Проблема формации в истории цивилизации.

Современная отечественная наука истории права еще не до конца освободилась от некоторых представлений, навеянных марксисткой идеологией. Вплоть до сего времени эти родимые пятна коммунизма дают о себе знать во фразеологии ученых, их понятийном аппарате, систематизации науки. До сих пор можно встретить схему истории, построенной на так называемых «формациях», которыми очень удобно пользоваться, но по своей сути эти формации, точнее «формационный подход» все более становится похожими на операции по подгонке известных фактов под известную схему развития. Если факты не подходят под схему – горе фактам. Начало освобождению науки от засилья марксизма положил известный кризис, поразивший нашу страну в 1985 году, но как не видно этому кризису конца, так не видно и зари полного освобождения науки. Соответственно, мы не могли обойти молчанием эту проблему.

Современный студент уже с трудом представляет себе, в чем суть деления истории на общественные формации, впервые, как кажется, введенного в оборот Марком и Энгельсом в их работе «Манифест коммунистической партии» (1848 г.). Мысли свои насчет формаций Маркс в дальнейшем изложил в сочинении «К критике политической экономии» (1859 г.) и ряде др., но стройного учения так и не создал!

В общем и целом Маркс утверждал, что человеческое общество состоит из двух взаимопроникающих друг в друга систем общественных отношений. Первая система есть система производственных отношений (обыкновенных трудовых операций), зависящих от степени развития материальных средств производства – техники. Производственные отношения являются базисом, основой для последующих, уже не производственных отношений между людьми, которые составляют так называемую надстройку – политическую и правовую организацию общества. Сами производственные отношения суть способы и виды эксплуатации средств производства, которые в свою очередь определяют организацию надстройки. Если в основе экономики лежит труд рабов, то общество – сплошь рабовладельческое, если – феодально-зависимых крестьян – феодальное и т.п.

Сразу заметно одно противоречие, которое марксисты пытаются тщетно скрыть. Не совсем понятно: уровень развития техники или способ эксплуатации ее порождает ту или иную надстройку? Если предположить, что уровень техники, – то подобная метафизическая причинно-следственная связь никак не подтверждается, разве, что в трудах фантастов, создающих романы, в которых перемешаны времена: герои пользуются то мечами, то лазерными пистолетами.

Если предположить обратное: способ эксплуатации техники, то и в таком случае Вавилонская башня формационного подхода рухнет с треском. Ведь, даже глубокая древность очень хорошо знакома и с рабовладельческим укладом, и с феодальным, и с капиталистическим, и, о ужас, – даже с социалистической уравниловкой! И ни один из них при этом является господствующим!

Но предположим, мы принимаем на веру, иначе не получается (в этом еще один недостаток марксизма – в него надо верить!), о существовании каких-то формаций в истории. Даже согласимся с тем, что рабовладельческий капитализм никогда не выходил за рамки торговой (купеческой) его формы, он не знал стадии промышленного развития (что не факт!). Но и тогда логическая структура формации предстанет перед нами в виде суммы частностей, выражающих тем не менее один, общий во все времена и у всех народов способ извлечения прибыли за счет эксплуатации чужого труда. При этом количество, ну никак не будет переходить в качество! Выходит, что капиталистический мотив («искусство наживать состояния», как удачно назвал это Аристотель), капиталистические отношения являются вневременными, они не зависят от уровня развития техники, они присущи всем периодам человеческой истории, а если так, то невозможно стоить концепцию истории на основе типологии общественных отношений вообще!

Основой этой марксисткой типологии общественных отношений является понятие собственности. Обычно марксизм утверждает, что существует некая восходящая линия развития исторических типов собственности: от общей (коллективной, первобытной, общинной) – к индивидуальной. Правда, почему-то в конце истории индивидуальный тип собственности должен опять смениться коллективным (коммунистическим). Не это важно. А важно то, что понятие, идея собственности в древнем Египте, Месопотамии, средневековой Европе, современного Марксу общества была всегда одной и той же – некий объем правомочий, подлежащий обязательному ведению только одного лица. Очень верно, методологически заданно, заметил в свое время Макс Вебер: «Если понятие “капиталистического хозяйства” не ограничивать совершенно немотивированно определенным способом эксплуатации капитала – именно эксплуатацией чужого труда путем договора со свободным рабочим, – не вносить, следовательно, социальных признаков, но вкладывать в это понятие чисто экономическое содержание и признавать наличность “капиталистического хозяйства” везде там, где объекты владения, составляющие предмет оборота, эксплуатируются частными лицами с целью приобретения прибыли способами, присущими меновому хозяйству, – тогда нет ничего бесспорнее далеко идущего “капиталистического” отпечатка, лежащего на целях – и как раз на “величайших” – эпохах античной истории» [Вебер.1923: 18].

