Брань и литературный стандарт

Теперь второй фактор – литературная норма (которая распространяется не только на книги, но и диалоги из фильмов и другие тексты, основная функция которых – эстетическая). Общеизвестно, что между устной и письменной речью существуют большие различия. Даже самые непринужденные диалоги героев проходят определенную литературную обработку: иначе они были бы весьма невразумительны. Кроме того, всякая развитая литературная традиция обладает своими подходами к передаче тех или иных особенностей речи, в том числе и к вульгарным ее проявлениям. Французские переводчики XVIII века, например, считали варварски грубыми слог Шекспира и Сервантеса и не стеснялись «облагораживать» их тексты в переводе[20]. Конечно, произвол переводчиков-«украшателей» остался далеко в прошлом, однако разница литературных норм никуда не исчезла. То, что допустимо в литературной традиции исходного языка, не может переводиться средствами, недопустимыми в традиции переводящего языка.

Проведем эксперимент. Возьмем насыщенный инвективной лексикой, но в целом популярный и принятый массовой культурой современный американский фильм и сравним его с отечественным фильмом, который отвечает тем же требованиям. Думается, на роль американского образца вполне подойдет какой-нибудь из фильмов Квентина Тарантино, скажем, «Криминальное чтиво». На роль русского «эквивалента» возьмем фильм «Жмурки» Алексея Балабанова, режиссера «Брата» и «Брата 2», снискавшего славу «русского Тарантино». Конечно, в этом сравнении много натяжек, но в целом, как нам кажется, оно небеспочвенно. И у Тарантино, и у Балабанова в фильмах много насилия, которое подается с ироничным цинизмом и поражает своей обыденностью. И там и там главные персонажи – бандиты, убийцы, уголовники, причем гротескные, то есть речевые образы и коммуникативные ситуации сопоставимы.

«Криминальное чтиво» обрушивает на головы зрителей целый поток сомнительных выражений вроде:

· I sound like a sensible fucking man.

· You’re a smart motherfucker.

· Oh man, I’m going. That’s all there is to it. I’ll fucking go.

· They get the metric system They wouldn’t know what the fuck a quarter-pounder is.

· They’re fucking drowning ‘em in this shit.

· I think you’re gonna find yourself one smiling motherfucker.

· I thought you told all those fucking assholes never to call here this late.

· If she croaks on me I’m a fucking grey spot.

Грубо? Без сомнения. Но вот насколько грубо – это вопрос. Выше мы уже ссылались на Жельвиса и американских исследователей. Приведем еще одну цитату.

Similarly, an American might toss off something like “Yeah, I read it. It was a f****** lousy article.” The literal Russian would be vastly stronger than the English, so you might say instead “Да, читал. Статья была чертовски плоха”[21].

Надо сказать, что автор ее, Мишель Берди, – американская переводчица, долгое время живущая в России и занимающаяся, кроме переводов и журналистской деятельности, связями с общественностью. Этого человека трудно заподозрить в незнании русского (или английского) языка, устаревших взглядах или ортодоксальных представлениях о речевом этикете.

Язык «Криминального чтива», конечно, вызвал в Америке резонанс. Но не столько качеством бранной лексики (основой большинства ругательств здесь служит fuck), сколько ее количеством. По логике вещей, от русского перевода фильма можно было бы ожидать непривычно плотного скопления типичных для телеэкрана ругательств. Однако в одном варианте перевода, широко доступном и весьма популярном в определенных кругах, эти выражения предлагается переводить так:

· Я похож на охуенно разумного парня!

· Умный, еб твою мать.

· Охуеть! Я б туда сразу переехал.

· Они вообще ни хуя не понимают, что это такое – четверть фунта.

· Заливают все к ебеням этим говном.

· Думаю, ты поймешь, что все хорошо и будешь, блядь, улыбаться сам себе из зеркала.

· Я думала, ты говорил всем этим ебаным мудакам, чтобы они не звонили так поздно.

· Если она при мне завернет ласты, мне просто пиздец.

Надо полагать, именно таких откровений ждут авторы тех интернетовских цитат, которые я приводил выше. Теперь посмотрим на язык «Жмурок». Он тоже, конечно, изобилует выражениями, не принятыми в приличном обществе, но в целом гораздо мягче и изобретательнее. Из самого грубого – сука (сучата) (7 раз), пидорас (1 раз), мудила (1 раз) и падла (2 раза)[22]. А так персонажи все больше обходятся словами полегче: жопа, козел, урод, твою мать, гад, тварь, дерьмо. Встречаются и такие оригинальные инвективы, как Судак ты белоглазый, отмороженный! или (неудачливому архитектору) Ну вот и все! Карачун тебе, Церетели!

