В ЦЕНТРАЛЬНОЕВРОПЕЙСКОЙ АРХЕОЛОГИИ. 5 глава

Наряду с серпами, хотя и реже, на поселениях встречаются и косы - горбуши. Из-за ударно-режущего действия они были непригодны для уборки злаков, так как осыпалось зерно. Поэтому ими могли убирать бобовые, заготавливать сено. Такие косы известий в лесной зоне с середины I тыс. Особые удобством они, как известно, не отличались: работать ими можно было согнувшись или на коленях. Но просуществовали они до второй половины II тыс. и лишь с ХVI в. стали вытесняться косами современного вида, так называемыми литовками. Косы-горбуши были приспособлены прежде всего для сенокошения на неровных участках и среди редких кустарников [26; 92,с.152; 100,с.225; 146, с.353; 160,с.54-56; 203,с.214; 241,с.61; 318,с.74].

Обмолот урожая производился, по-видимому, уже с раннего средневековья цепами, хотя могли быть и более примитивные способы, в том числе вытаптывание зерна копытами домашних животных. Рукоятка (цеповище) найдена в слое ХIII в. в Полоцке. К этому же времени относится и мялка из Берестья [135,с.333,350; 203,с.214; 240,с.87; 241, с.61]. Сушить зерно могли в копнах, но были и специальные овины, где сушка велась с помощью огня. Остатки такого овина в яме реконструированы на городище Новотроицком. Подобные овины, но с деревянными сооружениями над ямой, .известны и позднее, причем в каждой крестьянской усадьбе. В жилищах VIII-Х вв. известны и глиняные блюда-жаровни, на которых также сушили зерно [135,с.350; 427а,с.149].

Помол зерна осуществлялся чаще всего с помощью ручных ротационных мельниц, оснащенных каменными жерновами диаметрами до 60 см. По наблюдению О.М..Приходнюка, на среднеднепровских поселениях VII- VII вв. одна такая мельница приходилась на несколько домов. До VIII в. известны и зернотерки. Вероятно, были и специальные мельничные помещения. Такая мельница обнаружена на Среднем Днестре в городище ХII-середины ХIII в. и находилась в землянке площадью 50,4 м2, глубиной 1,3 м, под одной крышей с жилым помещением [100,с.272; 203, с.214; 204,с.137-133; 335,с.374]. Крупу получали в деревянных ручных и ножных ступах. Они известий, в частности, из белорусских городов ХIII в. и мало отличаются от современных [201,с.355; 241,с. 63]. Из мест с хорошей сохранностью дерева (Новгород, Берестье) известны грабли, вилы, колотуши. Вилы из Берестья были двузубыми, изготовлены из раздвоенных молодых стволов, общей длиной в 1,5 м, грабли - с круглыми и квадратными зубьями, поставленными на расстояния 7-10 см друг от друга [146,с.353; 201,с.350-351].

ЖИВОТНОВОДСТВО. Один из ведущих исследователей древнерусской фауны, В.И.Цалкин, анализируя данные о соотношении различных видов животных на памятниках, обратил внимание на методику статистической обработки остеологического материала. Он отметил, что более точные данные для оценки роли животных в хозяйстве дает подсчет не количества костей, а числа особей [395,с.120-124]. Однако во многих публикациях продолжают приводиться данные только о количестве костей, а иногда вообще приводятся проценты без указания, обозначают они соотношение костей или особей. Нередко дается лишь общее указание на уровень распространенности того или иного вида без цифровых данных. Связано это чаще всего с малым количеством костей, собираемых на небольших поселениях, особенно сельских. Поэтому в отдельных конкретных случаях возможны ошибка, особенно при оценке роли наиболее массовых видов: крупного рогатого скота и свиней. В то же время следует учесть, что костные материалы обычно представляют собой пищевые отбросы и они прежде всего отражают состав мясной пищи и лишь косвенно - состав стада [348,с.63].

