Мы должны любить их безусловно

Она была примерной девочкой. Просто идеальным ребенком.

Она на «отлично» училась в лицее. Она изучала два иностранных языка в школе. Она изучала латынь ‑ дополнительно, с репетитором. Она посещала спецкурс по журналистике и собиралась поступать на факультет журналистики. Она училась музыке. Она держала в идеальной чистоте свою комнату. Она была вежлива и воспитана. Действительно ‑ она была идеальным ребенком.

Она просто должна была быть такой. У нее не было права быть другой. Всегда, сколько она себя помнила, родители требовали от нее достижения высоких планок, соответствия их ожиданиям. Она должна была быть лучшей во всем. Она и была…

Она всегда была под контролем родителей. Под их неусыпным надзором. Она была смыслом их жизни. Все было для нее, все ради нее. Они хотели дать ей необыкновенную жизнь, особенную, не такую, какую получают обычные дети. Поэтому ‑ лучший лицей, репетиторы. И неустанный контроль, чтобы не было воздействия плохой среды на их девочку.

Но стоило однажды снять контроль ‑ и случилась беда. Родителям пришлось уехать на несколько дней, оставив девочку на попечение тети. И когда она шла из музыкальной школы без присмотра мамы, познакомилась с той дворовой компанией, мимо которой ходила годами и к которой родители запрещали ей даже подходить.

И эти ребята ее сразу приняли, такую, какой она была. Приняли и обрадовались ей ‑ просто так, ни за что. Не за оценки в лицее, не за три языка и спецкурс по журналистике. Им ничего от нее не надо было. Им ничего не надо было доказывать, ничему не нужно было соответствовать. С ними можно было просто быть собой, такой, какая ты есть.

И девочка просто пропала, с позиции родителей.

Это была трагедия. Это был настоящий удар для них. Она, их дочь, которая всегда должна была быть образцом всего, связалась с дворовой, низкопробной компанией, с их примитивными сборами на лавочке, с гитарой и дешевым пивом…

Родители были возмущены. Они были разочарованы в ней до глубины души. Они испытывали реальную ‑ физическую и душевную ‑ боль.

Они требовали ее возврата к былой жизни, но было уже поздно. Она уже успела влюбиться в главаря этой дворовой компании. Успела отдаться ему. Успела уйти к нему в какую‑то полуподвальную комнату из своего ‑ культурного, творческого, интеллигентного дома.

«Она нас предала», ‑ сказала мне мама. И рыдала, убитая этим предательством дочери.

Но что же произошло? Просто у дочери кончилось терпение быть какой‑то , чтобы нравиться родителям, соответствовать нормам родителей, зарабатывать похвалу родителей, исполнять приказания родителей. Она просто захотела быть такой, какая она есть , и быть принятой такой, безо всяких условий .

‑ Я хочу, чтоб меня просто любили… ‑ говорила она мне. ‑ Я хочу, чтобы меня просто любили… ‑ повторяла она. ‑ Я хочу, чтобы меня просто принимали такой, какая я есть… Они никогда не умели это делать…

Каждый ребенок хочет, чтобы его любили. Просто любили. Всегда, постоянно. Всем своим поведением ребенок спрашивает: «Ты меня любишь? Я тебе нужен? Я тебе нравлюсь такой, вот такой, какой я есть?»

Каждый ребенок нуждается в нашей любви. И мы, конечно же, любим наших детей. Но любим, чаще всего, «за что‑то». За хорошие оценки или поведение, за аккуратность или помощь по дому.

Но ведь можно просто любить ребенка, просто любить безо всяких условий и причин на это. Не надо никаких свершений или достижений ребенка, дающих мне повод для любви.

Я просто люблю его. Это мой ребенок ‑ и я его люблю.

Это называется безусловной любовью. Любовью безо всяких условий.

Именно ощущение, что ребенок любим, любим вообще, любим безусловно, независимо от поступков, недостатков, способностей, дает ему чувство защищенности, уверенности, стабильности и уравновешенности, доброжелательности к миру.