Нетрудно заметить, что альтернативный перевод «Криминального чтива» по залихватскости намного опережает и без того провокационные «Жмурки». Обратим внимание и на то, что если в «Жмурках» самая сильная брань припасена для критических ситуаций (скажем, кого-то убивают), то в переводе «Криминального чтива» персонажи на мате общаются даже в самых невинных сценах.

Интересно, чем руководствовался и к кому прислушивался альтернативный переводчик «Криминального чтива», наделяя персонажей такой речью. Филологи, переводчики, носители английского языка ему, как видно, не указ. На сопоставимые русскоязычные произведения (где никак не мог сказаться «ложный стыд» переводчиков) он не обращает никакого внимания. Тогда чего же вы хотите, господа альтернативные переводчики и их почитатели? Как говорила секретарша из «Служебного романа», откуда вы набрались этой пошлости? Если из дословных словарных переводов вкупе с буйной фантазией, то это несерьезно, и об этом мы уже говорили, обсуждая прагматику. Недавно Рассел Кроу запустил телефоном в портье, который в ответ на настойчивые просьбы знаменитого постояльца соединить его с Австралией бросил ему Whatever. В словарях whatever переводится как что бы ни. Именно такой вариант перевода можно посоветовать тем, кто игнорирует реальное употребление языка и, завидев fuck, норовит вставить в текст словцо позабористей.

Кстати, в 2004 г. в Америке вышел телесериал «Дедвуд» (Deadwood) о жизни американских пионеров на Диком Западе в конце XIX в. Язык персонажей в этом кино заметно отличается от стандартов традиционных вестернов. Так, в первой серии слова fuck и fucking употребляются 43 раза. Конечно, отношение зрителей и критиков к такому «лексическому проворству» (выражение Вен. Ерофеева) неоднозначное. Однако споры во многом идут не о грубости языка в «Дедвуде» как таковой, а об исторической точности. В целом же фильм принят нормально, причем если зрителей что-то и возмущает, то, скорее, не сами бранные слова, а их концентрация. Кроме того, фильм получил пять наград «Эмми», а один из актеров за роль в нем был награжден «Золотым Глобусом». Можно представить себе, как общественность отреагировала бы на российский сериал с матерщиной, да еще в таком количестве.

Конечно, не выдерживает критики и тот аргумент, что раз в оригинальном фильме ругается бандит, то и в переводе он должен изъясняться, как русский бандит. Есть большая разница между тем, как говорит реальный преступник и тем, как его речь принято изображать в кино и литературе («Жмурки» – тому лишнее доказательство). О различиях между действительностью и миром литературы написано хорошо и много, так что повторять здесь это не имеет смысла.

Еще поклонники крепкой словесности любят ссылаться на общество: раз все вокруг матерятся – утверждают они, – то почему переводчикам нельзя? Во-первых, как мы уже говорили, фразы с улицы, если их не подвергать литературной обработке, годятся разве что для филологического исследования, но никак не для художественного текста. Работа «Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест» изобилует примерами вроде «Вообще наверно если так серьезно этим заняться/ то это может просто быть какой-то даже специальной задачей/ во всяком случае большое место можно этому уделять//»[23]. Стопроцентно подлинный образчик разговорного русского языка. Но только в таком виде фраза звучит дико и на редкость невразумительно. Вообще, непреходящий характер печатных текстов и диалогов в кино накладывает на их авторов более жесткие ограничения. Это не устный разговор, при котором часть информации проходит незамеченной, а многие шероховатости сглаживаются за счет экстралингвистических факторов.

Во-вторых, если большинство говорящих по-русски людей в той или иной степени использует мат, это еще не значит, что его будут рады слышать по телевизору. Интересную статистку можно найти в книге «Социологические наблюдения (2002-2004)», выпущенной Фондом «Общественное мнение». Как следует из опросов, несмотря на то что матерится большинство населения России, 92% россиян убеждены, что такой язык совершенно недопустим в СМИ. Ничего удивительного: порнографию тоже резко осуждают и по телевизору не показывают, хотя содержанием порнографических фильмов, казалось бы, никого не удивишь.

Странно, правда, что люди, которые попытались бы протащить в массы порнографию, прослыли бы за пошляков, а поборники матерной «порнографии» почему-то метят в «первопроходцы». Да вот только не по чину берут. Мало-помалу закрадывается подозрение, что сторонники такой «либерализации» переводов вовсе не радеют за адекватность, а подпадают под влияние того, о чем пишет В. В. Колесов, заведующий кафедрой русского языка Санкт-Петербургского государственного университета:

Подобное жеребячье восхищение русским крепким словцом характерно для многих, нечутких на русское слово, людей. Чем-то оно им близко по мироощущению и по собственным их природным задаткам. Только в таком слове и через него они способны углядеть богатство и мощь языка, в котором им волей судьбы довелось существовать, поскольку родного они не знают, а английский поспешно учат, чтобы не отстать в карьере[24].