В целом, средневековый домашней скот был мелкие особенно это относится к лесной полосе, где крупным рогатый скот обычно в тяглую силу не годился и разводился прежде всего для пищи [104,с. 73; 242,с.105; 395,с.46-48]. К середине I тыс. там сложилось несколько районов, различавшихся по соотношению разных видов животных. В землях Северо-Запада Руси и Эстонии преобладал крупный и мелкий рогатый скот, южнее, в Юго-Восточной Прибалтике, Северной Беларуси, на Верхнем Днепре, части Верхней Десны, западной части Волго-Окского междуречья заметно преимущество свиней и крупного рогатого скота, затем следуют мелкий рогатый скот и лошадь. В Южной Беларуси, южной части Верхнего Подесенья, лесном Посожье и на Верхней Оке чаще преобладал крупный рогатый скот, затем - лошадь, свинья, мелкий рогатый скот. В Среднем и Нижнем Посеймье превалировал крупный рогатый скот (37%), затем - свиньи (31%), мелкий рогатый скот (19,5%) и лошадь (12,4%) [171; 348,с.63]. Хотя существовали, естественно, локальные варианты. Недавние раскопки в Восточной Беларуси выявили следующие показатели: крупный рогатый скот - 42% особей, свиньи - 29%, лошади - 13%, мелкий рогатый скот - 3% от общего числа домашних животных (городище Никодимово) [316,с.121].

Для средневековых восточных славян было характерно, в общем, преобладание крупного рогатого скота, свиней было несколько меньше, далее - мелкий рогатый скот и лошади.

В VI-VII вв.. в лесостепной зоне крупный рогатый скот был представлен 39% от всех домашних животных, свиньи - 36%, мелкий рогатый скот - 17%, лошади - 8%. (В Буковине и Закарпатье отмечено равенство в количестве крупного рогатого скота и свиней). Кроме них, на поселениях встречались кости собак, домашней птицы. Скот в основном использовали на мясо [19,с.49; 249,с.115; 264а,с.52-63; 337, с. 89; 427а,с.142-149].

Данные о домашних животных VIII-Х вв. также в основном происходят с территории Украины. В целом там сохранялось уже сложившееся соотношение: крупный рогатый скот - 47%, свиньи - 29%, мелкий рогатый скот - 13%, лошадь - 11%. Но заметно общее увеличение доли крупного рогатого скота и лошадей, Очевидно, это свидетельствует об увеличении .использования скота в качестве тягловой и транспортной силы (в том числе и для верховой езды). Но основная масса костей рогатого окота и свиней принадлежала животным, забитым в молодом возрасте, что указывает на их преимущественное использование в пищу. На Буковине вновь появляется специальная глиняная посуда для изготовления творога - миски-цедила, забытые с послечерняховского времени (в V-VII вв.). Следует еще отметить, что соотношение разных видов животных диктовалось и местными условиями. Так, на ряде поселений в Курском Посеймье количество свиней несколько превышало крупный рогатый скот. Это могло быть связано с состоянием кормовой базы в окрестностях поселений и общей направленностью хозяйства жителей (учитывая неприхотливость свиней). Увеличилось и количество домашней птицы. По сравнению с предшествующим периодом они составляли почти 3/4 всех птиц, остатки которых обнаружены на поселениях [10,с.167; 69,с.34; 203,с.214-215; 204,с.139; 214,с.70; 246; 248; 320,с.238-239; 349,с.104; 395,с.97; 427а,с.149].

