Приют в Удельной на Мариинской улице

1910 год. В феврале кружка для пожертвований Общества призрения калек несовершеннолетнего возраста и идиотов (так назывался приют на Удельной на Мариинской улице) была ошибочно принесена в приют на Белоозерскую. Канцелярия приняла ее. Когда ошибка была обнаружена, надо было кружку возвратить по принадлежности. Я взялась ее отвезти. Мне давно хотелось посмотреть их новый дом. Начальница мне все любезно показала. Дом мне очень понравился: дети размещены очень широко, есть даже свободные комнаты, а на Белоозерской много кандидатов. В приюте на Удельной 4 отделения—для мальчиков, для девочек, для слабых параличных и для беспокойных. Все дети одеты чисто. Три—четыре больших мальчика при моем первом посещении работали на дворе, один—на кухне, два—помогали сапожнику чинить сапоги, девочка работала в бельевой, а все остальные ничего не делали! Игрушек, занятий нет. «Они все ломают,—ответили мне,—их ничему не выучишь»... Кружку начальница не приняла (надо было отвезти председатель­нице правления, что я вскоре исполнила). Она оказалась знакомой моих родителей, которых я давно похоронила, и видела меня маленькой девочкой. Приняла она меня очень любезно. Рассказала свое горе-заботу: «много служащих переменила, но никого не нашла, кто умеет заниматься с детьми и идиотами,

а занятия необходимо поставить. Это дало бы возможность принимать детей за плату, с тем расчетом, чтобы 2 или 3 платных оплачивали содержание одного беспокойного». Я предложила один раз в неделю ездить на Удельную. 2-го марта был мой первый урок—знакомство с детьми, но мною была совершена грубая ошибка. Что могла я дать детям, занимаясь два раза в месяц с девочками и 2 раза—с мальчиками? Конечно, ничего. А потому, сократив время занятий с детьми, я больше занималась с нянями и дядьками. На средства председательницы была приобретена большая коллекция пособий (многие были сделаны на Белоозерской). Куплены игры и игрушки. Всего я провела 10 бесед (в две смены), а с воспитательницей и надзирателем беседовала при выдаче им игр и пособий. Были заведены записи занятий. С 1-го сентября начались правильные занятия, которые ежедневно кратко записывали. Дети были для занятий разделены на мелкие группы: с теми, кто подавал большие надежды на дальнейшее развитие, вели даже индивидуальные занятия. Дома я подробно ознакомилась с отчетами общества и задумалась: Как странно? В Петербурге 3 приюта имеют одну цель (Белоозерский, Мариинский, Эмману-иловский). Все три призревают детей полных идиотов, среди них есть менее отсталые, припадочные и беспокойные, маленькие и большие. Сколько напрасно затрачено сил и труда надзирательниц и нянь, чтобы насколько возможно оградить одних от других. Страдают дети, переутомляются служащие, а все было бы так легко устроить, предназначив каждое учреждение для одной категории детей.

18 декабря 1910г. Я переехала на Удельную. Мне была дана маленькая задача—поднять приют. В первые дни, при обходе приюта по нескольку раз в день для ознакомления с детьми и служащими, я вскоре заметила, что дети, несмотря .на свой низкий умственный уровень, резко разделялись на две группы: одни были труженики, другие, такие же по умственному развитию,— ничего не делали. Впоследствии, ознакомившись с их биографией, я узнала, что труженики это те, которые давно живут в приюте, с которыми в детстве вели правильные занятия, а те, что целые дни сидели, ничего не делая (некоторые рвали одежду и портили мебель), это дети, которые поступили позднее, которых только хороша кормили, но занятий с ними не вели, их только призревали. Вот наглядное доказательство, как нужно воспитание и обучение. Время и деньги, затраченные на них в детстве, не пропали бы даром. Что выгоднее? Очевидно, правильные занятия в продолжение 3—4, даже 7 лет, благодаря которым идиот, ни к чему неспособный, приучался бы к полезному, доступному труду, выполняя 1/2, чаще 1/3 работы нормального человека.

Первые дни я была занята приемом инвентаря и приготовлением к елке. Я купила много игрушек. С нового года я принялась за переустройство приюта. В отчете за 1911 год отмечается, что отчетный год следует считать годом возрождения приюта, полного обновления его. Благодаря новому попечителю приюта обновлен почти весь инвентарь. Значительно увеличено число обуви, белья, одежды. Введена однообразная, форменная одежда (одну неделю темносиние платья, другую—розовые). Увеличен служебный персонал, что дало возможность более правильно разделять питомцев на маленькие группы. Еженедельно приезжала из Петербурга опытная учительница гимнастики. Она показывала те движения, которые ежедневно дети повторяли со старшей няней. Прекрасно поставлены подвижные игры с пением. Наименование приюта изменено. Вместо приюта для идиотов (что обижало более сознательных

детей)—приют-колония для умственно-отсталых детей. Все внимание было обращено на постановку дела таким образом, чтобы можно было принимать платных больных. Плату берут по соглашению от 10 до 100 руб. в месяц. Платные будут помогать содержать бесплатных. Мне, конечно, ближе бедные дети из подвалов и чердаков, за которыми я до сих пор ухаживала на Белоозерской. Но скоро, к своему удивлению, я убедилась, что больные дети одинаково несчастны и в хоромах...

