с Германией и Францией, разбогатели на посреднической торговле, и, с ее помощью развили собственную промышленность. Такие города, естественно, были заинтересованы в более прочном объединении страны и прекращении утечки из нее здорового самостоятельного населения. Они желали использовать людской и военный потенциал деревенских кантонов в своих интересах. Кроме того, наемничество разрушало патриархальные нравы трудолюбия и героизма в борьбе за свободу. Поколения отвыкали от труда, мирных занятий, отказывались от семейных очагов и возвращались развращенными, продажными, корыстолюбивыми. Существовавшая католическая церковь от этого не защищала, ибо сама была подвержена тем же порокам.

Поскольку основными вербовщиками швейцарских наемников были католические государи, бюргерство предпочитало иметь в стране такую религию, которая бы оторвала ее от католического мира. Начавшаяся в Германии Реформация как раз отвечала этим устремлениям. Тем более что бюргеры, как и в Германии, желали дешевой церкви и укрепления политического единства, которому противостояли лесные кантоны с сильным духовенством в них.

Возглавил Реформацию в Швейцарии Ульрих Цвингли(1484-1531). Он происходил из зажиточной семьи крестьян-горцев, владевшей многими лугами и стадами. Способный к наукам, он получил отличное по тому времени образование в Базельском университете и сделался ярым сторонником гуманизма. Еще задолго до того, как он стал реформатором, Цвингли был известен как гуманист и крупный знаток древностей. Участвуя полковым священником в итальянских походах, он увидел весь вред наемничества.

Будучи священником в Цюрихе, он примерно в то же время, что и Лютер, в 1519 г., в возрасте 35 лет, выступил с проповедями против индульгенций, католической обрядности, постов и обетов безбрачия для духовенства, идолопоклонства (почитания икон и мощей), церковного и монастырского землевладения, громоздскости иерархического церковного аппарата. Эти религиозно-догматические принципы Цвингли совпали с проповедями Лютера. Но, в отличие от своего немецкого коллеги, он не прошел через мучительную душевную борьбу, а пришел к этим выводам путем тщательного изучения Писания. В противоположность Лютеру он был рациональнее, обряды считал лишь символами, а искреннюю веру – совместимой с разумом. И полемику с заносчивым Лютером вел спокойно, рассудительно. А когда Цвингли был убит, Лютер, который до того посылал дружеские послания умиравшему и всеми покинутому Тецелю, не удержался и злорадно выразил сожаление, что католики не истребили окончательно заблудших цвинглианцев.

Спокойный, добродушный Цвингли был счастлив в личной жизни. В 30-летнем возрасте он узаконил уже существовавшую связь с 40-летней бывшей красавицей из цюрихского патрициата, имевшей уже троих детей. Цвингли всего скромно питался и одевался, помогал страждущим. Приютил Гуттена, за что поссорился с Эразмом.

В отличие от Лютера он не сжигал папскую буллу и не подвергался опасностям. И если Лютер на первое место ставил исправление догмы, Цвингли считал главным нравственное возрождение общества, улучшение форм жизни, а исправление догмы считал лишь частью этой, более общей задачи. То есть он пошел дальше Лютера, что отразило интересы более развитого и самостоятельного швейцарского бюргерства. Структуру новой церкви Цвингли понимал по республикански, то есть она создавалась на более демократической основе, тогда как в Германии попала под власть князей. Лютер отрицал необходимость социального освобождения, у Цвингли же человеческая сущность не отделялась от социальной. В целом, в реформации Цвингли занимал промежуточное положение между Лютером и Мюнцером.

Цюрих принял учение Цвингли. Сначала под влиянием его проповедей городские власти запретили продажу индульгенций. Затем монастырское имущество было подвергнуто секуляризации. В отличие от Германии, где большинство монастырей с их обширными землями было захвачено феодалами, сторонники Цвингли использовали их под приюты для бедных, больницы, школы. Значительная часть монастырских доходов была отдана на оплату проповедников, учителей, врачей. Такое решение проблемы монастырей могло осуществиться там, где феодалы не имели серьезного влияния, а бюргерство представляло силу. В Цюрихском кантоне положение было именно таким. Затем власти города отменили мессу, почитание икон, безбрачие духовенства, причащение под обоими видами, что в свое время требовал Ян Гус.

