Общая характеристика мышления в гипнотическом состоянии

Первая проблема, с которой сразу же сталкивается исследователь, пытающийся использовать технику гипноза для изучения умственной деятельности человека, связана с самой общей характеристикой самого состояния психической деятельности в гипнозе, этом довольно необычном («экстремальном») состоянии. Обсуждение этой проблемы определяет стратегию дальнейших поисков.

Может сложиться впечатление, что сама по себе постановка вопроса об изучении мышления в гипнозе является искусственной, так как авторы многих книг и брошюр последних десятилетий постоянно воспроизводят формулу, в соответствии с которой глубокие стадии гипноза характеризуются тем, что «вторая сигнальная система выключена, кроме пункта раппорта» [106, стр. 153]. Естественно предположить, что в таком состоянии испытуемый в лучшем случае пассивно выполняет команды гипнотизера и едва ли способен к самостоятельному творческому мышлению. Известно также,

что некоторые гипнологи (например, Мейнерт) утверждали, что гипноз — это аналог слабоумия («искусственное слабоумие») [см. 106, стр. 67].

Действительно, представление о гипнозе как разновидности сна («частичный сон») широко распространено [106]. Однако этой точке зрения о торможении, «выключении» второй сигнальной системы противоречит ряд ранее описанных фактов.

Во-первых, известно, что в глубоких стадиях гипноза испытуемые способны выполнять неопределенные инструкции (типа «сделайте что-нибудь странное»), что возможно только при конкретизации, дополнении этих инструкций активной мыслительной деятельностью испытуемых.

Во-вторых, известно, что некоторые задания выполняются испытуемыми только при их обосновании (например: «Выплесните воду из стакана, так как начался пожар»), что требует усвоения словесно формулируемых причинно-следственных отношений.

В-третьих, еще Ахом была показана возможность увеличения в гипнотическом состоянии умственной работоспособности человека, определяемой по показателю скорости сложения цифр.

Наряду с этими психологическими данными накапливаются сведения и о физиологических фактах. Оказалось, что ЭЭГ в- гипнозе может совсем не напоминать картину обычного сна. Чехословацкие ученые У. Хорзай и С. Карточвил [148] пришли к выводу, что факты активного гипнотического состояния, в котором поведение человека по внешним признакам не отличается от бодрствования, не находят своего объяснения в теории гипноза как сна. Дело, кстати, «осложняется» изменением взглядов на природу самого сна. Таким образом, в настоящее время есть все основания считать, что само гипнотическое состояние (сомнамбулическая фаза) не является однородным, что состояние, напоминающее обычный «сон», есть лишь один и вариантов гипнотического состояния.

В основу настоящего исследования положен описанный ранее одним из авторов [93] факт возможности у ряда испытуемых внушать в глубоком гипнотическом состоянии другую (известную им) личность, создавать активное деятельное состояние. В этом состоянии (при внушении, например, личности известного художника) испытуемые могли сосредоточенно рисовать с натуры. Была обнаружена более быстрая обучаемость в гипнотическом состоянии по сравнению с контрольной группой. Результаты этого обучения закреплялись и проявлялись в бодрствующем состоянии [96]. Подробнее эти факты описаны ниже.

Эти исходные наблюдения и позволили нам предпринять специальное изучение мыслительной деятельности человека в глубокой стадии гипноза. На данном этапе нас интересовал вопрос о том, имеют ли место изменения мышления в глубоких стадиях гипноза? Если имеют, то какие именно? Есть ли основания утверждать что человек ведет себя как «мыслящий автомат»?

Вопрос о реальности многочисленных фактов глубоких изменений психической деятельности человека в гипнотическом состояний в настоящее время уже перестал быть дискуссионным, хотя нелишне напомнить, что еще несколько десятков лет тому назад в некоторых странах предлагалось «запретить даже печатать о случаях гипноза» [70, стр. 430]. Что касается изучения мышления, то нам не известны детальные исследования именно в этом направлении.

Использовались основные методики клинико-психологической оценки нарушений мышления, осуществлялось наблюдение за поведением и общением испытуемых в ситуации эксперимента. Испытуемым, умеющим играть в шахматы, давались для решения шахматные задачи-двухходовки. В этих опытах регистрировались время решения задачи, спонтанные высказывания по ходу решения, а в контрольном опыте — рассуждение вслух при решении задачи.

