НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И МИРОВОЗЗРЕНИЯ СЕЛЬСКИХ ЖИТЕЛЕЙ. 1 глава

Как следует из приведенных материалов, быт крестьян определялся, прежде всего, их экономическими возможностями, а также характером среды обитания. Этнические традиции в материальной стороне повседневной жизни (жилища, хозяйственные постройки, инвентарь) играли, по-видимому, второстепенную роль и проявлялись в строительной технике, в деталях планировки и оформления помещений и усадеб, наборе и внешнем виде утвари, в одежде, то есть в том, что не было напрямую связано с функциональным назначением постройки или вещи. Исключением здесь является, пожалуй, традиции взаиморасположения жилищ и хозяйственных построек, которые, однако, различались и в рамках одного этноса, чаще опять таки из-за различных природных условий. Например, длинные дома северных германцев и отдельно стоявшие хозяйственные постройки на юге Германии. То же относится к традиции углубленных жилищ у славян, характерных, прежде всего для степей и лесостепей.

Каких-либо значительных этнических различий в уровне раннесредневековой материальной культуры славян и германцев, как было показано, не существовало. А те, что имели место, были связаны или с природными условиями (строительная техника и технология), или с влиянием достижений Древнего Рима (некоторые виды пахотных орудий, косы), или с социальными системами, формой общинного устройства (пóзднее появление крестьянских усадеб у славян).

Глава I. БЫТ И РЕЛИГИОЗНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ

ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОГО СЕЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ.

Археология, пожалуй, единственная наука, способная представить хотя бы общие черты повседневной жизни людей дописьменной эпохи. Памятники материальной культуры имеют первостепенное значение и для познания быта средневекового крестьянства, мало затронутого письменной культурой. К сожалению, данных по этому сюжету все еще недостаточно и мы можем рассматривать его пока лишь фрагментарно.

ДЕМОГРАФИЯ. Показателем качества жизни всегда была ее продолжительность. Во второй половине I тыс. модальная продолжительность жизни у восточных славян составляла 36,5 лет. Примерно те же данные - у балтов и финно-угров. Женский возраст был обычно на четверть ниже мужского, прежде всего, вероятно, из-за большой смертности при родах [410,с.218][240]. В эпоху древнерусских княжеств, по данным украинских исследователей, сельское население Подесенья и Среднего Поднепровья жило в среднем около 38 лет (мужчины - 40,9 лет, женщины - 35,8 лет). В Среднем Побужье средний возраст сельских жителей составлял 36,75 лет (мужчины - 37,3 года, женщины -36,2 года)[241]. При этом средний рост сельских жителей составил 157-167 см (мужчины) и около 157 см (женщины). Горожане были обычно выше на 3-5 см [82; 239,с.60]. Интересно, что по подсчетам А.В.Дулова, средняя продолжительность жизни в княжеских родах Северной Руси составляла в ХIII-середине ХIV в. 27,2 года, во второй половине ХIV-ХV вв. - 31,5 года [104,с.149]. Отсюда - модальная продолжительность жизни князей доходила до 42-45 лет.

ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ. Интерьер жилищ. Выше, в разделе III речь шла о крестьянском жилище, его устройстве. Отмечалась распространение так называемых летних кухонь - печей или очагов, расположенных вне жилищ, вероятно, под навесами. Отмечалось также, что избы были курными, а основные элементы убранства в полуземлянках составляли вырезанные в материке останцы, покрытые досками - лавки, полати. Но была, безусловно, мебель и в обычном смысле слова. И хотя эта мебель из-за плохой сохранности дерева на сельских памятниках обычно обнаружить не удается, на ее наличие, по мнению И.П.Русановой и С.И.Пеняка, указывают выявленные в нескольких жилищах в второй половины I тыс. с земляными полами беспорядочно расположенные мелкие ямки, вероятно, следы от ножек столов, табуреток [203,с.198; 251; 294,с.25].