Животноводство древнерусской эпохи из-за слабой изученности сельских поселений отражено .прежде всего материалами из городов и это не позволяет достаточно отчетливо представить состояние этой отрасли сельского хозяйства. Имеющиеся материалы свидетельствуют о сохранения ведущей роли крупного рогатого скота - 33% (в среднем от всех домашних животных в наиболее исследованных памятниках ХI-ХIII вв.). Отмечается большое число и взрослых животных, и телят, что отразило заинтересованность населения я в молоке, и в мясе, и в рабочем скоте (волы). Но общий удельный вес крупного рогатого скота падает и сближается с уровнем потребления свинины -30%. На ряде памятников (например, на городище Масковичи в Северной Беларуси, в Минске, Гродно, Волковыске, посаде Ярополча Залесского) отмечено превышение числа свиней над крупным рогатым скотом, причем порой весьма значительное. Эту особенность отмечал и Цалкин. В городах это могло быть связано, по мнению А.Л.Шапиро, с наличием большого количества пищевых отходов, что делало свиноводство весьма выгодным. Да и содержать свиней в городах, на ограниченной площади и при отдаленности лугов и загонов было удобнее. Но более многочисленны обратные примеры, когда в городах крупного рогатого скота было намного больше, чем свиней (например, в Берестье, Полоцке, Друцке). Прав Цалкин, не следует искать каких-либо общих закономерностей этих колебаний, и скорее всего, соотношение крупного рогатого скота .и свиней зависело от конкретных условий того или иного населенного пункта (наличия прежде всего кормовой базы и традиций). Но, учитывая более значительное преобладание крупного рогатого скота в предшествующее время, данные о котором представлены с догородских поселений и имея в виду консерватизм сельских порядков, возможно предположить сохранение этой же ситуации и в древнерусской деревне. Вместе с тем и здесь возможны те же различия, что и в городах. Тем более, что в дальнейшем для южнорусских, (украинских) и белорусских земель было характерно преобладание в мясной пище свинины.

Третье место продолжало оставаться за мелким рогатым скотом. Но удельный вес его увеличился и достиг 20%. Однако, по мнению В.В.Седова, коз и овец разводили, главным образом, не из-за мяса и молока, а ради шерсти. Лошадь продолжала занимать четвертое место, что, как известно, не отражало ее реальную роль в стаде; но и ее удельный вес возрос до 17%. Возможно, при увеличении количества лошадей их чаще стали употреблять в пищу, особенно в голодные годы, как предполагал Седов. Разводили также кур, уток, гусей. Почти на каждом поселении встречаются кости собак и кошек[226]. Анализируя остеологический материал, нельзя также забывать выводы Цалкина о том, что большое число костей молодых животных может означать не только особенности питания населения, но, в первую очередь, трудности содержания скота в зимнее время, которые приводили к массовому забою молодняка при нехватке кормов [4,с.116-117; 5,с. 119; 10,с.468; 100,с.225-226; 108,с.65-66; 110;117;с.61,281; 123; 126,с.38-89; 127,с.115; 134,с.258; 154; 201,с.362-365; 208; 241,с.66-67; 318,с.75-76; 329,с.154-155; 394,с.105-115; 395; 397; 404,с.109].

РЕМЕСЛО. Древнерусское ремесло, в отличие от многих других аспектов жизни деревни, всегда внимательно рассматривалось в советской археологической литературе. Наиболее полно эта тема была исследована Б.А.Рыбаковым [297а]. Его монография, изданная в 1948 г., несмотря на сделанные с тех пор открытия, и по предложенной методике, и по результатам остается актуальной и поныне. Наиболее внимательно и подробно ученый проанализировал металлообработку, уровень которой определяет, как известно, общее состояние производительных сил в доиндустриальную эпоху. Сельские ремесла и промыслы специально .изучались в 50-е гг. сотрудниками ГИМа [243]. Но в то время исследователи были ограничены, в основном, погребальным инвентарём. За последующие 30 лет источники о ремесле пополнились материалами из сельских поселений. И хотя эти материалы не столь значительны и ярки, как городские, они позволяют осветить развитие сельского ремесла. Значительные свидетельства собраны и о раннеславянской производственной деятельности.