Сопоставление деятельности испытуемого в гипнотическом и негипнотическом состояниях велось по нескольким линиям: а) скорость решения разных задач в прегипнотическом, гипнотическом и постгипнотическом состояниях, б) скорость решения одной и той же задачи в гипнотическом и постгипнотическом состояниях (такое сопоставление стало возможным благодаря спонтанной постгипнотической амнезии), в) скорость решения одной и той же задачи в прегипнотическом и гипнотическом состояниях (такое сопоставление было также возможным, поскольку в гипнотическом состоянии испытуемый не узнавал только что решавшуюся им задачу).

В опытах участвовало 4 испытуемых — студентов вузов. У всех отмечался генерализованный раппорт, легко внушались положительные и отрицательные галлюцинации. Отмечалась возможность активно, по собственной инициативе вступать в контакт с окружающими (в пределах заданной роли). По данным длительных клинических наблюдений в условиях психоневрологического диспансера у испытуемых не отмечалось отрицательных изменений психики в результате участия в такого рода опытах.

Результаты исследования и их обсуждение.Испытуемые, находящиеся в глубокой сомнамбулической стадии гипноза (внушался образ «Репина»), легко выполняли следующие задания: воспроизводили прослушанный короткий рассказ, давали описание сюжетных картинок и окружающих предметов, определяли и сравнивали понятия, правильно выполняли задание на исключение предметов («4-й лишний»), легко устанавливали простые и сложные аналогии между понятиями, формулировали переносный смысл пословиц, называли «любые 20 слов» (кроме наименований предметов, находящихся в комнате), самостоятельно составляли рассказы из заданных трех слов. Таким образом, оказалось, что решение как вербальных, так и наглядных задач доступно испытуемым и осуществляется в привычном темпе.

Вместе с тем выполнение некоторых заданий вызвало у испытуемых характерные трудности. Так, на некоторые вопросы даются ответы: «Не знаю...», «не помню...» Например: «Как зовут Вашу мать?» — «Не помню...» При четком определении таких предметов и отношений, как «стол», «стул», «дружба», на вопросы «Что такое автобус? Метро?» даются ответы «не знаю...»Испытуемый утверждает, что не слышал о хоккее и футболе. Таким образом, на уровне речевого рассуждения испытуемых происходит «выпадение» конкретных знаний о некоторых предметах и явлениях, которые (по мнению испытуемого) либо не могли быть известны личности, образ которой внушался, либо должны быть известны этой личности, но не были известны испытуемому, участвующему в опыте.

Следовательно, воспроизведение конкретных знаний лимитируется как характером внушенного образа, так и прошлым опытом самого испытуемого. Показательны в этом отношении ответы на вопрос об имени матери («не знаю»). Важно отметить, что в этом случае испытуемый ие «заполняет» пробелов любым другим именем.

Аналогичные явления наблюдались при описании сюжетных картинок.

Иногда ответы испытуемых на «трудные» вопросы даются явно на основе рассуждения, логического вывода.

«В каком году Вы родились?» — «В 1854, так как сейчас 1870» (при внушении испытуемому говорили, что сейчас 1870 г. и ему 16 лет).

«Как зовут Вашего отца?» — «Ефимович... Ефим... отчество не помню» (имя отца реконструируется на основе своего отчества).

«Как сюда приехали?» — «Возможно, на извозчике, может быть, пешком».

Ответы на многие вопросы о самом испытуемом даются в рамках заданного образа. Так, в ответ на просьбу назвать своих знакомых испытуемый перечисляет имена художников и писателей— современников Репина.

Специальный прием исследования заключался в создании конфликтных ситуаций, в которых испытуемый, находящийся в гипнозе, должен был объяснить видимое противоречие. Так, двум разным испытуемым внушался один и тот же образ («Репин»). Затем каждого испытуемого просили назвать свое имя. Поскольку оно оказывалось одинаковым, экспериментатор просил объяснить, кто же из испытуемых «действительно Илья Репин». Возникал спор, в ходе которого испытуемые активно отстаивали свою позицию друг перед другом и экспериментатором.

Испытуемым также предъявляли и читали отрывки из газет, сообщавших о последних событиях. Дата (январь 1970) вызывала у испытуемых недоумение и вопросы типа: «Это что, научная фантастика?» Сообщение о полете человека на луну комментировалось либо: «Вы шутите?», либо: «Это фантастика?»