Почти нет прямых свидетельств и об интерьере древнерусского деревенского жилища. Но находки в ранних городах, быт которых еще мало отличался от сельского, и этнографические наблюдения позволяют предположить наличие в сельских избах, прежде всего неподвижных, крепившихся к стенам лавок, нар, полатей. Неподвижными бывали и столы. В качестве табуреток могли использовать и чурбаки толстых бревен; не исключены и переносные лавки. Обычно, как и избы, мебель изготавливалась с помощью топора и руками самих хозяев. Специальных столяров в тогдашней деревне не было [243, с.67-68; 427,с.28]. Возможно, были и сундуки. На их наличие указывали находки врезных замков [318,с.89]. Вообще замки, в том числе наиболее распространенные в Древней Руси цилиндрические висячие пружинные на сельских поселениях редки и распространялись, прежде всего, в городах, а также в феодальных резиденциях сельского типа. Очевидно они - свидетельства пестроты социального и имущественного состава жителей поселений и малочисленность замков в рядовых селищах показательна - косвенно подтверждает простоту и единообразие крестьянской утвари, а также отсутствие имущественных различий.

Освещались жилища, вероятно, лучинами, хотя, в условиях курной избы из-за скоплений сажи это было чрезвычайно пожароопасно [271,с.167,238]. Впрочем, нельзя забывать, что сельский уклад не требует длительных бдений в темное время суток и вообще ночная жизнь не в традициях средневековья.

Питание. Обилие зернотерок, а затем, с последних веков I тыс., ручных мельниц, свидетельствует о распространенности мучной пищи и, прежде всего, конечно, хлеба (предпочитали свежий). На это указывают и летние печи, и этнография. Очевидно, не менее популярными были и каши, хотя приспособления для приготовления крупы - ступы - встречаются редко, так как были деревянными (см. об этом в разделе "Хозяйство"). Из-за различных природных условий в разных регионах преобладали разные виды злаков и, отсюда, разные сорта хлебов и каш. В лесной зоне поначалу преобладал ячмень, с развитием паровой системы - рожь, на юге - пшеница. Просо, овес и гречиха были распространены в меньшей степени, но повсеместно. Из бобовых чаще встречался лучше переносивший заморозки горох. Из льна и конопли, помимо волокон, добывали растительное масло. Большую роль играли различные блюда из репы, относившиеся поначалу, вероятно, к полевым культурам. Об использовании в пищу различных огородных, садовых и лесных культур и говорить не приходится. О мясной пище данных меньше, ибо, как отмечалось, основная масса остеологических материалов приходится на города. Но не подлежит сомнению, что в крестьянской пище преобладали свинина и говядина. Обычны были молоко и молочные продукты. Но, по общему мнению, у крестьян - земледельцев практически всегда растительная пища преобладала над животной. Тем более что с развитием феодального землевладения охота, да и рыбалка становились привилегией господ. Из напитков известны мед, квас, кисель, пиво (с ХII в., как и в Западной Европе - из хмеля). Впрочем, все это - уже вне археологии, так же как и особенности крестьянской кухни, практически для рассматриваемого времени неизвестной [92,с.161-164; 272,с.215-228; 427,с.30-31; 427а,с.142].

Основу кухонной утвари составляли глиняные горшки, многократно проанализированные в археологической литературе. Помимо горшков, использовавшихся и для варки, и для подогрева пищи, и для хранения, и в качестве, очевидно, столовой посуды были и специальные формы: сковороды, миски, кувшины, корчаги для хранения запасов. Разнообразнее была глиняная посуда в городах. Основные формы этой посуды, возникшие в древнерусскую эпоху, существовали и в ХIII-ХV вв. Помимо глиняной, бытовала и посуда из дерева, хотя она, естественно, почти не сохранилась, за исключением остатков деревянных ведер, обычно реконструируемых по железным обручам и ручкам. Безусловно, деревянными были ложки. Из кухонных приборов лучше хранились железные ножи - одна из самых массовых железных находок на поселениях. Впрочем, ножи относятся к универсальным орудиям, применявшимся в разных целях. Среди древнерусской деревенской утвари встречены и ножи со стальной наваркой, и так называемые самозатачивающиеся ножи со стальной сердцевиной, обложенной по бокам железными полосами (так называемые трехслойные). К столовым приборам Я.Жак, а вслед за ним Л.А.Голубева отнесли так называемые железные иглы с подвижными кольцами, которыми, по их мнению, можно было доставать из горшков мясо и дробить кости. Применять их могли на охоте и в походе. Возможно, так и было, но достоверно это мы едва ли узнаем. Такие острия-вилки встречаются и среди городского, и среди сельского инвентаря [27,с.57-58; 240,с.305; 243,с.77-81,123-148; 290; 318,с.89-90; 427.с.30-31; 304].

