МЁРТВЫЙ ПОПУГАЙ ИЗ ЛЕТАЮЩЕГО ЦИРКА

Теперь совсем о другом.

(А. Блок – А. Белому, 15-17 августа 1907)

Первое, что надо принимать в расчёт, – конечно, характер материала. Поэтому для начала – несколько слов о «Монти Пайтоне». Переводческие трудности начинаются уже с названия этой группы, в которой сошлись четыре англичанина, один валлиец и один американец. Первая слава пришла к ним благодаря серии показанных по «Би-би-си» юмористических программ под названием «Летающий цирк Монти Пайтона» (Monty Python’s Flying Circus). При этом Монти Пайтон – персонаж вымышленный и нигде, кроме как в названии, не фигурирующий. Понятно, что говорить о них как о «членах труппы “Летающего цирка Монти Пайтона”» неудобно из-за громоздкости такого построения, поэтому в английском языке за самой труппой закрепилось название Monty Python («Монти Пайтон»), а членов ее для краткости называют Pythons («пайтоны»). Вдобавок вымышленная фамилия Python означает «питон», поэтому в русскоязычных источниках можно встретить упоминание даже «Летающего цирка Монти Питона», что выглядит уж совсем экзотично.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА:

«Монти Пайтон» – британская комик-труппа, образовавшаяся в 1969 г. Состав: Эрик Айдл, Терри Гиллиам, Терри Джонс, Джон Клиз, Майкл Пейлин и Грэм Чепмен. С 1969 по 1974 г. выпускает на «Би-би-си» программу юмористических скетчей «Летающий цирк Монти Пайтона». С 1975 по 1983 г. снимает полнометражные фильмы «Монти Пайтон и Святой Грааль», «Жизнь Брайана» и «Смысл жизни», которые становятся классикой британского юмора. В дальнейшем труппа распалась, но ее бывшие члены продолжили сниматься в кино и снимать, работая иногда независимо, а иногда совместно в разных сочетаниях.

Любить или не любить юмор «Монти Пайтона» – дело вкуса. Но ознакомиться с их творчеством стоит любому человеку, всерьез занимающемуся переводом с английского или интересующемуся английской культурой. Пайтонов не зря называют «битлами английского юмора»^[1]: для миллионов людей по всему миру английский юмор – это в первую очередь «Монти Пайтон» (далее – МП), так же как английский рок – это в первую очередь «Битлз». Фирменный стиль МП – абсурдный, зачастую черный юмор, во многом построенный на виртуозном обращении с языком и произношением, – настолько узнаваем, что в англоязычной прессе нередко можно увидеть, как те или иные явления описываются прилагательным pythonesque^[2]. Часто встречаются и аллюзии на скетчи или фильмы МП. В следующем примере журналист, намекая на известный скетч МП (о переводе которого речь пойдет ниже), описывает странное поведение нидерландской королевы:

But the former queen [Queen Juliana of the Netherlands] caused much embarrassment in 1987 when she and her consort were interviewed on television for their golden wedding. She did a Pythonesque nudge-nudge, wink-wink act, urging Bernhard to reveal why he really married her. On the same day she appeared on the palace balcony to wave at the crowd - and wave and wave, until she virtually had to be led away. (The Guardian, March 22, 2004)

Разумеется, что, попадись такая фраза в переводимом тексте, переводчику волей-неволей пришлось бы разобраться, кто кого толкал и кто кому мигал.

Впрочем, с легкой руки МП в английском обиходе закрепилось и другое выражение, точнее слово, которое безо всяких объяснений поймет даже тот, для кого чудаковатые джентльмены из «Летающего цирка» – малоизвестный факт древней истории. В одном скетче герои попадают в странную закусочную, где продавщица (в исполнении Терри Джонса, любившего играть немолодых и непривлекательных женщин) раздраженным фальцетом предлагает такие блюда, как «яйца со спамом», «яйца с беконом и спамом», «яйца с беконом, сосисками и спамом», «сосиски со спамом, спамом, беконом, спамом, помидорами и спамом» или даже «омар “термидор-а-кревет” по-провансальски под соусом морнэ с луком-шалотом и баклажанами, приправленный трюфельным паштетом и бренди, с яичницей и спамом на гарнир». На вопрос, есть ли что-нибудь без спама, она предлагает «спам с яйцом, сосисками и спамом», потому что там «спама поменьше». Периодически разговор заглушают сидящие за соседними столиками викинги в рогатых шлемах, которые распевают: «Спам, спам, спам, спам! Чудный спам! Восхитительный спам!» Вообще-то, «Спам» (Spam) – это марка мясных консервов, выпускаемых американской компанией «Хормел Фуд Корпорейшн». В годы второй мировой войны «Спам» был одним из немногих мясных продуктов, которые в Великобритании не подлежали нормированию, и, надо полагать, эта безальтернативность порядком англичанам надоела. Зато скетч дал слову второе рождение, и теперь «спам» – это в первую очередь рекламные электронные письма, вездесущие, как опостылевшие консервы, и назойливые, как песни викингов.