Анализ рассуждений испытуемых при возникновении ситуаций, противоречащих тем, которые возможны в рамках внушенного образа, показывает, что рассуждения носят достаточно активный, развернутый и логичный характер, с самостоятельным привлечением ряда аргументов для «объяснения» возникающего противоречия.

Опыты с предъявлением шахматных задач показали, что их решение вполне возможно в изучавшемся состоянии. Более того, скорость решения задач (разных) в обычном и гипнотическом состояниях могла быть примерно одинаковой (4—5 мин.). Мы получили также близкие временные показатели решения одних и тех же задач в гипнотическом и постгипнотическом состояниях (10 и 9 мин. при решении задачи № 109 [121, стр. 56]. Сопоставление решения одних и тех же задач в прегипнотическом и постгипнотическом состояниях также выявило одинаковые временные показатели (9 и 9 мин. при решении задачи № 104 [121, стр. 54]. Вместе с тем нужно отметить, что в этой серии опытов задачи в гипнотическом состоянии иногда решались быстрее, чем в прегипнотическом (соответственно 5,5 и 2,5 мин. при решении задачи № 274 [121, стр. 124]),что, возможно, объясняется частичным «проскальзыванием» опыта решения данной задачи. Таким образом, мы имеем основания констатировать, что решение сложных мыслительных задач в гипнотическом состоянии может осуществляться, по крайней мере, с той же скоростью, что и в обычном состоянии.

Анализ структуры речевого рассуждения испытуемого, решающего задачу «вслух», показывает, что в ней представлены все те звенья, которые характерны для организации творческого процесса решения мыслительной задачи [115]: ориентировка в условиях задачи, формирование и изменение замысла решения, динамика попыток решения, оценки и переоценки этих попыток и ситуации в целом.

Решение задачи осуществляется как активный направленный поиск, заканчивающийся достижением определенного результата, без каких-либо следов «торможения».

Интересно отметить, что как временные показатели, так и структура рассуждения при решении задач могли меняться при внушении испытуемым образов разных личностей. Так, испытуемый Ю. К- (первый разряд по шахматам) решал задачу № 104 [121, стр. 54] в образе «Репина» значительно дольше (19 мин.), чем в прегипнотическом состоянии (9 мин.) и в гипнотическом состоянии, но в образе «Алехина» (9 мин.). Характерно изменение речевого рассуждения у этого достаточно сильного шахматиста. Так, в первом гипнотическом состоянии испытуемый на вопрос: «Увлекаетесь ли Вы шахматами? отвечает: «Играл, но не увлекался». При изучении условий предъявленной задачи (двухходовки) переспрашивает: «Белые ходят? В два хода мат? Обязательно в два хода, а если в три?» (Между тем для перворазрядника эти вопросы

уже не существуют: любая задача двухходовка начинается ходом белых и должна быть решена именно в два хода). Описание ситуации по ходу ее анализа носит конкретный характер: «Странно... король в центре... у белых королева, а у черных нет... у белых преимущество...»

Совершенно иначе строится рассуждение во втором гипнотическом состоянии («Алехин»): «Ладья не проходит... все перекрывает... ферзь не несет здесь никаких функций». Если в первом случае конкретное перечисление, то во втором — функциональный анализ с четким обозначением конкретных функций («перекрытие»). Таким образом, в этом опыте эффективность решения задачи (время) оказывается прямо связанной с организацией самого процесса рассуждения, со структурой отношения испытуемого к задаче. Если и происходит замедление процесса решения задачи в гипнотическом состоянии, то это определяется не физиологическим процессом «торможения», а тем, какая именно структура деятельности задается внушением (косвенно, через образ личности).

В специальном опыте изучалась возможность постгипнотического внушения испытуемому ложного замысла решения задачи. Предварительно было показано, что выполнение в постгипнотическом состоянии ранее внушаемых испытуемому «нейтральных» действий (перенести туфли из одной комнаты в другую) осуществляется даже при условии, что один из экспериментаторов пытался отговорить испытуемого, используя доводы типа: «Это неудобно», «Человек искать будет»... Испытуемый все же выполнил внушенное действие, разрешив «конфликт» тем, что оставил на месте взятого предмета записку: «Ваши туфли стоят под стулом направо от первой двери. Их там легко найти». В ответ на просьбу объяснить выполненное действие испытуемый в последующем словесном отчете сообщил: «Ну, какое-то желание... нужно и все... мне самому странно...»

