Глава 1. ДЕМОГРАФИЧЕСКОЕ БУДУЩЕЕ БЕЛАРУСИ: ДЕПОПУЛЯЦИЯ НАВСЕГДА?

Введение.

Как это не удивительно, столь широко употребляемое слово как "народонаселение" сначала возникло как научное понятие. Произошло это около двух веков назад. Появление данного термина в русском языке начала девятнадцатого века вызвало к жизни специальную науку и родило ещё одно слово, ставшее повседневным уже в наше время, - "демография".

Вообще, демография - это наука о закономерностях воспроизводства населения в общественно-исторической и социальной обусловленности этого процесса.

Сегодня о демографических проблемах говорят и пишут ученые и журналисты, выходят серии популярных работ, курс демографии преподается в ряде вузов России. Демография сейчас - это наука со всеми присущими атрибутами (собственными методами, теориями, практическими задачами). Более того, демография становится актуальной наукой, порождающей перекрестные области знаний, новые их отрасли. К примеру, на перекрестке двух областей знаний (истории и демографии) постепенно сложилась новая научная дисциплина - историческая демография (или демографическая история), предметом изучения которой является объективный процесс исторической эволюции воспроизводства населения. В последние десятилетия, когда мы стали свидетелями "демографического взрыва" в развивающихся странах и снижения показателей воспроизводства населения в экономически развитых, историческая демография привлекает к себе широкое внимание.

На протяжении всей истории существования РБ власти скрывали многие данные о демографической ситуации в стране. До "хрущевской оттепели" демографическая статистика была под грифом "совершенно секретно" и только с конца пятидесятых годов начала появляться в документах с пометкой "Для служебного пользования". С того времени и вплоть до 1985 года сведения о численности населения, количестве родившихся и умерших приводились лишь в специальных изданиях, сведения же, например, о продолжительности жизни, младенческой смертности и числе абортов не публиковались никогда и нигде. И понятно почему: именно продолжительность жизни и уровень смертности населения, детская рождаемость, младенческая смертность, число абортов, как ничто иное, отражают состояние государства.

В современной Белоруссии, неизбежно сохраняются те же демографические тенденции, что отличали ее непосредственного исторического предшественника. Иначе быть и не может: тот же народ, те же традиции.

В данной работе отдельный параграф будет отведен на тему демографии семьи. Необходимость дополнения традиционного демографического анализа (в центре которого индивид, лишенный каких-либо иных характеристик кроме пола и возраста) обращением к демографии семьи, необходимость включения именно семьи как объекта исследования и одновременно единицы наблюдения, обусловлено тем, что "индивидуалистическая" демография близка к исчерпанию своего эвристического и прогностического потенциала. Демография семьи важна для изучения, ведь она является наукой, предметом которой являются закономерности формирования, функционирования и распада семейно-родственных групп и домохозяйств.

Что касается обоснования своего выбора данной темы, то он аргументирован актуальностью решения демографических проблем РБ на сегодняшний день. Вопросы демографического кризиса в нашей стране, без сомнения, заслуживают особого внимания.

Глава 1. ДЕМОГРАФИЧЕСКОЕ БУДУЩЕЕ БЕЛАРУСИ: ДЕПОПУЛЯЦИЯ НАВСЕГДА?