Начало выделения собственно ремесла, то есть его отделение от сельского хозяйства фиксируется в VII-IХ вв. лишь в наиболее сложной деятельности - металлургии и металлообработке. На поселениях с этого времени появляются специализированные мастерские и даже металлургические центры. Начинают выделяться и ювелиры. В степном Поднепровье отмечаются и отдельно гончарные мастерские (черняховское влияние), хотя на основной восточнославянской территории изготовление сосудов, как и другого инвентаря, до рубежа I/II тыс. продолжало оставаться в рамках домашних промыслов [135,с.375; 204,с.142-166; 320,с.242-243; 335,с.376-401; 337,с.94; 349,с.105-115; 385].

Впрочем, и в Х-ХIII вв., в условиях натурального хозяйства деревни продолжало существовать домашнее производство многих вещей, а деятельность сельских ремесленников ряда специальностей носила сезонный характер, то есть они еще полностью не отрывались от сельского хозяйства. Среди древнерусских деревенских ремесленников определенно можно назвать кузнецов (они же часто и металлурги - "домники"), литейщиков-ювелиров, гончаров. Начинали выделяться бондари и сапожники-кожевенники. Но окончательно они определились уже в. ХIV-ХV вв.; тогда же выделились плотники, швецы. Но укрепление связей с городом вело к затуханию ювелирного дела в деревнях [243,с.103; 243а,с.279; 297а,с.188,556-592]. В XI-XII вв. отмечается и вотчинное ремесло [297а,с.492].

Рыбакову, как известно, принадлежит заслуга выяснения плотности расположения сельских мастерских. Ему удалось установить, что деревенские кузнецы и ювелиры обслуживали обычно несколько соседних поселков, расположенных от мастерских не далее 15 км [297а,с.452,484]. Представители менее сложных профессий располагались, очевидно, не реже, а в случаях неполной отделенности от сельского хозяйства они могли быть в каждой крупной деревне.

Рассмотрим ремесленную деятельность подробнее.

Черная металлургия, добыча железа на основных пространствах Восточной Европы сложились на основе использования так называемых болотных и озерных руд, залегавших повсеместно, неглубоко и легко восстанавливаемых. Следы сыродутных горнов обнаружены на украинских памятниках VI-VII вв. В Гайворонском поселении (Среднее Поднестровье) выявлен в общей сложности 21 горн, на которых могло быть произведено до 200 кг железа, достаточного для изготовления 80 наральников, 240 серпов, 30 кос, топоров, тесел и других, более мелких изделий. Безусловно, не везде были столь крупные центры, но в Подолии одна мастерская обеспечивала 5-8 поселков. Сыродутные печи VI-VII вв. выявлены и на. Смоленщине. С учетом находок из железа на всех поселениях второй половины I тыс., железоделательные центры были и в других местах. Тогдашние металлурги уже умели варить сталь. На крицы в 2,5-3 кг уходило до 0,4 м3 дуба (около 250 кг) и от 4,5 до 9 человеко-дней. Трудоемкость стали была в 2 раза выше. Это объясняет высокую стоимость железных изделий. Их берегли и поэтому при раскопках редко находят целые предметы. Примечательно, что на металлургических центрах обычно не находят следов кузнечного производства. Вероятно, сложность добычи железа и еще неполное отделение от сельскохозяйственного труда не позволяли создавать столь концентрированные производства [61; 77,с.19-24; 264а,с.65-66; 385].

Дальнейший прогресс в металлургии отмечен в VIII-Х вв. На поселениях возросло количество железных изделий, улучшено их качество. Очевидно, это отразило выделение металлургии и металлообработки в специализированные ремесла, в том числе и на сельских поселениях [10,с.163; 61; 78; 204,с.142-144; 214,с.98-100; 320, с. 240-241; 335с.276-382; 339].