В шахматной позиции испытуемому указывалась фигура, ходом которой он, после выхода из гипнотического состояния, обязательно должен начинать решение задачи (на самом деле так задача не могла быть решена). Нас интересовало, можно ли экспериментальным путем создать у испытуемого «барьер», который сделает конкретную задачу вообще нерешаемой, или же испытуемый откажется от навязываемого, но неправильного действия. Опыт показал, что такого рода постгипнотическое внушение замедляет решение задачи (иногда в 2,5 раза), но не препятствует ее решению. Испытуемый начинает с внушенного ему действия, но затем после анализа ситуации и возможных последствий внушенного действия отказывается от него, комментируя: «Это ничего не даст...»Таким образом, в конечном счете результаты собственной исследовательской деятельности оказывают более сильное регулирующее влияние, чем внушенные оценки действий, но относительная трудность решения задачи, направленность первого этапа поисков могут быть изменены под влиянием гипнотического внушения .

Выводы.1. Описанные результаты позволяют утверждать, что по крайней мере для определенных стадий гипноза формула о «выключении второй сигнальной системы» не описывает действительного состояния высших корковых процессов.

2. В активном гипнотическом состоянии возможно не просто осуществление умственной деятельности, но функционирование творческих продуктивных процессов, включающих формирование и коррекцию замысла, активный поиск и достижение объективно верного результата.

3. Тот факт, что испытуемые успешно решали достаточно сложные задачи вербального характера (толкование пословиц, усмотрение аналогий) без каких-либо признаков визуализации и фрагментарности, позволяет сделать вывод о существенном отличии изучавшихся нами процессов от тех, которые имеют место в сновидениях, для которых как раз и характерны, по мнению большинства авторов, выше перечисленные признаки.

4. Учитывая распространенность в настоящее время «автоматного» подхода к характеристике мышления человека, необходимо подчеркнуть, что точка зрения английского психофизиолога Кар-пентера, утверждавшего, что «гипнотик становится на некоторое время «мыслящим автоматом» [по 106, стр. 122], не находит поддержки в полученных нами данных. Напротив, есть все основания утверждать, что не только в обычном, но и в гипнотическом состоянии мышление человека не функционирует по принципу автоматов, даже таких сложных, какими являются ЭВМ.

Ранее проведенные исследования [115] показали существенное отличие процесса решения задач человеком от работы существующих автоматов. Теперь мы имеем право утверждать, что этот вывод справедлив и для изучавшихся нами стадий гипноза.

5. Полученные данные еще раз показывают, что гипнотическое внушение является важным методом экспериментальной психологии. Меняя функциональное состояние испытуемого, объем актуализируемых знаний, значимость объектов и действий, можно управлять течением умственных процессов и анализировать их структуру.

Детское мышление»

Считая доказанным факт возможности активного деятельност-ного состояния человека в глубокой стадии гипноза, мы перешли к изучению возможностей направленного изменения умственной деятельности человека и проверке специфичности эффектов, получаемых в гипнозе. Нас интересовали двоякого рода изменения: при внушении раннего возраста и при внушении образа другого человека. Это и было (при всем различии механизмов) тем «варьированием» позиции личности, которое мы могли осуществлять в эксперименте, реализуя «личностный подход» в конкретно-экспериментальном плане.

Процесс сохранения и воспроизведения прошлого опыта (образов, мыслей, аффективных следов, двигательных и интеллектуальных навыков интенсивно изучается в психологии. Обычно проводится различие между узнаванием (актуализацией опыта при воздействии ранее воспринимавшихся объектов) и воспроизведением (т. е. актуализацией опыта в отсутствие ранее воспринимавшихся объектов). Последнее бывает непосредственным и опосредованным, непреднамеренным и намеренным.

Для психологии большой интерес представляет констатация факта и возможности изучения того «уровня» хранения прошлого опыта, который не проявляется ни в процессах узнавания, ни в процессах воспроизведения, имевших место в обычной жизни субъекта. Именно с анализом этого уровня и связаны гипнологические эксперименты, получившие в специальной литературе название опытов с внушенной «регрессией возраста», суть которых заключается во внушении испытуемому более раннего возраста и тем самым как бы временном «переводе» на другой (уже пройденный) этап развития личности.