О состоянии гигиены в деревне известно крайне мало. Многочисленные ямы с бытовыми отбросами (дроблеными костями животных, фрагментами керамики, сломанными вещами), встречающиеся практически на каждом поселении, указывают на обычные формы поддержания чистоты. Нередко для сбора мусора использовались заброшенные хозяйственные или производственные ямы. По мере накопления мусор в таких ямах, вероятно, сжигали, о чем свидетельствуют часто встречавшиеся в них зольные прослойки. После заполнения эти ямы засыпали или забрасывали камнями. Соображениями гигиены можно объяснить встреченную в жилищах подсыпку земляных полов желтым песком или известью, о чем шла речь при описании жилищ. О личной гигиене свидетельствуют, прежде всего, деревянные и костяные гребни, довольно многочисленные на сельских поселениях. Специальных приспособлений для бритья не найдено. Возможно, для этого использовались остро отточенные небольшие ножи [290; 318,с.91].

Одежда и обувь крестьян в археологических материалах отражена крайне слабо из-за плохой сохранности. Известно, что одежда бывала шерстяной; использование льна, шкур и мехов не подлежит сомнению. В.П.Левашова приводит сведения о редких находках вязаных изделий, в частности, шерстяных чулок. Из шерсти же валяли войлок на валенки и мужские шляпы. Основной крестьянской обувью были лапти, но известны кожаные туфли и сапоги (парадные-?). В коллекции ГИМа есть оригинальные лапти с кожаной подошвой. Мало археологических данных и о головных уборах. При раскопках чаще встречаются украшения от так называемых венчиков - своеобразных парадных повязок и накладок, скреплявших распущенные или сплетенные в косы волосы. Теперь общепризнанно, что венчики являлись принадлежностью девичьего наряда, а замужние женщины носили головные уборы, обязательно покрывавшие волосы. Подробно такие венчики исследовала Левашева. Более детальные описания древнерусского костюма содержатся в этнографических трудах [191; 243,с.38-69; 243а; 427,с.28-30].

Значительно лучше в археологических коллекциях представлены украшения древнерусского крестьянского костюма, особенно женского. О нем существует обширная литература, в том числе обобщающие работы, написанные, прежде всего сотрудниками ГИМа Левашевой, В.А.Мальм, Н.Г.Недошивиной, А.В.Успенской, М.В.Фехнер. Поэтому нет необходимости углубляться в данный сюжет. Отметим лишь некоторые его особенности[242]. Распространенным и чаще всего простым, дешевым украшением являлись височные кольца, в большинстве случаев - проволочные. Лишь в ареалах дреговичей, радимичей, вятичей и северян были распространены иные, пластинчатые формы (бусинные, лопастные, лучевые, ромбощитковые). Крепились эти украшения, иногда по несколько штук, по обеим сторонам головы у висков или за волосы, или за головной убор. Как и большинство деревенских украшений, они были бронзовыми, но иногда встречались биллоновые или посеребренные [243а,с.7-54]. Известны случаи, когда небольшие проволочные перстнеобразные височные кольца использовались в качестве мужской серьги (на левом ухе) [291].