Эти реформы были начаты в Цюрихе в 1522 г. и продлились до 1531 г. Поскольку реформы осуществлялись городскими магистратами, постольку церковь оказалась в подчинении светских властей, а их решения – обязательными для всех граждан. Противники реформ из патрициата и дворян не смогли организовать сопротивление. Начались реформы с отмены запрета есть мясо в пост, ибо об этом ничего не сказано в Писании. Затем монахам разрешили вступать в брак, ибо Бог семью не запретил. Хотя монастыри закрыли, старым монахам разрешили там доживать, а молодых отправляли учиться какому-либо ремеслу или разрешали заниматься науками. В течение 1524-1529 гг. Цвингли перевел Библию.

В окрестностях Цюриха среди городских низов распространился анабаптизм. В движение пришли и крестьяне. Руководимые анабаптистами, они отказывались платить церковную десятину и другие подати. Когда началось восстание в соседней Швабии, поднялись и швейцарские крестьяне, вступившие в контакт с немецкими. Совет Цюриха рассматривал требования крестьян кантона, весьма сходные с умеренными немецкими "12 статьями" и часть их удовлетворил: отменил личную зависимость, малую десятину и другие повинности. Но с разгромом Крестьянской войны ряд сделанных крестьянам уступок был отменен, а вожди выступлений подвергнуты репрессиям. Цвингли, как и Лютер, не сочувствовал крестьянам, но и не занял такой враждебной к ним позиции.

К реформации Цвингли присоединились некоторые другие кантоны, в частности, Берн. Чтобы распространить Реформацию на всю страну, Цвингли решил насильственно приобщить к ней лесные кантоны и началась война. Первоначально Цюрих одерживал победы, но в 1531 г. сельские кантоны нанесли войскам Цвингли поражение, причем сам реформатор пал в бою. Впрочем, многие считают, что это католики втянули Цвингли в войну, чтобы предотвратить распространение его учения. Первая война началась 1529 г. и закончилась перемирием. Но затем Цюрих выступил с инициативой новой войны. В самой битве Цвингли не участвовал, но находился среди солдат и воодушевлял их. Когда он наклонился к раненному, брошенный кем-то камень пробил ему шлем, затем его ранили копьем и Цвингли остался лежать на поле боя, где ночью его добили мародеры из католической армии. Посмертно он был осужден, четвертован, смешан с пеплом свиней и прах его развеян по ветру. Было Цвингли тогда 48 лет. Победив, лесные кантоны возложили на города контрибуцию и добились их невмешательства в их "иностранную политику", то есть в продажу наемников. На этом реформация Цвингли оборвалась, но само реформационное движение в стране не прекратилось.

КАЛЬВИНИЗМ.Дальнейшая реформа церкви в Швейцарии была связана с именем француза Жана Кальвина(1509-1564). Дед его был простым бочаром. Отец пробился в епископские секретари и фискальные прокуроры. Мать рано умерла, а деспотичный отец мало занимался детьми, хотя и заботился об их будущем. Кроме Жана в их семье было еще 3 сына и 2 дочери. Жили бедно, но отец использовал связи среди местных дворян и выкручивался. В школе Жан был лучшим, и одно богатое семейство взяло его в домашние учителя. Там он усвоил аристократические манеры, а затем с детьми своего покровителя переехал в Париж для продолжения учебы и поселился у дяди – слесаря. Вновь стал лучшим учеником в коллеже, но однокашники недолюбливали его за нелюдимость, нетерпимость и морализаторство. Отличался истовой религиозностью. Затем учился в Бурже у итальянского юриста. Уже тогда, помимо старательности, отличался великолепной памятью: до глубокой ночи записывал то, что услышал от своего учителя днем. После смерти отца бросает юриспруденцию и обращается к теологии. Как гебраист, участвует в переводе Библии на французский язык. После начала Реформации в Германии становится сторонником Лютера, готовит речь с "оправданием верой" для своего друга, избранного в 1533 г. в ректоры Сорбонны и вместе с ним после ее прочтения вынужден был бежать, несмотря на заступничество Маргариты Наваррской. Отправляется под вымышленным именем на юг Франции, затем в Базель, где и пишет свое знаменитое "Наставление в христианской вере". В отличие от Лютера Кальвин не служил в церкви, не изучал всесторонне католичество и поэтому, не будучи тесно связанным с догматикой, был радикальнее своего знаменитого предшественника.

