Ты можешь быть самым крутым в мире, обладать миллионами положительных качеств и сотней героических статусов. Но ты никто, если не задел сердце любимого человека.

(с) Владимир Владимиров

Любовь всей моей смерти

(посвящается Наталье Александровне Петрик)

Глава 1. Живое забвение.

В свои тридцать четыре года, Владимир понял одну незатейливую вещицу. Прежде чем сдаваться, вспомни, ради чего ты все начинал. Однако сейчас то, что так яро долбилось ему в голову окружающим миром, улетучилось в небытие. Именно сейчас его мозг медленно окутывали щупальца давно минувших воспоминаний, периодически воспроизводя в его сознании, казалось бы, уже забытую боль. За несколько секунд, в его голове пролетели эти триста шестьдесят дней, месяцы, которые Владимир уже давным-давно забросил в черный ящик. Единственным его желанием было кинуть, чертов телефон с крыши высотного здания и бросится за ним вдогонку. Тот гребанный мобильник, на котором пару минут назад высветилось – «Влад Ковалин: Все готово, дорогой», тот тупой кусок пластмассы, стекла и микросхем, который превратился в жужжащую циркулярную пилу, включенную прямо под его ухом. Но, надо было сдерживаться. Да, Владимир мог впасть в ярость, пустить на ветер уйму матерных слов и сломать что-нибудь, что подвернется под руку, однако повторюсь, ему было тридцать четыре, плюс ко всему он стоял за трибуной на одной из конференции о слиянии двух крупных финансовых компаний. Еще одна немаловажная деталь - на кону сея мероприятия, прям-таки валялась сумма в несколько раз превышающая бюджет средне населенного города нашей необъятной родины. Конференц-зал, расположенный на последнем этаже высотки, наполняла скука и желание поскорее выспаться под шум говоров о финансовых схемах. Московская коллегия, раскинувшаяся на весь дубовый стол, расположенный по центру зала то и дело прислушивалась к тому, что уже слышала всю свою жизнь в перерывах на обед и выходные дни. Они уже привыкли к этому постоянству. Уже который год люди не из столицы, пытаются показать им свою высокую цену. Но для них, любой человек, пускай даже обладающий всеми знаниями в области финансового построения не представлял ничего существенного. Каждый год, крупная московская компания поджимала под себя организации вне зависимости от их формы деятельности, отдавая им огромную сумму денежных средств, взамен на то, что такая фирма будет работать от имени компании московской. Каждый представитель коллегии представлял из себя взрослого, пробитого жизнью в формулах и финансовых таблицах человека, который на своем веку повидал много молодых дарований, их же успел позабыть сразу после того, как сделка была заключена и новоиспеченная фирма уже во всю пахала на центрального дяденьку. Среди небольшой толпы людей лет за сорок, можно было разглядеть совсем молодых и юных ребят. Им, стартовый взнос для жизни в деньгах и роскоши обеспечили родители, всю свою жизнь посвятившие обеспечению себя и своего родового древа. Среди них выделялся Игорь Чиркин, молодой, двадцатилетний бизнесмен. Конечно, он был не центральным лицом людей из Москвы, однако именно он руководил всеми действиями толпы, представлял ее, а от его решения зависело многое и даже больше. Конечно, он не прожигал жизнь как все маленькие мальчики, наварившиеся на деньгах родителей. Голова у этого человека не просто пережевывала, а производила новые формулы и схемы, для обычного обывателя казавшиеся сложными иероглифами, читаемыми на санскрите. Именно его заинтересовала компания «VLVL», самая крупная фирма в этом регионе и самая обеспеченная организация в этом убогом и разбитом городе. Игорь, даже при своем огромнейшем багаже знаний, не мог понять, как юрист в лице Владимира Губанова и экономист в лице его заместителя Валерия Рощина могли сформировать нечто подобное за короткий срок - в один год. Конечно, за свою малую жизнь он слышал о добротности координированных действий, но ни разу не наблюдал их воочию. Поэтому на собранной Владимиром с Валерой конференции, было интересно только одному человеку – Игорю Чиркину. Игорь не замечал, как изменилось спокойное лицо Владимира, после того, как он получил мое сообщение. Все внимание было устремлено на его заместителя - Валерия, который уже сорок