Нечасто, но встречались в древнерусской деревне шейные гривны, служившие как женским украшением, так и мужским знаком отличия. Они, вероятно, принадлежали в деревнях кому-либо из семей "младших дружинников" - наиболее богатого и связанного с городской культурой слоя среди сельского населения, или же разбогатевшим и возвысившимся общинникам [297а,с.463].

Самыми многочисленными женскими украшениями были бусы, иногда использовавшиеся как пуговицы, но обычно - в составе ожерелий, часто вместе с подвесками. Самые массовые бусы - стеклянные разных форм, часты сердоликовые, в дреговичских деревнях встречались металлические крупнозерненные. Наиболее подробно изучали стеклянные и каменные бусы Фехнер и Ю.Л.Щапова /243,с.149-224; 426/.

Часто встречались и подвески разных форм. Они, как отмечалось, могли входить в состав ожерелий, но, особенно различные амулеты, носились и отдельно, а также в связке друг с другом. Этот вид украшений, пожалуй, самый "идеологический''. Ибо среди подвесок часты языческие символы: лунницы (особенно у радимичей), круглые подвески (символы солнца), амулеты-обереги, шумящие подвески, особенно бубенчики. И даже не столь уж многочисленные крестики являлись для их владельцев скорее просто украшениями, нежели христианскими символами, ибо находились часто вместе с теми же лунницами. Шумящие подвески, вероятно, были принадлежностью девичьего наряда - символом целомудрия [243а,с.133-148; 307].

В женской и, реже, в мужской одежде применялись бронзовые, медные и железные застежки разных форм [243а,с.149-190].

Нередким украшением были браслеты, обычно бронзовые, биллоновые, серебряные, редко - стеклянные [243а,с.207-252]. Последние считаются нетипичными для рядового сельского населения и их обычно увязывают с пребыванием в местах находок представителей феодальных слоев [318,с.78-80; 343,с.21-25; 372]. Но украинские археологи констатировали широкое распространение стеклянных браслетов на южнорусских селищах ХII-ХIII вв., что, по их мнению, опровергает вышеприведенное суждение [10,с.403].

Часты были у крестьян и перстни. Как и браслеты, они встречались не только в женских, но и в мужских захоронениях [243а,с.253-274; 421, с. 204].

Среди прочих бытовых предметов, частых в древнерусской деревне, следует отметить кресала, точильные бруски, оселки, пряслица, иглы. Изредка попадаются предметы вооружения и снаряжения всадника. Но, по-видимому, их нельзя связывать с обычным крестьянским имуществом [290].

Как видно, крестьянские украшения эпохи древнерусских княжеств были, хотя и не слишком изысканными, но многочисленными, разнообразными и отражали отнюдь не низкий эстетический уровень их носителей. Логично предположить, что таким украшениям соответствовала и одежда. Это, хотя и косвенно, но свидетельствует о вполне приличном - для того времени - уровне жизни в деревне. Очевидно, он был выше, чем позднее, когда началась широкая феодализация крестьян. Материальная культура ХI-ХIV вв. мало отличалась от предшествующего времени [27,с.83; 93,с.16; 283,с.142].

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ КРЕСТЬЯНСКОГО МИРОВОЗЗРЕ­НИЯ. Как известно, повседневная жизнь людей и в древности определялась не только материальными условиями. Под влиянием производственного и социального опыта формировалась система взглядов и отношений людей друг с другом и с окружавшим их миром. Сложность явлений и процессов, происходивших вокруг человека, во всем многообразии не понятая и теперь (да и вообще едва ли познаваемая до конца в принципе), с одной стороны, и свойственное человеческому мышлению стремление к завершенности, четкости понятий и представлений, с другой, вели к формированию упрощенной картины мира. Мировоззрение складывалось не на основе изучения объективных закономерностей развития окружающего мира[243], а исходя из представлений простых, на уровне бытовой практики, об этом мире. Неясное, не имевшее объяснения в обыденном сознании, воспринималось как воздействие иррациональных надчеловеческих, сверхъестественных сил. В сущности, этими силами и были непознанные еще закономерности окружающего мира. Но свойственная древнему человеку (из-за отсутствия серьезного исторического и социального опыта) конкретность мышления персонифицировала эти силы. На этой основе формировались религиозное мировоззрение, а затем и религиозная идеология, постепенно охватившая всю духовную жизнь древнего человека. А так как эпоха раннего средневековья не внесла практически ничего нового в понимание окружающего мира, религиозное миропонимание сохранилось и продолжало влиять на обыденное сознание и повседневную жизнь.