Основой роста населения Беларуси является натуральный прирост. Он довольно быстро понижался в 1970 - 80-е гг. (с 146,2 тыс. человек в 1960 г. до 50,0 тыс. человек в 1989 г.), а еще более значительно снизился в 1990-е гг. Впервые смертность превысила рождаемость в 1993 г. (на 11,1 тыс. человек). Современная демографическая ситуация в Беларуси свидетельствует о том, что наступил явный демографический кризис, проявившийся прежде всего в снижении рождаемости и росте смертности населения и как результат - в сокращении общей численности населения. Снижение рождаемости в Беларуси прослеживается с начала 20 в. (из 45 родившихся на 1000 жителей в начале столетия до 16 в 1970-80-х гг.). Резкий спад рождаемости приходится на 1990-е гг. (в 1996 г. родилось 9,3 ребенка на 1000 жителей). В целом режим воспроизводства населения Беларуси на протяжении длительного времени устойчиво суженный, и уже более 20 лет поколение детей численно не восполняет поколения родителей. Об этом свидетельствует и средний размер семьи. По переписи 1979 г. средняя семья состояла из 3,3 человека, по переписи 1989 г. - из 3,2, то есть среднее число детей в семье составило 1,2 человека. Это означает, что в Беларуси преобладает однодетность.

На снижение рождаемости в последние десятилетия оказал влияние ряд факторов: особенности возрастной структуры (в детородный возраст вступили женщины - дети "детей войны", малочисленное поколение которых отразилось на рождаемости), нестабильность социально-экономической ситуации, резкое падение уровня жизни населения, смена социальных ориентация, экологические последствия катастрофы на Чернобыльской АЭС. Со второй половины 20 в. начала расти смертность во всех возрастах. Средняя продолжительность жизни стала снижаться, а с 1970 г. особенно увеличилась смертность среди мужчин трудоспособного возраста. Характерна для Беларуси также и дифференциация продолжительности жизни по полу. Продолжительность жизни в 1997 г. у мужчин (62,9 года) на 11,4 года меньше, чем у женщин (74,3 года). Своеобразие современной демографической ситуации и в том, что в последние годы опережающими темпами растет смертность в городах - последние 5 лет смертность у мужчин возросла на 42%, у женщин - на 22%, в сельской местности соответственно на 14 и 11%.

Беларусь, наряду с Испанией и Италией, возглавляет ныне список индустриально развитых стран со сверхнизкой рождаемостью, т.е. с таким ее уровнем, который намного ниже порога простого воспроизводства населения (2,1 ребенка в среднем на одну женщину за всю жизнь). У нас этот индекс в 1997 г. составил 1,23 ребенка (для сравнения: в Англии и Франции - 1,7; Швеции - 1,6; Германии - 1,3; Италии - 1,24; Испании - 1,15; в США и Канаде, изначально ориентированных на иммиграцию, соответственно 2,0 и 1,6)'.

Для развитых стран сверхнизкая рождаемость является хронической, и ее продолжающееся сокращение в связи с дальнейшим развалом института семьи скорее говорит о "демографическом крахе", нежели "демографической зрелости" западного мира. В преддверии XXI века можно со всей определенностью сказать, что призрак депопуляции бродит не только по Европе - это планетарный, глобальный феномен. К 2000 г. население Земли, по-видимому, достигнет 6 млрд. - величины значительно меньшей, чем это мерещилось в 50-е годы мальтузианцам всех мастей. Причем, прирост на 96% будет определяться развивающимися странами, в которых происходит удивляющее многих европейских демографов ускорение темпов падения рождаемости.

По признанию французского ученого Маргарит Буше, "демографы задают себе вопрос, будут ли достигнуты оценки хотя бы нижнего варианта прогноза (ООН 1996) г. на 2025 г. (7,49 млрд. человек), тогда как еще недавно казалось, что будет превзойден средний вариант (8,03 млрд.). Но эксперты ООН, многие годы беспрерывно пересматривающие свои прогнозы на 2025 год в сторону уменьшения, обречены и далее завышать уровни рождаемости не только в развивающихся, но и в развитых странах - в связи с упорной приверженностью изжившим себя стереотипам концепции "планирования семьи". Некоторые ученые и сами признают отсутствие "убедительной" постпереходной теории демографических процессов.