Ален Делон не пьет одеколон

Впрочем, учитывать прагматику конкретного высказывания и литературную норму мало. Переводчик должен понимать, зачем он использует бранные слова и как они соотносятся с текстом перевода в целом.

В свое время роман Тома Шарпа “Wilt on High” вышел под названием «Звездный час Уилта» в переводе В. К. Ланчикова. Не так давно то же самое издательство подготовило «новую редакцию» этого перевода (название поменялось на «Уилт на высоте»). Редактор по каким-то одному ему ведомым соображениям изменил перевод отдельных фраз, уделив, что интересно, основное внимание бранному вокабуляру. Переводчик о новой редакции ничего не знал и повлиять на правку никак не мог.

Типичный пример:

Т. Шарп: “Shit,” muttered the Principal.

В. Ланчиков: – Вот скотина, – буркнул ректор.

Новый редактор: – Блядь, – буркнул директор.

Ничего себе: ректор колледжа матерится на совещании! Может быть, это какой-то на редкость грубый ректор? Может, это не либеральничающий интеллектуал, который позволяет себе нарушать нормы протокольного языка, а самый настоящий хам? Не похоже. Чуть раньше на том же совещании он выражается так: «Спасибо вам, Уилт, удружили» и «Я надеюсь, у нас доверительный разговор и я могу быть предельно откровенен». Трудно себе представить, что через минуту этот человек буркнет: «Блядь». Не ректор, а какой-то доктор Джекилл и мистер Хайд.

Объяснить такую двуликость просто: новый редактор заменил скотину на блядь, не обратив внимания на то, что все остальные реплики ректора перекочевали из прошлой редакции без изменений, а заданный в ней тон позволял ректору ругнуться «скотиной», но никак не сильнее.

Получается, новый редактор сел в лужу дважды: сначала переоценил бранный потенциал слова shit (см. выше), а затем разрушил цельную речевую характеристику персонажа.

Из той же серии:

Т.Ш.: “No, the thing that really upset him was being told to go and fuck himself by a drunken lout in Motor Mechanics Three. And Wilt, of course.”

В.Л.: – А тут еще какая-то пьяная морда, автомеханик с третьего курса, послал его на… Ну и, конечно же, Уилт подсуропил.

Н.Р.: – Но по-настоящему расстроили его какой-то пьяный жлоб из третьей группы автомехаников – отправил его на хуй, – ну и, конечно же, Уилт.

Раз новый редактор не ограничился эллиптическим послать на… и недвусмысленно указал, куда именно, стало быть, он счел выражение go and fuck himself настолько грубым, что не видел способов обойтись в переводе без мата. Какое-то время он вполне последователен: вместо этого проходимца Генри Уилта (Henry fucking Wilt) он вставляет Генри-блядь-Уилта. Да, получилась престранная конструкция, которая удивила бы, думается, даже завзятых матерщинников. Но на какие жертвы не пойдешь, чтобы не упустить ни капли грубости оригинала!

Тем более странно, что через пару страниц новый редактор забывает о чудовищном инвективном потенциале слова fuck и оставляет в переводе фразы“Fucking awful is all I know” вариант Ланчикова сo словом хреново.

Тот альтернативный перевод «Криминального чтива», который мы цитировали выше, и то логичнее. Люди, которым так не хватает мата на экране, будут слушать его и радоваться: ни одной фальшивой нотки! А новая редакция «Звездного часа» вышла кособокой. Прочитав ее, одни скажут, что ректоры не говорят блядь, а другие начнут возмущаться, что вот опять их кормят ведьмами (у Шарпа – old bitch), а старыми суками наслаждаются только счастливые англичане с американцами.

Не очень проницательные скептики могут, правда, предположить, что переводчик плохих слов вообще не знает или по морально-этическим соображениям их сторонится. Оттого и цельность в переводе. Но это отнюдь не так. Скажем, fucking homosexual у него переведено как пидор вонючий а balls превратилось в хрен моржовый. Однако в отличие от самовыражений нового редактора, ни то, ни другое не режет глаз. Реплики, в которых встречаются вышеупомянутые слова, произнесены персонажами в минуту крайнего раздражения и перевод их соответствует тому уровню резкости, который русскоязычный читатель в данном случае ожидает.

В заключение – еще один небольшой пример. В четвертом томе «Войны и мира» Кутузов, обращаясь к солдатам, говорит о французах: «А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…» Чуть дальше Толстой называет это «стариковским, добродушным ругательством». Существует много переводов «Войны и мира» на английский. Констанс Гарнетт и Розмари Эдмондс передают эту фразу как «It serves them right, the b– b–s!». Э. и Л. Мод выписывают полностью – the bloody bastards. А вот в недавнем переводе Энтони Бриггса читатель найдет: «They asked for it, the fucking bastards!»