Он знает, что принимаем и любим такой, как есть. Он знает, что есть люди, для которых он важен, нужен, которые его ценят. А это ‑ гарантия его высокой ценности и значимости.

Безусловная любовь ‑ как колыбель, в которой нежится ребенок. Как источник его уверенности, поддержки и силы в жизни. Когда его любят просто так, ни за то, что он убрал игрушки, или получил пятерку, или погулял с собакой.

Как любят в первые дни, месяцы его жизни ‑ ни за что, ни за какие свершения. Просто он ‑ твой ребенок.

Мы все какое‑то время любили наших детей безусловно.

Мы их тетешкали. Мы им радовались. Мы выражали им свои чувства словами: «Я люблю тебя… Ты мой самый дорогой… Ты мое солнышко… Ты мой зайчик…» Мы прикасались к ним с такой любовью, гладили их, обнимали и целовали. Мы гордились, восхищались ими, с восторгом рассказывали о них другим. Мы улыбались от одного только их вида, от одного только взгляда на них.

Мы так любили их ‑ просто, ни за что. Они еще ничего и делать‑то не могли такого, за что их можно было любить. Но мы ‑ их все равно любили.

И такое наше отношение, безусловное принятие создавало, закладывало высокую самооценку ребенка. Он чувствовал себя любимым, хорошим, красивым, нужным, ценным для мамы и папы. И это ощущение своей ценности, «хорошести» давало ему уверенность в себе, в своих возможностях. Поэтому маленькие дети, еще живущие в безусловной любви и принятии родителей ‑ так уверены в себе, так все могут, все умеют, за все смело берутся.

И твой ребенок был таким. Если ты вспомнишь этот период его детства и твоей безусловной любви к нему ‑ ты вспомнишь и его, когда он был большим, уверенным, знающим. Он был маленьким хозяином жизни. Властелином мира.

Еще раз обращаю внимание: основа этого периода ‑ безусловная любовь. Потому что еще не было поступков, вызывающих наше недовольство и критическую оценку.

Но потом, когда ребенок стал подрастать, начинаются поступки. То он залез в лужу, то испачкал платье, то взял в руки то, что нельзя. И начинаются наши оценки.

И начинается другая жизнь ребенка. Другой этап жизни. Безусловной любви приходит конец.

Начинается период условной любви. Любовь при условии. Мы начинаем показывать им, что для того, чтобы мы его полюбили, ребенок должен выполнить какие‑то условия, стать каким‑то. И если он этого не делает ‑ он не такой, не любимый.

Он хорошо учится ‑ нравится маме, мама любит такого ребенка. Он получил двойку ‑ он не нравится, мама не любит такого ребенка. Он навел порядок в своей комнате ‑ молодец, хороший ребенок, мама любит такого ребенка. Не убрал, разбросал игрушки ‑ плохой ребенок, мама не любит такого ребенка.

И любой психически здоровый ребенок, находясь в ситуации непринятия, отвержения, критики, начинает сомневаться в себе: я, наверное, какой‑то не такой, я, наверное, плохой, глупый.

А мы, родители, со своим критическим взглядом на него еще и подскажем ему, что он ‑ бестолочь, неорганизованный, тупой. Что он ленивый или безответственный.

И так в нем начинают формироваться неуверенность, тревожность, недоверие самому себе, неверие в свои возможности и силы.

И наши отношения становятся все хуже и хуже, потому что все исчезает: и безопасность, и открытость, и доверие и гордость ребенком, и его чувство защищенности и внутренней стабильности. На смену этому приходит тревожность и неуверенность, чувство вины и недовольство собой. Критика со всех сторон: и от взрослых, и от себя самого, ведь его научили себя критиковать.

Мы должны, просто обязаны любить своих детей безусловно. Просто любить их, чтобы они ощущали эту поддержку, это чувство защищенности.

