Второй вопрос. Человек как биосоциальное существо.

Проблемы, так или иначе связанные с человеческим телом, на протяжении эпох разрабатывались в самых разных научных областях. Анатомия и физиология, антропология и биомеханика накопили огромный материал о теле как биологическом феномене, как природном фундаменте человеческого существования. Значение тела для понимания психики человека, характер его связи с сознанием индивида все более широко исследуется в психофизиологии, психосоматике. Тысячелетия насчитывает "работа" с телом в области медицины и т.д. Значительная естественно-научная база сформировалась в таких "телесно-окрашенных" сферах деятельности, как спорт и физическая культура. Между тем, феномен человеческой телесности является и предметом философского исследования. Один из классических, традиционных вопросов философского познания - это вопрос о соотношении между духом и телом человека, характере их взаимосвязи (онтология человеческого тела). Значительное место занимает тело и в гносеологических исследованиях, где оно рассматривается как средоточение органов чувств человека, источник его непосредственных ощущений. Проблема телесности находится также в зоне внимания исследователей вопроса о соотношении биологического и социального.

Само тело существует изначально как бы в двух проекциях: «те­ло-видимое» (тело-объект) и «тело-видящее» (тело-субъект). «Те­ло-видимое» обречено на регламентированное встраивание себя в жесткую культурную матрицу приемлемых стандартов поведе­ния. Такая редукция «Я» к единому шаблону находит свое наиболее яркое воплощение в науке, объективирую­щей и унифицирующей все индивидуальное.

«Тело-видящее», напротив, осуществляется лишь в конкрет­ности ситуации, окрашенной всегда уникальной гаммой чувств и впечатлений. Жизнедеятель­ность «тела-внутреннего», его возможные проявления описыва­ются современной философией через понятие телесности. Само это понятие актуализируется в связи с критикой классической редукции человека к идее cogito, разума, выступающего как еди­ное организующее начало не только человеческого бытия, но и Универсума в целом. Категорией телесности описывается все то, что не поддается жесткому контролю разума и воли, но одновре­менно выступает как нечто более субстанциальное и первичное по отношению к любой структуре или организации. В современной философии телесность понимается как предельно широкая категория, акцентирующая те фрагменты действительности, которые не укладываются в каноны «чистого разума» (например, текст, смерть, опыт повседневности и т. п.). В философско-антропологическом плане можно говорить о выделении специфических феноменов человеческой телесности, конкретизи­рующих возможный спектр проявлений внутренней активности тела. Наиболее ярко они заявляют о себе в состоянии аффекта, нивелирующего механизмы самоконтроля и подчиняющего человека своей стихии. Спектр многообразных аффективных состояний обус­ловливается векторами страдания и наслаждения, конкретизирую­щихся в феноменах страха и эроса. Выступая как глубинные им­пульсы развития личности, страх и эрос находят подчас свою раз­рядку в таких особых феноменах телесности, как агрессия, смех, плач, стыд и т. п. Проявляясь в форме индивидуально-психических реакций, выделенные феномены телесности тем не менее немыслимы без сопутствующего культурно-исторического контекста. Культура формирует устойчивые стандарты и нормы практик телесности, очерчивает контуры анормального. Одновременно она создает и собственные легитимные каналы регуляции аффективного опыта, например, триллер, эротику, смеховую культуру и т. п.

Такое переплетение индивидуально-психического и культур­но-исторического можно проиллюстрировать на примере страха (букв. страх – это психическая реакция, связанная с предчув­ствием опасности). В то же время внутренняя «логика» страха построена на определенном дисбалансе знания и незнания: мы знаем источник опасности, но не можем быть уверены в возможности благополучного исхода. Страшит всегда что-то непонятное, незнакомое, другое, однако собственно страх возникает в ситуа­ции угадывания во враждебном объекте чего-то ранее известного, пугающего. Примечательно, что человека, лишенного страха, на­зывают безрассудным: лишь ничего не зная и ничего не имея, можно позволить себе ничего не бояться. Одновременно далеко не случайна особая притягательность страха, покоящаяся на естес­твенном любопытстве узнать и понять неизвестность, сделать ее своей и тем самым развенчать как что-то пугающее и тревожное.

