Представление о семье и браке

На протяжении всего пребывания ребенка рядом с нами, в нашей семье мы формируем его представление о том, что такое семья. И какие только представления мы не формируем!

Проводя в первых классах школы тестирование, я часто просила детей нарисовать рисунок под названием «Моя семья». Именно в рисунке ребенок наиболее ярко выражает, показывает свое представление о семье, картинку того, что происходит в его семье. И каких только картинок я не видела!

Мама, моющая посуду, нарисованная в одном углу листа. Папа, читающий газету ‑ в другом углу листа. Ребенок ‑ в центре ‑ маленький и одинокий. Чувство оторванности, душевной отдаленности каждого человека. И таких рисунков ‑ подавляющее большинство.

Большая, мощная мама на полстраницы. Маленький, в рост ребенка папа. Ребенок, который жмется к бабушке, стоящей с ним в стороне от родителей.

Собака ‑ на весь лист. Или кошка. Или попугай. Это его семья. Так он чувствует. И как много таких «семей» у детей! И на мой вопрос: «А где же родители?» ‑ дети отвечают одно и то же: «Мама на работе. Папа на работе». Кошка или попугай ‑ вот те его члены семьи, которые всегда с ним!

И так мало рисунков, отражающих «нормальную», классическую картинку семьи: где три человека ‑ мама, папа и ребенок стоят рядом. Они держатся за руки. Ребенок ‑ в центре, между родителями, защищенный ими с двух сторон. В близости и безопасности.

Это отражает нужную ребенку реальность. Потому что ребенку нужны два родителя для чувства полной защищенности ‑ он в середине! ‑ в жизни. Ему нужны два родителя ‑ для полной и правильной идентификации себя. Для полноценной картинки того, что такое семья, отношения в семье.

Для детей представления и выводы, сделанные на основании собственных семей, становятся неким образцом, примером, моделью их будущей семьи. То, что они видят, они принимают за норму. Откуда им знать, что бывает по‑другому? Потом они узнают, получат и другую информацию ‑ наблюдая семьи соседей, одноклассников. Но вся первоначальная, самая важная информация закладывается именно в собственной семье.

В ней, наблюдая отношения между родителями, ребенок учится тому ‑ что такое отношения. Как мужчина может относиться к женщине. Как женщина относится к мужчине. В собственной семье ребенок получает представления, из‑за чего надо ссориться, какие претензии предъявлять друг к другу, как вести себя в конфликтах. В ней ребенок знакомится с тем, какие обязанности есть в семье у мужчины и женщины, как распределены роли. Что должен делать для семьи мужчина. Что должна делать женщина.

‑ По каким правилам живет ваша семья? ‑ спрашиваю я родителей на тренинге. И вижу недоумение на их лицах. Но именно эти правила и закладывают в понимание ребенка картину того, что такое семья, как в ней распределены роли, что можно и что нельзя, что нормально, в каких отношениях нужно находиться.

Вот как один ребенок описал правила своей семьи, распределение в ней ролей и обязанностей: «В моей семье четыре человека. Я, мама, папа и бабушка. Утром я встаю и ем завтрак, его готовит бабушка. Потом мы все уходим, а бабушка убирает за нами грязную посуду. Я прихожу из школы, и бабушка кормит меня обедом, потом я играю, потом мы с бабушкой делаем уроки. Потом приходит уставшая мама, потом приходит сердитый папа. Они со мной не играют, им не до меня. Потом мама делает что‑то по хозяйству, а папа отдыхает. Мама дает папе деньги, чтобы он купил продукты. Мама говорит бабушке, что готовить. Мама ругает бабушку, что та не так приготовила. Бабушка обижается, говорит ‑ вам не угодишь».

Какие представления о семье есть у этого ребенка? Все решает мама. Родителям не до него. Все обязанности по дому лежат на бабушке. И делает заключение, что можно быть неблагодарным к людям, которые о тебе заботятся.

Вот так, просто живя в семье, ребенок и формирует некое представление о том, что это такое, насколько это хорошо. Надо ли к этому стремиться, или ‑ надо этого избегать.

Отсюда ребенок и узнайт о чувстве долга, об ответственности, о браке и семье ‑ как несвободе, обязательствах, контроле друг над другом. Из семейной жизни родителей ребенок может сделать выводы о трудности совместного проживания мужчины и женщины, о трудностях взаимопонимания. В семье, от родителей он получает информацию о том, что такое любовь ‑ есть ли она вообще? Как долго длится? Как быстро кончается? Как она незначима, по сравнению с материальными вещами: «одной любовью сыт не будешь», «любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда…»

Даже когда дети вырастают, создают свои собственные семьи, их «знающие» родители продолжают учить их жить по старым правилам, существовавшим в их семьях.