Поэтому человеческая история делится не на периоды, формации и т.п. стадии согласно концепции прогресса, а на модели организации общества обусловленные своеобразием, присущим расе, национальности, менталитету, географическим условиям, взаимодействию с другими моделями, «полному выражению индивидуальностей народов» (Э. Трёльч), а самое главное – человеческой индивидуальности (Ф. Мейнеке), становящейся для данной модели всеобщим. Словом, тем набором закономерностей, совпадение которых в одной точке пространства и времени вызывает к жизни ту или иную своеобразность – тот конкретный тип исторического человека, который наложил неизгладимый отпечаток на историю разных цивилизаций.

Глава 2: Проблемы древней истории права и общества.

Антропогенез.

Наука до сих пор не может точно установить причины и механизмы появления человечества. А именно с ним начинается история в современном понимании. Историчность факта антропогенеза общеизвестна. В наличии достаточно богатый археологический материал, но вот классификация этого материала, исходная точка его развития до сих пор не ясны. Проблема, собственно, заключается в том, что человек как биологический вид представляет собой явно не венец природы. Homo sapiens не приспособлен жить в природе, наоборот, он ей противостоит, создавая собственную среду обитания – антропосферу.

За последниюю четверть века в науке большое распространение получила концепция катастрофического развития эволюции. Эта концепция утверждает, что эволюция на Земле развивалась от одной глобальной катастрофы к другой. Элемент случайности, вносимый катастрофами, будучи применим к истории становления человека, неизбежно превращает последнего в своего рода генетического выродка. Даже, казалось бы, главное преимущество человека – его мышление – по единодушному мнению антропологов, не является полезным свойством, «напротив, оно и в антропогенезе и в онтогенезе у ребенка сначала вреднó для каждого индивидуального организма, делает его беспомощнее по сравнению с животным; лишь дальнейшее его преобразование понемногу возвращает ему прямую индивидуальную полезность» [Поршнев. 2005: 500].

Само же мышление в его высшей рациональной и абстрактной форме доступно современным видам человекообразных обезьян. Данные получены в результате обучения шимпанзе и горилл языку жестов глухонемых; подопытные животные, усвоив его, стали обучать этому языку свое потомство! Более того в начале 90-х годов прошлого столетия ученый мир облетела сенсация.

Дело в том, что в науке очень долго критерием человека (homo sapiens senso lato) считалась его способность производить орудия труда при помощи других орудий; так называемая «опосредованная конекторная деятельность» [Хрустов. 1994]. Опыты по такого рода деятельности активно велись в 60-е и 70-е годы двадцатого столетия, их выводы казались незыблемыми. Но в 1991 году антропологам йорксовского приматологического центра в Атланте (США) удалось провести опыты, по результатам которых подопытная обезьяна (карликовое шимпанзе-бонобо) по кличке Кэнзи преодолела доселе считавшийся незыблемым барьер между человеком и приматами [New Scientist.1991. 25].

Таким образом, на сегодняшний день единственным критерием человека остается его способность к членораздельной и осмысленной речи! Человек в некотором роде – говорящая обезьяна!

До сих пор в науке самой вероятной версией происхождения человека (рода гоминид) является версия о генетической мутации древних обезьян в результате воздействия жесткого радиационного излучения. Появившиеся на свет уроды вынуждены были компенсировать свою ущербность прогрессом социетарности – общественности в среде себе подобных. Само же становление современного человека (homo sapiens sensu stricto), судя по последним научным данным, не было стадиальным, как принято было считать относительно недавно.