Металлургическое производство древнерусской эпохи было, в основном, деревенским. Мастерские с сыродутными горнами располагались чаще на окраинах деревень или за их пределами. Несмотря на появление городского производства, в деревнях еще, по-видимому, изготавливали сталь. Та же технология добычи железа сохранилась и в ХIII-ХV вв. Но среди находок этого времени отмечены и чугунные котлы, что, по мнению С.А.Беляевой косвенно свидетельствует о появлении, по крайней мере в Южной Руси, домниц, хотя прямых следов чугунолитейного производства на Руси до начала ХVII в. еще не найдено [5,с.121; 27,с.93-100; 51; 78; 123; 243, с.105-122; 243а,с.276-279].

Кузнечное дело. Уже среди железных изделий VI-VII вв. обнаруживаются следы закалки. Наиболее ответственные части орудий (наральники), выковывали из стали. Изредка встречалась и кузнечная сварка (стальные полосы наваривали на железную основу). Но значительные изменения произошли в VIII-IХ вв. Изделий из железа на поселениях становится, как отмечалось, больше, чем прежде, увеличивается их ассортимент, разнообразнее стала и технология изготовления. Чаще встречается кузнечная сварка, пакетирование, закалка с последующим отпуском. Все это отразило распространение специализированных кузнечных мастерских. Сами мастерские, обычно в комплексах с жилищами, обнаруживают нечасто, но находки кузнечного инвентаря и шлаков характерны почти для каждого более или менее крупного поселения. Впрочем, наличие инструментов кузнеца не обязательно свидетельствует о постоянной кузнице на данном поселении. И.И.Ляпушкин предполагает наличие и бродячих, так называемых "холодных кузнецов" [192; 203,с.219-220; 204,с.144-145; 237; 320.С.240-241].

В древнерусское время кузнечное дело оставалось одним из немногих ремесел, прочно выделявшихся из сельскохозяйственного производства. Свидетельства обработки железа встречаются на большинстве исследованных селищ. Металлообработка в ХIII-ХIV вв. продолжала древнерусские традиции. При этом характерна общность тенденций и технологий развития сельского кузнечного ремесла по всей территории Руси. Из-за расширения городского производства сельские ремесленники переключаются на более простые изделия, не требовавшие сложных технологических приемов; изготавливают, ремонтируют и переделывают сельскохозяйственный и бытовой инвентарь. Примечательна коллекция железных изделий из селища ХIII-ХIV вв. Озаричи (Сумская обл.): хозяйственно-бытовой инвентарь составил 50,8%, рыболовные орудия - 14%, оружие - 8,8%, сельскохозяйственный инвентарь - 3,5%, инструменты - 3,8%. Все изделия - из плохого кричного железа, изготовлены способом горячей ковки и, по сравнению с домонгольским временем, довольно некачественно [26; 28; 78; 123; 240,с.166; 297а,с.482].

Ювелирное дело, как и кузнечное, начало выделяться в VII в. В течение VIII-Х вв., судя по возросшему ассортименту и количеству, оно выделилось в самостоятельную отрасль. Основными источниками цветных металлов, вероятно, являлись лом и монеты. Ограниченность сырья, очевидно, сдерживала развитие отрасли и ювелирное производство встречалось реже кузнечного; впрочем, последнее было и жизненно более важным. Преобладало бронзолитейное дело. Но использовали и чистую медь, свинец, серебро, биллон и другие сплавы. Наряду с литьем применяли и ковку. В южнорусских землях с VI-VII вв., по мнению Рыбакова, была известна также техника зерни и скани, более определенно распространившаяся с VIII в. Не ясна связь ювелирного дела с кузнечным. Следы обоих этих производств встречаются обычно на одних и тех же поселениях. Ляпушкин предполагал, что среди ремесленников могли быть универсалы, занимавшиеся одновременно обработкой и черных, и цветных металлов [10,с.168-169; 19,с.50; 203, с.217-219; 204,с.145-147; 214,с.98-107; 263; 320,с.241; 335,с.392-393].