‑ Почему ты ему стираешь носки, не балуй мужика.

‑ А почему твоя жена не сразу посуду моет, а накапливает…

‑ Ты ему все не рассказывай, будь хитрее.

‑ Сынок, все деньги жене не отдавай, этим бабам никогда не хватит.

И неважно, что молодые супруги сами чувствуют, знают, что им важнее заниматься любовью, а потом мыть посуду, что так приятно стирать для любимого, что хочется не только деньги ‑ всего себя отдать любимому человеку… Родители стараются передать им свою правду.

Дети часто не получают правильных, полноценных представлений о том, какой должна быть нормальная семья, потому что его родители действительно много работают, потому что много сейчас неполных семей, где женщина должна выполнять, играть материнскую и отцовскую роль в воспитании. Она должна быть мамой, она же должна быть и папой.

И эти две разные роли ‑ быть мягкой, доброй, по‑ нимающей, принимающей ‑ и быть оценивающей, контролирующей ‑ устанавливающей границы и запреты ‑ она не может играть одинаково хорошо. И сам ребенок иногда не знает, кто перед ним ‑ мама или папа. Нестабильность перехода из роли в роль отражается и на стабильности самого ребенка.

Осознавая «неправильность» неполной семьи для ребенка, многие мамы стараются любой ценой сохранить семью, терпят иногда ради этого унижения, плохое обращение с собой.

‑ Я только ради детей это терплю ‑ у ребенка должен быть отец… ‑ чаще всего говорят такие женщины.

Детям действительно нужен отец. Но отец ‑ это человек, который уважает и ценит детей и их мать, заботится о них, о семье, ограждает от опасностей, защищает их. Отец ‑ это опора, надежность, сила. Такой образец отца должны видеть дети.

И не должны видеть пример, образец недостойного обращения с женщиной, образец безответственности, жестокости. Дети не должны видеть ущербные, конфликтные отношения, потому что именно с этих отношений срисовывают они модель своих будущих семейных отношений. Но разве этого мы хотим? Разве хотим мы, чтобы они повторили наши жизни?

Именно в конфликтных отношениях у ребенка формируется представление о семье как о чем‑то плохом, тяжелом, страшном, в чем людям плохо, тяжело. Потом ‑ во взрослой жизни ‑ он будет испытывать неосознанный страх отношений, боязнь близости, избегание брака, семьи.

Реальность нашей жизни такова, что большинство семей, никем не наученные строить нормальные отношения, проходят этап конфликтов, сложностей. Поэтому ребенок, живущий в «нормальной» семье, проходит этап знакомства с тем, что семья, отношения ‑ это очень сложно, иногда мучительно, иногда тяжело.

Семилетняя девочка, живущая в такой вот конфликтной семье, где родители постоянно находятся в состоянии нестабильности, конфронтации, ссор, сказала мне однажды:

‑ Я никогда в жизни замуж не выйду!

‑ Да ладно тебе, ‑ сказала я, ‑ вот вырастешь, влюбится в тебя какой‑нибудь мальчик, и захочешь ты за него выйти замуж!

‑ Я этому мальчику сразу кулаком в морду дам, чтобы не влюблялся! ‑ с поразившей меня ненавистью сказала она.

И я, пораженная этой ненавистью, такой дикой в устах милой маленькой девочки, сказала мирно:

‑ Но ты вырастешь, сама влюбишься…

‑ Да я сама себе в морду дам, чтобы не влюблялась! ‑ прервала она меня.

И я ‑ не знала, что ей ответить! И подумала только ‑ как ужасно, что дети находятся в этих ситуациях конфликта. Как страшно, что иногда родители осознанно втягивают детей в эти ситуации, формируют образ врага в партнере другого пола. Формируют негативный образ самих отношений, брака, семьи.

Родители, которые понимают, что ребенок не должен видеть их конфликты, хотят скрыть ссоры, но ребенок их все равно чувствует. Чувствует напряженные интонации, видит напряженные лица, взгляды.

Но пытаясь это спрятать, мы формируем еще одно плохое, с тяжелыми последствиями для взрослой жизни ребенка представление, что о чувствах нужно не говорить, что нужно прятать плохие эмоции, держать в себе переживания, оставаясь с ними наедине.

Нам, взрослым людям, нужно самим учиться и учиться строить отношения, принимать другого человека, искать и находить с ним общий язык. Нам нужно учиться открытости, доверию друг к другу. Иначе как наши дети узнают, что отношения между мужчиной и женщиной ‑ прекрасны! Что они дают близость и защищенность. Что нет ничего важнее любви и взаимопонимания. Что семья в жизни каждого человека ‑ как основа, оплот, место, где тебя всегда ждут и любят. Как они об этом узнают ‑ если мы не покажем им этого?!