В антропологии с появлением теории Дарвина возобладала концепция о цепи предков человека, в каждом звене которой нарастало его очеловечивание: улучшался бипедализм, увеличивался мозг, совершенствовалось строение скелета – одним словом, стирались черты обезьяны. Соответственно, рамапитек (дриопитек) считался предком австралопитека, тот – питекантропа, он – синатропа, этот – неандертальца, от последнего, якобы, произошли кроманьонцы. Однако теория борьбы видов за выживание не выдерживает проверку такой науки как генетика. За последние годы в ее области были проведены ошеломляющие исследования, которые говорят о том, что вышеназванные виды палеоантропов были скорее не предками, а в лучшем случае дальними родственниками человека. Сама картина антропогенеза тогда получает очертания не цепи, состоящей из последовательных звеньев, а ветвистого куста, от корня которого наряду с ветвью homo sapiens отходят тупиковые побеги – виды вымерших гоминид. Достоверность версии о «снежном человеке» нами не рассматривается.

В конце 80-х годов прошлого столетия мир облетела научная сенсация. Оказалось, что всё современное человечество происходит от одной пары или очень небольшой группы людей. Убедительные данные были получены за счет анализа так называемой митохондральной ДНК представителей различных рас человечества. Дальнейшие исследования показали, что Адам и Ева жили приблизительно двести тысяч лет назад в Африке. Спустя еще сто тысяч лет потомство этой пары вышло из Африки и стало расселяться по Земному шару.

Параллельно виду людей homo sapiens на Земле продолжали существовать реликтовые виды гоминид. В частности homo neanderthalensis – неандертальцы – отпочковавшись от общего генетического древа человечества порядка полумиллиона лет назад, существовали еще в относительно недавнее историческое время одновременно с современным человеком. Филиация этого совместного проживания сохранилась в мифах, народных сказках и религиозных верованиях. Относительно недавно в науке была высказана точка зрения, что первые города на Земле (около 9 тысячелетия до Р.Х.) появились именно как оборонительные сооружения от набегов неандертальцев. Жертвоприношения злым духам (образ которых удивительно напоминает полуобезьян и полулюдей) также могли быть спровоцированы необходимостью сосуществования с палеоантропами.

Становление общества.

Можно лишь предположить, что процесс антропогенеза сопровождался процессом становления общественных форм. Зачатки религиозных верований (то есть сложные формы мышления) обнаружены даже у неандертальцев. Однако большой проблемой на сегодняшний день остается вопрос эволюции форм древнего общества. Бытующая с середины XIX века точка зрения утверждает, что древнее общество развивалось от простых форм к сложным. Парадокс заключается в том, что эмпирический материал для подтверждения этого рода теорий продолжают до сих пор черпать из примеров жизни «дикарей» – современных племен, не затронутых цивилизацией.

Этой точке зрения есть два убедительных возражения. Первое – материалы лингвистических исследований языка племен, находящихся, скажем политкорректно, в этнографической стадии развития. Их язык, словарный запас, как считают, наиболее близок к lingua Adamica. Он невероятно сложен, в буквальном смысле каждое дерево лесу в этом языке обозначается специальным словом. В древнем варианте арабского языка, например, насчитывалось 200 синонимов слову «верблюд»! Если язык отражает уровень мышления, то придется признать, что сложность мышления древнего мало отличается от современного, другое дело, что направленность этого мышления радикально разнится от настоящего. Простейший пример: «дикарь» мыслит себя как часть природы, включает себя в ее многообразные связи. «Цивилизованный» человек мыслит себя вне природы, стремится к господству над ней, считает необходимым ее изменение. Факт этот до сих пор имеет цивилизационное значение и служит критерием водораздела между цивилизациями Востока и Запада.

Второе, как показывают данные краниологических исследований, морфологически современные люди ничем не отличаются от древних. Разве что объем мозга у последних был немного больше. Наиболее яркий пример, так наз. «Эрци» – человек эпохи позднего палеолита, замерзший и мумифицированный труп которого был обнаружен в самом начале XXI века в Альпах в результате таяния ледника. Однако эта морфологическая однородность, тем не менее, не переходит в сферу культуры. Формы ее чрезвычайно многообразны, но источник этого многообразия лежит не в области времени, а в сфере сознания, рефлектирующего необходимость преодоления противоречия человека с окружающей средой, средой себе подобных. Эта закономерность отмечена еще в Библии, согласно которой городская цивилизация создана потомками Каина!