Нас можно было бы упрекнуть в непозволительной самоуверенности, если бы мы в одной маленькой статье попытались проанализировать всю юмористическую технику МП. Но, не претендуя на всеобъемлющий анализ, мы хотели бы обсудить один из важнейших принципов, лежащих в основе их скетчей, тот принцип, без учета которого нельзя ни перевести их на русский язык, ни оценить адекватность перевода.

Характерной чертой творчества МП является то, что их скетчи и фильмы не просто абсурдны – в них мир абсурда и мир повседневной реальности постоянно переходят друг в друга. Этот идеально отлаженный прием перехода уже сам по себе служит мощным юморопорождающим механизмом. Скетчи МП – это больше, чем сюжеты из реального мира, где происходит что-то смешное, и больше, чем абсурдные зарисовки, чей абсурд становился бы скучен, как только зритель привыкал бы к замене обыденной логики логикой абсурда. У пайтонов самая тривиальная ситуация может вдруг принять откровенно абсурдный оборот, но чуть только зритель решит, что дальше все пойдет по законам абсурда, как правила игры вновь меняются – и перед нами обычные люди, которые действуют так, как и должен себя вести человек в реальном мире.

Для примера можно взять хотя бы известный скетч о мертвом попугае. Раздраженный покупатель приходит в зоомагазин и жалуется, что попугай, которого ему продали полчаса назад, оказался мертвым. Несостоявшийся владелец попугая – человек, на первый взгляд, трезвомыслящий, даже несколько занудный, и, судя по всему, собирается допечь растерянного и, разумеется, прижатого к стенке продавца. Вся ситуация вполне могла бы встретиться в каком-нибудь второразрядном анекдоте, где она разрешилась бы более или менее сомнительной шуткой, но у пайтонов дело принимает совсем другой оборот.

Продавец хоть и поглядывает по сторонам с затравленным видом, но пытается доказать клиенту, что мертвый попугай в клетке не мертв, а просто прилег отдохнуть. Что молчит он, потому что тоскует по фьордам (цвет его оперения обозначен как «норвежский синий»), и что перед продажей его прибили к насесту только затем, чтобы он не проломил клетку и не вырвался на волю. Покупатель, не теряя самообладания, тоном педанта, которому слегка действуют на нервы, доказывает что попугай все-таки мертв: он пытается его разбудить, стучит им об стол и роняет его на пол с видом ученого, которому приходится проделывать банальные опыты, чтобы убедить невежду в элементарных вещах. Ситуация абсурдна уже тем, что оба персонажа действуют вполне разумно, но один отказывается признать очевидное и прибегает к наивнейшим уловкам (в один момент он сам толкает клетку и утверждает, что это дернулся попугай), а другой продолжает методично доказывать то, что не требует доказательств. Заканчивается скетч знаменитым крещендо из синонимичных выражений со значением смерти: “'E's not pinin'! 'E's passed on! This parrot is no more! He has ceased to be! 'E's expired and gone to meet 'is maker! 'E's a stiff! Bereft of life, 'e rests in peace! If you hadn't nailed 'im to the perch 'e'd be pushing up the daisies! 'Is metabolic processes are now 'istory! 'E's off the twig! 'E's kicked the bucket, 'e's shuffled off 'is mortal coil, run down the curtain and joined the bleedin' choir invisible!! THIS IS AN EX-PARROT!!”[3] Как ни странно, но лингвистический артобстрел производит эффект, и продавец соглашается попугая заменить.

В этом скетче, как и в большинстве других, реальный и абсурдный миры переплелись настолько тесно, что смешное появляется как бы из ниоткуда. Внутри повседневной ситуации вдруг происходит ничем не мотивированное событие, но герои продолжают себя вести так, будто все в порядке вещей, а сбитый с толку зритель смеется, хотя поначалу даже не понимает, над чем именно.

Такая юмористическая техника предполагает особые требования к переводу. Здесь, как нигде, переводчик должен точно занимать позицию каждого отдельного персонажа в каждый отдельный момент действия, не пытаясь ни бросаться на защиту здравого смысла, ни нагнетать абсурд. Кроме того, переводчику нельзя упускать из вида позицию автора, который создает юмор на столкновении абсурда и реальности. Ошибки в переводах – а скетчей «Монти Пайтона» загублено нечуткими переводчиками немало – зачастую связаны именно с тем, что переводчик раз и навсегда решает, что «Монти Пайтон» – это абсурд от начала до конца, и вместо экзотического блюда с богатым вкусом отвешивает зрителю черпак невразумительной каши.