Страх и стремление к его преодолению становятся мощным креативным импульсом культуры. Человечество живет, преодолевая старые страхи и создавая новые. За раз­личными культурно-историческими фетишами страха можно рассмотреть один неизменный сюжет, оправдывающий страх как таковой, – это страх перед смертью. Несмотря на свою повсемес­тность, смерть выступает как принципиально недоступная для человеческого познания terra incognito, непонятность которой создает не только богатую мифологическую традицию, но и пита­ет наиболее глубинный, экзистенциальный человеческий страх.

Феноменами, помогающими преодолеть страх, являются аг­рессия и смех. Агрессия как спонтанная реакция, связанная с «жаждой разрушения» (З.Фрейд), в конечном итоге определяет­ся борьбой за собственное существование и собственное «Я». Смех как специфическая реакция на комическую ситуацию укоренен в особом пафосе жизни, дающей человеку право и привилегию ра­доваться, несмотря на смерть и побеждая страх. Сходные фун­кции психологической разрядки выполняет плач, являющийся естественной альтернативой смеха («смеха-тела»). Трагическое и комическое в равной степени несут в себе элемент катарсиса, об­новления, возникающего из чувства сопричастности чему-то бо­лее универсальному и значимому. Антитезой «смеха-ума» явля­ется стыд, иногда определяемый как страх быть осмеянным. Он также, как и смех, амбивалентен, проявляясь как на уровне спон­танной психической реакции, так и на уровне возможной «внеш­ней» оценки ситуации, ее рациональной рефлексии.

Наиболее мощным жизнеутверждающим фактором в комплексе феноменов телесности является эрос. В современной философии он интерпретируется преимущественно в аспекте фрейдистской тради­ции как стремление к удовольствию, наслаждению, как конкретизация глубинной жизнеутверждающей энергии – либидо. Квинтэссенция эроса связана с реализацией сексуального инстинкта, однако огра­ничивать либидо исключительно сферой сексуальности неправо­мерно. Эрос выступает своеобразным индикатором жизненных сил в целом, проявляющихся в неистребимой жажде желать, любить, хотеть. Изначальная направленность эроса ориентирована всегда на что-то внешнее, где избранный объект стремления необходимо приблизить и сделать своим, что делает эрос мощной интегративной силой. Не случайно в древних космологиях любовь понималась как единое организующее начало Универсума, собирающее космос в единый организм и придающее ему жизнь. При этом в отличие от организующего порядка Логоса ее сила принципиально иррацио­нальна. Платон, например, состояние влюбленности отождествлял с манией, одержимостью, когда трезвые доводы рассудка отступа­ют перед энергетикой желания.

Однако, как правило, именно эрос задает конкретную направленность человеческих действий, вносит смысл в отдельные поступки, будучи сам подчинен исключительно инстинкту жизни и самосохранения. Особый статус эроса в культуре определяется его творческими возможностями Устремляя человека к чему-то внеположенному, временно недоступному, эрос преобразует как самого человека, заставляя его становиться лучше, так и вожделенный объект, раскрывая его новые грани. Он дает как бы первичный импульс любому творческому акту, вне зависимости от преследуемой цели (другой человек, истина, власть, благо и т. п.). По своей направ­ленности эрос противоположен феномену агрессии, ориентирую­щей не на созидание, а на разрушение. Эти противонаправлен­ные явления взаимно дополняют и уравновешивают друг друга, поскольку создание нового неизменно предполагает разрушение старого. Нарушение баланса этих двух сторон сопряжено с серьез­ной опасностью для существования личности или культуры.

Собственно, жесткое разделение каких-либо феноменов телес­ности едва ли представляется возможным. Наряду с многогран­ностью возможных проявлений феноменология тела отличается непременной целостностью и интегральностью. Провозглашая при­оритет телесности над рациональностью, современная философия предполагает именно на уровне тела найти разгадку «индивиду­альной универсальности» человеческой личности. Обеспечивая возможность природного существования человека, тело одновре­менно аккумулирует первичные знания о допустимом и невоз­можном в рамках той или иной культурной среды, обозначает спектр реакций на социальное окружение, обусловливает глубинные источники развития личности и культуры.