К лютеровскому положению "человек спасается верой" Кальвин добавил свое, что в жизни всё определено Богом. Бог определил, кому в жизни преуспеть, кому погибать, причем без учета заслуг и грехов, по своей прихоти. Все люди в мире, по Кальвину, разделены на 2 категории – людей "избранных Богом" и людей "отвергнутых" им. Бог, таким образом, уподобился грозному року, суровому судье людей. Ничто не может спасти человека, даже молитвы. Всё – в руках Бога. Получилось, что не Бог для людей, как у Лютера, а люди для Бога. Бог у Кальвина – злой деспот[83]. В отличие от эмоционального Лютера, что отразилось и на его учении, концепция Кальвина была результатом логических и рациональных размышлений.

Кальвинизм сложился в условиях усиления роли низов во Франции. Кальвин стремился отстоять чистоту христианского учения и культа. Поэтому он против отрыва Евангелия от Ветхого Завета, что делали Эразм и Лютер. Писание надо принимать в целом, подчеркивает Кальвин. Он против отрицания "мирским сознанием ненужных для набожности «иудейских церемоний»"[84]. Но к самому Эразму Кальвин относился уважительно, хотя и считал еретиком.

Поначалу Кальвин был близок гуманистам, но пришел к выводу, что главное – смирение, гуманистическая же гордыня греховна. Он считает, что разум человеческий абсолютно непригоден и для познания, и для обуздания человеческих страстей. Гордыня – мать всех пороков, а любопытство – их кормилица. Гуманизм задает теологии слишком много вопросов. Лучше – невежество верующего, чем дерзость мудрствующего. Так вместо "свободы воли" появляется "божественное предопределение".

Вообще-то первым идею о божественном предопределении высказал более чем за 1000 лет до Кальвина Августин Блаженный, еще в V в. (человек в своей жизни осуществляет божественный промысел). Но, по Августину, о божественном предопределении можно узнать по добрым и злым делам. У Кальвина же узнать о Божьем промысле невозможно[85].

Человек у Кальвина существует только для прославления Бога, который одних для возвеличения своего милосердия предопределяет к спасению, других, для возвеличение своей справедливости – к проклятию. Но спасение, в отличие от Лютера, не зависит только от веры. Истинно верующий – лишь тот, кто избран. При этом Бог не обращает внимания на заслуги и избирает для спасения или осуждения, руководствуясь только своей, непостижимой для людей, вечной и неизведанной своей волей. Осужденных он даже толкает к злу. Дьявол, который творит зло только с дозволения Бога, может мучить и избранных, но не может их победить. Только для избранного имеет значение молитва, вера, страх Божий. Для отвергнутого спасение невозможно. Но, чтобы у осужденного не отнимали надежду, и он не давал выход всем своим страстям и порокам – каждый должен верить в свое спасение. "Человек падает, потому что так поставлено свыше, но грешит он по своей воле".