Сотни раз за свою практику я слышала это от родителей:

‑ Да как же я могу любить его безусловно, когда он не заслуживает вообще никакой любви? Он ведет себя безобразно ‑ как его можно любить!

‑ Но он же у тебя не собака, ‑ каждый раз говорю я, ‑ которая должна заслужить твою любовь?! Разве твое сердце ‑ пустое, разве там нет любви к твоему ребенку просто потому, что он твой ребенок?! Какие еще условия тебе нужны для того, чтобы его любить, кроме того, что он твой самый родной человек!

И безобразное поведение твоего ребенка говорит только об одном ‑ он хронически недолюблен! Он просто нуждается в любви! Он кричит своим поведением: «Обрати на меня внимание! Полюби меня! Мне так нужна твоя помощь!» Наши дети отвратительно, мерзко, безобразно ведут себя именно тогда, когда живут в критике и отвержении. Дети, живущие в любви, гармоничны, легки, радостны и спокойны…

Нам, взрослым, очень хотелось бы иметь идеального ребенка, с образцовым поведением и прекрасными поступками, чистенького, аккуратненького ‑ живую куклу! О, такого ребенка мы, конечно, бы любили! А чего его не любить ‑ столько причин для любви! Но у нас нет и никогда не будет идеального ребенка!

У тебя ‑ живой и растущий ребенок, который проживает свою уникальную жизнь, растет и учится.

Поэтому если ты будешь любить такого ребенка за что‑то, ты вообще не будешь его любить.

Его надо любить таким, какой он есть. Неидеальным.

И мы ‑ тоже далеко не идеальные люди! ‑ тогда будем любимы нашими детьми, когда научим их такой ‑ безусловной ‑ любви.

Ребенок отражает нашу любовь, как зеркало. И если мы любим ребенка безусловно ‑ он любит нас так же, независимо от наших поступков, нашего настроения. Точно так же, когда мы любим его при каких‑то условиях ‑ он тоже учится любить нас за что‑то. Купили игрушку ‑ он нас любит. Отказались купить мороженое ‑ не любит.

Есть только одна истинная любовь ‑ безусловная. И дети нам даются для этой любви. Бог нас так любит. И мы можем так любить. Прощать им их поступки. Принимать их такими, какие есть. Поддерживать их.

Мы можем просто любить, чтобы любовь лилась из сердца, просто любить.

И когда мы так любим, мы приближаемся к Богу.

Давай учиться безусловной любви. Давай сейчас начнем любить наших детей ‑ щедро, безусловно.

Чтобы наши дети хотели уже сейчас, пока мы рядом с ними, выражать нам свою любовь и признательность.

Чтобы в нашей старости им захотелось бы отдать нам любовь, уделить нам внимание, купить заколку для наших седых волос, или путевку в санаторий, или дорогое необходимое лекарство, или просто ‑ побыть с нами, уделив нам время и внимание.

Чтобы потом, когда мы уйдем, оставив их в этом мире одних, им захотелось вспоминать о нас с благодарностью за то, что мы дали им жизнь. За то, что мы их любили…

Мы должны учиться у них

Мальчик при проверке скорости чтения оказался в классе одним из последних, за что и получил недовольство мамы:

‑ Я же с тобой столько занималась, ‑ сокрушалась мама вслух, ‑ как же ты мог так плохо прочесть…

Маму так огорчило, что ребенок оказался далеко не лучшим в классе по скорости чтения!

Мальчик в ответ на это недовольство и осуждение сказал:

‑ Мама, а ты, может, танцуешь не лучше всех, и что же мне ‑ не любить тебя, что ли?…

Этому нам и надо учиться у детей.

Их природной мудрости.

Их открытости.

Их чистоте.

Их тонкости чувствования.

Их умению верить в хорошее.

Их умению забывать плохое.

Их свободе быть собой.

Их свободе выражать себя ‑ радоваться, плакать, смеяться, танцевать, петь.