Впервые факты гипнотической регрессии возраста были продемонстрированы известным психиатром Крафт-Эбингом в 1893 г., который считал, что в гипнозе возможно подлинное изменение личности человека, соответствующее внушаемому образу. Позднее К. И. Платонов [79] также квалифицировал как подлинную репродукцию переживаний, соответствующих 4, 6 и 10-летнему возрасту.

В качестве конкретных проявлений деятельности испытуемых автор упоминал представления, отношения к окружающему, интонацию голоса, характер речи, почерка и рисунка. При использовании тестов Бине-Симона К. И. Платонов получил результаты, соответствующие внушенному возрасту. Позицию подлинности вызываемых в гипнозе состояний поддерживают А. Форель [124], В. В. Спедневский [109], Труэ [156], Э. Фром [145].

А. Р. Лурия считает, что погрузив человека в гипнотическое состояние и внушив ему, что он снова переживает давно прошедшее время раннего возраста, например 5—7 лет, можно наблюдать, что человек начинает вести себя так, как он вел себя в раннем детстве: говорить с такими же интонациями, писать таким же почерком, как он писал в детстве, делать в письме такие же ошибки, какие он делал тогда. Есть все основания думать, что это не «разыгрывание детской ситуации, а реальное всплывание тех следов, которые отразились в раннем детстве и которые, казалось бы, исчезли» {59, стр. 13].

В поддержку возможности подлинности внушаемых в гипнозе состояний, имевших место в прошлом, свидетельствует реальность воспроизведения в гипнозе объективной симптоматики прошлых заболеваний: гипнорепродукционная болезнь, по П. Т. Булатову

и П. И. Булю [12]. Эти симптомы не могли воспроизводиться без гипноза.

Косвенным свидетельством глубины переживаний в состоянии глубокого гипноза при возрастной регрессии являются данные болгарского исследователя Г. Лозанова [57], наблюдавшего появление декоординации движения глазных яблок при внушении периода новорожденности. Ни до, ни после эксперимента декоординации глазных яблок не наблюдалось. Не имела она места даже при прямом гипнотическом внушении: «Ваши глаза двигаются независимо друг от друга» (при этом, естественно, состояние внушенной новорожденности исключалось).

Однако Г. Лозанов [57 ] не исследовал помимо декоординации движения глазных яблок особенности внушаемого периода новорожденности в целом.

Группа других ученых, в том числе Ловенфельд [56] и некоторые современные исследователи полагают, что феномены гипнотического состояния есть более или менее «искусная игра».

Например, Сэрбин [155], Барбер Т. X. [139] считают, что при регрессии внушенных возрастов имеет место разыгрывание роли, представляемой гипнотиком о возможном поведении ребенка. Этой точки зрения придерживаются некоторые психологи, не занимающиеся специальными вопросами гипнологии.

Наконец, существует еще один взгляд на оценку описанных состояний, пытающийся объединить указанные позиции. В частности, оценивая точки зрения Крафта-Эбинга [46] и Ловенфельда [56] по поводу возможности внушения в гипнозе изменения возраста, А. О. Долин [26] писал, что если внушаемый возраст «активно» не отражен в деятельности индивида (вопрос идет о внушении возраста старческого или младенческого до осознания своего «я»), то испытуемый, используя свои познания и наблюдения из окружающей жизни, разыгрывает по внушению задание. При внушении пережитого возраста, где деятельность личности этого периода отражена в жизненном опыте, «облегчается оживление и воспроизведение тех целостных ситуаций, которые в свое время были отражены в высшей нервной деятельности индивидуума».

На основании своих экспериментальных данных Ф. П. Майоров и М. М. Суслова [64] писали, что явления, полученные при внушении в гипнозе возрастов 5, 14, 16, 36 лет, как будто бы представляют некоторый материал в пользу концепции «перевоплощения» Крафта-Эбинга, однако иногда проскальзывают элементы более позднего жизненного опыта, сохраняется комплекс соматических нервных импульсов действительного возраста и в связи с этим сохраняется моторика взрослого при внушении 1—2-летнего возраста. Резюмируя свои результаты, авторы пишут, что «перевоплощение» в том смысле, как его полагал Крафт-Эбинг [47], невозможно, и оценивают состояние внушенных возрастных изменений как «игру особого рода, после которой наблюдается амнезия».