Узнать свою судьбу можно, по Кальвину, только в труде. Один из его последователей писал: "Если Бог указал путь, на котором вы без вреда для души вашей или для других законным путем можете зарабатывать больше, чем на другом пути, и вы это отвергнете и изберете менее доходный путь, тогда вы вычеркнете одну из целей вашего призвания, вы отказываетесь быть приказчиком Бога и принимать его дары, чтобы иметь возможность употребить их для него, если он того захочет. Конечно, не в целях плотского довольствия или греха, но для Бога вы должны выработать, чтобы разбогатеть". Такие наставления вполне отвечали интересам возникавшей буржуазии. Во-первых, отрицались феодальные, цеховые и прочие привилегии и перегородки: каждый может испытать счастье, ибо неизвестно, кто избранник Божий. Во-вторых, такие представления избавляли деловых людей от страхов перед неизведанным. Например, купца, отправлявшегося за товаром в другие, особенно дальние страны, ожидали всяческие лишения и опасности. Религия Кальвина избавляла от страхов. Чтобы не случилось – на все воля Божия и надо, презрев неудачи, вновь и вновь браться за дело. Кальвинисты также призывали к ограничению многочисленных церковных праздников, к увеличению рабочих дней.

Кальвин разработал строгую церковную организацию. В его церкви имелись выборные пасторы-проповедники и выборные старшины из мирян, осуществлявшие контроль над церковью. В самой церкви была введена суровая дисциплина. Так, если в лютеранской церкви хозяином был князь, то в кальвинистской – буржуа.

В возрасте 27 лет приехав в Женеву, Кальвин возглавил местную протестантскую церковь. Но попытка установить там придуманные им порядки привела к конфликту с большинством жителей. Он был изгнан и уехал в Страсбург, где женился на вдове своего сторонника – немке с приданным из троих детей, но тихой, кроткой, хорошей хозяйкой, к которой сильно привязался. Но вскоре женевцы вернули Кальвина и подчинились ему.

До Кальвина Женева была своеобразным городом. В ее жителях сочетались французская легкость, немецкое трудолюбие и любовь к порядку, итальянский художественный вкус юмор. Женевец – деятельный и пунктуальный в делах, веселый, остроумный, гостеприимный, любил и ценил жизненные удовольствия и красоту, что всегда привлекало приезжих. Ценилось здесь и образование. Если в соседнем Берне до Реформации не было ни одной типографии, то в Женеве их работало несколько. Но благостность, зажиточность, любовь к роскоши пагубно отражались на нравах горожан: разврат, азартные игры вели к разорению многих почтенных семейств.

Возможно, поэтому Женева в конце концов и приняла Кальвина – этого сурового фанатика, который ввел смертную казнь в ветхозаветных традициях – за богохульство, антигосударственную деятельность, за удар отца, за супружескую неверность, за ереси[86]. За 1542-1546 гг. было вынесено 58 смертных приговоров. На допросах, как и в классическом средневековье, допускались пытки вплоть до признаний; детей заставляли свидетельствовать против родителей. Появился своеобразный протестантский инквизиционный трибунал. За случайную улыбку во время проповеди, слишком нарядный костюм, завитые волосы отправляли под трибунал, наказывавший от наложения штрафа до церковного отлучения. Посещение проповедей стало обязательным. Заболевший был обязан в течение первых трех суток вызвать пастора. О всяких неприличных выражениях многочисленные шпионы доносили властям для последующего наказания. Извозчик, в сердцах обругавший свою кобылу, мог угодить в тюрьму. Вводились ограничения количества блюд в богатых домах, в фасоны костюмов. Однажды трех кожевенников на три дня заключили на хлеб и воду за то, что за завтраком они съели 3 дюжины пирожков. Исчезли театральные представления, игры, трактиры. Вместо них – духовные казино, где не сумевшие побороть в себе потребность в общении могли проводить досуг под надзором хозяина – государственного чиновника, следившего, чтобы за стол не садились без молитвы, а за каждое нарушение следовал донос. Один французский эмигрант восхищался строгим религиозным порядком в Женеве: "Что за счастье пользоваться такой чудной свободой!" (после притеснений в католических странах). "Хороша свобода, – возразила его собеседница. – Прежде нас заставляли ходить к обедне, а теперь принуждают слушать проповедь…" Этот диалог был зафиксирован в судебном протоколе, ибо даму за такой ответ привлекли к суду консистории. По настоянию Кальвина пасторы, посещавшие по вечерам своих прихожан, были обязаны заглядывать на кухни и, если обнаруживали там грязную посуду, то наутро с амвона должны были прилюдно стыдить нерях.