Мы предлагаем свои варианты перевода двух скетчей МП и постараемся показать, чем мы руководствовались в принятии своих решений, какой ход мысли привёл к выбору того или иного варианта. Одним словом, как в ходе перевода взаимодействовали знания, чутьё и расчёт.

ВОКРУГ ДА ОКОЛО

Я хотел поговорить совсем о другом.

(А.Н. Островский, «Не сошлись характерами!»)

Скетч “Nudge Nudge” можно считать пайтоновской классикой. Выражение «nudge, nudge, wink, wink» хотя существовало в английском языке и раньше, но теперь у многих ассоциируется именно с незадачливым персонажем Эрика Айдла, который разыгрывает скетч на двоих с Терри Джонсом[4]. Исходная ситуация выглядит таким образом: Айдл (его персонаж обозначен в расшифровке диалога как Man) подсаживается в пабе к незнакомому человеку – серьезному англичанину в котелке (Джонс – Squire). Мужчина говорит нарочито оживленным голосом и вообще пытается показать, что он парень бывалый и большой знаток «всякого такого». Сквайр серьезен, солиден и, судя по всему, не из самых сообразительных. Мужчина, заприметив Сквайра у стойки бара, садится за его столик, и между ними происходит следующий разговор:

Man: Evening, squire! (pause)You married?

Squire:Yes…

Man:I’m a bachelor myself! (pause) Is, uh,...Is your wife a goer, eh? Know whatahmean, know whatahmean, nudge nudge, know whatahmean, say no more?

Squire: I, uh, I beg your pardon?

Man: Your, uh, your wife, does she go, eh? know whatahmean, know whatahmean, does she go, eh?

Squire: (flustered) Well, she sometimes "goes", yes.

Man: Aaaaaaaah bet she does, I bet she does, say no more, say no more, knowwhatahmean, nudge nudge?

Squire: (confused) I'm afraid I don't quite follow you.

Man: Follow me. Follow me. That's good, that's good! A nod's as good as a wink to a blind bat!

Squire: Are you, uh,...are you selling something?

Man: SELLING! Very good, very good! Know what I mean? (pause) Oooh! Wicked! You wicked, you wicked ay! Nudge nudge. A nod's as good as a wink to a blind bat!

Squire: Well, I, uh....

Man: Is, your uh, is your wife a sport, ay?

Squire: Um, she likes sport, yes!

Man: I bet she does, I bet she does!

Squire: As a matter of fact she's very fond of cricket.

Man: Who isn't, eh? Who isn't? Likes games, eh? Knew she would. Knew she would. Who doesn’t, eh? She's been around a bit, eh, been around?

Squire: She has travelled, yes. She's from Purley. (pause)

Man:Saynomore, saynomore, saynomore, Purley, saynomore, knowwhatahmean, saynomore! (pause) Is your uh, is your wife interested in....photography, ay? "Photographs, ay", he asked him knowingly?

Squire: Photography?

Man: Snap snap, grin grin, wink wink, nudge nudge, say no more?

Squire: Holiday snaps, eh?

Man: Could be, could be taken on holiday, could be. Swimming costumes, nudge nudge. Candid, CANDID photography?

Squire: No, no I'm afraid we don't have a camera.

Man: Oh. (leeringly) Still, mooooooh, ay? Mwoohohohohoo, ay? Hohohohohoho, ay?

Squire: Look... are you trying to insinuate something?

Man: Oh, no, no, no...yes.

Squire: Well?

Man: Well, I mean, you're a man of the world, aren’t you? I mean, you know, um…You've been around, know, you've been there?

Squire: What do you mean?

Man: You’ve, you know, you’ve "done it"....with a lady? You've SLEPT, with a lady?

Squire: Yes....

Man: What's it like?

Итак, «дано» в этой переводческой задаче следующее: персонаж Айдла, желая узнать об интимной стороне отношений между полами, пристает с расспросами к незнакомому женатому человеку. Говорит он намеками (все его реплики имеют эротический подтекст), но при этом очевидно, что в этой лексике он ориентируется плохо и говорит, скорее, наугад. До самого последнего момента Мужчина изо всех сил старается показаться «бывалым». Основная функция его постоянных присловий – nudge nudge, know what I mean?, say no more – это, с одной стороны, просигнализировать собеседнику, что, он на что-то намекает (потенциально непристойное), а с другой, показать, что «намеки» собеседника он понимает с полуслова. Комизм происходящего в том, что Сквайр ни на что не намекает, намеков не понимает, а все сказанное Мужчиной трактует в невинном дословном смысле (единственная его догадка, и та неудачная, была в том, что Мужчина что-то продает). То есть персонажи противопоставлены друг другу: Мужчина изо всех сил старается намекать, но его намеки разбиваются об неповоротливый мозг Сквайра, а Сквайр говорит исключительно невинные вещи, но они трактуются Мужчиной как самые фривольные намеки.

