Обратная связь
|
Сократический диалог и рефлексия
В «Воспоминаниях» Ксенофонта до нас дошёл следующий разговор Сократа с Евфидемом. Сократ спрашивает, куда отнести ложь, к делам справедливым или несправедливым. Евфидем относит её в разряд несправедливых дел. В этот же разряд попадают у него обман, воровство и похищение людей для продажи в рабство. Сократ переспрашивает его, можно ли что-нибудь из перечисленного считать справедливым, но Евфидем отвечает решительным отрицанием. Тогда Сократ задаёт вопрос такого рода: справедливы ли обман неприятеля, грабёж жителей неприятельского города и продажа их в рабство? И все эти поступки Евфидем признает справедливыми.
В контексте нашего обсуждения разговор интересен тем, что демонстрирует достаточно простой и ясный пример рефлексирующей системы. Действительно, Сократ фактически требует от Евфидема рефлексивного осознания того, что тот понимает под несправедливостью, требует осознания или вербализации образцов словоупотребления. Евфидем формулирует несколько «правил», утверждая, что несправедливыми следует считать ложь, грабёж, продажу в рабство. Важно подчеркнуть, что любая попытка уточнения или определения такого рода понятий, которые до этого использовались только в рамках непосредственных эстафет словоупотребления, представляет собой типичный акт рефлексии.
Но вернёмся к беседе Сократа, ибо мы далеко не исчерпали её содержания. Евфидем не только рефлексирует, он почему-то тут же отказывается от результатов своей рефлексии. Что же заставляет его неожиданно отказаться от им же сформулированных правил? Ведь, казалось бы, на последующие вопросы Сократа он должен отвечать примерно так: «Но я же уже сказал, Сократ, что ложь несправедлива!» Но Евфидем этого не делает, он сразу сдаётся перед лицом некоторой невидимой для нас силы. Впрочем, сила эта, как мы понимаем, – те образцы словоупотребления, которые находятся в поле зрения Евфидема. Эти образцы оказываются сильнее сформулированных в рефлексии правил.
Все это интересно в том плане, что демонстрирует две возможных стратегии поведения рефлексирующей системы. Первая стратегия состоит в том, чтобы в ситуациях, когда рефлексивные предписания противоречат непосредственным образцам, отдавать предпочтение последним. Именно так и поступает Евфидем. Стратегии подобного рода достаточно распространены в науке. Речь при этом идёт не только о продуктах рефлексии в буквальном смысле слова, но и о вербальных программах вообще. Приведём пример из истории геологии, хорошо это иллюстрирующий.
Академик Н. М. Страхов в своей работе, посвящённой истории развития отечественной литологии, отмечает, что ещё в 1923 г. Я. В. Самойловым была сформулирована программа работ по изучению осадков и осадочных пород. Эту программу Н. М. Страхов оценивает очень высоко. Статья Я. В. Самойлова, – пишет он, – «сознательно ставила задачу создания литологии именно как науки и в соответствии с этим разработала глубоко продуманную программу исследований...». И тут же Н. М. Страхов пишет: «К сожалению, эта статья давно и глубоко забыта». И как забыта! Оказывается, что она не упоминается ни в солидных исторических обзорах, ни в юбилейных статьях, посвящённых литологии, ни в одном из учебников и, наконец, она даже не фигурировала в дискуссии по литологическим проблемам, где центральное место занимали вопросы методологии. Что же произошло? Как могла быть забыта такая интересная и значимая работа? Отвечая на этот вопрос, Н. М. Страхов формулирует следующее общее положение: "Судьбы программных статей вообще, – пишет он, – за редчайшим исключением, одинаковы: если эту программу не реализует сам автор её (вместе с коллективом) или же кто-либо из учеников, действительно проникнувшийся идеями учителя, то она быстро забывается, а реальная научная работа идёт совсем по другому руслу" .
В работе Н. М. Страхова содержится любопытное совпадение, на которое нельзя не обратить внимания. Раньше он пишет, что ещё при жизни Я. В. Самойлова им и его сотрудниками «проводится изучение и освоение методов механического анализа осадков и выбор из них наилучшего, налаживается методика химического и особенно спектроскопического анализа осадков и пород. Перед Бюро Международного геологического конгресса им ставится вопрос о необходимости „единства механической характеристики осадочных пород“, т. е. о выборе единой шкалы размерных фракций зёрен и их номенклатуры». А страницей позже, говоря об учениках Я. В. Самойлова, Н. М. Страхов отмечает, что в их исследованиях получили развитие лишь некоторые идеи учителя, "касающиеся технических приёмов работы (механический анализ, его стандартизация), но вовсе утрачена основная идейная установка" . Но ведь «технические приёмы работы» – это как раз то, что было начато ещё при жизни Я. В. Самойлова, то, что он оставил своим ученикам на уровне непосредственных образцов. Именно это они и взяли, утратив общую цель, которую Я. В. Самойлов мог указать только в форме словесного предписания.