1912 год—Продолжается улучшение приюта. Проведено электричество,
поставлен телефон. Одно и другое очень заинтересовало некоторых детей.
Устроена маленькая водолечебница. Это мне очень нравится. Считаю
необходимым иметь ее в каждом учреждении для таких детей. Решено принимать
платных с таким расчетом, чтобы 2 или 3 платных содержали одного
бесплатного. Справлюсь ли я с хозяйством? Все больше сознаю, что это не
моя специальность. С родителями пока лажу. Многие из них нервные. Как
они страдают за своих детей, всегда считают своего «самым умным», требуют
успехов. Приходится, увы, вести показные занятия (раз в неделю), а я их так
не люблю! Некоторые затягивают плату, а требовать ее не умею. Осенью
открыли платное отделение. Я очень его опасалась. Как отнесутся к нему
«бедные», т.е. бесплатные дети? Оно хорошо устроено и оборудовано. Еще
большая у меня забота: если многие платные дети будут иметь отдельную
комнату и свою няню, то не останутся ли дети совсем без присмотра? Ведь
няням захочется поболтать, а с идиотом скучно!... В отдельных комнатах
оборудование будет от родителей, мне это нравится: ребенок будет иметь то,
к чему привык. Значительно увеличен огород. Работают все, кто может. Трудно
с нянями, не любят они огород, а без «больших» дети, конечно, не работают.
Чтобы заинтересовать детей, с ранней весны вели беседы «по ботанике».
Развесили соответствующие картинки, на окнах поставили банки с разными
ветками, потом цветы. Торжественно встретили весну, нарисовали, наклеили
и развесили «Программы». Было закуплено много садовых игр (больше всего
мячей) и для работ на огороде—маленькие лопаты, грабли. Был устроен марш
кругом всего сада—каждый ребенок что-нибудь имел в руках—«подарок»,
который по окончании марша отдал тете Кате на сохранение. Вели записи о
погоде и того, что видели на прогулке. Каждая группа имела свой день в
неделю для прогулки—экскурсии в парк.

Старшие летом несколько раз уезжали на целый день с провизией. Устроен птичник. За лето собрали 987 яиц. Приобретены 2 хорошие коровы. Уход за скотом и двором возложен на более взрослых и развитых питомцев приюта. Еженедельно по воскресеньям и праздникам дети собирались вечером для увеселения в зале (летом на площадке, в сад выносили граммофон). Дети пели, танцевали, играли в игры в 2 смены (младшие и старшие), но не более 1 часа—часто меньше, чтобы дети не возбуждались. Было небольшое угощение. Было поставлено 2 спектакля (отмечено даже прессой). Дети сами делали декорации, бутафорию и костюмы. Была изготовлена большая и, по мнению детей, очень красивая занавесь (из ситца вырезаны и наклеены цветы, букеты, с очень крупной надписью из красного кумача—«ДЕЛУ ВРЕМЯ—ПОТЕХЕ ЧАС»).

1913 год— По указанию проф. А. Ф. Лазурского произведены психологиче­
ские наблюдения над всеми почти питомцами приюта, что даст в будущем
интересный научный материал. На съезде по народному образованию были
экспонированы и привлекли общее внимание работы питомцев и пособия

(вся система) для их развития. Всех особенно заинтересовали записи о продуктивности труда питомцев и рельефный план—склеенные дома, вылепленные деревья с указанием площади огорода по годам. Заведено кролиководство, которое, кроме большой радости, может в будущем принести и материальную выгоду. Для кроликов выстроен хорошенький домик, обнесенный проволочной решеткой. В маленьком саду кроликов поставлены 2 скамейки. Дети так любят там сидеть. Дети из других приютов приходят к нам. С какой гордостью дети показывают свое хозяйство. Цель достигнута—я так рада. Дети, даже самые богатые-платные, начинают любить «свой приют» и, что мне особенно приятно, платные с бесплатными живут дружно, нет зависти, которой я так опасалась. Напротив, бесплатные в выгоде: платные делятся с подругами сладостями. Стало больше игрушек. Родители так добры, что часто дают мне деньги или привозят те игры-пособия, которые мне нужны.