Кроме того, задача переводчика осложняется тем, что в этом диалоге важно сохранить ритм и интонацию собеседников. Речь Айдла (кстати, автора этого скетча) сыграна «на трех аккордах», но сыграна виртуозно. Его персонаж говорит штампами, нагнетание которых вкупе с утрированно бойкой интонацией создает комический эффект. Он словно выкладывает сразу весь свой арсенал сальностей и знаков типа «намек отправил» – «намек принял» и без устали его тасует, пытаясь выжать из Джонса хоть какие-нибудь сведения на скоромную тему.

С учетом всего этого скетч был переведен так:

Мужчина:Приветствую! (пауза)Женаты?

Сквайр:Да…

Мужчина:А я холостяк, знаете ли. (пауза)У вас э-э-э… у вас жена дает? Понял, да? Понял, да? Все свои! Понял, да?

Сквайр:Простите?

Мужчина:Ну, жена ваша, она того… дает, а? Понял, да? Все свои. Дает, а?

Сквайр:Да, иногда что-нибудь дает.

Мужчина:Оооо еще бы! Еще бы! Само собой, само собой! Не дурак! Само собой!

Сквайр:Что-то я вас не понимаю.

Мужчина:Понимаю, понимаю. Отлично, отлично! Намек – рожон в бок!

Сквайр:Слушайте, вы товар что ли продаете какой-то?

Мужчина:Товар! Отлично! Отлично! (делает кистью правой руки жест, будто что-то стряхивает) Понял, да? (Сквайр недоуменно повторяет его жест) Оооо! Видел! Все видел, все видел! Не дурак! Намек – рожон в бок!

Сквайр:Да-а…

Мужчина:А как ваша жена насчет погулять, а?

Сквайр:Ну, да, ей нравится гулять.

Мужчина:Еще бы! Еще бы!

Сквайр:Любит пикники, кстати.

Мужчина:А кто не любит?! Кто не любит?! На травке, а? Еще бы! Еще бы! Кому не понравится? Повидала виды-то, а? Повидала?

Сквайр:Да, она поездила. Она из Перли.

Мужчина:Само собой, само собой, само собой! Из Перли! Само собой! Не дурак, само собой! (пауза)А как ей… фотография, а? «Фотографические карточки, а?», – спросил он, подмигнув!

Сквайр:Фотография?

Мужчина:Щелк-щелк, раз-два, туда-сюда, все свои, не дурак!

Сквайр:На пляже что ли?

Мужчина:Почему нет? Можно и на пляже, почему нет? Купальники, плавки – понял, да? Для любителей, понял, да? этакого?

Сквайр:Нет-нет, у нас нет фотоаппарата.

Мужчина:И все-таки… (делает неприличный жест) Уууу! А? Ууууу! А?

Сквайр:Так, вы на что-то намекаете?

Мужчина:Нет, нет, нет, нет… да!

Сквайр: И?..

Мужчина:Ну, вы же человек бывалый, так ведь? Вы ж, того, знаете, что к чему, ну, как там все?..

Сквайр:Не понял?

Мужчина:Ну, вы же, как это, были… с женщиной? Спали с женщиной?

Сквайр:Ну?

Мужчина:А как это?

Поясним некоторые переводческие решения. Во-первых, как мы уже убедились, Мужчина каждым словом (и жестом) пытается намекать на что-то непристойное, но выходит у него неуклюже: то слегка перепутает переносный смысл слова (sport), то ввернет малоупотребительные выражение (a nod is as good as a wink to a blind bat), а то разглядит сомнительный подтекст в упоминании невиннейшей спортивной игры (крикета) или лондонского предместья (Перли). Сквайр же сленговых значений упорно не замечает. Поэтому при переводе «намеков» необходимо было подбирать слова и выражения таким образом, чтобы, с одной стороны, существовала возможность понять их как в нейтральном, так и в некоем непристойном смысле, но чтобы, с другой стороны, было ясно, что намекает отнюдь не знаток подобной лексики. Этим объясняются такие нелепые намеки и псевдонамеки, как товар, погулять, пикник (на травке), туда-сюда, купальники и др. Надо было проникнуться мировоззрением человека, который ведет себя как снедаемый любопытством и довольно бесцеремонный подросток. Намеки на что-то «запретное» он по неопытности своей готов усматривать во всем: от словечек со сленговым душком до невиннейших фраз, эротический подтекст в которых может заподозрить одна лишь его разыгравшаяся фантазия.