На всем этом – налет личных качеств Кальвина. Жена Иветта родила ему троих детей, которые, однако, вскоре умерли, и он покорно принял это: "Бог дал, Бог взял". Но последовавшую затем смерть жены сильно переживал. Сам он работал – писал и читал проповеди – очень много. Великолепная память позволяла ему, прервавшись на несколько часов, продолжать работу на прерванном месте. Не нуждался в справках – все помнил. Несмотря на сложные тексты, язык у Кальвина – яркий, четкий, остроумный. Французские перевод его "Наставлений" стал образцовым памятником прозы на этом языке, как и лютеровский перевод Библии на немецкий. Но напряженный труд уже в 40 лет сделал его выглядевшим как старик. И умер он от кровохаркания, начавшегося во время лекции.

К красотам природы, к поэзии и искусству был нечувствителен. На землю смотрел как на юдоль скорби и плача, на земную жизнь – как на подготовку к загробной, то есть в этом ничем не отличался от раннехристианских аскетов, в противоположность более терпимому Лютера. Был против благосостояния: "Народ надо держать в бедности, иначе он перестанет быть покорным". При нем Женева утратила свое прежнее торговое и промышленное значение.

Таков был итог поисков растерявшихся перед резким изменением жизненного уклада, принесенным капитализмом, женевских бюргеров, которым не хватало сильного лидера. Кальвин повел себя как духовный диктатор и проявлял исключительную нетерпимость по отношению к тем, кто думал или верил иначе. Светские науки не признавал. Гуманистов причислял к духовным растлителям за пропагандируемое ими свободомыслие и ехидничал, удалось ли гуманистам организовать хоть одну церковь хотя бы в одной деревушке. Постепенно он уверился в своей непогрешимости. Противников своего учения объявил врагами божественной истины, еретиками и подвергал арестам, казням или изгнанию. Так, по его приказанию был казнен испанец Мигель Сервет, известный догадкой о наличии у человека малого круга кровообращения и первый сообщивший о несправедливости в названии Нового Света. Он имел неосторожность критически высказаться о кальвинизме и, когда оказался проездом в Женеве, был арестован и сожжен как еретик. Позднее преследованиям в Женеве подвергался и известный итальянский ученый Джордано Бруно, который написал: "Если кто от какой угодно веры перейдет к этой, то сделается из щедрого – скупым, из кроткого – дерзким, из скромного – гордым, из дающего свое – похитителем чужого, из доброго – лицемерным, из простого – злобным…, из плохого – самым худшим".

В итоге – крайности сходятся – как католики, кальвинисты проявляли нетерпимость, требовали беспрекословного подчинения, но не церковному авторитету, а букве закона. Кальвин отрицал монашество, но аскетический идеал католицизма он предъявил всем верующим. "Кальвин широко растворил двери монастырей, но не для того, чтобы все монахи вышли из них, а для того, чтобы загнать туда весь мир", писал Вольтер.

Жестокость и даже одержимость Кальвина, в значительной степени определялась и общим состоянием религиозности тогдашней Европы, в которой кальвинисты поначалу выглядели сектой в католическом мире, изгоями, вынужденными заботиться о себе доступными и принятыми способами. Так как они стояли вне средневековых корпораций, общин и цехов с их традициями и взаимопомощью, они и были сектой, крепкой своей сплоченностью. В этом они сопоставимы с русскими старообрядцами или евреями в христианской Европе[87]. То есть, нетерпимость протестантов, помимо личных качеств их лидеров, была связана с нравами в обществе, с типично средневековыми традициями религиозной нетерпимости[88]. Говорили, что Кальвин превратил Женеву во второй Рим, но не католический, а протестантский – создал там теократическое государство.