Глядя на нас, своих родителей, дети узнают еще одну очень‑очень важную вещь. Они узнают ‑ что такое мама и папа. Что такое родители. Что такое ‑ быть родителем.

И если мама иногда для них ‑ это вечно недовольная, орущая женщина, дергающая, шлепающая, критикующая, то такой мамой, вероятнее всего, и станут выросшие девочки. И если папа ‑ это какое‑то отстраненное, погруженное в работу существо или жесткий, критикующий человек ‑ дети возьмут для подражания эту модель.

‑ Не хочу два папы, ‑ сказал один мальчик маме, которая сообщила ему, что скоро она выйдет замуж, и у него, кроме его родного папы, появится еще один папа. ‑ Не хочу два папы, ‑ повторил он. ‑ Надо мной теперь два папы будут издеваться…

Однажды я наблюдала удивительную сцену. В вагон метро вошла мама с девочкой лет шести, они сели напротив меня. И так хороша была эта пара, что я ими залюбовалась. Красивая молодая мама, в шляпе, с распущенными волосами. Девочка ‑ тоже с распущенными волосами, в нежных кудряшках, в вязанной шапочке с полями, которые она постоянно поправляла, глядя на маму, чтобы, как у мамы ‑ поля у шляпы стояли. И их профили были похожи, только у девочки он был нежнее, мягче, у мамы ‑ более резкий, жесткий. И была эта славная девочка такой милой копией мамы, что я невольно улыбнулась.

Но вот девочка, пытаясь расстегнуть курточку, дернула больше, чем нужно, за молнию ‑ и молния разошлась. И мама в мгновение превратилась в какое‑то жуткое существо с перекошенным лицом и рванула девочку к себе, поставив ее перед собой, и начала дергать ее за эту молнию, и говорила ей что‑то злое, с ненавистью глядя ей в глаза. И говорила, и говорила, и дергала ее куртку и саму девочку. И девочка эта, поникшая сразу, сжавшаяся в комок, молча переносила эти рывки. Потом, отпущенная мамой, села рядом. И поля у шапочки поправила. И слезинку вытерла. И застыла, как каменное изваяние. А я, снова увидев ее профиль, ‑ поразилась, каким он стал жестким, похожим на мамин.

И подумала грустно: что узнала она сейчас о том, что такое мама, что такое ‑ быть мамой…

Представление о сексе

Мы рассказываем нашим детям о мире и работе, об обязанностях и о деньгах. Мы вкладываем в их головы информацию обо всем ‑ кроме одной сферы, информацию о которой мы держим под запретом. Об этом не принято говорить. Эта сфера ‑ сфера сексуальных отношений ‑ единственная, в которой такая передача опыта, своих убеждений ‑ практически не происходит.

Самое удивительное, что родители, которые не говорят с ребенком о сексе, на самом деле все равно передают ему информацию об этой стороне отношений между мужчиной и женщиной. Само отношение к этой теме, ее тайность, запретность говорит ребенку о многом.

Что происходит между мужчиной и женщиной наедине ‑ об этом нельзя говорить, это нельзя обсуждать. Этому занятию нет нормального названия. Само слово «секс» не говорит ни о чем. Это что‑то тайное и стыдное ‑ именно так понимают дети родительское молчание на эту тему.

Частям тела, которые участвуют в этом процессе, тоже нет никакого названия. А те слова, которые есть, ‑ очень плохие слова, их нельзя говорить. Эти части тела нельзя трогать, рассматривать, показывать другим, рассматривать у других. Это что‑то плохое, стыдное, неприличное.

‑ Еще раз увижу, что ты его руками трогаешь, отрежу и собакам выкину! ‑ говорила одна «добрая» бабушка.

‑ Ну‑ка, спрячь свои глупости! ‑ говорила другая, не найдя иного слова, чтобы назвать эту часть тела. (Так и появляются эксгибиционизм и другие сексуальные отклонения у людей, которым в детстве просто не дали исследовать свое тело, поэтому и приходится во взрослом возрасте уделять ему столько внимания!)

Так и формируется у детей представление о неприличности, стыдности, даже «плохости» этого занятия. Поэтому их так влечет к этой информации: интересно все же узнать о запретном и плохом. Поэтому каждый ребенок рано или поздно столкнется с неким чувством вины, когда все же начнет интересоваться, заниматься своим телом, проявлять интерес к телу другого человека, получать сексуальный опыт.

Все нормальные родители считают своим долгом как можно дольше уберегать ребенка от этого опыта, мешая его взрослению. Особенно, если продолжают считать его маленьким, неопытным, неприспособленным к жизни. Поэтому и не готовят его к нему. Не говорят с ним о сексе.