Возможна и вторая стратегия. Как уже отмечалось, Евфидем мог занять такую позицию: «Я же уже сказал, Сократ, что ложь несправедлива». Определяющим при этом становится рефлексия, рефлексивные предписания заглушают непосредственные образцы. Такая позиция – это позиция теоретика. При последовательном её проведении она с необходимостью порождает различного рода идеализации в качестве защитных поясов. Попробуем продолжить беседу при условии, что Евфидем занимает именно такую позицию. Сократ, допустим, указывает, что на войне, если мы не обманем противника, то можем погибнуть сами, а если не дадим обманом лекарство больному сыну, то он может умереть. А справедливо ли это? Как быть Евфидему? Один из возможных путей состоит в следующем: «Ты спрашиваешь меня, что такое справедливость, Сократ, я отвечаю. А можно ли быть справедливым в этом мире – это другой вопрос.» Такой ответ и равносилен появлению идеализации: справедливость определяется для некоторого идеального мира.
Две стратегии рефлексии часто дают о себе знать при обсуждении вопросов терминологии. В одном случае большое значение придаётся исходному смыслу слов, в другом – они просто игнорируются. В математике и физике доминирует вторая стратегия: цвет кварков не имеет ничего общего с цветом в обычном смысле слова, алгебраическое кольцо – с кольцом обручальным. В гуманитарных науках, напротив, превалирует первая стратегия.
В завершение нам хотелось бы сказать несколько слов о роли Сократа в рамках приведённой беседы. Он задаёт вопросы, а это прерогатива коллекторской программы. Он требует согласовать все ответы, т. е. привести их в систему, а это тоже функция коллектора. В этом плане пример хорошо иллюстрирует роль коллекторских программ в порождении спора и критики, о чем писал в своё время К. Бэр (См. гл. 4).
Аналогии с естествознанием
Системы с рефлексией – это довольно необычный объект исследования, с которым никогда не сталкивались естественные науки. И все же полезно попытаться провести некоторые аналогии. С одной стороны, это подчёркивает парадоксальность ситуации, в которой работают представители гуманитарного знания, а с другой, несмотря на всю специфику рефлектирующих систем, позволяет включить их рассмотрение в некоторые общенаучные категориальные рамки. Мы начнём с откровенно фантастического примера.
Известно, что поведение газа в сосуде, как и поведение многих других систем, можно описывать с двух разных точек зрения. Первый путь – феноменологическое описание. В случае газа он может привести нас к таким, например, законам, как закон Бойля-Мариотта или Гей-Люссака. Второй путь – описание внутренних механизмов, которые обуславливают феноменологические эффекты. На этом пути мы можем построить кинетическую теорию газов. Представим теперь себе совершенно фантастическую ситуацию: будем считать, что газ способен усвоить результаты феноменологических описаний и взять их на вооружение при определении характера своего поведения. Разумеется, это означало бы коренное изменение механизмов этого поведения. Если раньше, например, давление газа при изменении объёма определялось беспорядочным движением молекул и их столкновениями друг с другом и со стенками сосуда, то теперь все будет подчиняться строгой и рациональной дисциплине, ибо газ, вооружившись измерительными приборами, карандашом и бумагой, может просто вычислять необходимое давление по закону Бойля-Мариотта или уравнению Клапейрона.
Перед нами фантастика очень далёкая от науки. Но она становится реальностью, если речь идёт о феноменологическом описании человеческой деятельности. Такое описание человек, действительно, может заимствовать и использовать, меняя тем самым и механизм последующего воспроизведения того, что он делал. Мы сталкиваемся здесь с принципиально новой ситуацией, с которой никогда не имело дело естествознание. Строго говоря, для нас при этом несущественно, сам ли человек описывает свою деятельность, своё поведение или это делает кто-то другой. Важно только то, что полученное описание может быть заимствовано и может стать механизмом управления при осуществлении последующих актов.
Вспомним для начала работу В. Я. Проппа по морфологии волшебной сказки. Проанализировав большое количество существующих сказок, Пропп выделяет единую композиционную схему, лежащую в их основе. Можно ли считать, что сказители пользовались этой схемой, создавая свои сказки? Разумеется, нет. В их распоряжении не было ни того эмпирического материала, которым владел Пропп, ни его абстрактной схемы. Существуют, значит, какие-то другие механизмы жизни сказки. Но как только пропповская схема создана, она может лечь в основу нового механизма. «Исходя из схемы, – пишет В.Я. Пропп, – можно самому сочинять бесконечное количество сказок, которые все будут строиться по тем же законам, что и народная». Это так, но будут ли это народные сказки? Нет, ибо изменился механизм их порождения, изменились законы жизни.
Что конкретно следует из проведённых аналогий? Первое, как мы уже сказали, – это парадоксальность рефлексирующих систем с традиционной естественнонаучной точки зрения. Но есть и второе: бросается в глаза некоторый изоморфизм ситуаций в естествознании и в гуманитарных науках. Дело в том, что во всех случаях речь идёт о противопоставлении феноменологии поведения и определяющих его механизмов. Это проходит и для газа, и для систем с рефлексией. Вывод следующий: рефлексия по содержанию представляет собой феноменологическое описание поведения участников эстафет. Иными словами, исследуя науку как традицию, мы строим нечто, напоминающее кинетическую теорию газов или генетику; описывая её как деятельность, – получаем феноменологическую картину поведения учёного.
|
|