с лишним минут говорил о плюсах слияния, о положительных моментах в деятельности фирм и о планах на будущее, выраженных в графиках, схемах, цифрах и формулах. Валера хорошо понимал, что теперь ему не придется убивать свое время в кипе никому не нужных документов, ведь в скором времени он уедет из этого города в жаркие страны, попивая фужер с дорогим коктейлем и смотря на переливающийся бриз вечернего океана. Широкая, белоснежная улыбка, милые глазки и теплый голос, рассуждающий о стратегии по осуществлению генерального плана обеспечивающего организацию денежными средствами – вот на что делал свой основной упор Валерий. Его ключевым объектом «финансового вожделения» был как-раз Игорь Чиркин. Валерий прекрасно осознавал, что всем заправляет Игорь и именно он должен был заплатить не малую суму за бизнес, на который было потрачено огромное количество времени и сил. Нужно было выложиться на все сто процентов, но Валера так же понимал, что последнее слово остается за Владимиром, его непосредственным руководителем. Однако у Владимира, в голове были совсем не позитивные планы и идеи. План был, но он никак не связан с отдыхом. Лишь мельком в его ушах проходили фразы «Если мы посмотрим на статистику проданной продукции», «На этом графике можно рассмотреть процедуру реализации общих пунктов бизнес-плана» или «Мы будем действовать в том же темпе, что и раньше». Основную массу мыслей составляли воспоминания прошлого, ибо теперь Владимир встал в небольшой ступор от полученной SMS…от моей SMS. Но Валера еще не закончил свою речь, а времени оставалось мало. Несмотря на то, что Владимир уже неоднократно бросал свою жизнь в мусорную урну, ради работы, денег и финансовой независимости, несмотря на упорный труд и многочисленные вложения в совместный бизнес, Владимир именно сейчас готов отвернуться от всего этого. Недолго думая, он взял несколько бумаг со своей речью, над которой трудился в поте лица и головной боли всю ночь, перевернул ее текстом вниз и включил микрофон за своей трибуной. Единственной целью на тот момент, было побыстрее закончить данное собрание, у Владимира на этот счет созрела собственная «экстренная» идея в голове: — В общем — сказал он. — мы знаем, что такая процедура принесет вам и нам очень большую прибыль. Но я не хочу оставлять компанию в руки той организации, о стратегии которой ничего не знаю. Да, на прошлой неделе вы говорили о своих планах, деятельности, а что остается нам? Где гарантия, что наше сотрудничество будет в равной степени полноценным. Так вот…если вы хотите этого слияния, то вот вам наши условия. Мы создадим эту двойственную фирму, однако восемьдесят процентов руководства осуществляю я. Если вам не нравятся наши условия – делайте что хотите. У нас все. Конференция закончена. Коллегия из влиятельных и солидных бизнесменов синхронно открыли свои спящие глаза от удивления, на несколько секунд они превратились в маленькие уютерры, только без вкусных порций. Все стали перешёптываться и просыпаться. Никто не рассчитывал, что две маленькие пешки, из такого же маленького городка, будут ставить им свои условия. Зал медленно, но верно, заполняла волна пробуждения, а духота усталости постепенно сменялась на прилив холодной бодрости. Валера застыл в своей позе миловидного и улыбающегося человечка. Только Игорь Чиркин воздал мелкой ухмылкой на все происходящие. Смотря на то, как эти двое ведут свою деятельность, он мог бы удивиться такому повороту событий, но даже Игорь рассчитывал на такое. Как только в зале начали раздаваться отклики возмущения и непонимания, Игорь повернулся к Валере, собирая свои документы в портмоне: — Ну что-ж, мы все поняли. Обсудим ваше предложение на следующем сборе, а пока счастливо, удачи, еще созвонимся. Вслед за молодым Игорем толпой зашагала его взрослая компания, постепенно превращая оживленный конференц-зал в пустую комнату с одиноким столиков, трибуной, мягкими креслами, подставками и широким плазменным экраном для демонстрации. Валера так и не мог ничего понять. Шок от произошедшего овладел всем его телом. Только когда из зала выходил последний человек московской коллегии, он вприпрыжку побежал к выходу, туда, где хотел избить до смерти своего лучшего друга и руководителя.