1914 год— Приток платных питомцев заставил перегородить большие
комнаты на более мелкие. Большие мальчики в 1913 г. переведены в
большой, деревянный дом, заново отремонтированный. Построена новая
баня и прачечная. Но грянула война—настал конец нашей хорошей жизни.
Служащие одни были призваны на войну, другие уехали по семейным
обстоятельствам. Новые были менее, вернее, совсем не опытны в уходе за
больными детьми. Пожертвования прекратились, продукты вздорожали
(какое счастье, что в это время я не ведала хозяйством, а только детьми).
Я старалась, насколько возможно, сохранить прежний порядок, но это
делалось все труднее: Плата затягивалась, стали поговаривать о переводе
детей из отдельных комнат в общие, с платного отделения на бесплатное.
На средства председательницы правления закуплен материал. Питомцы
приюта и служащие вязали и шили для раненых. Увеселения были
прекращены. Мальчики более охотно, чем прежде, занимались гимнастикой,
пели военные песни. Девочки стали печальнее. Они гораздо больше
мальчиков скучали о родных, уехавших на войну.

1915 год—Тяжелый год. Ввиду военного времени нельзя было обеспечить
доставку угля, а потому приступлено к устройству печей. Слабые—неопрятные
выделены в маленький домик (там прежде жили служащие). Буду ли я в
состоянии их часто навещать? Будет ли им там хорошо? Участвовали на
выставке «Детский сад». Читала 2 доклада. Город прислал 50 стипендиатов.
Новые дети—большие мальчики совсем перевернули нашу жизнь. Это были
дети улицы (отец на войне, мать на работе). Целый год были они без присмотра,
почти все были значительно развитее наших—кандидаты во вспомогательные
школы. Как трудно было с ними! Они обижали и дразнили слабых. В помещении
делалось все теснее.

Пожертвования совсем прекратились, плата все больше задерживается, а продукты дорожают. Хорошо, что одежда и белье есть, а обувь уже внушает опасения. Новые все безжалостно рвут. Число нянь сократили. Занятия чаще нарушаются, но сама я теперь очень много занимаюсь с детьми. Ввела уроки истории и чтение газет—вернее объяснения, рассказы о событиях на войне—это очень нравится мальчикам, но девочек совсем не интересует. Часто перебивают: «А скоро война кончится и все дешево будет». Заседания правления бывают все реже—не до идиотов теперь!..

Из записок 1917—1924 гг.

Летом 1917г. был Всероссийский съезд народного образования. Многое критиковали, но председательница графиня Панина сдерживала. Высказывали очень много благих пожеланий—как новая школа широко разовьет свою деятельность. На третий день съезда я позволила себе представить съезду записку о детях отсталых, калеках, эпилептиках, на что получила ответ, что о них будут говорить после. Увы! Съезд закрылся, о них не было сказано ни слова. Случайно недавно нашла копию и как отрадно мне было, что почти все, о чем я мечтала, исполнилось теперь, после Октябрьской революции: введено вспомогательное обучение, обследование детей в школах, организованы санатории для нервнобольных детей, выделены эпилептики, организованы курсы для служащих, учреждения для ненормальных детей.

К нам все чаще поступали дети—жертвы войны. Л. Г. Оршанского (он у нас в то время занимался) очень заинтересовал Петя С.—10—11 лет—такой сильный эпилептик, что он казался полным идиотом. Он был найден в разрушенном с аэроплана доме, 3 дня находился под обломками. Раз он взял у меня карандаш, очень мило нарисовал дом с садом, под ним красивым почерком написал склонение по латыни! Такие интересные дети, постепенно приходившие в сознание, были и в клинике проф. Бехтерева. Возникла мысль •устроить для них отдельную лечебницу.

Октябрь—ноябрь 1917 г.

Провизия на исходе. В лавке отказались давать на книжку, а денег не было. Обратились мы в соседнюю больницу, ездили в городскую больницу, везде отказ. Я поехала к членам правления, им было не до приюта. Составили депутацию и поехали к т. Коллонтай. Она приняла нас очень любезно (приют наш был одним из первых, который признал новую власть). Она мне дала 500 руб. На другой день приехало двое товарищей, все осмотрели, им понравилось, нашли все в порядке и посоветовали избрать родительский комитет. Мать одного питомца даже переехала к нам. Жизнь стала немного налаживаться, но комитет скоро распался. Служащим очень хотелось получить ключи от всех шкапов. Я не давала. Они выбрали свой комитет. Пригласили рабочего. Посыпались жалобы. Одна няня побежала наверх и радостно сообщила, что тетю Катю увезут. Пока рабочий меня допрашивал, я услышала шум, по широкой лестнице бегали дети, они меня окружили с криком: «Тетя Катя наша». «Она вас обижает?»—спросил рабочий. Начался такой крик, что рабочий, сложив свои бумаги, уехал.—«Ну уж и любят же они вас. Сам чорт не разберет, что у вас делается». На другой день я поехала в центр. Скоро прислали нового руководителя приюта из рабочих, старого революционера. Как он старался всех успокоить и детям побольше всего достать! Ему была сдана вся власть (административная часть приюта), а я могла приняться за свою любимую воспитательную часть, которая, как это ни странно, во время голода и холода особенно процветала, стала на такую высоту, на какой никогда не была. Приют стал образцовым. Устраивали выставки, которые рекомендовали посещать как с детьми, так и одним педагогам. Такому процветанию приюта помогали мои добрые сотрудницы. С нянями вела беседы. Чтобы отвлечь детей от голода и холода, конечно, насколько это было возможно, мои добрые сотрудницы