Во-вторых, требовалось сохранить ритм и напор штампов, которыми персонаж Айдла пересыпает каждую фразу. Бесчисленные say no more! nudge nudge! know what I mean? создают гротескно раздутую «рамку» для намека, который непонятно толком в чем состоит. Такой прием отчасти перекликается с манерой мастера комического абсурда Н.В. Гоголя. Андрей Белый писал, что повесть о капитане Копейкине в «Мертвых душах» – «стилистический перл, выточенный из повторных, вводных словечек; смысл рассказа не в «что сказано», а в «как сказано»; и «как» – оригинальное, до Гоголя небывалое применение вводного предложения, как повтора; суть повествования в том, что оно – ни с места вопреки галопу повторов и их чехарде: «говорю», «говорю», «сударь ты мой», «этакая какая-нибудь», «в некотором роде» разбрызгивают струю текста в водометную пыль никчемностей»[5].

В переводе нужно было не только передать уверенность рассказчика в том, что он все понимает с полуслова, но и ритмику его фраз с их многочисленными лексическими и интонационными повторами. Так появились восторженные понял, да? само собой! не дурак! еще бы! все свои! И нестрашно, что выбор этих выражений на русском стал чуть разнообразнее: насколько мы можем судить по реакции зрителей, комический эффект от нагромождения бойких, «подмигивающих» фраз сохранить удалось.

Все эти соображения, как нам кажется, довольно ясно обрисовывают стратегии речевого поведения обоих персонажей и вытекающую из них стратегию перевода их реплик. Однако некоторые переводческие решения, возможно, стоит прокомментировать поподробнее. Начнем с вопроса Мужчины: “Is your wife a goer?” и последующего уточнения: “Does she go?” Именно с этого момента завязывается главная интрига скетча: Мужчина начинает намекать, а Сквайр начинает не понимать. У слова goer зафиксированы следующие сленговые значения эротического толка:

1) a promiscuous, sexually available woman[6]

2) a female that is very sexually active; ho

3) a girl that is easy, and slutty[7]

Что касается глагола to go, то словарь сленга дает среди прочих такое значение – “usually of a woman, to perform sexual intercourse, usually in interrogative phrases used between two men, Does she go?” Разумеется, goer и to go имеют и массу нейтральных значений, но носителю языка намек на что-то непристойное в словах Мужчины понятен сразу же[8]. Ведь если бы goer/to go не были бы здесь употреблены во фривольном смысле, то вопрос был бы, во-первых, без контекста абсурден (что-то вроде: «Ваша жена ходок/ходит?»), а во-вторых, не задавался бы таким заговорщическим тоном. Однако же, судя по ответу Сквайра, его интонации, а также по всему дальнейшему диалогу (где Сквайр в один момент начинает вполне искренне говорить о любви своей супруги к крикету), он сексуального подтекста в вопросах не улавливает, и это задает комическую линию разговора. С учетом этих соображений в переводе был выбран вариант с глаголом давать, который имеет хорошо известное сленговое значение, но при этом может быть понят и дословно, причем с теми же натяжками, что и goer/to go в оригинале.

Как мы уже упоминали, Мужчина употребляет сленгизмы не самым естественным образом. Вряд ли, скажем, человек, полностью отдающий себе отчет в своих словах, будет с дружелюбным видом спрашивать незнакомого женатого человека о том, можно ли его жену назвать неразборчивой в половых связях. Поэтому неудивительно, что дальше в его речи попадается такое загадочное выражение, как a nod is as good as a wink to a blind bat. Мы не беремся дать о нем исчерпывающие сведения, но несколько фактов приведем. Судя по всему, a nod is as good as a wink to a blind bat – это слегка измененное выражение a nod is as good as a wink (to a blind horse), которое любопытно тем, что понимается в двух противоположных смыслах. Согласно одной трактовке, оно значит «намек понятен, долго объяснять не надо»[9] или “[early 19C+] used of a subtle, but undoubtedly comprehensible hint”[10]. Согласно другой, наоборот: как ни намекай, все равно не поймут[11]. В любом случае понятно, что перед нами нестандартная форма идиоматического выражения на тему намеков и их понимания. Отметим также, что в словаре Oxford English Dictionary она сопровождается пометой obsolete.

Русский перевод – намек – рожон в бок – это чуть-чуть переделанное нами выражение этот намек – рожон в бок, зафиксированное в «Большом толково-фразеологическом словаре» Михельсона[12]. Критерии для выбора такого варианта – соответствующая тематика, устарелость, непрозрачность смысла и подходящий ритмический рисунок. Кроме того, во время произнесения a nod is as good as a wink to a blind bat Мужчина зачем-то указывает себе на бок, благодаря чему наш вариант еще лучше вписывается в видеоряд.

Кстати сказать, не мы первые взяли подзабытое русское выражение, чтобы передать экзотическое иностранное. С.Я. Маршак, например, позаимствовал своего Шалтая-Болтая (как эквивалент Humpty Dumpty) из словаря Даля, где это выражение определяется как «пустая болтовня».

Итак, вначале мы обосновали нашу переводческую стратегию, а теперь на двух примерах продемонстрировали, как она реализовывалась на практике. Думается, что подробно останавливаться на других переводческих решениях не имеет смысла, так как в их основе лежит все тот же подход. Правда, еще об одной фразе стоит сказать несколько слов отдельно, потому что понять ее логику без изображения может быть трудно.