***

На майской улице, в этом (как по мне) убогом городе, люди уже постепенно забывали, что такое снег, ветра и резкие морозы, приходящиеся на месяцы, которые в общем обиходе назывались летними. Редко можно было увидеть осенние или весенние куртки. Кажется еще вчерашние туфли, по велению летнего солнца были заменены на легкие кеды и кроссовки, а утепленные зимние шапки носили только старики, которые так яро заботились о своем здоровье, когда никто не заботился о них. Довольно часто можно было заметить парочек, идущих по своим делам за ручку и студентов, готовящихся к переезду в свою родную деревню или в такой же забытый и забитый городок. Деревья стали темно зелеными, а ветер уже не приносил морозный озноб. Теперь из-за него можно отчетливо слышать шелест полулетних листьев и узреть копоть от поднимающейся дорожной пыли. Солнце святило все ярче, ибо в этот период пасмурность стала чем-то неестественным, но очень желаемым для тех, кто часами просиживал дома за просмотром в окно, впадая в депрессию или схожее состояние. Около высотного здания, где и проходила конференция Владимира, скромно стоял мой черный Volkwagen T10, рядом стоял такой же скромный я, перебирая в телефоне вчерашние сообщения от Вовы. Сидение водителя занял Сергей – мой наитупейший, но быстро координирующийся водитель. Это полусонный медведь, зевая, как жаба на камышах от безделья, жаждал завести микроавтобус и поехать уже куда-нибудь, только не клюя носом от постоянного ожидания иногда поглядывая на меня, ковыряющегося в телефоне. Анализируя от нечего делать текстовую переписку, я думал над прошлым состоянием моего друга. Так, если десять лет назад Владимир писал большие сообщение, перебирающие и завораживающие своей смысловой подоплекой, то сейчас, все его SMS укладываются в три-четыре слова. «Нормально», «Все нормально», «Скоро буду, подъезжаю», «Не знаю, не смотрел» - это пожалую все, чем мог оперировать Владимир, когда дело доходило до текстового диалога. Когда я ему отправил «Все готово, дорогой» он ничего не ответил. Я уже тогда знал, что он отменит все свои дела, ради такого. Поэтому, не вдумываясь в очередную порцию проблем, приходящихся на мою и на серию чужих голов, спокойно покуривая свой Kent с капсулой ментола, я ожидал, когда же высотный кирпичный монстр выплюнет моего дорогого друга в смокинге и каменным лицом. Смотря на то, как засыпает мой водитель, я обратился к этой туше из мяса и идиотии: — Все, все, все…давай просыпайся. Походи у машины, поковыряйся там в колесах, сделай вид что ты заядлый автомеханик. Давай, займись чем-нибудь уже, а то я щас сам усну. А если я усну, твоя месячная зарплата, превратится просто…в месячные…твоей жены и дочери вместе взятых. Давай, вылась и действуй, а то задолбал. — этот огромный боров, вытащил свою тушу из сидения и аккуратно закрыв дверь, стал разглядывать автобус, обходя его со всех сторон, мыча и цокая, если разглядел что-то, что по его мнению казалось очень удивительным. Но для таких людей вождение микроавтобуса, не загаженного уличной грязью, без потертой краски и птичьих фекалий было в новинку. Поэтому Сережа мычал и цокал довольно часто. Хотя эту убогую, но довольно потешную картину мне удалось наблюдать не так долго, на пороге высотного здания уже стоял Владимир, которого остановил какой-то нализаный мужчина, в таком же смокинге что и на Вове. Не сразу узнал в нем его заместителя Валеру, может потому, что их разговор был не такой спокойный как обычно. Этот диалог, я отчетливо слышал из окна своего микроавтобуса. — Ты идиот! — Кричал Валерий. — Какое на фиг руководство, они и так нам готовы заплатить уйму просто за то, что мы подстроимся под них и будем работать дальше! — Ты не понял Валер. — спокойно отвечал Вова. — Они уже неоднократно подгребают под себя все фирмы, дабы угодить своим московским инвесторам. В наш город ничего не уйдет, а потом и нам ничего не светит. — Да это все бредовый сказки и ты в них веришь. Знаешь, сколько Чиркин компаний развалил, только за то, что они с ними конкурировали. Тогда почему ему просто не докопаться до нас? Он хочет работать с нами Вова, и он умнее всех нас вместе взятых, в свои 20 лет уже на какой должности. — И что? Мне теперь ему потакать, только потому, что он в роддоме вылез намного позже меня? — Вова! Очнись, какая муха тебе в голову залетела? Это шанс поменять всю нашу жизнь, нужно только поставить подпись и пожать руки и все, ВСЕ ВОВА! — У нас разные представления о хорошей жизни. — А теперь мне от этого все отменять? Из-за разных представлений? Ты что несешь вообще!? — Не отменять, а просто перенести. Мы ничего не отменили, а они просто перенесли собрание на несколько недель вперед. — Да они нам за твою выходку такие условия впаяют, мы потом всю жизнь отгребать будем! Из-за тебя! — Ты все преувеличиваешь. Если им так дорога наша компания, пускай еще раз докажут это. Как ты говоришь, если они уже ликвидировали и реорганизовали несколько организаций, то с нашей, они бы сделали тоже самое, без каких-либо конференций и собеседований. Они сами идут нам на уступки, мы должны этим воспользоваться. — Да, но не загребать все одной лапой. Может, это именно ты чего-то не догоняешь? Я тебе неоднократно талдычил, что это единственный шанс что-то поменять. Почему? Скажи мне, почему именно сегодня, именно сейчас ты резко берешь власть в свои руки? Мы же договорились делать все сообща и на благо компании? Почему ты сегодня делаешь все наоборот? — Извини Валер, у меня мало времени. Меня уже заждались. — Заждались видите-ли его! Удачное стечение обстоятельств Вова! Главное ты все сделал для себя, а для других ничего. Так получается? А теперь ты просто берешь и уходишь? Отличная тактика. — На следующей встрече с тобой поговорим. — Хорошо…буду ждать…надеюсь ты мне все объяснишь Вов. – разочарованный в своем соратнике говорил Валера, провожая его взглядом злобы и ненависти.