изощрялись в интересных работах. Особенно всех интересовали работы из бросового материала. Целая коллекция их была взята американкой для отправки в Америку (картинка из трамвайных билетов, рамки из марок и т.п.). Игрушек первое время было очень много. Когда раздавали игрушки в дорогом заграничном магазине на Конюшенной, я попросила дать мне солдатиков—дети так любили их расставлять. Но в этом мне было категорически отказано—«Войны больше не будет, мы должны иначе детей воспитывать, все военные игрушки мы уничтожаем»,—ответили мне. Но голод и холод надвигались!.. Одно время говорили об эвакуации учреждения. Я категорически восстала—мне жаль было покинуть наш большой каменный дом, да я сознавала и всю трудность путешествия с неопрятными, параличными и беспокойными детьми. «Вашим отказом вы подписываете детям смертный приговор»,—сказал мне доктор Б.О, как я часто вспоминала эти ужасные слова, когда у меня от недостатка стали умирать дети. Бывало по 2, по 3 покойника в день. Не забыть мне их никогда! Прежде всего, к моему удивлению, умерли дети платного отделения, те дети, которых так усиленно питали. Перемену пищи они не вынесли... Тяжело читать журналы того времени. Дети отказались от занятий: «Дайте есть». Им трудно двигаться, слабеют с каждым днем. Дети стоят у окна, ждут хлеба. Третий день нет хлеба. Дети съели клей на занятиях ручного труда. Сережа Г.—14 лет, тщательно собирает листки от старых отрывных календарей и переписывает меню «пишу меню, хорошо пишу—ем. Торт всегда на именины был, а теперь нет ничего». Дети принесли мне книжку с просьбой скорей уничтожить. «Это дурная книжка—«Старосветские помещики»—все про еду пишут, читаешь—есть захочешь». Всеволод С., очень хороший, тихий мальчик, схватил нож (едва отняли), махал и кричал: «Зарежу собаку, один съем, никому не дам». Старшие мальчики убегали на целые дни «искали работы, чтобы покормили». Потом начался холод, у меня сохранились записи об обмораживании. Температура опустилась до 2-х градусов. Многих пришлось отправить в больницу. Не было перевязочного материала. Потом началась борьба с насекомыми из-за отсутствия мыла, редкой смены белья. Все деревья в саду срубили, была такая хорошая березовая аллея! И все же в это тяжелое время у нас образовалась культурно-просветительная комиссия, которая увлеклась постановкой спек­таклей детских и взрослых. Среди нянь оказались способные, делали декорации. На спектакли приходило много соседей. После спектакля бывали танцы. Трудно было детей уводить спать, но все же влияние воспитатель­ницы было еще настолько сильно, что это удавалось.

1918год. А. С. Грибоедов возвратился с фронта. Он энергично принялся задело устройства приютов для различных категорий отсталых детей. Часто бывал у нас, обследовал почти всех детей. Основал курсы по подготовке воспитательниц для учреждений как умственно, так и морально дефективных детей. Последних делалось все больше, а на слабое отделение мало поступало. Он меня зачислил лектором. Приходилось часто ездить, а чаще из-за плохого сообщения ходить пешком в Петроград. Ежедневно я бывала на курсах на Казанской, на собраниях. Собрания в центре, в районе... Я подсчитала—в 1 месяц я была в Ленинграде 21 раз. Несмотря на частое мое отсутствие, дело не страдало. Мои добрые сотрудницы прекрасно вели его. Мы все работали настолько дружно, что когда должно было быть произведено сокращение штатов, то наши воспитательницы местного (при-

ютского) педагогического совета 2 декабря 1920г. подали в центр коллективное заявление: «Желая сохранить правильность занятий, что невозможно при вторич­ном сокращении штатов, мы, педагоги Мариинской вспомогательно-ремесленной школы, просим оставить нас всех. Жалованье и паек мы разделим на коммунис­тических началах».