В древнерусский период шло дальнейшее развитие сельского ювелирного производства. По-прежнему преобладали литье и ковка, распространились имитации более сложных изделий городских ремесленников, что было подробно описано Рыбаковым и находит постоянное подтверждение в находках из селищ и курганов. Но и зернение тоже применялось, например, при изготовлении дреговичских крупнозерненных бус. В послемонгольское время изделия сельских ювелиров постепенно вытесняются городскими [10,с.401; 51; 123; 154; 243а; 290; 297а].

Можно констатировать, что древнерусская эпоха - это время расцвета сельского кузнечного и ювелирного ремесел. Другие деревенские производства, как отмечалось, продолжали сохранять ту или иную связь с сельским хозяйством, оставаясь, по-видимому, сезонными. Рассмотрим материалы и о них.

Наибольшее количество свидетельств связано с гончарством. Господствовавшая до конца I тыс. лепная посуда была домашнего изготовления. О специалистах-гончарах можно писать лишь со времени появления гончарного круга. Хотя в отдельных местностях южных земель круговая посуда отмечена уже в VII-VIII вв., распространение гончарного круга на основной части восточнославянских земель начинается с Х в. С этого времени изготовление глиняной посуды сосредотачивается, в основном, в руках мастеров, снабжавших продукцией жителей, возможно, не только своей, но и соседних деревень. Но и в такой ситуации гончарство продолжало, очевидно, носить сезонный характер, тем более, отмечал Рыбаков, что большинство сельских гончаров работало на заказ. Обжиг сосудов производился как, в обычных печах, так и в специальных гончарных горнах. В отличие от украшений, имевших локальные, этнические особенности, древнерусская посуда, особенно сельская, отличалась поразительным однообразием, которое устанавливалось с распространением гончарного круга. Это единство сохранилось и в послемонгольское время. Изменение форм сосудов имело, как известно, хронологические причины и это, наряду с массовостью находок на поселениях, делает керамику основным датирующим материалом, особенно для слабо исследованных средневековых селищ. Технология гончарного производства подробно рассматривалась Рыбаковым и В.А.Мальм [27,с.101; 203,с.221-222; 204,с.143; 243,с.123-148; 297а; 320,с.241-242; 335.с.393-401].

Ткачество. Следы его в виде пряслиц, овечьих ножниц известны уже на памятниках VI-VII вв. [19,с.52]. Часты они и на более поздних поселениях, особенно это относится к пряслицам. Очевидно,

прядением и ткачеством крестьянки занималась повсеместно. Использовались растительные волокна (лен, конопля) и овечья шерсть. Вероятно, в древнерусское время уже был горизонтальным ткацкий стан. Для окраски тканей применялись растительные красители. Помимо одноцветных были распространены и пестрые клетчатые ткани с геометрическим узором [92,с.166; 243,с.9-37]. В материалах из сельских памятников представлены следы сапожных и скорняжных работ. Помимо сохранявшихся остатков обуви и других изделий из кожи, чаще встречались костяные иглы, шилья, проколки [243,с.38-57]. Были в деревнях, очевидно, и специалисты по плетению лаптей.

Обработка дерева отражена в археологическом материале прежде всего инструментами: топорами, скобелями, резцами, долотами, сверлами, реже пилами и т.п. Очевидно, для мелких работ использовались и ножи [51; 164; 263; 290; 313,с.108; 335,с.403]. Дерево на сельских поселениях практически не сохранялось и об изделиях из него косвенно можно судить по городским находкам и данным этнографии. Эту работу для древнерусской поры проделала в свое время В.П.Левашова [243.С.51-93] и мы не будем здесь повторяться. Об использовании дерева в ХIII-ХV вв. по данным из городов писал Б.А. Колчин [240,с.179-181]. Очевидно, плотницкие и столярные работы велись самими крестьянами. Особо выделялось бондарное дело, которое требовало длительной подготовки заготовок для бочек и деревянных ведер. Но и оно, как отмечал Рыбаков, было сезонным [297а, с.483].