Для понимания характера массового сознания и идеологических представлений большое значение имеет изучение заупокойных культов, погребальных обрядов, определявших систему общественных отношений и религиозных воззрений. Анализ погребального культа восточных славян и средневекового сельского населения региона - особая, важная сама по себе тема. Здесь мы коснемся ее лишь в рамках рассмотрения общего развития религиозных представлений.

В середине и начале второй половины I тыс.н.э. восточнославянское население совершало одиночные захоронения в грунтовых ямах с трупосожжением и, вероятно, с какими-то недолговечными надмогильными конструкциями (из камней, дерева -?). В VI-VII вв. появляется обычай сооружать надмогильные холмы - курганы - при сохранении обычая кремации умерших. В течение VIII-IХ вв. курганы полностью вытеснили грунтовые могилы. Совершалась кремация или на стороне, возможно на постоянном для каждого поселения месте и потом кальцинированные кости помещали в курган, или на месте сооружения насыпи. В обоих случаях погребения находились или у основания насыпи, на материке, или в насыпи, на разной высоте от материка. В конце IХ-Х в. появляется и постепенно распространяется обряд трупоположения. В итоге, в начале XI в. (у вятичей - в начале ХII в.) традиция кремации полностью изживается, хотя огонь продолжает применяться в погребальном ритуале в виде костров, сжигаемых при сооружении насыпей или в виде приносимой со стороны золы. С появлением обряда ингумации к прежней традиции совершения погребения на материке и в насыпи прибавились и захоронения в подкурганных ямах[244]. Первоначально этот обычай возник в южнорусских землях (с XI в.), затем он распространился и у северного лесного населения. Как правило, хоронили в вытянутом положении, на спине, головой в большинстве случаев на запад, реже - на восток[245]. Преобладали одиночные захоронения. С ХII в. обычай захоронений в курганах начинает постепенно изживаться и в ХIII-ХIV вв. (позднее всего на северных окраинах Руси) побеждает канонический христианский погребальный обычай [11,с.410; 24; 27,с.45-46; 54,с.42; 102,с.139-141; 230,с.106; 248; 279; 294,с.26-30; 305; 307; 320,с.10-172; 323; 324; 349,с.94].

Таков, в целом, процесс развития заупокойного культа у раннесредневековых восточных славян и у сельского населения региона в начале П тыс.[246] Какие же изменения в мировоззрении крестьян отразил этот процесс?

Грунтовые захоронения с сожжениями середины и начала второй половины I тыс. были характерны для тогдашнего и более древнего населения рассматриваемой территории, как и для ряда соседних земель и отражали языческие воззрения того времени. Причины появления курганов в VI-VII вв. еще ждут своего объяснения. По мнению Рыбакова, с начала восточнославянского расселения появилась необходимость более мощной защиты покойников в случае нередкого тогда ухода от могил предков. Насыпи были призваны предотвратить разрушение этих могил [303,с.102,106,109]. Дальнейшие изменения погребального ритуала были связаны с постепенной заменой кремации на трупоположение. Какие новации в материальной культуре и духовной жизни людей отразили эти изменения?

В историографии сложилось несколько точек зрения. Одна из них, начиная с А.А.Спицина, объясняет вытеснение трупосожжений ингумацией внедрением в крестьянскую среду христианской заупокойной догматики. Трупосожжение церковью запрещалось, а живучесть народной традиции проявлялась в сохранении огненных ритуалов при сооружении погребений [233,с.53; 337,с.5-6].