Когда Сквайр интересуется, не пытается ли непрошеный собеседник ему что-то продать, тот с восторгом принимает эту неуклюжую догадку за намек Бог знает на что и следующее иносказание сопровождает уже жестикуляцией. Он со значением спрашивает Сквайра: “Know what I mean?”, вытягивает правую руку, растопыривает пальцы и покачивает кистью вправо-влево, словно что-то стряхивая. Когда Сквайр в недоумении повторяет его жест, Мужчина с восторгом показывает на его руку пальцем и восклицает: “Oooh! Wicked! You wicked, you wicked ay!”

С учетом значения wicked (“verging on the indecent: improper, risqué”[13]), манеры произнесения и всей ситуации мы пришли к варианту: «Видел! Все видел, все видел!». В этих словах торжество проказливого подростка, который застукал товарища непонятно за чем, но за чем-то, что выглядит постыдным. И вот пока товарищ краснеет и оправдывается, нахальный шпион тычет в него пальцем и с азартом голосит, что он «все видел». Он и сам не знает толком, чтó он видел, но понимает, что чем больше шума, тем сильнее смущение товарища и тем больше веселья. Персонаж Айдла, конечно, не преследует цели поставить Сквайра в неловкое положение, но оттенок глумливого ликования в его словах заметен.

А ТЕПЕРЬ – СОВСЕМ О ДРУГОМ

Прочтя этот подзаголовок, поклонники МП, конечно, усмехнутся и мысленно поставят его в кавычки. Знаменитая фраза: “And now for something completely different” звучала во многих передачах МП. Произносил эти слова невозмутимый телеведущий (Джон Клиз), сидящий за столом в какой-нибудь неожиданной обстановке: то в клетке зоопарка, то в лесном ручье, то в кузове грузовика. Недаром эта фраза стала названием фильма, куда вошли самые известные телевизионные скетчи МП.

Но мы действительно совсем о другом – о другом скетче. Он основан на иных приёмах, чем “Nudge Nudge” и ставит перед переводчиком иные задачи.

Знакомство с этим скетчем (в оригинале он называется “RAF Banter”) мы тоже предлагаем начать иначе: не с оригинала, а с перевода – то есть, на минуту вообразить себя телезрителями и услышать то, что звучит с экрана.

На экране титр:

ГДЕ-ТО В АНГЛИИ. 1944

В штабную палатку, где сидят два офицера британской авиации, вбегает третий офицер в лётной форме. Один из сидящих окликает его:

А, майор. Доброе утро.

Майор:Наше вам, Суслик.

Суслик:Как прошла операция?

Майор:Порядище! Васисдас тырнул шнырялку в самую заведенцию. А Гарри Шкода турманулся, махнул к насесту, подмахрился, кувырк на козетку и бац в бухтило.

Суслик:Э-э-э... Я что-то не улавливаю.

Майор:Мы в казарме всегда так говорим. Васисдас тырнул шнырялку в самую заведенцию. А Гарри Шкода турманулся, махнул к насесту, подмахрился, кувырк на козетку и бац в бухтило.

Суслик:Что-то я сегодня по-казарменному не очень. Ну-ка, помедленнее.

Майор:Медленнее по-казарменному – не то.

Суслик:Тогда минуточку. Командир крыла!

Командир крыла:Да, сэр?

Суслик:Тут майор по-казарменному говорит. Послушайте.

Командир крыла:Есть, сэр.

Суслик:Вот и славно.

Командир крыла:Валяйте.

Майор:Васисдас... тырнул шнырялку... в самую заведенцию. А Гарри Шкода турманулся..., махнул к насесту.., подмахрился.., кувырк на козетку... и бац ... в бухтило.

Командир крыла:Нет, это я не понимаю.

Майор:Что, не очень по-казарменному, да?

Вой сирен. Вбегает четвёртый офицер с криком:

Мартышки на макушке, сэр! Хватаем половники, плеснём горяченького!

Командир крыла:Поняли что-нибудь?

Майор:Ни слова.

Командир крыла:Извини, дружище, мы по-казарменному никак.

Четвёртый:Тогда... Вшивая команда с конфетками пристебала... Гм... Птицы-фрицы, пожалуйте бриться!

Командир крыла:Прости, непонятно.

Суслик:Ты, дружище, помедленнее.

Четвёртый:По-казарменному – и медленно?!

Командир крыла:Ну да.

Четвёртый:Гм... Шмерц потолок закоптил.

Майор:Всё равно непонятно.

Четвёртый:Гм... Колбаса на керогазе чешет?

Все:Нет-нет-нет.

Вот как этот скетч выглядел в оригинале.

SOMEWHERE IN ENGLAND. 1944.