Но когда придет время говорить об этом ‑ когда выросший ребенок вплотную подойдет к этому опыту? Когда войдет в этот опыт, абсолютно к нему не подготовленный? Или мы думаем, что он нас предупредит, когда начнет познавать эту сферу жизни? На что мы надеемся, когда молчим в ответ на детские вопросы, или откровенно врем им о капусте или аистах, или обрываем: «Мал ты еще, лучше бы уроки хорошо делал…»

Иногда мы все же передаем информацию об этой сфере напрямую, рассказывая детям (чаще всего девочкам!) о необходимости хранить чистоту, целомудренность. Поколения родителей передают информацию о ценности девственности ‑ для девочек как одно из основных условий их счастливого брака, для мальчика ‑ как одно из преимуществ женщины, мол, гуляй, с кем хочешь, но в жены ищи чистую. (Само это слово говорит о грязности того занятия, в котором теряют девственность!)

Сколько случаев поломанных жизней, трудных жизней с нелюбимым человеком встречала я в своей практике, когда люди изначально вступали в брак по одной причине: она потеряла девственность, он ее лишил девственности ‑ они должны пожениться!

И ты только вдумайся ‑ ее девственная плева, тонкая пленочка в ее теле была нарушена мужчиной, которого она иногда по молодости и неопытности и знать толком не знала, ‑ но из‑за этого надо жить вместе и мучить друг друга!

Мне рассказывала одна женщина, что ее мама внушила ей, что надо беречь себя, как зеницу ока, и ни за что, никогда, ни с кем, ничего себе не позволять. И когда она все же поцеловалась с парнем, то ощутила такое страшное чувство вины, что им осталось только пожениться. И ‑ поженились.

Мы говорим детям напрямую еще и о том, что они не должны поддаваться чувствам, не должны идти у них на поводу, тем самым сводя на нет саму ценность чувств, значимость их истинности. Ведь только чувства, которые мы переживаем, и говорят нам правду ‑ ум всегда интерпретирует, придумывает, ограничивает рамками условностей и правил. Именно чувства всегда выражают душевное состояние, выражают истинные потребности и желания. Но ‑ все это неважно!

«Не теряй головы!» ‑ какая мама не говорила это дочери, пытаясь научить ее контролировать себя и не поддаться чувствам (но как с такой установкой эта девушка в будущем сможет испытать оргазм?!).

И опять ‑ дети по нам, как по образцам, делают какие‑то выводы об этой сфере. С желанием ли мама и папа уединяются, или для кого‑то это ‑ неприятная обязанность? С какими лицами родители выходят утром из спальни? Что происходит между ними в отношениях ‑ прикосновения, взгляды, их интонации уже о многом говорят. Их упреки или обвинения, пренебрежение друг другом тоже о многом говорят ребенку.

Я помню, как поразила меня однажды ситуация, когда молоденькая девочка‑девственница переспала с каким‑то почти незнакомым ей парнем, чтобы не быть девственницей. Чтобы ее муж не говорил ей потом, как папа говорил маме: «Да ты никому не была нужна, раз мне целкой досталась!»

То, что мы точно делаем с нашими детьми ‑ мы ограничиваем их сексуальность. Мы подавляем сексуальность, которая рано или поздно все равно проявляется в наших детях. Мы ставим так много запретов на самой теме, на проявлении интереса к теме, на проявлении сексуальности.

Но как может потом взрослый человек быть сексуальным, когда эта область запретна? Откуда возьмется свобода проявлений и раскованность, которая требуется в сексе, когда все закованы? Как сможет он отличить простое сексуальное влечение от истинных чувств, если никто с ним не говорил о том, как вообще все это бывает? Не говорил о любви и страсти, о влечении и серьезных чувствах, о сексе как кульминации любви?

Мы просто обязаны, должны говорить с ребенком на эти темы.

Мы должны рассказать им о половых различиях. Мы должны рассказать им о том, как появляются дети. Мы должны позаботиться о нравственной стороне будущих сексуальных отношений наших детей: поговорить о любви, чистоте, верности. Мы должны предостеречь их от легкомысленных поступков, ненужных связей, рассказав о возможных последствиях сексуальных отношений, о возможных заболеваниях, способах предохранения от них. Мы должны готовить наших детей к осознанному родительству, поэтому и необходимы разговоры о последствиях сексуальных отношений, об ответственности родителей перед детьми, о способах предохранения от беременности.

И мы должны ‑ обязаны! ‑ сами быть счастливыми, удовлетворенными в этой сфере.

Наши счастливые лица ‑ лучшая информация, которую мы можем передать ребенку.