Так, известный канадский демограф А. Романюк справедливо отвергает концепцию "второго" демографического перехода, возможно, потому, что причины непрерывного сокращения сверхнизкой рождаемости нельзя объяснить в рамках "переходной" идеологии. Ведь она заранее предполагает "благополучный" переход от чего-то одного к чему-то другому, когда завершающее состояние как бы оказывается конечной целью этого перехода. Отсюда, независимо от наблюдаемых демографических тенденций, подспудно ожидается стабильный баланс рождаемости и смертности, но не на высоком, а на низком уровне.

Подобный взгляд исходит из того, что снижение рождаемости рано или поздно останавливается на какой-то предельной отметке, соответствующей минимально приемлемому уровню смертности. Поэтому все научные данные о продолжающемся падении рождаемости и негативных последствиях этого начинают интерпретироваться в контексте "временных", "конъюнктурных" колебаний вокруг "желанно-низкого" точка зрения А. Романюка привлекательна — переход от равновесия высокой рождаемости и смертности к их дисбалансу является прерыванием эволюции, стабильного хода развития. Дезорганизация, дезинтеграция, энтропия, а не гомеостаз равновесие становятся основополагающей характеристикой демографических изменений. В этих условиях резко усиливается значимость теорий, объясняющих непрерывность снижения рождаемости. При этом возрастает роль социологического объяснения, особенно в связи с прогнозированием будущих тенденций рождаемости, определяемых динамикой репродуктивного поведения семей, репродуктивными установками и ориентациями населения, динамикой потребности семьи в детях. Попробуем с этой точки зрения взглянуть на демографические прогнозы, касающиеся Беларуси, - в какой мере стереотипные ожидания специалистов о прекращении ада рождаемости в связи с "завершением" демографического перехода диктуют оценку будущих демографических изменений? При разработке прогнозов численности населения часто желаемое выдается за действительное. Например, рождаемость "должна" стабилизироваться, согласно вульгарной "социологической теории" о влиянии роста уровня жизни на рождаемость демографов А.Г. Волкова и Л.Е. Дарского. Они заявляют, что "при достижении уровня 1,7-2,0 рождений на один брак снижение прекращается и наступает период стабилизации...

Процедура конструирования демографических (прогнозов, игнорирующих данные о динамике репродуктивных установок и норм, оказывается не просто необоснованной, но и самообосновывающейся. Как неоднократно уже отмечалось социологами феноменологической ориентации, "объяснение демографических данных с точки зрения рационализации представляет собой, по существу, приписывание значений, свойственных наблюдателю".

Сходным образом высказывался еще в 1970 г. Д. Хауторн о приписывании демографами изучаемым феноменам тех значений, которые "очевидны", исходя из их личного опыта семейной жизни. Имеется в виду легкость проникновения в "высокие теории" представлений здравого смысла, обиходных интерпретаций и житейских стереотипов. Чем "очевиднее" бытовое объяснение, тем быстрее оно возводится в ранг концептуального, и тем меньше вероятность, что оно подвергнется сомнению. Таким образом, объект исследования конструируется в ходе анализа посредством латентных представлений, определяющих сами способы восприятия или воссоздания социальной реальности, будь то число рождений или установки детности.

Дьявольский капкан "семейно-демографического сюрреализма" захлопывается, когда "сознательно" действующий демограф-экономист или статистик порождает "круг самообоснования", отказываясь от социологического объяснения снижения рождаемости и потребности семьи в детях, отвергая социологическое измерение репродуктивных установок, норм и ценностей. Постоянное уменьшение среднего числа рождений и всех показателей ориентации на число детей в семье за последние 30 лет в Беларуси и Европе, благодаря процедуре самообоснования, не принимается во внимание. В прогнозах динамики установок детности на предстоящие 30 лет произвольно закладывается неизменность этих установок или даже их постепенное увеличение. Вопреки социологическим измерениям, свидетельствующим о более низких репродуктивных ориентациях новых поколений и о продолжающемся снижении их у старшеклассников, подростков и детей (а это реальный прогноз будущей рождаемости молодоженов!), апологеты "прогрессивного развития" семьи без какой-либо аргументации предусматривают рост установок на число детей и, соответственно, рождаемости.