Squiffy: Morning, squadron leader.

Squadron Leader:What-ho, Squiffy.

Squiffy:How was it?

Squadron Leader:Top hole. Bally Jerry pranged his kite right in the how’s-your-father. Harry Blighter dicky-berdied, feathered back on his sammy, took a waspy, flipped over on his Betty Harper’s and caught his can in the bertie.

Squiffy: Er... Afraid, I don’t quite follow you, squadron leader.

Squadron Leader:It’s perfectly ordinary banter, Squiffy. Bally Jerry pranged his kite right in the how’s-your-father. Harry Blighter dicky-berdied, feathered back on his sammy, took a waspy, flipped over on his Betty Harper’s and caught his can in the bertie.

Squiffy:No, I’m just not understanding banter at all well today. Give us it slower.

Squadron Leader: Banter’s not the same if you say it slower, Squiffy.

Squiffy:Hold on, then. Wingco!

Wingco:Yes?

Squiffy: Bend an ear to the squadron leader’s banter, would you?

Wingco: Can do.

Squiffy: Jolly good.

Wingco: Fire away.

Squadron Leader: Bally Jerry... pranged his kite... right in the how’s-your-father. Harry Blighter dicky-berdied... feathered back on his sammy... took a waspy... flipped over on his Betty Harper’s... and... caught his can... in the bertie.

Wingco:No, I don’t understand that banter at all

Squadron Leader:Is something up with my banter, chaps?

Air raid siren begins

Chap:Bunch of monkeys on the ceiling, sir! Grab your egg and fours and let’s get the bacon delivered.

Wingco:Do you understand that?

Squadron Leader:No, I didn’t get a word of it.

Wingco:Sorry, old man, but we don’t understand your banter.

Chap:You know... Bally ten-penny ones dripping in the custard!.. Um... Charlie Choppers chucking a handful.

Wingco:No, no, sorry.

Squiffy:Say it a bit slower, old chap.

Chap:Slower banter, sir?

Wingco:Ra-ther.

Chap:Um... Sausage squad up the blue end!

Squadron Leader:No, still don’t get it.

Chap:Um... Cabbage crates coming over the briny?

Others:No, no, no.

Даже человек, далёкий от перевода, без труда догадается, что главная тема, главный предмет изображения, главное средство создания комизма в этом скетче – военный жаргон, жаргон ВВС. Казалось бы, достаточно порыться в словарях, выяснить жаргонные значения английских слов, подобрать им русские жаргонные эквиваленты – и дело с концом.

Но всякий, кто пойдёт этим путём, скоро обнаружит, что к подлинному жаргону британских лётчиков времён Второй мировой относятся лишь некоторые слова и выражения, вроде kite (самолёт), to prang (сбить самолёт, совершить аварийную посадку, бомбардировать) или Jerry (презрительное название немецких военнослужащих). Эти лексические единицы перемешаны с элементами других жаргонов, сленга (вроде игриво-неопределённого эвфемизма how’s-your-father) и жаргоноподобных метафор[14], так что переводчик имеет дело не с чётко определённым профессиональным жаргоном, а с его имитацией, с пёстрой словесной мозаикой, где суть сообщаемого (в ней и герои скетча разобраться не могут) едва различима за пышной декоративностью. Тут к месту будет вспомнить уже приведённые слова А. Белого о стиле Гоголя: «Смысл рассказа не в “что сказано”, а “как сказано”». Только в данном случае «как» совсем заслоняет «что». В терминологии Р. Якобсона, главной функцией высказывания оказывается не коммуникативная, а поэтическая.

Хотя, как подчёркивал Якобсон, поэтическая функция – то есть установка на форму сообщения – играет заметную роль не только в поэзии[15], в связи с жаргоном и сленгом кое-кто вспоминает и о поэзии. Американский поэт У. Уитмен в статье «Сленг в Америке» утверждал, что сленг – это «попытка простых людей бежать от унылой прямолинейности и добиться безграничной свободы выражения – стремление, которое в своих высших проявлениях рождает поэтов и поэзию, а во времена доисторические, без сомнения, вызывало к жизни и взращивало целые хитросплетения мифов»[16].

А современник и соотечественник Уитмена, писатель А. Бирс в своём «Словаре Сатаны» давал такое определение сленга: «Язык двуногого хряка (Svintus omerzibilis), хрюкающего только то, что помнит. Речь существа, у которого на языке лишь то, что на слуху, и которое испытывает гордость творца, блеснув дарованием попугая»[17].

Иными словами, по мнению Уитмена, сленг – это смелый уход от шаблона, по мнению Бирса – пошлейший шаблон.

Мнения не такие уж взаимоисключающие. Ведь Уитмен говорит о возникновении сленга, Бирс – о его повседневном использовании. Чтобы придумать удачную сленговую метафору, надо обладать каким-никаким поэтическим даром. Чтобы то и дело уснащать такими метафорами свою речь, требуется только вкус к поношенным новинкам.