Сторонники другой точки зрения отрицают влияние христианства на смену обряда. В.В.Седов находит много аргументов в пользу того, что до второй половины ХII-ХIII вв. погребальные обычаи оставались языческими, что выражалось и в сохранении культа огня, и в наличии при погребенных пищи, и в положении рук покойников (вдоль туловища), и в довольно богатом погребальном инвентаре (даже многочисленные крестики, судя по местам их находок в погребениях, воспринимались не как магические символы, а как украшения[247]). Лишь исчезновение курганов в южнорусских землях с рубежа ХII-ХIII вв., изживание следов огня, распространение подкурганных ям и крестиков в могилах второй половины ХII-первой половины ХIII в. в северорусских землях свидетельствует о постепенном распространении христианских идей в деревне. Причину же смены кремации ингумацией ученый ищет в проникновении в восточнославянскую духовную жизнь рубежа I/II тыс. иранских (скифских) представлений о загробной жизни. Этими представлениями, верой в посмертное существование умерших Седов объясняет обилие вещей в древнерусских курганах ХI-начала ХII в. [323-324][248].

Многие исследователи не отрицают влияния христианства на изживание трупосожжения, но видят в этом изменении обряда отражение целого комплекса социальных и общественных изменений, происходивших в славянской среде конца I и начала II тыс.: индивидуализации семьи (переход от кремации в общем погребальном костре с последующим отдельным захоронением к индивидуальному сожжению на месте погребения), выделении знати с обособлением погребений. Эту множественность причин подчеркивал Рыбаков, последовательно отстаивает А.П.Моця [223; 225; 303,с.110-112]. Подобные же примеры множественности причин, влиявших на изменения погребального обряда, в том числе и воздействие христианских идей, прослеживается и на материалах Прибалтики [379,с.18].

Последняя точка зрения нам представляется более убедительной, ибо отражает сложность и многогранность процессов, происходивших в тогдашнем древнерусском обществе в ходе складывания и развития нового, социально разделенного общества с новой идеологической основой - христианством. Процессы эти, безусловно, были растянуты во времени. У исследователей не вызывает сомнения определенный период двоеверия, сочетания языческих и христианских элементов, существовавший в деревне с ХI-ХII вв. примерно до середины ХIII в. Бесспорным признаком проникновения христианской догматики в заупокойный культ стало распространение захоронений в ямах при сохранения языческого обычая насыпания курганов. В южнорусских землях традиция погребения в ямах уходит корнями в языческую эпоху и затем, благодаря соответствию христианскому каноническому обряду, вписалась в новую догматику. В ХII-ХIII вв. погребения в подкурганных ямах распространялись и среди сельского населения лесной полосы. Они нередко отличались от захоронений в насыпи и на материке бедностью инвентаря, что также соответствовало христианским воззрениям, отвергавшим дары усопшим[249]. Очевидно, эти погребения явились естественной переходной ступенью к бескурганным христианским могилам. На дальнейшее укрепление новой религии в деревне повлияло и монгольское нашествие. Но определенное воздействие язычества сохранялось в крестьянской среде и позднее, прослеживаясь в глухих районах и в XIX в.[250] Причина живучести языческих обрядов состоит не только в их неразрывной связи с производственной деятельностью крестьян и уровнем их жизни, но и в отрицательном отношении к церкви как носительнице феодального угнетения. Язычество связывалось с ушедшим в прошлое первобытным равенством. Эти явления, известные в истории многих народов, засвидетельствованы и в рассмотренном материале. Сохранению элементов язычества способствовало и то, что у славян-язычников уже было представление о едином божестве - Свароге. Поэтому за новым христианским божеством еще долго удерживался мир языческих образов и верований, с суевериями, приметами, обрядами. Но, возвращаясь к погребальному обряду, следует, думается, согласиться с П.П.Толочко, призывающим прямолинейно не связывать изменения в заупокойном культе с социально-экономическим развитием. Причины этих изменений, как он считает, в идеологических и этнопсихологических представлениях, складывавшихся из множества факторов. Следует также иметь в виду, что эволюция общественного строя - длительный процесс, занявший не одно столетие, а переход к ингумации произошел довольно быстро, менее чем за 100 лет. Распространение христианства и трупоположений совпало по времени и у западных славян. Поэтому, думается, толчок к изживанию кремации исходил всё же от христианства. Этот импульс вполне мог способствовать и ренессансу скифских погребальных традиций. Иначе сложно объяснить, почему о них вспомнили именно на рубеже I/II тыс. [4.с.61-65; 123; 129; 142; 283; 299,с.31-32; 300; 303,с.457,706; 320,с.151; 323; 324; 361,с.189; 368,с.107].