На уровне любительства была, очевидно, и обработка кости и рога, изделий из которых, как замечала Левашева, в древнерусской деревне находят значительно меньше, чем в городах. Обычно это, как отмечалось, проколки, иглы, шилья, а также рукоятки ножей, серпов, рыболовные крючки, амулеты. Не исключено и использование сельскими жителями коньков, изготовленных из трубчатых лошадиных костей [154; 214,с.109; 243,с.56-60; 263].

Изделия из стекла в деревне были обычно привозными, но возможно стекольные мастерские существовали и среди древнерусских сельских поселений, в частности, на Смоленщине, где отмечено изготовление простейших бус [243,с.165,172]. Из стеклянных предметов, помимо многочисленных бус, в деревне редко, но встречались стеклянные браслеты (о них - ниже).

Таким образом, в рассматриваемое время лишь металлургия, кузнечное и ювелирное дело выделились в самостоятельные сельские ремесла. Остальные несельскохозяйственные деревенские производства еще носили сезонный или иной вспомогательный характер. Это же относится и к некоторым промыслам.

ПРОМЫСЛЫ, наряду с ремеслами, играли в хозяйстве деревни важную роль, обеспечивая ее большинством несельскохозяйственных продуктов, необходимых для жизни и добываемых из окружавших поселения природных ресурсов. Но, в отличие от ремесел, промыслы имели в хозяйстве подсобное значение и исполнялись, как правило, крестьянами, не порывавшими с аграрным трудом [10,с.167; 243а,с.278-279]. В этой связи многие авторы относят к промыслам и те ремесла, которые окончательно на отделились в деревне от сельского хозяйства: гончарное, бондарное, ткацкое и другие. В принципе, такой подход допустим. Но, думается, логичнее относить к промыслам лишь те виды деятельности, которые осуществлялись вне населенных пунктов и не требовали специальных рабочих мест (охота, рыболовство), или имели временные рабочие места там, где добывалось и перерабатывалось природное сырье (лесные промыслы) [см. 404,с.98]. То есть, отличие сельских промыслов от вышеназванных ремесел видится в иной организации труда и быта, в отходничестве. В дальнейшем, как известно, такая промысловая деятельность крестьян приводила к созданию артелей с работниками, полностью отделившимися от сельского хозяйства.

Охота была, пожалуй, наиболее распространенным промыслом сельского населения. Но роль ее в разное время и в различных регионах была неодинаковой. В наиболее развитых регионах Среднего Поднепровья и Поднестровья, судя по остеологическим материалам, охота у ранних славян к середине I тыс. значительно уступала животноводству (кости дичи составляли 3,5-21%). Очевидно, как отмечал Р.В.Терпиловский, основные потребности жителей не только в мясе и молочной продукции, но и в коже, шерсти и костях для поделок удовлетворялась за счет домашнего скота. Преобладали кости домашних животных и на большинстве поселений ближайших лесных соседей восточных славян - балтов и финно-угров. Но там в первой половине I тыс. доля костей диких животных была значительно выше (в основном - в пределах 20-45%), а на отдельных поселениях дичь составляла до 55-63% всего остеологического материала [348,с.64,70, 405, с.91-96]. Учитывая же, что туши зверей, особенно крупных, охотники нередко разделывали на месте, а также то, что во многих случаях добытчики интересовались только мехом, пушниной, охота в лесной зоне и тогда, и позднее занимала более значительное место, чем это отразили остеологические коллекции.