Массовое распространение однодетной семьи, спад регистрируемой брачности и рост сожительств, непрерывный подъем разводимости, депривация родителей и детей, расширение неполноты семьи и псевдо-супружество пар - все эти процессы продолжают пониматься большинством демографов в духе "прогрессивной рационализации" социальной структуры, якобы предлагающей семье ряд новых возможностей "рационального выбора". Следовательно, демографическим процессам приписываются и предписываются тенденции, соответствующие личным экспектациям. Именно поэтому социологи феноменологической ориентации предлагают сделать самостоятельной проблемой исследования здравый смысл демографов, "сознательно" конструирующих демографическую картину сегодняшнего и завтрашнего мира под себя, под свой семейный образ, жизни.

Теория перехода от "традиционной" семьи к "современной" включает в себя ряд обиходных истин, и, прежде всего тезис о "прямой связи" между уровнем жизни и числом детей (устранение "помех" к рождаемости повышает детность благодаря более полному удовлетворению потребности семьи в детях, которая якобы всегда очерчивается уровнем, необходимым для простого воспроизводства населения). Концепция "прогрессивного развития" семьи хорошо вписывается в теорию модернизации, теорию успешного социально-экономического развития, где все негативные явления относятся к "временным" отступлениям от генеральной линии или к "отста­ванию" от хода событий.

Поэтому при описании семейно-демографических изменений теория перехода обнаруживает свое "прогрессистское" происхождение, тогда как в качестве основы демографической и семейной политики эта теория вынуждена пойти на ухищрения. Неизбежность перехода к благополучному завершению оставляет для политики лишь второстепенную цель расчистки пути и ускорения, подталкивания процессов истории. Рассуждения о самоорганизации социума, о способности общества к самопреобразованию фактически повторяют "прогрессистскую" перспективу "развития" семейных и демографических структур.

Это хорошо показано в статье А. Романюка при критическом анализе "перспективы саморегуляции", когда постулируется "невидимая рука" природы, которая через созидательные силы рынка берет на себя продвижение к социальному и экономическому равновесию частных интересов, без какого бы то ни было вмешательства государственной власти.

А. Романюк сомневается, что противоречие между индивидуальными и общественными интересами вообще и в демографической сфере - в частности, можно разрешить с помощью механизмов свободного рынка. "Индивидуализм как необходимое условие рыночного равновесия, — подчеркивает он, является в то же время условием, затрудняющим демографическое равновесие". Поэтому только определенные воздействия общества могут сократить разрыв между противоречивыми интересами. В этом и следует видеть главную цель демографической и семейной политики. Причем даже сильная политика укрепления и поддержки семьи, по мнению А. Романюка, не обещает "бума" рождаемости, и число детей в семье может оказаться существенно ниже необходимого.

Проблема сверхнизкой рождаемости действительно является проблемой и в социальном, и в интеллектуальном смысле, но она не признается в качестве таковой ни политиками, ни учеными, ни общественным мнением. Нет надежды на признание её даже в странах, где началась и идет депопуляция. Нет пока уверенности в том, что проблемы кризиса института семьи и депопуляции найдут понимание и в Беларуси, среди "верхов" и "низов". Причины этого специально исследуются в теории институционального кризиса семьи и исторического ослабления потребности семьи в детях, в теории, которая непопулярна в среде ученых, поскольку противоречит личному опыту малодетной жизни и негативно оценивает современные формы ориентированной на развод и на однодетность семьи. К тому же нельзя не учитывать амбиции тех, кто, начиная с 70-х гг. уверял, что рождаемость повысится, и депопуляция нам не грозит. Последние годы спада рождаемости до сверхнизкого уровня обнаружили все сильнее ведущуюся не по правилам войну с научной школой кризиса семьи и отмирания социокультурной потребности в нескольких детях, - ее достижения замалчиваются либо извращаются.