Их умению доверять ‑ людям, миру, тебе, его родителю.

Их умению прощать, несмотря на все обиды.

Их умению любить, несмотря на все причиненные им боли.

Разве есть рядом с тобой лучший Учитель, чем твой ребенок?

Бог создал все сущее и в последнюю очередь создал людей ‑ Адама и Еву.

И, создав людей, Он отправил их на Землю, чтобы они совершенствовались и учились раскрывать свои самые лучшие качества и приближаться к Нему, к Богу, своими способностями творить любовь и добро.

Но, наблюдая за ними из Рая, Он понял, что они никак не совершенствуются, не раскрывают свои лучшие способности, что они творят невесть что и совсем забыли о Боге. И понял, что им нужно послать Учителя, который бы напомнил им о Боге, об их Божьей сущности. Который бы открыл в них, достал из них все самые лучшие их качества ‑ милосердие, терпение, смирение, понимание, доброту, любовь, свет.

И Бог дал им ребенка. Дал возможность людям рожать детей.

И с тех пор каждый ребенок, который рождается на Земле, рождается Учителем для своих родителей. Учителем, который помогает своим родителям возвращаться к Богу, проявлять себя самыми высокими и лучшими версиями себя, какими они только могут быть.

И снова ‑ осознанное родительство

Я хочу закончить эту главу тем же, чем и начала ‑ мы должны быть осознанными. Потому что все наши истинные родительские «мы должны» основаны на нашей осознанности.

На нашем сознательном, вдумчивом отношении к себе и к своим проявлениям к нашим детям.

На осознании важности самого события ‑ появления ребенка в жизни.

На осознании глобальности нашей ответственности за наше воздействие на детей.

На осознании самого процесса воспитания как очень серьезного, требующего осознанности действа.

Я повторюсь, но считаю этот повтор важным.

Мы так мало осознавали нашу ответственность, когда заводили детей. Мы думали, это веселое забавное милое трогательное приобретение. Это лялька, кукла, которую мы приобретаем, чтобы было с кем тетешкаться, чтобы тешить свое родительское самолюбие, чтобы не отстать от людей, а то все уже детей нарожали, а мы что ‑ хуже людей…

Нет, рождение ребенка ‑ дело очень ответственное. А воспитание ‑ безмерно ответственное.

Но это уже произошло, ты уже впустил этого ребенка в мир.

Тогда просто осознай ‑ какой важности дело ты делаешь, когда общаешься с ребенком.

Ты формируешь человека. Ты сейчас уже создаешь его будущую жизнь.

Ты делаешь великое дело. Давай делать его осознанно, с интересом, увлеченно и ‑ легко.

Наше осознанное понимание, какого ребенка хотим вырастить, даст нам понимание четких целей и задач воспитания, освободит нас от множества трудных, тяжелых ошибок.

Осознанное понимание того, как формируется ребенок ‑ просто впитывая в себя наши представления о жизни, ‑ поможет нам формировать его позитивным и уверенным.

Осознанное понимание того, как нуждаются наши дети в любви, в безусловном принятии и поддержке, поможет нам щедро делиться любовью.

Осознанное понимание, что мы действительно должны по отношению к нашим детям, лишит нас многих ненужных долгов и иллюзий ‑ и облегчит нашу родительскую жизнь.

Сознательного тебе, увлекательного творчества по сотворению личности!

Заключение. Неудобный ребенок

Я сама с лихвой получила от жизни уроков и встрясок, связанных с моим послушанием, излишней скромностью, робостью ‑ следствием родительского воспитания. Я мучительно и долго освобождалась от комплексов. Долго училась не бояться сказать то, что думаю, с чем‑то не согласиться, защищать свои убеждения, стоять за себя, самой принимать решения, делать выбор. Брать на себя ответственность за свою жизнь.