Кальвинизм способствовал сплочению буржуазии там, где она уже играла значительную роль: в Голландии, Англии. Но он распространился среди дворянства и даже аристократии Франции, Шотландии, Венгрии. Дворянство использовало его для борьбы против укрепления центральной власти. Это свидетельствует, что кальвинизм не обязательно вызывался капиталистическим развитием. Но он способствовал распространению новой трудовой этики, основанной на постулате, что труд и основанное на нем индивидуальное преуспевание угодно Богу.

Но нельзя забывать и о другой стороне кальвинизма – его антигуманности. Ведь Кальвин вместо культа человека предлагал смирение, вместо разума – иррационализм, вместо свободы воли – предопределение. Кальвин отрицал возможность познания Бога, природы и человека, настаивая на несовершенстве разума как инструмента познания. Грехом гуманизма он считал не только его отстраненность от религии, но и критическое изучение Библии, порождавшее недостаток христианского рвения, гордыню ученых, превративших христианство из религии в философию. Он осудил гуманизм в целом как тип мышления и предпочитал истребить все науки, раз они принесли сомнение, гордыню и тотальный критицизм[89].

***

Лютеране и кальвинисты между собой не ладили, считая иное учение ересью. Показательно, что гонения на новую астрономию, на учение Коперника и его последователей первыми начали даже не католики, а лютеране. А такая мера, как предпринятая в протестантских странах ликвидация монашества, была к выгоде и феодалов, и буржуазии, ибо лишала угнетенных возможности устроить себе жизнь, уйдя в монастырь. И немецкие крестьяне, например, могли утешаться лишь чтением Лютеровской Библии и сознанием того, что из их среды вышел церковный реформатор европейского масштаба.

Протестантизм стал ответом общества на происходившие изменения, на рост влияния третьего сословия, особенно предпринимательских и финансовых слоев – буржуазии. Он дал людям религиозную санкцию на использование каждым плодов своего труда[90]. Но представления о мире, ментальность, индивидуальная и коллективная оставались средневековыми. Протестантизм, писал А.Ф. Лосев, это попытка преодолеть старые святыни новыми, "которые тоже претендовали на абсолютизацию человеческой личности и на несколько веков задержали эмансипацию западного человека от средневековой мифологии. Это – пример беспомощности в преодолении средневековья"[91]. Иными словами, Реформация демонстрирует, что общество еще не преодолело в себе прошлое.

Лишь небольшой, тонкий слой образованных людей – гуманистов сумел преодолеть средневековое мировоззрение. Но это потребовало не только знаний, но и широты взглядов, что было доступно лишь немногим. Реформация и стала объединением большинства против меньшинства[92]. Ренессансная интеллигенция хотела властвовать лишь над умами людей, реформаторы же пытались добавить к этому власть над самими людьми. Истина гуманизма – всесторонне развитый человек, но истина слишком многогранна, неопределенна (должно быть так, но, возможно и иное толкование). Поэтому погибать за свои идеи гуманисты не собирались. В отличие от Лютера, они хоть и "стояли на том", но могли и несколько иначе. Реформаторы же, по крайней мере, наиболее искренние, готовы были идти за свою идею и на костер, и отправлять на него других. Ибо их идея – четкая, однозначная. Реформаторы, в отличие от гуманистов, вновь выводили на первый план авторитарное учение и лидера.

Для гуманистов главное – поиски истины в сложном, многогранном мире. Для реформаторов главное – найти основное звено, с помощью которого можно изменить мир по их разумению. То есть, в отличие от гуманизма, Реформация была рассчитана на социально-политическую реализацию. Поэтому, в условиях становления нового общества она нашла больше сторонников, чем гуманизм, оставшийся элитарным учением эрудитов. Основная масса людей оставалась религиозной, и реформационные учения им были ближе, понятнее.