Представители "прогрессистского развития" семьи не хотят признать вполне реальную возможность снижения суммарного коэффициента рождаемости (СКР) в 2010 г. до 1,0, поскольку в их парадигме не только не предусмотрено массовое распространение потребности населения в однодетной модели семьи, а напротив, ожидается появление новых стимулов к детоцентризму (А.Г. Вишневский), к повышению рождаемости. Этому способствует неподготовленность демографов к социологическому исследованию репродуктивного поведения семьи, к адекватному социологическому измерению поведенческих феноменов, к социологическому объясне­но "статистики мнений" о числе детей. Пример с прогнозом ООН, предполагающим неизменность СКР = 1,27 на протяжении 30 лет, показывает, что социологический обскурантизм присущ не только отечественным ученым-демографам.

Социология семьи и рождаемости располагает результатами исследований по динамике репродуктивных ориентации населения. Все зарубежные данные, начиная с 1936 г. - первых опросов населения США Институтом Гэллапа об идеальном числе: детей, — свидетельствуют об устойчивой тенденции уменьшения, причем, за 35-40 лет - на величину где-то в пределах 1,0. В нашей стране выборочные опросы мнений о желаемом, идеальном, ожидаемом числе детей стали проводиться с конца 60-х годов. Они также показывают картину непрерывного снижения показателей. Величина идеального числа, колебавшаяся тридцать лет назад вокруг 3,0 (а это относится также и к желаемому числу, которое стало широко измеряться в выборочных опросах лишь в конце 70-х гг.), теперь варьируется в пределах двухдетности.

В предстоящие десятилетия (если не произойдет небывалое и если не начнется специальная политика по подъему уровня потребности семьи в детях) следует ожидать сохранение наблюдающихся темпов ослабления потребности в детях и репродуктивных установок. Поэтому больше половины населения к 2025 г. будет испытывать потребность в однодетной модели семьи. К концу третьей декады XXI века про­изойдет, таким образом, отмирание потребности в двух детях как нормы поведения и сформируется массовая потребность в однодетности. Значит, СКР может опуститься значительно ниже прогнозируемого уровня желаемого числа детей 1,2-1,3, а также уровня ожидаемого числа детей 1,0-1,1 и составить примерно 0,8-0,9. Подобная величина СКР в 2025 г., как видим, намного ниже 1,27 - уровня надежд экспертов, игнорирующих достижения социологии. Соответственно, сокращение численности населения Беларуси в 2030-2035 гг. (даже при росте средней продолжительности жизни до 70-71 лет) может оказаться сокрушительным: на 3-4 млн. человек. Итак, Беларусь может стать 6-миллионной через 30 лет, и только резкий приток мигрантов в страну способен остановить убыль численности, но не депопуляцию коренного населения.

Единственно приемлемый с научной точки зрения путь исправления сложившейся демографической ситуации и одновременно путь преодоления кризиса семьи связан с изменением социальных условий. Только переход к мощной политике укрепления института семьи с детьми по всем направлениям и сферам жизнедеятельности способен остановить ослабление потребности в детях. Чтобы СКР оставался на прогнозируемом экспертами ООН уровне 1,27 (ожидаемое число детей соответственно -1,47, желаемое - 1,67) до 2025 г., необходимы аргументированные доказательства желания белорусского правительства осуществлять просемейную политику. Следует добавить к этому, что СКР 1,27 - вовсе не тот уровень рождаемости, который необходим нашей стране хотя бы для простого воспроизводства населения. Для этого требуется 2,1 детей на одну женщину - лишь в этом случае в долгосрочной перспективе исключается убыль численности.