Во второй половине I тыс. возрастание роли охоты по сравнению с животноводством отмечено и в большей части восточнославянской лесостепи (за исключением Прутско-Днестровского междуречья, где кости дичи составляли лишь 10%). Причем прослеживается увеличение роли охоты с запада на восток: на Правобережье Днепра - 36,6-63%, на Левобережье и до верховьев Дона - почти повсеместно - более 50%; та же ситуация - в Закарпатье, где кости дичи и количество особей составляли 2/3 всего остеологического материала [10,с.469; 13,с.70; 83; 203,с.115-116; 204,с.139-140; 246; 248; 249,с.115-116; 320,с.239; 335,с.375; 395,с.131]. Возможно, такая ситуация была вызвана влиянием кочевников и богатыми охотничьими угодьями в условиях более редкого населения, чем в давно освоенных землях Западной Украины.

В древнерусское время, особенно с XI в., ситуация меняется. В лесостепи и степи доля костей и особей дичи довольно резко снижается. В лесной зоне доля дичи, низкая в большинстве городов, остается довольно высокой в сельской местности. На обследованных селищах она колеблется от 27% (Чаусы) до 60,9% (Лебедка) и 70%(Прионежье). Не меньше она в феодальных резиденциях. В этой зоне, и чем севернее, тем существеннее, охота имела большое значение не только для добычи пушнины, но и для получения мяса из-за сложностей с зимовкой домашнего скота [10,с.469; 100,с.232; 102,с.149; 108,с.66; 110; 154; 208; 290; 313,с.76-77; 406].

Видовой состав диких животных до позднего средневековья, до начала широких порубок, практически оставался неизменным, особенно в лесной зоне, где особо ценные породы истреблялись медленнее. Преобладали копытные (лось, олень, кабан, на юге - косуля), реже попадались медведи, зубры, лисицы, волки, рыси, куницы, выдры, бобры, зайцы, белки. Птицы занимали обычно малое место. Надо отметить многообразие в соотношениях видов дичи на разных поселениях, причем время существования памятника роли здесь не играет. Очевидно, причина различий прежде всего - в особенностях фауны в каждом конкретном месте [10.с.469; 83; 102,с.149; 110; 144,с.11; 154; 203,с.215-216; 204,с.139-140; 203; 240,с.119-130; 248; 249,с.115-166; 316; 318,с.76-78; 320,с.239; 331; 348,с.62; 371; 395,с.133-137; 404].

Рыбная ловля специально изучалась А.З.Кузой в 60-е гг. Последующие находки подтвердили выводы исследователя. В целом, рыболовство с древности играло большую роль. В первой половине I тыс. в лесостепи преобладали рыбы, которых обычно ловили сетями (лещ, язь, плотва). Во второй половине I тыс. на первое место выходит щука, которая шла на крючок. В этом, по мнению Кузы, отразилось увеличение роли индивидуальной рыбной ловли, что указывало на распад большой семьи. Среди ихтиофауны на поселениях второй половины I тыс. были также осетр, севрюга, стерлядь, судак, сазан, карась, линь и др. В IХ-ХIII вв. отмечается рост рыболовства именно как промысла, особенно в окрестностях городов. Находки крупных грузил свидетельствуют о применении неводов. В ХIV-ХVI вв. возрастала роль промысловых артелей. Видовой состав рыб, как и дичи, в это время не отличался от более древнего. Отлавливали обычно наиболее крупных, то есть старых рыб, что свидетельствует о богатстве рыбного стада. Помимо крючков и сетей, ловили острогами, блеснами, встречались кошки - орудия для подледного лова [2; 10,с. 167,170; 19,с.49; 26; 100,с.226; 108,с.66-67; 154; 178; 179; 203, с.216-217; 204,с.140; 208; 214,с.70; 240,с.115-119; 246; 290; 320,с.239; 348,с.71].

Бортничество в археологических данных представлено слабо (лоточки-медорезки), что, безусловно, не отражало его роль в жизни деревни. Мед часто упоминался в письменных источниках [10.с.470;

100,с.233; 320,с.239].

Лесные промыслы также мало отражены в археологическом материале, ибо не оставляли следов на поселениях. Но отдельные находки подтверждают наличие уже в древнерусское время дегтярного и смолокурного дела [5,с.121; 72].