Политическая актуальность Реформации определялась и стремлением ряда правящих элит выйти из-под контроля Рима в условиях укрепления национальных государств.

КАТОЛИЧЕСКАЯ РЕАКЦИЯ. Реформация нанесла католической церкви существенный урон. Во-первых, из-под ее лона вышли целые страны: Швейцария, часть германских княжеств, Голландия, Англия, Шотландия, Скандинавия. Во-вторых, Лютер, Кальвин, Цвингли и другие реформаторы подорвали веру в папу, в авторитет Рима. Вековые каноны и догматы католической церкви были взяты под сомнение.

Все это означало удар и по духовному престижу католическом церкви, и по ее материальной базе. Но этот удар еще вовсе не означал крах католицизма. Он сохранил за собой такие страны, как Италию, Францию, Испанию, Австрию, Польшу и некоторые другие. Феодалы этих стран смотрели на католицизм как вернейшее идеологическое средство воздействия на невежественные эксплуатируемые массы.

Католическая церковь, однако, не смирилась с создавшимся положением и нашла в себе силы не только отстоять свое влияние, но и попытаться отвоевать потерянные позиции. С этой целью была признана необходимость перестройки церкви в направлении приспособления ее к новым условиям. Признавалась и необходимость духовного очищения, чтобы выбить у протестантов почву для критики. Для решения насущных проблем был созван церковный собор в Триденте (Тироль).

Тридентский собор, созванный в 1545 г. в североитальянском городке Тренто (лат. – Тридент) и заседавший с перерывами до 1563 г., провел ряд мероприятий, направленных против протестантизма и в интересах укрепления католичества. Эти мероприятия сводились к следующему:

· Протестантизм признавался ересью и для борьбы с ним в Риме был создан специальный инквизиционный трибунал.

· Была объявлена цензура над печатью. Все книги протестантов и даже научные труды, противоречившие церковному учению, подлежали уничтожению. По приказу Карла V в 1546 г. был составлен первый список запрещенных книг, а в 1559 г. папа Павел Vl распорядился составить первый "Индекс запрещенных книг"[93].

· Подтверждалась непогрешимость папы и его высший авторитет в делах веры.

· Подтверждались все догматы и обряды: целибат духовенства, монашество, иконопочитание и прочее, отвергнутое протестантами.

· С целью ликвидации невежества духовенства, чтобы сделать его способным бороться с протестантами, были открыты школы и семинарии для подготовки грамотных священников[94].

Параллельно усилилась и работа с верующими, их запугивание. Активно использовалось церковное проклятие, оглашавшееся публично и имевшее целью поставить вероотступника вне закона. Такому проклятию, как отмечалось, был подвергнут Лютер. Формула проклятия была выработана еще в Хlll в., когда началась активная борьба с возникавшими ересями. Но теперь эта форма борьбы за паству особо распространилась. В торжественной обстановке с амвона провозглашалось: "Во имя Отца, и Сына, и Святого духа, пресвятой девы Марии, Иоанна Крестителя, Петра и Павла и всех святых, предаем анафеме, и отлучаем от святого причастия… [такого то], восставшего против нас. Да постигнет его проклятие наше в его доме, житнице, постели поле, дороге, городе, замке. Да будет он проклят в сражении, в молитве, в разговоре, в молчании, в еде, в питье, во сне. Да будут прокляты все его чувства: зрение, слух, обоняние, вкус, и всё его тело от темени до подошвы ног. Взываю к Сатане со всеми его ангелами, да не примут они покоя, пока не доведут этого грешника до вечного стыда, пока не погубит его вода или не истребит огонь. Да осиротеют его дети, да овдовеет его жена. Предписываю тебе, Сатана, со всеми твоими ангелами, чтобы, как я гашу теперь эти светильники, так и ты погасил свет его очей. Да будет так, да будет так. Аминь, Аминь!". Произнося это, проклинающий гасил находившиеся в его руках 2 свечи и этим выразительным жестом оканчивалось проклятие. Проклятый мог быть подвергнут унижениям, убит, или просто, по воле случая, потерпеть какую-либо беду, и всё это воспринималось как следствие проклятия. На верующих это производило, несомненно, сильное впечатление.