Современный американский исследователь Е. Хилгард [147] полагает, что в большинстве случав гипнотической регрессии возраста имеют место одновременно оба указанные явления. Он полагал, что при гипнотической регрессии часто бывает смешение переживаний подлинных с элементами игры.

Дискуссионность поставленных вопросов, таким образом, остается в силе и в наше время, однако вопрос реальности состояний, внушаемых в гипнозе, симуляции этого состояния или «особой» искусной игры должен быть связан с анализом природы гипнотического состояния в целом. Именно в связи с этой задачей мы вновь возвращаемся к анализу некоторых особенностей состояния испытуемых в гипнозе.

Необходимо также отметить, что авторы, защищающие реальность самих фактов возрастной регрессии, не исследовали принципиальную возможность разыгрывания (симуляции) детского возраста взрослыми людьми либо находящимися вне гипнотического состояния, либо вообще не поддающимися гипнозу, но способными к театральному искусству, что не давало возможности подтвердить или опровергнуть теорию гипноза как игры. Это в известной мере объясняет тот факт, что дискуссия о подлинности внушенной регрессии возрастов ведется и в настоящее время.

Неоднородность гипнотических состояний.Анализируя многие литературные источники, нельзя не отметить противоречивость не только выводов тех или иных исследователей, но, главное, значительное различие в полученных результатах. Возможно, противоречивость полученных результатов можно отнести за счет неоднородности сомнамбулической фазы гипноза. В основе предложенной нами условной классификации сомнамбулической фазы гипноза лежит возможность большего или меньшего изменения состояния сознания загипнотизированных при воздействии внушения. К первой группе мы отнесли испытуемых, которым в состоянии гипноза можно было внушить любые галлюцинации, не связанные с изменением самосознания, не затрагивающие «я» как целостной личности. У них не имеет места ни спонтанная, ни внушенная амнезия. Нам не удавалось вызвать у этих испытуемых возрастной регрессии.

Однако, по словам загипнотизированных, внушение простых галлюцинаторных простых феноменов (видение цветов, катание на лодке и др.) вызывало у них вполне адекватные ощущения, напоминающие реальные [95].

У второй группы имелись возможности первой плюс возможность частичного воздействия внушением на самосознание. Например, при возрастной регрессии испытуемый может и не отрицать внушенный ему возраст, однако в его поведении будет заметно выражена неадекватность, «тормозность», неуверенность. Действительно, определяя свое состояние после гипноза, испытуемые сообщают, что испытывали странную раздвоенность: с одной стороны, они оставались как будто сами собой, с другой — как бы ощущали

себя ребенком внушенного возраста. Свое состояние после гипноза испытуемые иногда оценивают как сновидение, похожее на обычный сон. У испытуемых этой группы после сеанса обнаруживалась частичная спонтанная амнезия, углублявшаяся при соответствующих внушениях.

Наконец, третья группа испытуемых отличалась полной и спонтанной амнезией на весь период гипнотического сеанса и элементами визуально адекватной формы поведения, соответствующего внушаемому в гипнозе возрасту. Испытуемый может самостоятельно проявлять активность, вступать в беседу с кем-либо с позиции внушенного образа, даже иногда не подчиняться приказам гипнолога, если считает это ситуационно возможным. Если специальными внушениями испытуемым предоставить возможность вспомнить небольшой отрезок из своих переживаний во время гипнорепро-дукции, то они всегда сообщают; что безусловно чувствуют в состоянии гипноза себя ребенком. Аналогия со сновидениями в этот период не возникает.

Таким образом, различие между первой, второй и третьей группами испытуемых, как уже говорилось, состоит в степени адекватности реакции на внушение.

Характеристика сложных психических процессов.Нами было также проведено исследование рисунков испытуемых 2-й и 3-й группы, которые они делали в гипнотическом состоянии, когда им внушался пятилетний возраст и давалось задание нарисовать «дядю». Полученная серия рисунков сравнивалась с контрольной, сделанной до гипноза, когда испытуемым предлагалось сыграть образ пятилетнего ребенка и сделать при этом также рисунок «дяди». Кроме того, была сделана серия рисунков с аналогичным заданием в одном из московских детских садов детьми действительно пятилетнего возраста.