1923 г. —приезжали из охраны труда. Были очень удивлены, что не было ни одной жалобы. «Что нам ссориться, каждый свое дело знает и делает»,—сказала няня Паша. Нашли переработку у нянь, на что я заявила, что на фабрике-заводе при меньшем числе часов работы будет меньше выпущено товаров-продукции, написано бумаг, а у нас, если няни, опасаясь переработки, оставят больных несознательных детей, произойдет несчастье. «Нешто можно наших детей оставлять одних»,—перебили меня несколько голосов нянь. Гражданка, приехавшая из охраны труда, была очень удивлена. Это был один из хороших дней моей жизни. Служащие учреждения для ненормальных детей, где работа такая тяжелая, должны быть лучше обеспечены зарплатой. Но только большая плата, увы, не всегда удовлетворяет, считаю необходимым заинтересовать самой работой, вернее, идеей работы—что возможно (говорю по опыту). Я испытала это с нянями. Видела разницу ухода за детьми во Франции, где помощница начальницы мне откровенно высказала, что ненавидит идиотов, но работа эта выгодна, плата в 1,5 раза больше. А в Германии, где сестры работают безвозмездно во имя идеи, уход лучше. Дети-идиоты, несмотря на свою глубокую, умственную отсталость, понимают, я бы сказала, чувствуют, кто их любит, жалеет. Они ласкаются к этим няням, узнают их через несколько лет. У меня был мальчик Ваня—он был нормальным мальчиком, но 5-ти лет забежал в рожь и помял ее. Его «поучили прутом». Начались припадки. Знахарка посоветовала облить его во время припадка 7 ведрами холодной воды, что было исполнено. От такого «лечения» Ваня вскочил и побежал. Покоя несчастный мальчик не знал, он был всегда в движении. Часто кричал и бился (вероятно от боли) головой о стенку, проламывал головой сиденье у стульев, до синяков ударял нянь. Много, очень много хлопот он нам причинял. Для него была устроена мягкая комната и диван. 12 лет он был переведен в больницу св. Николая Чудотворца. Я навещала его. Он меня узнавал и так крепко цеплялся за меня, что его насильно уводили. 'Мне сообщили, что после моих посещений он дня 2 кричит и стоит у дверей. Я перестала его навещать. Прошло 8 лет. Д-р С. рассказал, что к ним к больницу опять привезли такого беспокойного больного, которого переводят из больницы в больницу, чтобы дать персоналу отдохнуть от него. Узнав по фамилии, что это мой Ваня, я поспешила его навестить. Как всегда принесла ему пачку печенья. Дала ему одну штучку, он ее повертел, попросил вторую и третью, потом долго смотрел на меня. Служитель предупредил—«осторожнее, сейчас ударит», но Ваня не ударил, а положил 3 штуки печенья в ряд, спросил еще 2—сложил фигуру так, как я с ним давно-давно в дни детства складывала, засмеялся, взял мои руки и моей рукой погладил себя по голове. Я и служитель были поражены. А вот другой случай—одна няня работала у нас недолго, вышла замуж и уехала в деревню. Через 7 месяцев вернулась, зашла в приют в гости и принесла ребятам деревенских лепешек. Таня Р. упорно не брала лепешек, бросила их на пол, показала на няню, схватила маленькую девочку за шиворот и хлопнула. Все засмеялись. Няня сконфузилась и сказала «был грех». Так эти несчастные больные, которые, кажется, ничего не понимают, часто наблюдают поступки наши, служащих приюта. Я имела много записей наблюдений.

В приют все больше поступал новый тип детей: дерзкие, непослушные, озлобленные. Было решено всех идиотов перевести в Эммануиловский приют. Наш приют был приемником: «Мариинская вспомогательная ремесленная школа». Название школы мешало получению добавочных продуктов, которые давали лишь больным. Пришлось много хлопотать. Начала принимать и мальчиков и девочек самого опасного возраста. Запоров для них не существовало. Ложкой каждый замок откроют. Вскоре мне пришлось опять хлопотать об удалении всех мальчиков. Как это было грустно для меня! Еще 1 год назад, когда на собрании в кабинете 3. И. Лилиной разбирался вопрос о курении детей, я молчала. Спросили мое мнение. Я должна была ответить, что совсем не компетентна в этом вопросе, даже не думала о нем, потому что мои мальчики не курят, а были у меня и 27-летние (они оставались у нас до смерти). А теперь в несколько месяцев, благодаря поступлению новых, почти все дети испортились... Как быстро прививается дурное. Как долго, упорно надо учить хорошему. Желание мое, после долгих хлопот, было исполнено. Всех мальчиков перевели в Эммануиловский детдом, а девочек вернули. Опять у меня дети всех степеней умственного развития: от полных идиотов, до дебиликов легкой степени. То, против чего я всегда была.

В 1922 году была основана группа для девочек умственно-морально дефек­тивных. Она была совершенно изолирована. Воспитательниц инструктировал Н. А. Окунев. Ругань, пенье плохих песен, причинение обид слабым, неподчине­ние никаким правилам усиливались. Пробовали вводить самоуправление. Беседы с детьми, когда дети свободно высказывали свои пожелания, и выборы старших мальчиков давно были у нас, еще на Белоозерской. В приюте на Удельной я также почти еженедельно вела с детьми беседы по группам (по вторникам под предсе­дательством врача). Еще до меня были введены собрания, на которых, кроме педагогов, присутствовали няни или дядьки каждой группы и разбирались вопро­сы. Вопрос почти всегда был один и тот же—как нашу жизнь лучше устроить. Обычные пожелания: купить игры, игрушки, редко—улучшить стол, у старших девочек—купить ленточки, наряды. Иногда обсуждали шалости, проступки. Я больше любила задушевную беседу у меня в комнате.