Даже уже будучи мамой, я еще была в рамках и завязках, поставленных мне в детстве. Поэтому неудивительно, что свою дочь я тоже начала воспитывать именно так: руководила, контролировала, опекала, добивалась послушания, соответствия рамкам и правилам, которые я для нее определяла. Прошло много лет, пока я сама не изменилась, не освободилась от своей послушности, и пока я не стала воспитывать ее по‑другому ‑ уважая в ней личность. Помогая ей расти самостоятельной и сильной, независимой от мнения других, осознающей свою уникальность и необходимость строить свою собственную жизнь так, как она сама считает нужным. Проходя собственный опыт своей жизни.

Но когда у моей уже взрослой дочери родился сын и у меня появился внук Никита ‑ вопросов, как его воспитывать у нас не было. Он должен расти свободным и независимым. Он должен ощущать себя хозяином своей жизни, иметь возможность быть собой. Мы сразу беспрекословно признали его право иметь свои желания, свободно исследовать этот мир. И у нас появился неудобный ребенок Никита. Иногда ‑ просто очень неудобный ребенок.

Он не ест то, что он не хочет есть, и бессмысленно его уговаривать и уж тем более заставлять.

Он сам выбирает, какую одежду ему надеть в сад, и его не переспоришь ‑ он не наденет этот свитер, который ему подсовываем мама или я, он наденет тот, который выберет сам.

Он сам придумывает какие‑то свои правила ‑ что должно лежать в его комоде или где должна сидеть его любимая лягушка Клава. И то, что мы обнаруживаем в комоде целые залежи «ценных вещей» типа оберток от жвачек, обломков вертолета, щетки для одежды, которую я тщетно искала уже две недели, компьютерных дисков, комочка пластилина и т. п. ‑ никого не удивляет. У ребенка есть право самому решать, что и где должно лежать.

Он чувствует себя хозяином жизни и главным человеком в квартире. И как это иногда неудобно для взрослых!

Он может зайти ко мне в комнату, увидеть на столе две новые катушки ниток, радостно взять их в руки и со словами «мне это очень пригодится» уйти к себе в комнату. И мне приходится останавливать его и объяснять, что нитки ‑ мои, что они нужны мне, и я не могу ему дать их, хоть они ему тоже «очень пригодятся».

Это действительно неудобный ребенок, потому что ему нельзя приказывать, с ним надо договариваться. Мы сами не хотим использовать жесткие методы воспитания, и практика показывает, что он на чей‑то окрик или критику дает мощный и сильный отпор.

Он не соглашается с унижением ни в каком виде. Он стоит за себя. Он стоит за себя во всех смыслах. Он требует то, чего он хочет. И как это неудобно для родителей!

Он отстаивает свое право погулять еще десять минут. Он отстаивает свое желание поиграть на компьютере. Он очень редко сразу соглашается с каким‑то предложением. Он предлагает свой вариант и будет отстаивать его. Он всегда стремится получить то, что хочет. Он ‑ хозяин жизни.

Я помню ситуацию, когда с ним, трехлетним, я пошла в детскую поликлинику. И тут я воочию увидела разницу между удобными и неудобными детьми.

Удобные дети сидели рядом со своими мамами, им было сказано сидеть ‑ они и сидели. Хотя вокруг было столько интересного! На расписанных красками стенах были изображены сюжеты из мультфильмов. Большие кадки с живыми цветами притягивали внимание. Пеленальные столики могли быть прекрасной крышей для импровизированного домика, откидные стулья можно было закрывать или открывать ‑ до чего интересно!

Но мамы сказали удобным детям сидеть ‑ и они сидели. А мы с Никитой, что называется, носились по всему коридору. Потому что мир, окружающий его, был интересен. И он рассмотрел и потрогал все, что можно потрогать, даже поковырялся в кадке с землей. Он вдоволь попрятался под пеленальными столиками и увлеченно закрывал и открывал все свободные стулья. Он даже умудрился поползать по полу ‑ оттуда ведь совсем другой ракурс. И я все время была рядом с ним, потому что он был еще мал, чтобы отпускать его на большие расстояния от себя.