Владимир, даже не смотря на эмоциональный всплеск Валеры, со свойственным ему каменным лицом подходил к моему микроавтобусу. Заметив его, Сережа быстро открыл водительскую дверь и на максимальной скорости заталкивал самого себя за руль с пыхтением и недовольным ворчанием. Вова сел на последнее сидение пустого автобуса. Я повернул зеркало заднего вида в сторону Вовы, для просмотра его вновь образовавшихся трещин недовольства на каменном и без эмоциональном лице. Он вел себя так, как будто несколько минут назад ничего не произошло. — Что? Проблемы на работе? — сказал я, когда наша большая машина, как огромный жук потихоньку высовывалась с парковочных мест. — Обычно все проходит гладко, да и Валеру я никогда раньше таким истеричным не видел. — Ничего серьезного — отвечал он, покачиваясь из стороны в сторону от поездки по убогим российским дорогам — А теперь рассказывай…все по порядку. — Ну так вот. Помнишь ту сим-карту, которую ты отдал мне лет восемь назад. Ты сказал, что она тебе не нужна и если будут звонить на нее, то по отдельным, как ты сказал – «особенным» номерам - сразу звонить тебе и говорить, что этому «особенному» от тебя надо. Звонила не она, а ее мама. — Вот оно что. — немного удивленно ответил Вова. — Сказала, что нашла этот номер у нее в телефоне. Мол, обзвонила всех ее знакомых, но все либо заняты, либо не в городе, либо со своей жизнью. В общем финалочка – это ты. Знаешь Вов, – немного отвлекся от повествования своих действий я. – как будто тогда ты был вечно на последних местах. О тебе вспоминали только тогда, когда что-то нужно и то не впервой. Типа, как ситуа такая «Виктор послал на фиг, Рома послал на фиг, Олег послал на фиг, Мафусаил послал на фиг, служба поддержки телефонных операторов послала на фиг, обоссанный бомж с соседнего метро послал на фиг….а, епсель-мопсель у нас же Володя есть». — на лице Вовы продолжала оставаться каменная гримаса, конечно в глазах его можно было прочитать мелкую дольку дискомфорта. Хихикал только я один, даже Сережа сидел, уставившись на дорогу без каких либо эмоций, как тупая бесформенная жижа. — В общем, мама сказала, что дочка ее в больнице и описала все то, о чем я говорил тебе вчера. Я ответил, что помогу. Конечно, моего голоса она не узнала, так что когда я услышал «Здравствуйте, это Владимир?» - выдал себя за тебя. Вот скажи мне Валядимир, я правильно сделал? — подтрунивая над его именем, ответил я. — Да Влад. – сказал он одобрительно. – Ты сделал все правильно. — Воот, для этого и нужны друзья. Так что Владик, самый крутой и офигительный дружбан, взял самый крутой и офигительный микроавтобус, самое крутое и офигительное инвалидное кресло и позвал самого крутого и офигительного врача. Ее Анна зовут, покажет и расскажет тебе, как заботится о таких, как их кормить, мыть и одевать. Жаль, припрется она не сразу, а только вечером, в час или два часа дня. Дабы ты ее случаем не угробил своей искренней заботой. Так что жди и дребезжи, ток не дребезди, а то знаешь, как это бывает. Много будешь дребездеть, потом тебя отдребездят. — не знаю, что у Вовы было в голове, но из моих предложений он вычленял для себя только несколько слов по существу. Хотя, там точно были не финансовые схемы, не планы на завтрашний день, не мысли о глубоком и беспокойном сне, только вопрос – что делать дальше? Это я знал точно и бесповоротно, ибо только этот вопрос, как и всю его последующую жизнь, затмевал сознание. Остальную дорогу от работы, до городской клиники по кочкам и гребанным ямам в центре нашего убогого и проезженного города с идентичными людьми, Владимир тоже пребывал в некоем затмении. В этот момент я стал копошится в настройках радио пытаясь поймать что-то мелодичное, но как на зло попадалось только такое: — «В эфире радио «Позитивныцй Барнаул. Двенадцать утра на часах, и мы продолжаем свое вещание вместе с группой «Любэ»…..Позови меня, на закате дня……..