Говоря иными словами, генезис общества коренится в самой природе человека. Общество есть своего рода врожденная черта человека, становящаяся одновременно с ним. Под эволюцией общества, таким образом, следует понимать не изменение его форм, а изменение форм сознания человека, причина которых лежит в осознанной потребности решения проблем, возникающих в процессе существования. Поэтому преемственных, генетических связей между общественными формами (как думали раньше: одно опосредует другое) не существует. Единственная преемственность – это осознание опыта существования в рамках той или иной формы. И, естественно, проверка того, насколько этот осознанный опыт пригоден для решения настоящих потребностей.

Вывод однозначен: все известные «древние» формы общества возникают практически одновременно, различие их обусловлено только различием жизненных ситуаций, в которые попадает «древний» человек. Рассмотрим эти формы подробнее.

Формы древнего общества.

СЕМЬЯ

Ф. Энгельс верно вслед за Г. Морганом подметил, что основой современного общества является семья. Правда, назвал он ее достаточно бесцветно – «ячейкой общества». Очевидно, при коммунизме, о котором так мечтал этот фабрикант, семья действительно превращается в некое подобие партячейки.

Современная семья сформировалась при переходе человеческого общества от матриархата к патриархату вне каких-либо политических установок и схем. Сразу же стоит остановиться на определении вышеупомянутых понятий. Дело в том, что до сих пор бытует странное представление о матриархате, как о власти женщин в семье и роду, а о патриархате, соответственно, как власти мужчины в семье. Корни подобного воззрения восходят к вульгарному толкованию Энгельсом теории швейцарского юриста и антрополога И.Я. Бахофена, который в середине XIX века выпустил труд «Das Mutterrecht», оказавший сильнейшее влияние на развитие мировой науки. Бахофен утверждал, что многочисленные пережитки культа женщины, матери-прародительницы и т.п. в древних цивилизациях, свидетельствовали о существовании в глубокой древности особого периода развития цивилизации, названном им «материнским правом» или «матриархатом».

Энгельс и его эпигоны ухватились за эту концепцию, поскольку она вписывалась в их представление о стадиальном (формационном) развитии цивилизации. Матриархат, считали они, есть период в истории человечества, когда труд женщины-собирательницы плодов и кореньев оказался более производительным нежели труд мужчины-охотника. До сих пор не понятна логика этих господ, считавших, что тонна желудей более питательна, чем несколько бифштексов!? Следовательно, когда труд мужчин стал более производительным, власть женщин сменилась властью мужчин.

Однако, наиболее здравомыслящая часть ученого мира не поддалась на подобную «хитрость разума». Практически одновременно с работами марксистов стали высказываться совершенно здравые суждения, что «ни в каком обществе перевес физической силы, стоящей на стороне мужчины, не может цениться так высоко, как в плохо замиренной среде первобытных охотников и рыболовов» [Ковалевский. 1910. 2: 64]. На самом деле оказалась, что и матриархат, и патриархат являются всего лишь способами определения родства внутри семьи или рода. Это никакие не особые стадии развития цивилизации, а только лишь способы определения родства.

Различие в этих радикальных системах счета родства определяется особенностью сознания древних, точнее, их неспособностью выводить простейшие причинно-следственные умозаключения. Например, для многих первобытных людей составляла загадку причина деторождения. Некоторые племена Австралии и Полинезии до сих пор считают, что женщина забеременивает тогда, когда в нее вселяется дух умершего ранее члена рода. Роль мужчины при этом расценивается как чисто обрядовая. Таким образом, рождение новой жизни в глазах первобытных народов выглядит как настоящее чудо, за которое ответственна женщина, поэтому женщина обожествляется. Известный британский антрополог Радклифф-Браун как-то очень верно заметил, что предметы, играющие первостепенную роль в жизни «primitive tribes», превращаются в фетиш, предмет поклонения, что на примере матриархата видно очень хорошо.

Пережитки этих систем до сих пор существуют в виде так называемого когнатского и агнатского родства; от латинских «cognatus» – родственник по линии матери и «agnatus» – родственник по линии отца.