Учитывая веяние времени, католическое духовенство стало больше внимания уделять и индивидуальной работе: исповедям, причастию, интимной проповеди, что отразило общий рост индивидуального сознания в обществе.

В научной литературе выделяется два направления действия католической церкви: католическая реакция как борьба с протестантами и контрреформация – как внутренние реформы в самой католической церкви. Оба эти явления развивались параллельно.

Борьба протестантских и католической церквей вызвало усиление такого проявления средневекового мракобесия, как охота на ведьм. Гонения на них были и раньше, но резко усилились с начала Реформации.

В крестьянском мире магией пользовался каждый, колдуны и колдуньи, даже если они и внушали страх, воспринимались как жизненно необходимые для благополучия деревни. А так как сельское население в средние века было наиболее многочисленным, эти традиции крестьянской жизни и крестьянского мышления в той или иной мере воспринимались и другими слоями общества[95]. Нередко, правда, колдунов и колдуний подвергали гонениям, но чаще всего это были спонтанные (самопроизвольные) расправы, самосуд. Церковь долгое время не столько боролась с колдовством, сколько осуждала веру в него, считая суеверием, противоречившим христианству, ибо чудеса и прочие таинства – во власти Бога.

Такой подход основывался на восприятии средневековым человеком земного и потустороннего мира в единстве, что хорошо отражала средневековая живопись. Поэтому разница между языческим суеверием и христианской верой в дьявола и его пакости была непринципиальной, незаметной не только для простого, мало- или вообще неграмотного обывателя, но и для образованного христианина.

С усилением еретических движений церковь стала пристальнее следить за колдунами и ведьмами как внецерковными силами. Уже с Хlll в. нищенствующие ордена, особенно доминиканцы, требовали борьбы с ведьмами не как с пережитками язычества, а как с ересью. С 1326 г. ведьмам и колдунам, согласно папскому указу, стали полагаться те же наказания, что и еретикам. В те же годы распространились и идеи заговора прокаженных, якобы травивших колодцы. В этом же обвиняли евреев. "Черная смерть" 1348 г. обострила идею заговора и усилила инквизиционные процессы. Власти стали поощрять и провоцировать поиски внутренних врагов. Прокаженных изолировали, евреев в ХlV-ХV вв. изгоняли из многих западноевропейских стран. Но напряженность в обществе, в связи с кризисными явлениями в феодализме, нарастала и в качестве "козлов отпущения" остались собственные маргиналы. В начале ХV в. возобладала точка зрения теологов и тех юристов, которые считали, что человек способен заключать договор с дьяволом и служить ему, получая от дьявола поддержку. К концу ХV в. сложилось представление о шабаше ведьм – особом ритуале их встреч с дьяволом. В основе этого представления – народный культ, вера в возможность человека в экстазе превращаться в животного, посещать потусторонний мир, влиять на других людей.

Определенную роль в обострении враждебности к ведьмам сыграли падение Константинополя, а, затем, географические открытия. Они не только расширили кругозор европейцев, но и сбивали с толку малообразованных: мир становился сложнее, чем представлялся ранее, христиан – мало, а где нехристи – там и дьявол. То есть в руках дьявола – огромный мир и огромные силы. И христианам стало страшно – дьявол и его козни стали видеться повсюду. Поэтому, хотя идею сговора ведьм с Сатаной, идею плотских сношений с ним на шабаше ведьм, миф о наличии у дьявола как бы своей антицеркви и создали инквизиторы, использовав народные поверья и женскую истерию, без поддержки широких народных слоев массовые гонения на ведьм были бы невозможны[96].