С 1918 года у нас начались настоящие собрания с выборными, с записями протоколов. Меня больше всего выбирали секретарем. Иногда дети перепи­сывали, но очень неохотно. Многие отказывались подписываться—боялись. Руки все любили поднимать. Многие и за и против. Доклады все категорически отказывались читать.

На собрании 17.У1.18г. произошел такой курьез—единогласно было поста­новлено расстрелять двух мальчиков, которые дразнили слабых. Голосовали 3 раза. Спрашиваю—«Знаете ли вы, что значит расстрелять?» «Знаем, знаем»,— кричат все. «Вы хотите, чтобы вас меньше было?»—спрашиваю я. «Зачем меньше?—кричат с мест. «Кого расстреляют, те умрут, совсем умрут, в гроб положат»—поясняю я. «Аи, как страшно, не надо, не надо,—кричат все.—Мы думали так постреляют, попугают. Ранить тоже не надо, потому больно». Произошла ссора, все рассердились на предложивших расстрелять. Две недели не хотели собираться—«Еще не то постановишь, что надо». Собрания все делались реже из-за нежелания детей собираться. «Что собираться—не исполняют». «Мы га-тем, нам надо по фунту хлеба, пишем, пишем, а все мало присылают». Часто собрания срывали.

В 1923—24 годах молодые воспитательницы потрудились с детскими собраниями. Много с детьми бесед провели. Говорилось, что все равные.

"Г «тр. 26. Зан. 3388

Выборные поняли свои обязанности так: «Нам все давайте, мы сами распоряжаться будем. Все лучшее должно быть отдано выборным». Им прислуживали, сапоги одевали, постель стелили... Выборных меняли, результат тот же. Слабых очень обижали. Кто посильнее, решили выборным не поддаваться. Были драки. Ходили дети в пионер-отряды. Нравилась гимнастика. Шумели. Но более сознательные возвращались скучные от сознания своей недостаточности. Люся едва до постели добежала, рыдания-истерика: «Я, дура, не понимаю, маленькие отвечают, а я ничего не понимаю». Сами перестали ходить. Были у нас и пионервожатые, но дело плохо подвигалось.

Была у нас и стенгазета. Но все записи о проступках детей всегда срывали. Пробовали издавать журнал, ничего не вышло. Книжки-рассказы, иллюстриро­ванные учителем рисования, раскрашенные детьми, нравились. Но скоро надоели.

В 1924 г. была открыта кукольная мастерская, на нее возлагали большие надежды, но, к сожалению, она их не оправдала. Был устроен изолятор, который дети постоянно ломали. Пробовали для очень дерзких, не желающих работать, варить пшенную кашу вместо очередного блюда, но это только озлобило детей и «наказанная», как говорили дети, получала больше других от самих детей. Меня удивила их сплоченность, стойкость в защите подруг и страшная ненависть к педагогам. Я искала причину, которую не вполне выяснила, но припомнилось мне время голода и холода, увы, мы педагоги были недостаточно осторожны. Мы были одеты теплее детей, чем возбуждали их зависть. Мы говорили при них, голодных, о лепешках из дуранды, о вкусном печенье из овса или кофейной гуще... Думаю, что в других детских домах было то же. А частый перевод из одного учреждения в другое, разве не оставил след? Впечатления детства так сильны! С 1925 г. многих перевели в Собес. Кого можно —на работу. Увы, не все удержались на работе и тоже попали в Собес. Некоторых взяли родные.

В 1929 году 55-й детдом, как назывался в последнее время бывший приют на Мариинской, был соединен с 54 детдомом—бывшим Зммануиловским приютом.

Большой каменный дом был взят под школу нормальных детей, а наших перевели в старые 3 дома 155 школы.

О детях

Немного деток у меня поправилось! Думаю, что выздоровевших у меня совсем не должно было быть. Это те, которые неправильно попали ко мне. «Мои детки»—глубокой умственной отсталости, все неизлечимо больные. Прочитав эти печальные строки, многие вероятно подумают: «какой напрасный, бесплодный труд». Мне не раз приходилось слышать, что «эти дети—бремя для государства, их надо уничтожать, беспробудно усыплять». Однако обязанность наша ухажи­вающих за ними—облегчать страдания одних, других сделать насколько возможно трудоспособными. Труд в мастерских и сельскохозяйственный—для многих до­ступен, но темп труда должен быть значительно медленнее, чем у здоровых. Новое направление школы меня интересует, думаю, что часть моих деток была бы способна к чисто механическому труду на станках с предохранителями.

Вчера 9.1И.32г. мне рассказали, что 54 детдом переходит в Собес. Не хочу думать, что моих деток будут только призревать. Приучите их к работе, дайте им посильный труд и разумные развлечения, но не полную свободу, которая их губит.

Литература

Айрленд В. Идиотизм и тупоумие—СПб., 1880.

Б и н э А. Современные идеи о детях—М., 1910.

Бинэ А. и Симон Т. Ненормальные дети.—М., 1911.