Радио «Любовь в большом городе» песня дня…ты не любил, а я любила. Ты позабыл, я не забыла. — Да блин, фигня какая-то, ладно щас, включим свою нормальную и адекватную волну. — покопавшись в плейлисте я поставил любимую песню моего водителя, которую я исковеркал и она стала его не любимой. Перепевая ему под ухо незатейливый рэп мотив, я поднимал свое настроение, которого итак никогда у меня не было. — R&B танцпол номер один, у Сереги дома, у входа всегда ажиотаж – это у Сереги дома. Наслаждайся разливной ссаниной в полной мере, ведь Серега открыл в гараж свои двери. Это тот чек, которого вы ненавидите – И МЫ ТОЖЕ! Это тот чек, которого вы хотите избить – И МЫ ТОЖЕ! Сережа крутил руль с кислой миной, которая так и не взорвалась вплоть до самого конца поездки. За окнами микроавтобуса проносились блики громадных зданий и мелких пятиэтажек, люди, ковыляющие по своими делам и зеленые листья деревьев. Все это было смешано с яркостью летнего солнца, бившего в глаза своими настырными лучами, придавая настроение для всех без исключения. Одного я не замечал…Вова, спрятав свои эмоции руками, испытывал нестерпимую горечь воспоминаний, пока наш микроавтобус не сделал свою конечную остановку. Тогда он вспоминал свое прошлое….свое трагичное прошлое. — Вов….— настороженно спросил я. — С тобой все в порядке? — Да Влад, все нормально. — прикрывая глаза руками, якобы от солнечного света отвечал он грустным и разбитым голосом. — Ну раз нормально, то можно высовываться ибо мать вашу – конечная. Клиника для дебилов и иных пациентов овоще базы! Добро пожаловать.

***

Десять лет назад Вова занимался активным писательством. Написание небольших романчиков и стихотворений, конечно, было для самовыражения, но деньги он получал из-за своей активной помощи студентам. Этим и жил, точнее жили и он, иногда помогая своим друзьям, которым зачастую, как и любому другому человеку, нужны были деньги, не считая его родителей. Работы было уйма, но занятым его назвать было достаточно сложно. Он мог часами просиживать за своими работами, однако приходились дни, когда Вова неделями мог проводит время за бездельем. В такие моменты он общался со своими друзьями из интернет-сети, обсуждая политику, новости, человеческую психологию, критикуя действия своих ближайших родственников и соратников. Одной из таких людей, с которыми Вова чаще всего проводил свое время, была Люба - девочка из пригорода Оренбурга. Из той категории людей, которые в свои двадцать один осознавали намного больше старческих, пробитых и пропитых жизнью семидесяти летних маразматиков. На одном из таких разговоров и началась вся эта заваруха: — Я не понимаю этих тварей просто. – говорил Вова. — Нет, ты представляешь, сначала она замутилась с чуваком, который вечно сидел на спайсе, потом с каким-то психопатом, который под пьяную дудку ее избивал. Потом с полным, просто конченным истериком, пятьдесят раз долбящего машину и забирающего деньги на похороны бабушки, чтобы починить свою рухлядь. Да, она всегда хотела, чтобы у ее мужика была своя хата, машина по возможности и что самое главное – постоянная работа. А что теперь? Она живет в хрущевке, где нет ни ванны, ни туалета, ее парень разбивает свою машину, истерит по любому поводу, каждый раз, то выгоняя ее из квартиры, то снова ее принимая. Вот, считай добилась чего хотела. — Ужас. — отвечала Люба. — У меня тоже есть такая знакомая, так скажем. Она себе мужика отхапала, он вообще ничего не делает, только бухает и иногда зарплату приносит, та вроде бы и уйти от него готова, но постоянно кричит, что боится остаться одна. Ну, я конечно все понимаю, но у нее же есть друзья, родственники, тем более Оренбург не такой уж и хилый горд, свои люди всегда найдутся. Но она вцепилась в этого алкаша и ни в какую. — Да не говори. И ведь не поймешь, что именно движет такими людьми. Просто кабздец какой-то. Щас, я тебе скину