И я позавидовала мамам с сидящими рядом с ними уже неживыми ‑ воспитанными и послушными детьми. Хорошо им ‑ сидят себе спокойно! С неудобным ребенком так не посидишь. С ним надо быть начеку. Ему нужно помогать исследовать мир. Его право на свободу передвижения в этом мире нужно поддерживать. При этом нужно ставить необходимые границы: что уже нельзя делать, например заходить в любой кабинет, где идет прием. Но, уважая личность этого неудобного ребенка, ему нельзя просто крикнуть: «Туда нельзя!», потому что он не принимает прямых запретов, он отстаивает свое желание быть там, где он хочет быть. Ему нужно спокойно и с уважением объяснить, почему нельзя. И это тоже неудобно. Ведь куда проще крикнуть и запретить!

Я часто наблюдала, как этот ребенок ведет себя во дворе, общаясь с людьми.

Он смело идет к людям ‑ взрослым или детям. Идет, не думая, что его могут не принять, что он может быть не к месту.

Он подходит к взрослым ребятам, чинящим во дворе велосипед, спрашивает, чего они тут делают. Он берет какие‑то инструменты или детали, чтобы рассмотреть их поближе. Весь этот мир ‑ для него. Он пока еще смел в этом мире.

Потрогав и рассмотрев все, что ему интересно, он отходит от ребят и идет дальше, к какой‑то новой цели: к луже, по которой можно походить, к красивому камешку ‑ и за ним тянутся мальчишки.

Каждый раз я поражалась этому зрелищу: идет такой малыш ‑ пуп земли, идет, притопывая ногами, косолапя, смешной такой маленький человечек ‑ и за ним тянется вереница мальчишек‑подростков. Им почему‑то хочется с ним общаться дальше.

Как‑то я шла домой, и меня у подъезда остановил один такой мальчик.

‑ А Никита выйдет гулять? ‑ спросил он.

Вопрос меня просто смутил ‑ зачем ему Никита? Что такого он, десятилетний мальчик, получает от общения с ним, если ждет, когда тот выйдет на прогулку?

Но они точно получают что‑то от общения с такой маленькой личностью ‑ чувство собственной значимости, чувство своей «хорошести», когда помогают Никите, что‑то ему объясняют.

Я не идеализирую, поверь, совершенно не идеализирую этого ребенка, потому что это действительно сложный человек. Он ‑ сложный. (И мне нравится это слово!) В нем уже много сложено, в него вложено, он ‑ не простой. С ним просто не обойдешься, и не всем понравится эта его активность, его открытое исследование мира, вообще ‑ его открытость. Наверняка он еще испытает на себе пресс социальных оценок и норм, правил, как надо вести себя. И шишек он получит немало. И его захотят «пригладить», только сильно его не пригладишь. Уже не пригладишь. Он ‑ сильный. В нем уже выращен этот внутренний стержень личности. И в нем есть свобода быть собой, проявлять себя таким, какой ты есть.

‑ Я сегодня буду девочкой, ‑ сказал он нам однажды. ‑ Хочу побыть девочкой.

И мы разрешили ему побыть девочкой.

‑ Пусть побудет денек девочкой, ‑ смеясь, сказала дочь, ‑ чтобы потом, во взрослом возрасте, из него не вылезло задавленное нами нормальное желание ‑ пожить, как девочка, попробовать, как это быть девочкой.

И он пожил девочкой, надев мамины украшения, туфли на каблуках, заколов волосы моими заколками. И сказал вечером:

‑ Все, хватит, надоело мне быть девочкой, буду опять мальчиком…

И я поддержала его в этом выборе:

‑ Бог сделал тебя мальчиком, значит, надо им быть!

Мне нравится его свобода ‑ свобода мыслей, высказываний, даже свобода действия, хотя она иногда так неудобна! Однажды он увидел у меня иконку, привезенную из Соловков, подаренную мне там настоятелем монастыря. Уже спустя несколько минут она стояла у его кровати.