Представление о мире

‑ Ты будешь драться? ‑ строго спросила я внука, пресекая его попытки подраться, побороться со мной. ‑ Ты еще будешь драться? ‑ возмутилась я.

‑ Буду! Давай! ‑ радостно, со светлым лицом ответил он мне, поняв мои слова как приглашение, как предложение вместе, радостно ‑ подраться!

Ребенок изначально не слышит в словах критики и непринятия. Он слышит в словах предложение совместной игры. Мир для него добр, и люди в этом мире добры. И все хотят с ним играть. И он сам открыт миру и людям.

Он подходит к людям с таким открытым лицом, распахнутым взглядом, он улыбается каждому человеку, потому что для него все ‑ хорошие, все ‑ часть его светлого мира. Он протягивает руку к тому, что хочет, и берет то, что хочет, и в ответ ему улыбаются.

Дети сразу и непринужденно осваиваются со счастьем, ибо они сами по природе своей ‑ радость и счастье.

Виктор Гюго

Ребенок не сомневается в том, что весь этот мир ‑ для него. И его уверенность срабатывает ‑ ему постоянно что‑то дают. Его угощают яблоком, апельсином или конфетой. Люди сами хотят ему что‑то дать ‑ ни за что, не за то, что он что‑то хорошее сделал, чего‑то достиг. Просто потому, что он такой. Радостный, открытый, светлый человечек.

И он мог бы так и жить ‑ в позитивном отношении к миру, в ощущении себя хозяином этого мира, ‑ если бы мы, взрослые, не рассказали ему, что все вокруг устроено совсем не так. Что не так уж добр этот мир. Не так уж справедлив. Что все ‑ наоборот!

Закладка представлений ребенка о мире, в который он попадает при рождении, начинается еще во внутриутробном возрасте. Отношение мамы к миру, вибрации ее мыслей, чувства, которые она переживает, создают у ребенка либо радостное ожидание выхода в добрый мир, где его ждут, либо ребенок уже напряжен, как и мама, в напряженном теле которой он находится, и уже боится этого мира, и полон тревожных ожиданий, как она или люди, которые ее окружают.

Я хорошо помню, как дочь, которая ждала появления своего сына, положив руки на живот, разговаривала с ним, рассказывая ему, как тут интересно, как здорово ему будет, когда он явится в этот мир, о том, как мы все ждем его. Она рассказывала ему о мире, о людях, которые его ждут. И он всегда в такие мгновения замирал, как бы слушая ее. А он действительно слушал ее! И слушал вечерами музыку, которую она ставила специально для него, красивую, плавную музыку для малышей. И потом, уже родившись, услышав ее однажды, он просто замер и лежал так, молчком, слушая. И мы поняли ‑ он ее узнал…

Если родители не запугивают ребенка еще до его рождения, он выходит в этот мир смело ‑ как в свой , добрый мир, для него предназначенный, в котором он ‑ хозяин.

И если взрослые разрешают ему свободное исследование мира ‑ мир ребенка наполняется красками, запахами, цветом, вкусом. Мир становится ярким, живым, интересным, колоритным. Если родители еще и поощряют его интерес к миру, побуждая его к знакомству с ним, к исследованию его, ребенок становится смелым, самостоятельным. Он чувствует себя уверенно в мире, который его окружает. И ощущает окружающий мир добрым, принимающим его.

Но родители, которые все знают, знают об опасности этого мира, о микробах и болезнях, о ямах и углах, как могут они позволить ребенку свободно исследовать мир?

Родители, с их тревожными и часто негативными представлениями об опасном мире, в котором детей воруют, насилуют маньяки, расчленяют на органы, ‑ как могут они отпустить ребенка в этот страшный мир?

И начинаются ограничения. Туда не ходи. Сюда не ходи. Там страшно. Там опасно. Там Баба Яга. Там Кощей Бессмертный. Там ‑ Бабайка, или Бабай! (Никто его, правда, не видел, и кто это такой ‑ никто не знает! Это то, чем просто пугают детей, чтобы отбить их интерес к свободному исследованию мира!)

Так ребенок и узнает, что мир, который его окружает, ‑ враждебный и страшный.

Если родители все же позволяют ребенку свободное перемещение в новом для него мире, следя при этом на расстоянии за его безопасностью, и говоря ему «нет», «нельзя» только в случае необходимости ‑ у этого ребенка будет формироваться чувство уверенности, свободы, независимости, интереса к окружающему миру. Ребенок будет чувствовать себя в нем хозяином. И это модель его будущего поведения в жизни.