Анализ полученных результатов свидетельствует, что испытуемые 3-й группы по шкале внушаемости нашей квалификации дают рисунок, не отличающийся от рисунков действительно пятилетних детей из детского сада. Это было четко проиллюстрировано не только смысловой интерпрегациеи заданного рисунка, но и самой формой изображения: взрослые испытуемые в гипнозе почти всегда рисовали только одной линией, не исправляя и не меняя сделанного, что характерно именно для раннего детского возраста.

Рисунки испытуемых второй группы с менее глубоким гипнозом демонстрировали приближение к пятилетнему возрасту лишь частично, с проскальзыванием в понимании смысла рисунка и его оценки с позиции своего истинного возраста. В некоторых случаях имело место исправление линейных решений и накладывание одной линии на другую.

Когда испытуемым обеих групп предложили сыграть образ пятилетнего ребенка, но уже без гипноза, и в бодрствующем состоянии сделать рисунок «дяди» (опыт ставился до гипноза и пос-

Рис. 19. При внушении 5-летнего возраста

Рис. 20. При произвольной имитации возраста без гипноза

ле гипноза), рисунки испытуемых как второй, так и третьей группы не соответствовали рисункам пятилетних детей (рис. 19, 20).

Экспериментальные исследования интеллектуальной деятельности.Целью исследования было более тщательное изучение изменений психической деятельности, происходящих при внушении детского возраста, и проверка принципиальной возможности (или невозможности) симуляции взрослыми испытуемыми, не поддающимися гипнозу, характерных особенностей умственной деятельности ребенка. Это исследование было проведено Н. А. Березан-ской.

Эксперимент проводился следующим образом: пяти взрослым испытуемым внушался возраст пяти лет и предлагались задания, достаточно хорошо опробированные в детской психологии. Были использованы задачи Пиаже на сохранение дискретного и непрерывного количества, вопросы Пиаже, направленные на выяснение представления о мире и жизни у ребенка, исследованы суждения об отношении (тест «братьев»), описания картинок, определения понятий, была применена методика сравнения непосредственного и опосредствованного запоминания (по А. Н. Леонтьеву).

Затем испытуемые выводились из гипнотического состояния и им давалось задание выполнить те же тесты, которые они выпол-

няли в гипнозе, с инструкцией представить себя пятилетним ребенком и дать такие же ответы, которые обычно дают дети этого возраста.

Такая процедура исследования стала возможной благодаря спонтанной постгипнотической амнезии на весь период гипнотического сеанса.

Одновременно данные, полученные в гипнозе, сравнивались с результатами экспериментов, проведенных на группе артистов детского театра. Артисты должны были выполнить те же задания, как можно лучше играя роль пятилетнего ребенка.

Для участия в наших экспериментах были специально отобраны испытуемые, дающие самую глубокую гипнотическую реакцию, в возрасте от 19 до 28 лет, разного образования, не знакомые с психологической литературой по этому вопросу.

Включение в эксперимент группы артистов детского театра (5 человек) было вызвано необходимостью анализа существования адекватной имитации взрослым человеком особенностей интеллектуальной деятельности ребенка. При этом мы руководствовались гипотезой, что люди этой профессии обладают наиболее выраженной способностью симулировать детское поведение. Все испытуемые этой группы были абсолютно не воспримчивы к гипнозу.

Результаты. Для исследования сохранения дискретного количества перед испытуемым выкладывался ряд из 5 крупных квадратов, а под ним такой же длины ряд из 8 кругов меньшего размера. Все испытуемые сказали, что количество квадратов и кругов одинаково. После этого на глазах испытуемого ряд из квадратов раздвигался и длина его становилась больше, чем длина ряда из кругов. Теперь все испытуемые считали, что квадратов больше. Затем

2 квадрата убирались и перед испытуемыми оставались ряды из

3 квадратов и 8 кругов, причем длина ряда из квадратов была больше длины ряда из кругов и, следовательно, «плотность» (т. е. соотношение между пустым пространством и пространством, заполненным фигурами) первого ряда оказалась намного меньше «плотности» второго. Такая «разреженность» ряда из квадратов, несмотря на его большую длину, дала испытуемым основание для заключения о том, что «теперь кружочков больше». В последнем случае длина рядов и количество элементов в ряду были одинаковы (6 штук), но все испытуемые признали, что квадратов больше, ориентируясь, так же как и в предыдущем случае, на «плотность» ряда.