Интерпретировать такой вариант можно двумя способами. Либо переводчик дал точный на сегодняшний день эквивалент, и тогда любителям скоромной словесности стоит запомнить, что fucking bastard – это всего лишь «стариковское, добродушное ругательство», а не запретный английский «мат», как им воображалось. Либо перевод вышел ядренее оригинала. Но и в этом случае вряд ли такое уважаемое издательство, как Penguin, выпустило бы перевод «Войны и мира» с матерящимся Кутузовым. Все-таки пометы «гоблиновский перевод» на обложке я не заметил.

В переводе нет запретных слов, но любое переводческое решение, как и общая переводческая стратегия, должно на чем-то основываться и служить конкретным целям. Причем крепкое ругательство, как и любое сильнодействующее средство в любой сфере жизни, должно применяться с особой осторожностью, потому что последствия неоправданного использования здесь могут быть самые неприятные. Если переводчик настаивает на употреблении нецензурного слова, он должен отдавать себе отчет, зачем он это делает, какого эффекта он хочет достичь и насколько это согласуется с устоявшейся практикой для данного типа текстов. Иначе получится примитивная брань ради брани.

[1] И.А. Бодуэн де Куртенэ. Замечания о русско-польском словаре // лексикографический сборник, вып. VI, Академия Наук СССР, отд. ОЛЯ. – М., 1963. С. 143

[2] Как пишет А. Д. Швейцер, «В.Н. Комиссаров, безусловно, прав, отмечая ведущую роль цели коммуникации в установлении эквивалентных отношений между оригиналом и переводом. Поскольку цель коммуникации относится к категории прагматических факторов, это равноценно признанию главенствующего положения прагматической эквивалентности в иерархии требований, предъявляемых к переводу». (Швейцер А. Д. Теория перевода: статус, проблемы, аспекты. – М.: Наука, 1988. С. 82)

[3] В классификации В. Н. Комиссарова пять уровней эквивалентности: от прагматического (первого) до семантического (пятого). Для достижения адекватности перевод должен выполняться на возможно более высоком уровне эквивалентности, если при этом обеспечивается эквивалентность на всех более низких уровнях. Поэтому слово «высокий» здесь значит «имеющий более высокий номер», а не «более важный» (самый важный уровень, прагматический, является первым, т. е. самым низким).

[4] См., например, В. И. Жельвис. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. – М.: Ладомир, 2001. С. 13

[5] М. В. Никитин. Основы лингвистической теории значения: Учеб. Пособие. – М.: Высш. Шк., 1988. С. 59

[6] Clifford E. Landers. Literary translation: A Practical Guide (Topics in Translation 22). – Clevedon: Multilingual Matters Limited, 2001

[7] M. Bulgakov. Black Snow / transl. by M. Glenny. – London: Vintage, 2005. P. 9

[8] См., например, The Moscow Times, December 23, 2000

[9] Ряд словарей русской брани и тюремного арго указывает для слова козел значение «пассивный гомосексуалист». Возможно, террорист имел в виду именно это. Однако перевод goat и в такой интерпретации не годится.

[10] В. И. Жельвис. С. 80

[11] Выпуск от 10-го сентября 2004 г.

[12] Интересно, что по происхождению «ублюдок» имеет сходное когнитивное значение с bastard (см. у Даля «помесь двух видов животных»).

[13] Sterling Johnson. English as a Second F*cking Language.– New York: St. Martin’s Griffin, 1996. P.62

[14] B. Belknap. #@#@ YOU!– Group, Jan/Feb 2004

[15] The Cassell Dictionary of Slang - London: Cassel, 1998. P 109

[16] В. И. Жельвис. С. 137

[17] P. May. Just you mind your language. If your little princess starts swearing like a trooper, how you react can make all the difference – The Guardian, February 2, 2005

[18] M. O'Keefe. Foul words permeate pop culture lexicon, eliciting a backlash. – Christian Century, April 6, 2004

[19] G. Hughes. Swearing. A Social History of Foul Language, Oaths and Profanity in English. – London: Penguin Books, 1998. C. 7

[20] См. В. Н. Комиссаров. Введение в современное переводоведение. – М.: ЭТС, 2002

[21] Берди М. Пытки переводчика. – Мосты № 1, 2004. С. 42

[22] Для сравнения – в «Криминальном чтиве» слово fuck использовано около 250 раз (разные источники приводят разные цифры, но разброс небольшой) .

[23] Русская разговорная речь. Фонетика. Морфология. Лексика. Жест. – М.: Наука, 1983. С. 23

[24] В. В. Колесов. «Как наше слово отзовется…». – СПб.: «Иван Федоров», 2001. С. 288