кое-что, по этому поводу. — простым нажатием мышкой, Вова отправил сообщением картинку, на которой изображена карикатура выпивающего мужчины, держащего в руках очень крупную по телосложению женщину, в окружении разбитых бутылок, грязи и мух. На картинке отчетливо виднелась надпись – “А ты чего добился в жизни?”, прочитав ее Люба, со свойственным ей детским, девичьим смехом отреагировала на увиденное. — Давеча такое убожество нашел в сети. Она меня недавно из друзей удалила — с тонкой недовольства говорил Вова. — Что за убожество? — Карочь. У меня надежды на то, что в нашем городе есть хоть какие-то нормальные люди, больше не осталось. Помнишь, у меня такая была, Карина Жданова? — Ну? — Плииин. Ей уже двадцать два или двадцать три года и угадай что она умеет? Вот ничего не умеет делать, вот только это? — Хахах, что? — Собирать маленькие столики из ikea! Больше ничего. Ни готовить, не убирать, не писать, ничего. Говорит, что прям over до фига сделать готова. Хочет выучить английский и научится основам дизайна, но вот незадача. Она это собирается сделать уже двенадцать лет. Но самое омерзительное, что человек, который не умеет абсолютно нихера полезного, думает, что его мнение прям опупеть какое ценное. “Щас я скажу тебе мое мнение”, твое мнение на фиг никому не сдалось, иди и займись чем-нибудь, а не репости картиночки и фурышечки в соц-сетях. Ибо, как она думает…наверное – если я буду активно репостить всякую красивую билебердень мое мнение, а именно мнение человека который представляет из себя разве что кусочек жирного сальца и органической фигни, будет иметь ценность сравнимую разве что, с мнением президента какой-нибудь мировой державы. — Блин, да где ты таких находишь? — Не знаю, я какой-то гавномагнит для всего такого. Если и попадаются хоть какие-то адекватные люди, то воспринимают меня как за дебила. Мол – “Ой, в твоем предложении больше двух слов и ты используешь термин – популярисцентный. Я тебя не понимаю, ты не адекватный”. — Капец, ващпе. Но ни че, найдешь еще человека, который тебя изменит или ты его изменишь. Хоть ты не веришь, но я еще верю. — Твоя веря с тобой Хахаха, моя вера - валяется бухая и питается дошиком из соседнего мусорного бачка. — Хах, нееет. Не говори так, я не верю, что ты всегда будешь один. — Зато мне это мир постоянно доказывает. Вот даже сейчас написали…щас зачитаю – “Здравствуйте. Извините, а можно с вами познакомиться?” — Воот, что я говорила? Тебе уже пишут. — Ой, не радуйся раньше пубертатного периода, Люба. Скорее всего это фейк, типа – “Лайкните мои фотки” или “Проголосуйте за мою творческую блевоту в деградирующем паблике”, а может быть просто кто-то, кто продает всякую всячину. Типа: “Купите наш пылесос, он очень хорошо сосет, могу продемонстрировать на себе”, а может это вообще мужик, ты знаешь, что я среди взрослых гомосеков просто Аполлон. — Блин, Вова! — Ну реально. Так, надо выйти из сети, типа мне написали в тот момент, когда я вылез и такой невинный и непорочный, я просто не успел прочитать ваше сообщение. — Да не гомосек это! — По любому он. Хотя знаешь, с моей жизнью может быть пора таким становится? А то итак-итак невезуха во всем. Помнишь сайт знакомств и мои прошлые знакомства? — Вот щас молчи. Мне хочется тебя ударить со всей силы, чтобы ты так не трещал. Вот, какую-нить палку возьму. — Ой, Люба ну ты ваще противная какая-то…..вот видишь? Началось! — Дыщ, дыщ тебе по глазкам! — Хахахахах. Ой ладно, мне завтра еще нужно написать курсачь одному взрослому дебилу – заочнику, потом может еще над фотками поработаю, да и почитать что-то надобно. Потом еще спишемся, созвонимся, замутимся….ой, то есть просто спишемся и созвонимся. — Точно не будешь таким? — Каким таким? — Таким-гомосяким? — Хах, не буду. Честно, уже не получится. — Ц…все вали уже к своим дебилам деградирующим. — Потом узнаю, расскажу, что за гомосек мне писал. — Хаха. Иди уже.