Таким образом, можно констатировать, что примерно с XI в. в деревню стали проникать христианские идеи, постепенно менявшие многие аспекты крестьянского мировоззрения, которые с VIII-IХ вв. развивалось и под влиянием социально-экономических перемен (о них - в следующем разделе). В ХIII в. христианская идеология, в целом, победила языческую, хотя и не вытеснила ее полностью.

Глава 2. ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ

В ЗАПАДНОСЛАВЯНСКИХ СЕЛЬСКИХ ПОСЕЛЕНИЯХ.

§ I. ПОЛЬСКАЯ ДЕРЕВНЯ.

ДЕМОГРАФИЯ. По наиболее полно исследованному деревенскому могильнику середины ХI-начала ХII в. в Мазовии мужчины доживали до 30-50 лет, женщины - до 17-45 лет, причем бóльшая часть последних умирала ближе к нижней границе указанных возрастных пределов. Рост мужчин составлял 162-170 ом, женщин - 145-154 см [701,с.122-123].

БЫТ. Интересные наблюдения были сделаны в Бискупине, где в зависимом от князя поселении у подножия замка были выявлены (предположительно) жилища рыбака, пекаря, металлургов и кузнецов, конюха, бедняка-пахаря, костореза, мельника, гончара, дегтярей-уго-льщиков. Дома были построены из дуба (больше всего), а также из сосны, вербы, березы [822,с.13-23]. А вообще в строительстве жилищ чаще использовалась сосна (69%), затем - дуб (14,4%), ольха (9,2%), осина (1,6%). Так же и в топливе преобладали сосна и дуб (соответственно 61,4% и 27,7%); березу сжигали реже (5,5%), еще меньше потребляли ольху и осину [602,с.105].

В период с VI до XII в. площадь жилищ выросла с 9,8 м2 до 23,9 м2. Печи в VI-VIII вв. были известны только на юго-востоке Польши, где они генетически связаны с глиняными, известными на Украине. А в остальных землях обычно использовали очаги. Широкое распространение печей относится к ХII-ХIII вв. Тогда же их начали складывать из камня. Поначалу печи занимали почти 13% площади жилища, затем, с ростом размеров домов, они уже занимали меньше места [492].

§ 2. ДЕРЕВНЯ В ЧЕШСКИХ И СЛОВАЦКИХ ЗЕМЛЯХ.

ДЕМОГРАФИЯ. Модальная продолжительность жизни населения укрепленных поселений великоморавской эпохи составляла около 33 лет (максимально - до 41-45 лет). В IХ-ХII вв. - до 39 лет, причем мужчины жили на 4-5 лет дольше женщин (смертность при родах -?). В городищах ХI-ХVII вв. мужчин обычно хоронили в 42-43 года, женщин - в 38-39 лет. Жители одной из деревень Среднего Полабья в середине ХIII-первой трети ХV в. доживали в среднем до 26 лет. Средний рост вычислен для населения Великой Моравии и составлял у мужчин - 160 см, у женщин - 155-160 см. Одна крестьянская семья состояла обычно из 6-8 человек. Число жителей, как отмечалось выше, сильно колебалось в разное время и в поселениях разного типа. На поселений Бржезно (VI-VII вв.) жило до 50 человек, из них взрослых (от 15 лет и выше) - 14-20 человек. В обычных городищах Великой Моравии проживало по 200-300 человек, а в центрах типа Микульчице - 2000. В средневековых деревнях эпохи великой колонизация жило в среднем по 100-120 человек [480,с.128; 733,с.159; 740,с.42-43; 762,с.85, 95; 836,с.204-205].