Так, испытуемые, которым внушен возраст 5 лет, при определении равенства двух рядов по количеству составляющих их элементов ориентировались на 2 параметра ряда — его длину и «плотность». Причем, если плотность рядов была примерно одинакова, то определяющей являлась длина, и, наоборот, если длина рядов соответствовала друг другу, то существенной для суждения о равенстве элементов в ряду оказывалась плотность. Эти результаты

полностью согласуются с данными Ж. Пиаже, полученными на детях 5—6-летнего возраста.

Сохранение непрерывного количества исследовалось также по методике Ж- Пиаже. Перед испытуемым стояли два одинаковых сосуда, наполненных равным количеством жидкости. На вопрос экспериментатора: «Где больше воды?» испытуемые отвечали, что в обоих сосудах воды поровну. Затем у них на глазах жидкость из одного из сосудов переливалась в другой сосуд со значительно меньшей площадью основания и снова задавался вопрос: «Где больше жидкости?» Вот примеры ответов испытуемых.

Испытуемый Н.\ «Здесь больше (показывает на узкий сосуд). Тут вот сколько много водички (показывает на высокий уровень воды), а тут мало (показывает на низкий уровень воды в широком сосуде)».

Испытуемый Т.: «Вот больше (показывает на низкий сосуд)».— «Почему?» — «Потому что тут много».

Эксперименты, проведенные Ж. Пиаже, показывают, что у детей пятилетнего возраста отсутствует сохранение непрерывного количества. О количестве жидкости дети судят только по одному параметру, по высоте жидкости в сосуде. Два других фактора — длина и ширина сосуда, влияющие на объем жидкости, не учитываются детьми. Такие же результаты получены нами на 5 взрослых испытуемых, находящихся в глубоком гипнотическом состоянии при внушении возраста 5 лет.

Для исследования суждения об отношении нашим испытуемым задавались вопросы, заимствованные из работы Ж. Пиаже, посвященной этой проблеме. Испытуемые должны были ответить на следующие вопросы.

1. Сколько у тебя братьев? А сестер? (допустим, что у испытуемого имеется брат Н. и сестра М.). Сколько братьев у Н.? А сестер? Сколько братьев у М.? А сестер?

2. Сколько братьев имеется в семье? А сестер? Сколько всего братьев и сестер в семье?

3. Что такое брат (или сестра)?

Ответы испытуемых были очень близки к результатам, описанным Пиаже.

Вот некоторые примеры. Испытуемый Т-я

1. Сколько у тебя братьев?—Два, Миша и Коля. А сестер? Одна сестра — Валя.

Сколько братьев у Коли? — Один, Миша. А сестер?— Одна — Валя.

Сколько братьев у Вали?— Два, Миша и Коля. А сестер? Нет.

2. Сколько братьев в семье?— Два. Назови их.— Миша и Коля. А сестер? Одна, Валя. Сколько всего братьев и сестер в семье?— Три. А ты? А я Толя. А ты брат Вале?— Нет. А она тебе сестра?— Да.

3. Что такое брат? Это маленький мальчик, мы вместе спим. Испытуемая О.

1. Сколько у тебя сестер?— Одна, Люда. А сколько братьев? — У меня нет братьев. Мне мама обещает, обещает купить, а сама не покупает. А у Люды есть сестра? Нет. А ты ей сестра?— Не знаю.

2. Сколько сестер в семье?—Две, я и Люда.

3. Что такое сестра?—Это девочка, мы вместе играем и гуляем. И она меня на санках катает.

Таким образом, испытуемые, которым внушен возраст 5 лет, так же как и дети этого возраста, не могут правильно ответить на вопросы, требующие некоторого отрешения от собственной или непосредственной точки зрения с тем, чтобы стать на чужую точку зрения. Это свойство детского мышления, по мнению Пиаже, является следствием других особенностей ребенка, присущего ему эгоцентризма, синкретизма, неспособности к синтезу и нечувствительности к противоречиям *. Поэтому в наших опытах и в опытах Ж. Пиаже самым трудным оказался первый вопрос, который в большей мере, чем все остальные, требует отказа от своей точки зрения и принятия точки зрения другого человека, а также понимания «взаимности» отношений, т. е. признания того факта, что «если я тебе брат, то и ты мне брат».

Что касается второго вопроса, то он оказался легче предшествующего как для наших испытуемых, так и для испытуемых Пиаже.