Вопросы воспитания нормального и дефективного ребенка / Под ред. А. С. Грибо­едова.—М.—Пг., 1924.

Вопросы воспитания слепых, глухонемых и умственно отсталых детей / Под ред. Л. С. Выготского.-М, 1924.

Вопросы организации учебно-воспитательной работы вспомогательной школы.—Л., 1934.

Вопросы педагогической патологии в семье и школе.—СПб., 1912.—Вып. 1—11.

Врачебно-воспитательное заведение в Санкт-Петербурге, основанное в 1882 г. Ив. Ма-ляревским,—СПб., 1903.

Воспитание и обучение дефективных детей / Под ред. А. С. Грибоедова и Н. П. Ка-зачснко-Триродова.—Т. I—III.—Пг., 1918.

Вспомогательная школа при Московском городском Ольгинско-Пятницком 3-м женском училище в 1912—1913 уч. году.—М., 1914.

Вспомогательные школы.—СПб., 1909.

Вспомогательные школы для отсталых детей / Под ред. Е. В. Герье и Н. В. Чехова.—М., 1923.

Второй съезд русских деятелей по техническому и профессиональному образованию 1895—1896 гг. Секция XII.-М., 1898.

Выготский Л. С. Собр. соч.: В 6 т.-М, 1983.—Т. 5.

Гиляровский В. А. К вопросу о положении ненормальных детей в России и в частности в Москве в переживаемое время.—М., 1915.

Граборов А. Н. Вспомогательная школа.—М.—Л., 1925.

Граборов А. Н., Кузьмина Н.Ф., Новик Ф.М. Олигофренопедагогика.—М., 1941.

Грачев а Е. К. Беседы с сестрами-нянями о воспитании и развитии детей-идиотов и эпилептиков.—СПб., 1902.

Грачева Е. К. Воспитание и обучение глубоко отсталых детей.—М., 1932.

Грачева Е. К. Приюты-школы для детей-идиотов и эпилептиков в Швеции, Франции и Германии.—СПб., 1909.

Грачева Е. К. Руководство по занятию с отсталыми детьми и идиотами.—СПб., 1907.

Данюшевский И. И. К спорным вопросам вспомогательной школы // Вопросы дефектологии.-193!.—№ 3(15).—С. 25—28.

Дсмор Ж. Ненормальные дети. Воспитание дома и в школе.—М., 1909.

Дети с временными задержками развития / Под ред. Т. А. Власовой, М. С. Псвзнср.— М., 1971.

Дефективные дети и школа / Под ред. В. П. Кащенко.—М., 1912.

Добролюбов Н. А. Дети с медленным пониманием.—М., 1949.

Дульнси Г. М. Основы трудового обучения во вспомогательной школе.—М., 1969.

3 а б р а м н а я С. Д. Отбор умственно отсталых детей в специальные учреждения.—М., 1988.

Занков Л. В. Психология умственно отсталого ребенка.—М., 1939.

Занков Л.В. Сенсомоторное воспитание во вспомогательной школе // Вопросы дефектологии.—1932.—№ Г.

Занков Л. В., Певзнер М. С., Шмидт В. В. Трудные дети в школьной работе.—М.—Л., 1933.

Игнатьева И. В. История организации первой вспомогательной школы в Н. Новгороде.—Н. Новгород, 191С

Каннабих Ю. История психиатрии.—М., 1929 (репринт 1994).

Кащенко В. П. Педагогическая коррекция.—М., 1992.

Кащенко В. П. и Мурашев Г. В. Исключительные дети.—М., 1926.

Ковалевский П. И. Отсталые дети—причина отсталости и борьба с нею.—СПб., 1907.

Крюков С. Вспомогательная школа в Германии.—М., 1914. •

Лурье Н. Б. Коррекционно-воспитательная работа с умственно отсталыми детьми.— М., 1962.

Маляревская Е. X. Отсталые дети.—СПб., 1902.

Медико-педагогический вестник.—СПб., 1885—1887.

Меннель Б. Школы для умственно отсталых детей.—СПб., 1911.

Методика воспитания и обучения умственно отсталых и физически дефективных детей / Под ред. Л. В. Занкова, П. П. Почапина, Ф. А. Рау.—М.—Л., 1930.

Музылев Ф. И. Умственно отсталый ребенок.—М., 1932.

Ненормальные дети в семье и школе / Под ред. А. С. Грибоедова.—М., 1914.

Никитин Б. Дело призрения идиотов и эпилептиков в Западной Европе.—М., 1911.

Новик Ф. М. История воспитания и обучения умственно отсталых детей.—М., 1939. Новые пути в дефектологии.—М., 1935.

Особенности умственного развития учащихся вспомогательной школы / Под ред. Ж. И. Шиф.-М., 1969.

Отчет вспомогательных классов при Смоленском втором и Ольгинско-Пятницком третьем московских городских начальных училищ за 1910/11 уч. г.—М., 1912.