Если родительские запреты редки, разумны и появляются в ситуациях, в которых они действительно необходимы, ‑ ребенок постепенно привыкает к тому, что есть ограничения в общении с предметами, которые могут быть опасны, но сохраняет при этом свободу и уверенность. И мир остается добрым, не опасным.

Так начинается закладка представления о мире ‑ из первого опыта исследования мира. Потом мы продолжаем по каплям, по крупицам вкладывать в ребенка знания о мире.

‑ Вот в детском саду‑то так не побалуешься… Постоишь там в углу…

‑ Подожди, пойдешь в школу, там с тобой быстро разберутся… Там тебе покажут…

Как‑то незаметно для нас самих мы даем ребенку представление о враждебности мира. О его опасности. В этом нам очень помогают средства массовой информации, телевидение, где с каждого канала звучит информация о сложностях, опасностях этого мира.

Современные дети получают поток негативной информации о мире из агрессивных компьютерных игр, из ужасных даже по своему изобразительному ряду (не говоря уже о содержании!) мультиков. (Интересно, показывают ли их изготовители свою продукцию своим детям?!)

Я заметила, как изменилось отношение моего внука к миру, когда он начал смотреть мультфильмы, начал играть в простейшие компьютерные игры. До этого в наших совместных играх, когда мы играли в машинки ‑ все были друзья.

‑ Друг, ‑ говорил он, обращаясь к моей машинке, ‑ догоняй меня… Друг, смотри, как я быстро еду.

И когда мы играли в солдатиков или разыгрывали сценки, держа в руках человечков, звучало все то же:

‑ Друг, держи меня… Друг, не падай, сейчас я тебя подниму…

Как‑то, вернувшись из гостей, где он наигрался вволю в компьютерную игру, он, играя со мной, начал «убивать» моего солдатика и на мое: «Зачем ты убиваешь, он же хороший!» ‑ ответил уверенно:

‑ Он плохой. Он не наш. А не наших надо убивать.

Он уже узнал о делении людей на «наших» и «не наших» и о том, что «не наших» надо обязательно убить. И меня поразило, как быстро он об этом узнал и принял это за правду.

Чуть позднее я наблюдала в поезде, как две очаровательные девочки трех и семи лет играли в игрушки. Куклы, мягкие игрушки, телепузики взаимодействовали в этой игре вместе, пока одна из девочек, положив телепузика на подушку, не сказала:

‑ Давай его убьем!

И они вдвоем стали убивать, забивать телепузика остальными игрушками.

Я, потрясенная этой сценой, даже слова не могла промолвить.

Другая девочка предложила:

‑ А давай убьем зайку!

И они убили, забили зайку. И уже приготовились убивать мишку, как я с отчаянием крикнула:

‑ Зачем же вы их убиваете?

‑ Они плохие, ‑ ответила одна из них. И добавила категорично: ‑ Плохих надо убивать!

Чуть позже, когда родители дали им альбом и фломастеры и дети начали рисовать, ситуация повторилась, пожалуй, стала еще страшнее.

‑ Смотри, какой он страшный, смотри, он кусается! Смотри, сколько крови! Смотри, сколько крови! ‑ приговаривала одна девочка, и вторая, оставив свой рисунок, начала помогать ей рисовать на листе разводы ‑ потоки крови. Потом вернулась к своему листу, на котором рисовала какого‑то страшилу и тоже приговаривала при этом:

‑ Он сейчас тебя убьет! Смотри, какие у него зубы! Смотри, какой он страшенный!…

Я, пораженная, смотрела на их рисунки, слушала их слова, полные неприкрытой агрессии, и думала: откуда в таких маленьких детях столько агрессии, ненависти? И как вообще противоестественны такие проявления у маленьких и чистых детей! Но они ‑ уже заряжены ими.

Я смотрела на их родителей, милых, интеллигентных людей, стоящих в проходе вагона и о чем‑то спокойно разговаривающих. И думала: это даже не семья вложила в них. Эти дети просто растут в представлениях об этом мире как о мире насилия…

И к какой агрессии, к каким последствиям всех нас это приведет?

Представления, что мир зол, что мир полон опасностей, прочно живут в наших умах, как правда жизни. Мы сами живем этими представлениями и транслируем их нашим детям. И конца и края им не будет, пока мы их не отменим и не перестанем транслировать.

Мы живем представлениями, что этот мир ограничен и беден, что он не для всех, что в нем всегда чего‑то не хватает, что он несправедлив. И эти представления мы тоже, даже не замечая этого, транслируем своим детям.

Однажды, находясь в лагере духовного творчества, который располагался в лесу, я стала свидетелем удивительного разговора.