‑ Ты зачем взял мою иконку? ‑ спросила я.

‑ Я хочу видеть Бога. Я хочу с ним разговаривать… Я хочу жить с Богом, Маруся, ‑ сказал он мне. ‑ Неужели ты этого не понимаешь?

Он все время что‑то делает ‑ что‑то лепит, или рисует, или собирает Лего. Он ‑ занятой, творческий человек. И конечно, он уже компьютерный мальчик, увлеченно играющий, «переходящий с уровня на уровень», с жаром рассказывающий мне, какой сложный уровень игры он прошел.

Он свободен в выборе занятий.

Несмотря на наши уговоры и обещания купить хоккейную одежду, соблазны поездок, сборов ‑ он сказал твердо: «Я не пойду в хоккей». И выбрал театральную студию, потому что очень любит читать стихи. И захотел заниматься плаванием. И захотел попробовать, что такое айкидо. И играть в футбол.

Какая смесь в этом ребенке, иногда думаю я: плавание со стихами, «сегодня я побуду девочкой» и хочу заниматься айкидо, футбол и «я хочу жить с Богом»… Но со временем что‑то соединится в его личности в его индивидуальный рисунок, в его, свойственный ему путь. Путь его личности.

При приеме в школу, когда его забрали на собеседование, а мы с мамой в холле ожидали результат собеседования, мы пережили несколько смешных и волнующих минут.

‑ Да, ‑ сказала дочь, видя, что ребенок задерживается, а не выходит так быстро, как было с предыдущими детьми. ‑ Он им теперь всю свою жизнь рассказывает и все про нас. Сами научили ребенка быть открытым, без комплексов… Он, небось, учителям сейчас все расскажет: и про наши чайные церемонии, и про отдых в палатках среди нудистов, и про то, что тебя раньше звали совсем другим именем, а потом ты стала Марусей…

Мы долго ждали нашего ребенка. Потом его вывела учительница, которая со светлым лицом удивленно сказала:

‑ У вас такой интересный ребенок! Он такой смелый, такой свободный, открытый. Он столько всего интересного нам рассказал. А кто у вас играет на барабане? Он говорит, у вас дома даже два барабана есть! И у вас такие интересные друзья!

Мы с дочерью молча, но красноречиво посмотрели друг на друга. Ребенок действительно с его открытостью миру многое успел рассказать.

‑ Надо же, ‑ не успокаивалась учительница ‑ такой свободный ребенок! А как дети делаются такими? ‑ задала она нам вопрос, и сам этот вопрос вызвал у меня просто онемение. Учительница спрашивала, как сделать ребенка уверенным, свободным и открытым!

Хотя чему тут было удивляться. Задача школы ‑ не делать их такими, а, наоборот, сделать их послушными, правильными, рамочными.

‑ Он просто живет в любви, ‑ сказала я ей после паузы, приходя в себя от ее вопроса. ‑ Он живет в семье, где живут очень позитивные люди, поэтому в его представлении мир добр, красив, полон возможностей. И люди в этом мире хорошие. И он нужен этому миру. Поэтому он и чувствует себя уверенным, любимым, поддержанным, поэтому ‑ открытым…

Учительница, выслушав меня, сказала опять неожиданное:

‑ Но ведь так и надо воспитывать детей! Так и должно быть!

И я уже просто не нашлась, что ей ответить.

Спустя месяц после начала обучения внука в этой (далеко не обычной, хорошей школе!) ‑ его поставили в угол на виду у всего класса за то, что он, не зная ответа на загадку, которую загадала учительница, переписал себе ответ мальчика‑соседа.

‑ Как тебе там было, в углу? ‑ спросила я его, когда он, идя из школы, рассказал мне об этом. ‑ Как ты это пережил?

Он только тяжело вздохнул, показывая, как ему все это не понравилось. Потом сказал:

‑ Да нормально, Маруся.