Отчет о деятельности общества психиатров в С. Петербурге за 50 лет его существования (1862-1912).-СПб., 1912.

Певзнер М. С. Дети-олигофрены.—М., 1959.

Первый Всероссийский съезд деятелей по борьбе с детской дефективностью, беспризорностью и преступностью.—М., 1922.

Первый Всероссийский съезд деятелей по охране детства.—М., 1919, 1920.

Пинский Б. И. Психологические особенности деятельности умственно отсталых школьников.—М., 1962.

Пестовская М. П., Петухова Е. С., Пестовский Н. П. Новая школьная организация с системой вспомогательного обучения.—М., 1913.

Принципы отбора во вспомогательные школы / Под ред. Г. М. Дульнева и А. Р. Лурия.-М., 1973.

Проблемы высшей нервной деятельности нормального и аномального ребенка / Под ред. А. Р. Лурия.-М.-Т. I (1956), Т. II (1958).

Резолюции Всероссийской конференции по борьбе с детской дефективностью.—М.,

1921.

Резолюции Первой Всероссийской конференции вспомогательных школ.— М.— Л., 1929.

Резолюции по докладам Второго Всероссийского съезда социально-правовой охраны несовершеннолетних— 26 ноября— 1 декабря 1924г.— М., 1925.

Рубинштейн С. Я. Психология умственно отсталого школьника.— М., 1979. Саймон Б. Английская школа и интеллектуальные тесты.— М., 1958.

С е г е н Э. Воспитание, гигиена и нравственное лечение умственно ненормальных детей.— СПб., 1903.

Сикорский И. А. О лечении и воспитании недоразвитых, отсталых и слабоумных детей.— Киев, 1904.

Смирнова А. Н. Коррекционно-воспитательная работа учителя вспомогательной школы.— М., 1965.

Социально-правовая охрана детей и подростков и детский дом. Материалы ко второму Всероссийскому съезду 26 ноября 1924 года.— М., 1924.

Справочник по вспомогательной школе и по школам физически дефективных детей,— М.— Л., 1929.

Сухарева Г. Е. Клинические лекции по психиатрии детского возраста (клиника олигофрении).— М., 1965.— Т. 111.

Трошин Г. Я. Антропологические основы воспитания. Сравнительная психология нормальных и ненормальных детей.— Пг., 1915.

Трошин Г. Я. Ненормальные дети на 1 Всероссийском съезде по вопросам народного образования (23 декабря 1913—3 января 1914).— 1914.

Труды Первого съезда по вопросам народного образования.— Пг., 1915,— Вып. 2.

Умственно отсталые дети и их воспитание / Под ред. С. С. Тизанова и Л. В. Занкова.— М., 1928.

Умственно отсталый ребенок / Под ред. Л. С. Выготского и И. И. Данюшевского.— М., 1935.-Вып. 1.

Фельцман О. Б. Вспомогательные школы для психически отсталых детей.— М., 1912.

Филипп Ж. и Бонкур П. Воспитание ненормальных детей.— М., 1911., Филипп Ж. "и Бонкур П. Психические аномалии среди учащихся.— М., 1911. Хрестоматия по истории олигофренопедагогики / Сост. Ф. М. Новик. — М., 1941. Школьно-санитарное дело в РСФСР.— М., 1919.

Р и с И 8 Агпо. 5сп\уасп8тш§е Ктс1ег— Си1еге1оН, 1912.

СгопЬасЬ 1^.1. ЕзкепНа!^ оГ Р8ус1то1о§1са1 Те81т§— №\у Уогк, 1960.

М а 8 1 а п с! К. Ь., 8 а г а 8 о п 8. В., С 1 а с! v/ 1 п Т. Н. Меп1а1 8иЬпогтаН1у, Вю1о81са1, Р8ус1ю1о§1са1 апс! СиИига! Рас(огс— Ые\у Уог1с, 1958.

У/е§епег Н. О1е ЯепаЬШ(а1юп йег 8с1т*аспЬе§;аЫеп— МипсЬеп— Ва§е1, 1963. \У е I 8 8 К. ЬеЬгр1апе Гиг <1еп 1_1п1егпсп1 т Йег НЦГ8с1ш1е. 1911.

Именной указатель

Адеркас М. В. — 377 Адлер А. А. - 226, 271

Азбукин Д. И. - 10, 219, 308, 316, 340

Айрленд В. — 14, 21 (сн), 35, 36, 37, 80 (сн), 131, 132, 220, 387

Александр II — 219, 245 Алексей Михайлович — 213 Альбедиль Е. Ф. — 237 Амерлинг С. — 164 Апраксина О. — 252 Аристотель — 14 Аркин Е. А. — 297

Бабаков В. М. — 263 Баженов Н. Н. - 221, 236, 271 Баженова А. Н. — 234 Баженова Е. И. — 235, 276 Баингтон Г. — 165 Бакус Ф. Ф. — 165 Балинский И.М. — 220 Балканский А. — 370 Басов М. Я. — 325 (сн) Бар - 72