***

Поездка заняла двадцать с небольшим минут. За это время, ни Владимир, не мой упитанный боров-водитель не произнесли ни звука. Просто, спокойно вышли по направлению к центральному входу Городской больницы № 3 на Титова, одном из самых разваленных районов города. Именно здесь, Вова стал ощущать себя не каменной глыбой, которая как-будто знала ответы на все свои действия, а маленьким, беспокойным мальчишкой. Ребеночком, вроде бы и жаждущим что-то сделать, но совершенно не понимая с чего ему начинать. Сама больница представляла собой старое, обшарпанное здание, с родным для нее звуком падающих кусков бетона. Грунтовый пол с выбоинами и стены, нелепо замазанные желтой и белой краской. Это максимум уюта и комфорта, который она могла из себя выдавить, не считая длинных, постсоветских скамеек с мягкими подкладками и изъянами в виде рваных дыр. В центре, у входа стояла стойка приемной, где то и дело молодые девушки в белых халатах и марлевой повязкой на лице, отвечали на телефонные звонки, перебирая документы и делая новые записи о приеме врачей. В углу можно было разглядеть каталки с пациентами, которым не досталось места в больничных палатах. Лишь изредка к ним подходил лечащий врач и с возгласом «Все можно увозить в морг» накрывал их белой скатертью, дабы не пугать вновь пришедших посетителей. Думаю и так ясно, что больница сегодня - это просто цитадель зла, в особенности эти слова, очень хорошо подходят к этой поликлинике. Любую болезнь здесь лечили антибиотиками или прописывали серию обезболивающих. Ожидая лечащего врача, пациент мог скончаться в очереди к нему на прием. Поэтому, очень хорошо, что врач, которого я нашел для Вовы, был не из этой больницы. Нужно было по быстрее от сюда свалить – именно такую эмоцию я читал в глазах Сергея, пока Вова просто забился в себе, смотря на проходящих мимо больных. Повсюду раздавался запах спирта и хлора, звуки брошенного уборщицей на бетонный пол ведра, хлопанье дверей врачебных кабинетов и пиликанье телефонов. Именно под эти звуки мы подошли к приемной. — Здравствуйте. Мы сегодня договаривались с Олегом Игоревичем, забирать пациента. — с вежливой ухмылкой и таком же тоном обратился я, — Здравствуйте. Сейчас я его вызову. А вот он, как раз идет сюда. Олег Игоревич – лечащий врач, который любит цифру с тремя нулями на конце, не очень и много для людей его категории. Высокий, в зеленом больничном халате и белой шапкой на голове, загорелым и сморщенным лицом, лет под сорок, с небольшой небритостью и ужасающей родинкой на носу. Когда мы разговаривали с ним по телефону, он без устали твердил о том, что забирать больных не являясь при этом их родственниками строжайше запрещено. Причем сделав акцент на слове «строжайше» раз пятьдесят. Однако, когда я предложил уладить наш конфликт практически идентичной цифрой, он будто смерился с фразой – «деньги решают все» и пошел нам на уступки. Сейчас он подошел к нам, уже крутя на шее свой новенький фонендоскоп. — Влад, здравствуйте. — пожал он мне руку, немного отойдя от очереди пациентов и Сергея с Владимиром, что бы о нашем разговоре знало минимум лиц. — Я уже сказал санитарам, сейчас ее вывезут из отделения интенсивной терапии. Только учтите Влад, если что – я же не буду молчать. — Олег Игоревич, за кого вы нас принимаете? Мы же не кровожадные убийцы какие-нибудь. — Вот именно. Знаете, сколько людей так забирают не с того ни с сего, а потом разбирают на органы, продавай за рубеж все составляющие. — Пф, ну Олег Игоревич, взрослый же человек. — У нее нет ни родственников, ни друзей, только мама и то, та ее бросила, как узнала о случившимся. — Ну, вот как раз за ту сумму, которую я вам отдал, мы стали близкими родственниками не только с ней, но и немножечко с вами Олег Игоревич. Так что не беспокойтесь, вы посмотрите…разве здесь о ней позаботятся? А вот мы как раз и можем позаботиться, у нас для этого есть все ресурсы, средства и что самое главное люди. Так что не надо испускать свой страх по поводу клятвы Гиппократа мне на лицо. Итак уже все уставшие от поездки за бугор города. Так что с ней? — В общем вот ее история. — Олег Игоревич взял в руки папку, с надписью «Наталья…запись приема….» дальше в сумраке больничной лампы и гнилого запаха разлагающейся бабушки, лежащей недалеко от нас, было не разглядеть. – Удар пришелся на затылочную часть мозга, еще один удар на правую долю. Мы сделали серию операций, но только вытащили ее с того света. Если бы ее привезли раньше, она бы могла говорить. Так у нее остались еще жевательные рефлексы, может моргать, смотреть…и….и все, остальные мышцы полностью парализованы. Центральный паралич дело такое….