Итак, семья есть цивилизованная форма полового общения людей. Представляется, что в основе ее лежал запрет или нежелательность инцеста. Избегание инцеста этологи обнаруживают уже у высших млекопитающих. Правда, сама история человеческой цивилизации говорит об обратном. Чего стоит история Эдипова комплекса! Вполне резонен вопрос, а как быть с историей Адама и Евы? Впрочем, выход как всегда подсказывают генетики: необходимые мутации происходят даже при кровосмешении.

Семейные отношения характеризовались, и до сих пор эта черта наблюдается, формой брачных связей. Выделяют две общие формы: эндогамию и экзогамию. Под эндогамией подразумевается предпочтение заключения брака с представителем кровнородственной группы; экзогамия, наоборот, требует заключения брака только с представителем другого рода, племени. Все народы Земного шара вплоть до сего дня придерживаются именно таких форм брачных отношений. Во избежание инцеста при эндогамии практикуется система брачных классов. В качестве иллюстрации приведем практику существования брачных классов у племени арунта (Южная Австралия).

«Так, мужчина с большой головой и окладистой бородой зачисляется в класс пурула, человек грузного телосложения – в класс нгала, человек с особенно широким лицом – в класс камара, человек с узким лицом – в класс мбитьяна, человек с особенно высоким лбом – в класс бангата, стройный человек в класс кнурайя и т.д. Получается такое впечатление, как будто здесь туземцы руководствуются принципами полового подбора и притом подбора по противоположности: мужчина грузного телосложения нгала должен жениться на стройной женщине кнурайя, человек с широким лицом камара женится на узколицей женщине мбитьяна и т.д.» [Максимов. 1930: 71].

К разновидности брачных классов относят и так называемые «кросскузенные браки».

Брак как форма человеческого общения уже в древности имела две основные формы заключения, разновидности которых дошли до наших дней. Первая форма – умыкание невесты. Представляется, что эта форма могла встречаться у менее цивилизованных народов; вторая – покупка жены. Так, умыкали жен древние спартиаты, германцы и славяне, известна легенда о похищении сабинянок латинами – предками римлян. Но в глубокой древности уже шумеры, вавилоняне и египтяне заключали брак через покупку жены.

Причина почти повсеместного перехода к покупке жены коренится в том, что умыкание есть самая грубая форма заключения брака, чреватая конфликтом с родом, семьей невесты. Поэтому очень рано появляются суррогаты похищения, когда формально устраивается сговор, а похищение только разыгрывается, или в возмещении похищенной невесты семья жениха обязана дать противной стороне равноценное возмещение – девушку брачного возраста и т.п. Понятно, что это уже формальный договор.

Институту брака уже в древности известна урегулированность имущественных отношений между супругами. Древность, как это не может показаться парадоксальным, знает чаще всего режим раздельной собственности супругов. Имущество семьи состоит из двух частей: имущества супруга и приданого жены. Последнее, судя по всему, возникает из обязанности выкупа родственниками невесты ее права наследования части родового имущества. Обязанность братьев дать приданое сестре, выходящей замуж, прослеживается у всех цивилизованных народов древности. Характерно, но супруг только управляет приданым жены, наследуют его только дети от этого брака!

Наконец, следует отметить, что семья в древности представляла собой особый духовный мир, центром которого являлся культ общего предка. Это понимание семьи очень хорошо видно на примере этимологии термина, которым древние греки обозначали семью: «to epistion», буквально «все, стоящие вокруг очага». Причем символ очага играл сугубо религиозную функцию – он фетиш культа предка семьи. Этот фетиш часто надо понимать буквально. В древности под очагом находились захоронения умерших предков. Явление это, возможно, представляет собой филиацию более древнего обыкновения – захоронения в пещерах, где жили совсем уж первобытные люди. Интересно, но такая практика отмечена даже среди неандертальцев.