Для двух персонажей скетча – майора и четвёртого офицера – их жаргон далеко не новинка, а настолько привычная манера выражаться, что они уже не в состоянии изъясняться удобопонятным образом (отсюда мучительные поиски слов, чтобы сообщить о воздушной тревоге).

Но это для них двоих. Зрители (и в какой-то степени два остальных офицера) смотрят на дело глазами Уитмена: они как бы присутствуют при рождении жаргона. Насчёт его профессиональной принадлежности ошибиться трудно – подсказкой служат и отдельные слова, вроде упомянутых kite и prang, и вся изображённая обстановка. Но в целом рассказ майора об удачной операции, если искать поэтические аналоги, звучит почти так же, как знаменитое стихотворение Л. Кэрролла “Jabberwocky”[18] или стихи признанного мастера нонсенса Эдварда Лира (влияние которого, кстати, заметно во всей стилистике МП, как, впрочем, и в стилистике «Битлз»). Сравним этот монолог хотя бы со строфой из стихотворения Лира “The Quangle Wangle’s Hat”:

And the Golden Grouse came there,

And the Pobble who has no toes, –

And the small Olympian bear, –

And the Dong with a luminous nose.

And the Blue Baboon, who played the flute, –

And the Orient Calf from the Land of Tute, –

And the Attery Squash, and the Bisky Bat, –

All came and built on the lovely Hat

Of the Quangle Wangle Quee.

Интересно провести параллель между этим скетчем и тем, о котором речь шла выше. Как мы уже отмечали, основной юмористический метод МП – это соединение логики абсурда и логики обыденной реальности в рамках одной ситуации. В зарисовке “Nudge Nudge” Сквайр не ожидает от Мужчины намеков и не может правильно истолковать его слова. В «авиационном» скетче «Суслик» и командир крыла прекрасно понимают, что они слышат жаргон, и пытаются его истолковать, но безуспешно. В первом случае, по законам обыденной логики, никаких иносказаний не должно быть вообще, а во втором они вполне могут быть, но должны быть понятны. Соответственно, появление намеков и непрозрачность жаргона – это те элементы абсурда, которые создают комизм в обоих скетчах. Кстати, во второй своей части “RAF Banter” по построению еще больше схож со скетчем “Nudge Nudge”: жаргон вдруг становится прозрачнее (для зрителя), но количество непонимающих (на экране) не только не снижается, но даже увеличивается.

Задача переводчика становится отчётливее. Ему необходимо создать определённый тип речи, который осознавался бы как жаргон. Для этого в ход пойдут и характерные для сниженного стиля продуктивные модели словообразования, и реальные сленгизмы неопределённого «социального происхождения» и не очень отчётливой семантики – всё для того, чтобы достичь стилистической достоверности. Для её проверки мы и предложили начать знакомство со скетчем с перевода и лишь потом заглянуть в оригинал. Если при чтении перевода сразу чувствуется, что герой жаргонизирует, значит «порядище».

При этом нельзя упускать из виду описываемую предметную ситуацию: боевые действия в воздухе. Пусть их ход намечен лишь пунктиром, текст всё же содержит намёк на возможность интерпретации, и, значит, совсем уж бессмысленное нагромождение слов в переводе недопустимо.

В этих рамках и шли поиски подходящих средств выражения. Не станем подробно обосновывать каждый найденный эквивалент, иначе разговор рассыплется на множество мелких частностей. Можно только добавить, что при работе над текстами с преобладающей поэтической функцией перед переводчиком, вроде бы, открываются более широкие возможности выбора: раз главной заботой становится передача формы, переводчик уже не так связан словарным значением слов. Но, во-первых, ограничения, налагаемые содержанием, хоть и ослабевают, но не исчезают (переводя, надо всё-таки рисовать себе картину воздушного боя, а не стирки белья). Во-вторых, когда семантические ограничения на выбор эквивалентов ослабевают, цельность текста в переводе обеспечивается элементами формы (ритмом, звуковым рисунком). В их выборе больше участвуют слух и чутьё, и какие-то варианты приходится браковать потому, что они «не звучат» (впрочем, переводчик должен уметь объяснить, почему одно «звучит», а другое «не звучит», чтобы быть уверенным, что слух его не подводит).

Но абсурд абсурдом, а внимательный читатель или зритель различит в монологе майора орнитологические образы: махнуть к насесту, турмануться, подмахриться (последние два слова будут особенно понятны голубятникам: турманы, махровые голуби). Это не случайность и не отсебятина. Хотя при переводе приходилось следить, чтобы в абсурд не вкралась осмысленность, однако и в оригинале ведь заметна система образов, связанных с летающими предметами и существами (kite, bird, feather). Это понятно: жаргон лётчиков.