можно конечно рассчитывать на операцию за границей, но я не видел случаев, когда пациенты реально вставали на ноги после проделанной работы хирургов, даже самых опытных. Сейчас она как живой труп, который нужно поддерживать, чтобы тот не сгнил. Можно конечно восстановить все, но для этого нужно много времени, занятий, тренировок и усилий. Я не знаю, выдержит ли она, но если вы будете с ней заниматься… — Мы выдержим, Олег Игоревич, не беспокойтесь. Если не выдержим, то это наоборот хорошо, что человек будет умирать в мягкой постели, а не в больничной койке, здесь. — Тоже верно. — ответил врач, заметив двух санитаров в синих халатиках, перетаскивающих скрипящую инвалидную коляску, на которой сидела женщина в тонкой больничной накидке. Конечно для меня, она как будто сливалась с такими же пациентами. Теми, кто не сегодня-завтра могут закупаться могильными венками, но не для Вовы. В этот момент, я видел как его лицо, на котором не было не одной позитивной эмоции искривляется от нарастающей волны боли из прошлого. В кресле сидела не та девушка, которую помнил Вова. Там сидела женщина, уже в возрасте, подходящая для разряда матери, отправляющей свое чадо в первый класс, но чада не было, да и матери как таковой тоже. Нежно зеленные блики ее глаз, в прошлом источающие нежность, сострадание, доброту и сопереживание, стали пустыми и тусклыми. В них уже не читались нотки искренности, в них была сплошная пустота. Опустив глаза, она пялилась в одну воображаемую точку, как будто не замечая, что происходит в округе. На ее лице можно было заметить несколько морщинок. Они были как отражением ее прошлых лет - времени, потраченного на самоуничтожение. Руки уже не были такими гладкими и бархатными как раньше, они стали еще тоньше и слабее, шершавые и исколотые от шприцов с катетерами. Ее волосы потускнели, в них можно было разглядеть отблески седины и полное отсутствие жизни. Лишь на голове был еле заметен послеоперационный шрам, оставленный событием, которое сейчас не имело никакого значения. Худая, немощная, уставшая, но все еще живая, хотя и жизнью это назвать было сложно. Как будто из человека выжали все что можно, свернули как маленькую тряпочку, слив в грязное ведро все то, что хранилось в нем всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, теперь это не девушка кидающая ножи в сердце, это не человек причиняющий боль себе и другим, это уже не тот, кто зациклен на себе и своих грезах. Теперь это просто обшарпанный, как и эта больница, кусок плоти, не имеющий ничего ценного для меня, но судя по Вове…ценен для него одного. Он вспоминал, как она говорила ему «Я сама встану, не помогай мне, я че, беспомощная совсем?», какая ирония, не правда ли? Но Вове было не до иронии, волна воспоминаний уничтожала его с каждой минутой. Он знал и всем сердцем ощущал, что это она, но его мозг до конца искал причины усомниться в правоте чувств. Казалось, сейчас она встанет, как и раньше, опрокинет на него озлобленный взгляд, выскажет свое недовольство им и его голова снова заполыхает мотивирующим пламенем, он будет знать, что любимый человек рядом с ним, даже не смотря на то, что такая любовь безответна, но время распорядилось по-другому. Теперь в его голове, только боль от утраты, боль от потерянной жизни, боль от воспоминаний из прошлого окутанная дальнейшими планами, которые по мне, были в максимальной степени напрасными. — Ну что же мы стоим. Серега, бери каляску и вези ее к автобусу. Владимир, откроешь заднюю дверь и помоги Сереже поднять эту железяку. — откомандовал я, кивнув головой Олегу, в знак на то, что все будет хорошо. Да, я тогда прекрасно осознавал, что все будет хорошо с ней, но не с людьми, которые будут ее окружать. Может быть, Вова и чувствовал сострадание, но я как и прежде продолжал ее ненавидеть. Человека, который испортил все, что только можно своим гребанным эгоизмом, поднимали как на пьедестал, в мой серебристый и отшлифованный Volkwagen T10. Я чувствовал себя как первоклассник, который случайно уронил любимую машинку в школьный туалет. Он так хочет ее достать обратно, но она уже измазалась фекалиями и потихоньку всплывает, вместе с коричневой массой. Черт! Было чувство, что меня наглым образом изнасиловали, причем не только морально, но и физически. Если бы Вова знал, что его страдания, которые продлевались несколько лет, еще не закончились, я бы придушил эту безразличную тварь, которую он до сих пор лелеет. Пристрелил бы на месте, даже не смотря на состояние этой гадюки. Жаль, что наш Владимир никогда не отходит от принципов, которые ставит выше себя самого. — Аккуратнее, аккуратнее…— говорил я им недовольным тоном. — Аккуратнее…а то еще бампер покарябайте. — еще больше недовольства мне преподнесла мысль о том, что нам еще придется ехать к Вове домой вместе с ней. Вы конечно можете назвать меня безразличной мразью, стибущимся и возненавидевшим бедную, беспомощную женщину. Но вы даже не представляете, насколько моя ненависть была правдива. — Все Владислав Владимирович, я все закрыл. — Сказал Серега, улыбаясь как младенец. — Умница возьми с полки печенку…ублюдок. — надеюсь этот полудурок не до конца запер дверцу и инвалидное кресло вывалится по дороге домой. Вот тогда точно, будет счастье.

***