‑ Неудачники мы с тобой, ‑ говорил совсем еще нестарый мужчина своему пяти‑шестилетнему внуку… ‑ Нам с тобой вечно всего не хватает… Вчера нам обеда нормального не хватило… Так всегда в этом мире ‑ кому‑то все, кому‑то ничего!… ‑ сказал он обреченно.

Дедушка говорил это внуку, совершенно убежденный, что так оно и есть. Он, приведя ребенка в кухню на завтрак, застал полное отсутствие этого завтрака. Все уже кончилось.

И я, услышав его речь, остановилась: это же надо такое говорить ребенку! «Неудачники мы с тобой!… Так всегда в этом мире…» И на основании чего дедушка так убежденно транслировал ребенку эту информацию о себе и о нем самом, который до сих пор не знал, что он ‑ неудачник, а теперь ‑ будет знать! И о мире, как мире несправедливости, в котором кого‑то обделяют!

Он сделал этот вывод на основании того, что им не хватило завтрака! Завтрака, который начинался с восьми утра и который всегда был изобильным и разнообразным! Меня всегда просто поражало, как можно это изобилие создавать в условиях леса, готовя пищу на костре!

Всегда на завтрак было два вида каш, и блинчики, и сгущенка, и варенье, и бутерброды с сыром и с маслом, и печенье, и вафли, и какао, и чай. И обед удивлял разнообразием ‑ несколько видов салатов, несколько видов гарниров и огромный котел супа. И даже торты нескольких видов умудрялись делать работники этой импровизированной кухни в походных условиях!

И я, каждый раз приходя на кухню, испытывала такое удивительное ощущение изобилия мира! Доброты этого мира, заботы его обо мне, когда я, не думая о том, как мне самой приготовить пищу, могу прийти и выбрать себе разное, вкусное, попахивающее дымком питание! И мне всегда всего хватало! Потому что я рано вставала и заставала это удивительное изобилие. А дедушка, появлявшийся на завтрак в одиннадцатом часу или под конец обеда, ‑ заставал пустоту. И делал вывод: «Неудачники мы. Нам всегда не хватает! Так всегда в этом мире…»

Но именно так мы часто и делаем ‑ мы рассказываем нашим детям о нехватке, о несправедливости. Но рассказываем ли мы им, что мир добр, и справедлив, и изобилен? Что тебе в нем всегда всего хватит, если ты будешь вовремя в нужном месте? Что этот мир ‑ для тебя. Что ты ‑ его хозяин?

Думаю, у многих, читающих эти строки, удивленно поднимаются брови: а что ‑ это так?

К сожалению, их родители тоже не рассказали своим детям об этом…

Представление о жизни

Жизнь ‑ трудна. Кто из нас не знает об этом? Это знание кажется нам таким верным, незыблемым. Действительно ‑ какой еще может быть жизнь? Какой еще может быть жизнь у людей, живущих в убеждениях, что жизнь трудна? Ведь любое наше убеждение формирует реальность. Только трудной она и может быть.

Нам, когда мы сами были маленькими детьми, рассказали это родители, уже прожившие трудную жизнь. Это представление о жизни сделалось нашим убеждением, которое и стало создавать, творить нашу трудную жизнь. Теперь мы, имея опыт трудной жизни, рассказываем об этом нашим детям. Так как же она может стать легкой?!

Невольно присутствуя при разговорах взрослых, ребенок слышит расхожую фразу: «А кому сейчас легко?» ‑ и узнает, что всем должно быть трудно, и это нормально. Всем должно быть трудно.

А родители еще и помогают создать это представление, говоря:

‑ Веселись, детка, радуйся, пока мал… Вот вырастешь ‑ и начнутся трудности…

И на протяжении всей своей детской жизни ребенок только и слышит ‑ трудиться надо, трудом надо зарабатывать. И это представление, что все должно даваться тяжким трудом, становится для него непреложной истиной.

‑ Н‑да, ребенок пошел в первый класс ‑ а ему уже компьютер покупают… ‑ озадаченно заметил один человек, узнав, что мы к первому сентября решили купить ребенку компьютер.

И так явно читалось в этих словах: «Ну, не жирно ли будет? Такому маленькому, просто так, незаслуженно ‑ и сразу компьютер!»

Но как же ребенок получит представление о жизни как о яркой, интересной, полной возможностей, подарков, радости? Ну не в тяжелом же труде, не в зарабатывании, отрабатывании возможности подарка! Какой же он тогда подарок, когда ты его отрабатываешь, как повинность?

Жизнь несправедлива. Это мы тоже хорошо знаем. Потому что когда‑то нам это тоже рассказали наши родители. Правда, нам забыли рассказать, что жизнь ‑ такая, какую ты сам творишь. Поэтому не на кого пенять и обвинять жизнь в несправедливости. Нечего искать виноватых в событиях, которые с тобой происходят. Есть только один творец твоей жизни ‑ ты сам.