К сожалению, в настоящее время демографические процессы пущены на самотек. Депопуляции и разваливанию института семьи дана возможность идти, видимо, до тех пор, пока негативные последствия не станут угрожать самосохранению властных структур. Политика "откладывания на потом" радикального преобразования нынешних отношений семьи и государства (в целях укрепления института семьи и повышения рождаемости) весьма четко выражает официальную позицию, которую иначе, как антисемейной, не назовешь. Проблема весьма сложна, тем не менее, ее явное игнорирование заставляет предположить определенную заинтересованность в сохранении статус-кво, т.е. в депопуляции. По-видимому, наличие противоположных научных парадигм, предлагающих взаимно исключающие концепции семейной политики, оказывается удобным поводом для оправдания официального бездействия, дескать, пусть сначала ученые сами разберутся "что к чему", придут к общему мнению. Однако выбор между политикой малодетоцентризма, оправдания низкой рождаемости и политикой поощрения семьи с несколькими детьми должен быть сделан правительством, а не учеными.

Обычная аргументация противников просемеиной политики, в Европе тоже низкая рождаемость, но там "не кричат" о вымирании и "не озабочены" стимулированием рождаемости, в наших условиях не проходит, так как убыль 50 млн. населения неизбежно явится фактором разрушения территориальной Целостности государства.

Депопуляция как исторически беспрецедентный (из-за преобладания социальных норм малодетности) феномен ставит множество вопросов, к ответу на которые не готовы ни ученые, ни политики, ни общественность. Вся история западных стран и Беларуси разворачивалась на фоне непрерывного роста населения. Удвоение населения Европы, происходившее через каждые 100 лет в XVII-XIX вв., никогда не расценивалось сквозь призму "угрозы перенаселенности". Существование рыночно-индустриального капитализма, немыслимое вне массового производства и массовых рынков сбыта, базируется на росте населения.

Переход к режиму постоянной убыли населения требует проработки по крайней мере вопросов о том, что будут адаптироваться все сферы жизнедеятельности к Перестройке структуры населения, резкому изменению пропорций между детьми, трудоспособными и пожилыми людьми. Никто не готов сказать, какие социальные последствия будут сопровождать процессы закрытия дошкольных и школьных учреждений, сокращения детских товаров и услуг, перемещения рабочей силы в сферах воспитания и образования, изменения структур занятости. Самое ужасное, что исследование проблем депопуляции и краха института семьи будет тормозиться общественной атмосферой, теми настроениями, которые сопутствуют появлению и укреплению новых - антиэкзистенциальных - ценностей и приоритетов в обществе. Нынешний пересмотр "традиционных" опор образа жизни вообще и семейного в частности, наделение высоким престижем гомосексуальных, инцестуозных, суицидальных и т.д. линий человеческого поведения ставят под угрозу не только общечеловеческие основы цивилизации и культуры, но даже самосохранение Человечества.

Современная экзистенциальная социология выяснила главное: социальные изменения, обусловленные человеческой активностью, ведут к историческому перевороту в системе жизненных ценностей, к ослаблению ценности семьи и детей (соответственно - к самоубийственной однодетности и депопуляции). Потенциал социокультурных норм многодетности, оставленный нам в наследство нашими предками, исчерпан, и теперь только специальное воздействие на стихию взаимодействия частных и общественных интересов способно возродить потребность в семье и в нескольких детях. На повестке дня - социальное управление ценностными ориентациями населения, преобразование экономики в интересах семьи с детьми.

Судьба отдельных наций и человечества в целом зависит от их способности вернуть понятию человеческого благополучия изъятое оттуда благо семейнодетного образа жизни. Безоглядное стремление к росту уровня жизни, потребительскому обогащению, повышению социального статуса в силу своей инструментальности источает из представления о благополучии подлинные ценности человеческого бытия - семью с детьми. Прямо заявляя о своей приверженности интересам института семьи и экзистенциальному сохранению общества, представители теории кризиса семьи и просемеиной политики пытаются пробудить общественное мнение, привлечь внимание общественных движений и политических партий, а также предостеречь правительство от новой угрозы, нависшей над национальной безопасностью страны.