‑ Ты получил хороший урок, дорогой, что не надо переписывать чужие ответы, а надо жить своей головой. Конечно, я не считаю правильным, что учительница ставит вас в угол. Но она, наверное, решила, что это поможет вам хорошо учиться. Учись хорошо сам, дорогой, тогда тебе не придется переживать, когда тебя ставят в угол, ‑ только и сказала я.

А сама подумала: если бы меня, ту маленькую девочку‑первоклассницу, которой я была, робкую, тревожную, боящуюся всех и вся, переживающую по каждому пустяку, ‑ поставили в угол перед всем классом, я бы просто умерла в ту же минуту! А он: «Да нормально, Маруся!»

Мы обсудили эту ситуацию с дочерью ‑ говорить ли с учительницей о ее способах взаимодействия с детьми. И решили не говорить. Нельзя оградить нашего ребенка от жизни. Критика, наказания и отвержение ‑ стиль этого мира. Он должен уметь выстоять в этом мире с его стилем. Научиться жить в нем ‑ с нашей помощью.

Второй раз он очутился в углу спустя неделю. За то, что громко кричал, бегая по коридору на перемене. Он рассказал мне об этом, когда мы ехали из школы на маршрутке. Рассказал и крикнул водителю так громко, как умеет:

‑ Остановите, пожалуйста, на остановке!

И сказал мне грустно:

‑ Хоть где‑то еще мой громкий голос может пригодиться!

И я с нежностью, даже с умилением посмотрела на этого маленького мудрого человека. И пока мы шли домой, мы говорили о школе. О ее правилах, о том, где может пригодиться его громкий голос. О том, как не попадать в угол.

‑ Третий раз, Маруся, я в него не попаду! ‑ уверенно сказал мне внук.

‑ Почему ты в этом так уверен? ‑ спросила я, не сомневаясь, что он попадет туда еще не раз.

‑ Третьего раза не будет! ‑ сказал он мне ‑ как клятву дал. И объяснил: ‑ Потому что, если ты попадешь туда третий раз, то будешь там стоять целый день, и на обед не пойдешь, и домой тебя не отпустят!…

Я успокоила его, сказав, что его обязательно выпустят на обед и отпустят домой. Что мы с мамой просто не позволим, чтобы его не отпустили. Но при этом подчеркнула, что лучше вести себя осознанно, так, чтобы не попадать в угол.

Наш ребенок вышел в мир. Как ему будет в этом мире ‑ покажет время. Насколько он готов выжить в нем, выстоять и быть счастливым, успешным, ‑ тоже покажет время.

Мы будем рядом с ним. Не впереди. Рядом, за ним.

Чтобы он мог идти в свою жизнь со своими выборами, своими выводами, со своими решениями.

Я так желаю ему доброго Пути!

И каждый раз, видя его одноклассников, друзей, просто детей на улицах города, я думаю невольно ‑ какие взрослые вырастут из них? Какие судьбы ждут этих детей? Какую жизнь проживут эти дети?

И сама отвечаю: такую, которую им помогут сотворить их родители ‑ своей верой или неверием в них, своей поддержкой или отвержением их, своими позитивными или негативными представлениями о жизни, которые они им передадут.

Давай будем хорошими, добрыми помощниками наших детей! Давай поможем им вырасти сильными, уверенными, ответственными, большими, свободными и яркими людьми.

И хоть для нас, их родителей, сегодня может быть не очень удобным соседство такого растущего, свободно исследующего мир ребенка, самостоятельной личности ‑ это будет необходимо ему для его жизни, в которой он может многого достичь, реализовать себя, идти своим, Богом ему уготованным Путем. Прожить свою собственную жизнь. И быть счастливым.

Чтобы в будущем мы, его старенькие родители, ‑ испытали радость от такого взрослого нашего ребенка, чувствуя поддержку, защищенность этой состоявшейся во всех смыслах личности.

Чтобы мы были счастливы рядом с ним в нашей старости.

Да будет так!