Но так привычен в нашем мышлении поиск виноватых! Так привычно обвинение кого‑либо ‑ жизни ли, не такого партнера, неблагодарных детей… А начинается все с первых месяцев жизни ребенка, когда родители показывают ему такой стиль отношения к жизни:

‑ Ах, он такой пол плохой ‑ ударил нашего мальчика! Ах, он плохой. А мы сейчас по нему постучим, мы ему, полу, покажем, нашего мальчика обижать… ‑ приговаривает бабушка. И мальчик узнает, что это пол виноват, а не он сам, который поторопился и на ножках не удержался!

И ребенку никто не объясняет, что есть законы Вселенной, согласно которым ты получаешь по делам твоим. Что все выпущенное тобой вернется к тебе, что действие равно противодействию.

Очень мало мы даем нашим детям представлений о жизни ‑ как об увлекательном творческом процессе, в котором ты сам творишь свою жизнь такой, какой хочешь ее видеть. В котором ты в первую очередь творишь сам себя и потом собой, как инструментом, создаешь в этой жизни все, что ты хочешь.

Возможности и изобилие.

Любовь, дружбу, поддержку.

Счастье. Успех.

Красивую, полную радости, легкую жизнь.

Представление о деньгах

Их представления о деньгах наивны и простодушны. Деньги ‑ это какие‑то бумажки, на которые можно все купить. И чем больше этих бумажек, тем лучше.

Мой пятилетний внук впервые начал общаться с деньгами, живя с нами в лагере духовного творчества. Он впервые получил в руки деньги, на которые самостоятельно покупал себе печенье или сок. Однажды, когда я покупала что‑то для себя, мне не хватило десяти рублей. Увидев внука, гуляющего с детьми неподалеку, я попросила у него недостающие деньги. Чуть позже я дала ему сто рублей и сказала, чтобы он пошел к палатке, у которой был импровизированный рынок, и разменял деньги. Ребенок с радостью побежал выполнять поручение. Когда он вернулся, я забрала у него девяносто рублей, оставив ему десять рублей.

‑ Отдай мои деньги, Маруся! ‑ громко и требовательно сказал он мне, и я рассмеялась, так смешна была его реакция.

‑ Дорогой, я отдала тебе твои деньги. Я же брала у тебя десять рублей, я тебе их и отдала. А эти деньги ‑ мои!

‑ Отдай мне мои деньги! ‑ так же требовательно сказал он, и я уже серьезно, спокойно начала объяснять ему, что его деньги я ему вернула. Но он был неумолим ‑ у него в руках только что было столько бумажек, и теперь Маруся забрала их у него, оставив только одну бумажку!

Я еще раз спокойно и мирно объяснила ему, что каждая бумажка что‑то значит. На этой написана цифра десять, это ‑ десять рублей. Такую бумажку я у него взяла, когда мне ее не хватило для покупки. Такую я ему и вернула!

Но он не хотел слушать моих объяснений. Ему хотелось, чтобы у него было много таких бумажек.

‑ Очень, Марусенька, я вижу, ты деньги любишь! ‑ сказал он мне на все мои объяснения. И рассказал всем, и друзьям, и родителям, что «Марусенька очень деньги любит» ‑ у него деньги забрала и отдавать не хочет!

Для ребенка деньги ‑ это сначала бумажки, которые всегда есть у родителей. Которые у родителей надо просить, и их дадут. Но мы быстро отучаем детей от этого простодушного, легкого отношения к деньгам. Мы, взрослые, торопимся объяснить детям, что это не просто бумажки, это ‑ деньги . И их надо очень ценить, надо не выпускать их из рук, их надо зарабатывать ‑ кровью и путом, надо много трудиться, чтобы их получить, потому что просто так тебе никто и ничего не даст. И ребенок, которому в его детской жизни именно так просто все и дают, сначала с трудом принимает эту информацию. Потом привыкает ‑ раз все достается с большим трудом, трудно, значит так и нужно!

Мы, взрослые, научим детей тому, как обращаться с деньгами ‑ считать и рассчитывать расходы.

Количество, счет, достоинство купюр, сумма денег, необходимая для покупки, необходимость откладывать или экономить, сожалеть о потраченных деньгах ‑ обо всем этом мы расскажем.

Мы расскажем о том, какие деньги вредные, ‑ все время кончаются. И как часто их не хватает. Мы создадим у наших детей тревожное отношение к деньгам (раз они все время кончаются и потом так долго не приходят!). Мы, люди старшего возраста, расскажем им, что деньги ‑ грязные и опасные, что они (особенно большие деньги!) до добра не доводят. Что они портят людей.