Об усадьбах уже писалось в разделе III. Добавим, что в IХ-ХII вв. наиболее распространенными были однокамерные жилища. Двухкамерные (жилое помещение и хозяйственная пристройка) имели лишь наиболее зажиточные. Существовавшие еще наряду с наземными домами полуземлянки иногда имели ступени у входа [806,с.311]. В ХIII-ХV вв., по материалам из Пфаффеншлага седляки имели трехкамерные дома, в которых к жилой комнате примыкали сени и хозяйственная пристройка. Малоимущие подсоседки жили в малых двухкамерных домах без хозяйственных пристроек [730,с.131][251]. Иногда при входе в дом прикрепляли череп коровы или оленя [806,с.313]. Для отопления и хозяйственных нужд использовали очаги и печи. Обычно они располагались в углу жилого помещения. Чаще всего в период развитого средневековья использовались печи-каменки, обмазанные глиной. Как правило, отопительные сооружения находились только в жилых комнатах и не встречались в сенях и хозяйственных пристройках. Вместе с тем на поселениях есть и отмеченные выше так называемые летние очаги или печи, расположенные вне построек или под навесами. Это - прообраз известных и поныне в деревнях летних кухонь [474,с.373; 733,с.89]. Из домашней обстановки археологически выявлены столы, лавки [806,с. 311].

Хозяйственные ареалы деревень, возникших до начала колонизации, обычно свободно располагались на три стороны от поселения. В эпоху колонизации земельные наделы, как правило, полосами строго отходили от усадьбы и тянулись вплоть до границ кадастра. Нередко это были узкие ленты, разделенные к тому же на 3 части. Поскольку кадастры в этот период, особенно в расцвете расселения, устанавливались сразу при основания деревни, границы хозяйственных ареалов деревень уже часто не совпадали с естественными рубежами [490,с. 34-44].

Проблему личной гигиены средневековых сельских жителей исследователи обычно обходят, ибо она слабо отражена в источниках. Попытку рассмотрения этой проблемы с помощью археологических данных предпринял Р.Снашил. Он предположил, что каменные печи использовались как парилки, что известно и в более поздние времена. Почти нет данных о стирке, разве что деревянные песты из великоморавского городища "Валы", которые, по сведениям из этнографии, могли использоваться для этого. Об уходе за волосами свидетельствуют гребни, шарнирные ножницы, височные кольца, навешивавшиеся на кожаные и полотняные полоски. Бритвы не обнаружены. Но для бритья могли быть использованы, как уже отмечалось, маленькие ножи с тонкими лезвиями и тупыми концами. Многочисленные находки фрагментов кухонных горшков с пригоревшей пищей могут свидетельствовать о том, что подгоревшую посуду хозяйки обычно выбрасывали. Мясо павших животных, вероятно, не употребляли. На это указывает, например, находка целых костяков двух поросят в одной из ям на поселении Заблацаны, целый костяк собаки на одной из усадеб другой деревни. В Заблацанах же найдена и вышеотмеченная мусорная яма с фекальными функциями. Правда, больше нигде подобных ям не выявлено. Возможно, ими пользовались непродолжительное время и быстро засыпали. Об уборке помещений и территорий поселений свидетельствуют редкие находки отдельно лежавших костей и скопления их, как и другого мусора, в ямах. Под мусорные ямы, вероятно, использовались любые остатки сооружений, исчерпавшие свои функции. 0 дезинфекции свидетельствует посыпание ям и очагов песком, иногда известью. Ее же находят и на полах жилищ. Боролись и с крысами, на что косвенно могут указывать находки из скелетов и отдельных костей. Недостаточный уровень чистоты, считает Р.Снашил, мог быть и причиной запустения деревни [806,с.309-312].