РОД

Более сложной формой организации древнего общества является род (gens). Род можно считать более высокой формой общения потому, что он считается своего рода следствием развития семейных отношений, разрастания семьи в буквальном смысле этого слова. Семья, разрастаясь, превращается в так наз. «патронимию» – большую семью, количество членов которой может насчитывать несколько сотен человек. Считается, что брачные связи между разными патронимиями (экзогамия) вели к становлению кровных уз и возникновении на их основе родовой общности. Однако есть данные, что отдельные патронимии со временем через эндогамные связи превращались в род. Помимо кровнородственных отношений род характеризуют очень сложные культовые и имущественные отношения. Общность родового культа – почитания эпонима (героя-прародителя) – невозможна без распорядителя этого культа. Физически им мог быть только тот, кто ближе всего стоял к эпониму, то есть самый старший член рода – старейшина. Власть родового старейшины имела не только религиозную окраску, эта власть уже распространялась на все сферы жизни сородичей. Старейшина был естественным судьей и распорядителем имущества рода.

Последнее следует отметить особо. Дело в том, что род отличался от семьи наличием института общего (родового) имущества, распоряжением судьбой которого было затруднено. Коллективная собственность используется всеми сородичами, она не может быть ни разделена, ни отчуждена. Только разложение родовых отношений в историческую эпоху ведет к разделу фонда родового имущества.

Для рода характерна так наз. круговая порука. Члены рода несут солидарную ответственность как уголовную (право кровной мести), так и гражданскую – платят долги сородича, например.

Совместная форма жизнедеятельности членов рода, осознанная ими как общность интересов, как считается, приводит к возникновению общинной формы организации. Считается, что древнейшей формой общины была как раз родовая община, постепенно эволюционирующая в сторону соседской общины современного типа. Эта особая форма коммунальности отражалась на организации власти внутри рода и общин. На этой стадии появляется абстрактное понятие власти, власти, отличной от господства pater familias.

Это понятие власти, безусловно, еще архаичное в своем выражении, однако, уже имеет нормативную основу. Родовая форма общества отличается от семейной наличием более богатого арсенала норм, предписывающих сородичам определенный тип поведения в собственной среде и в отношении чужаков. Характерно, но это, как правило, разные стили поведения. Количество запретов возрастает в арифметической прогрессии. Контроль за осуществлением этих запретов присвоен институту старейшин. Впрочем, решение о применении запрета, древней санкции может приниматься общим собранием общины. И власть этого собрания во многом превосходит власть старейшин.

В этнографической литературе описан интересный случай, когда одна община папуасов вынесла постановление об убийстве своего жадного и, как следствие, богатого сородича. Убийство поручили совершить родному сыну богача и двум его двоюродным братьям. Случай этот знаменателен не только своей моральной оценкой происхождения богатства, но также и своеобразной спецификой юридического мышления первобытного человека. На роль палачей назначаются кровные родственники, думается, что специально, чтобы избежать кровной мести среди сородичей!

Эволюция и усложнение родовой общины приводит к возникновению такой формы древнего общества как племя.

ПЛЕМЯ

Племенная форма организации, безусловно, считается позднейшей по времени своего возникновения. Она более сложная, но крайне неустойчивая. Не все народы земли знали эту форму общения.

Причина появления племени может быть выяснена только вовне его самого. Представляется, что общность задачи, разрешение которой было не под силу одному роду, и есть та причина, которая ведет к возникновению трайбализма. Эта внешняя задача может быть как экономического, так и военного свойства. И определить, какая из них является первичной, не представляется возможным. Исторически возможны два варианта этих задач. Первый: необходимость набега на соседей или отражение их набега; второй: совместная колонизация, массовая миграция на новые места жительства. Последний прием очень хорошо описан Юлием Цезарем в его «Записках о галльской войне», где он очень верно указывает на необходимость миграции и колонизации как важнейший фактор генезиса племенной общности.

Племенная общность возникает как особая форма надродовой организации власти. Исторически в племя входят роды, имеющее различное происхождение, и как следствие, чужие друг другу хотя бы уже по языку, религии и т.п. При формировании племен заметен процесс ассимиляции чужеродных элементов.

В то же время необходимо подчеркнуть, племя как форма организации архаичного общества скорее могло быть более позднего происхождения, чем принято думать. Исторические сведения о племенном устройстве родов до нас доходят из эпохи, когда начинают формироваться государства. В этой связи в науке была высказана весьма правдоподобная версия, что племенная форма организации могла быть не промежуточной стадией между родом и протогосударством, а всего лишь результатом воздействия государства на соседние с ним народы. Племя складывается в результате своеобразного давления на них более развитой цивилизации. В этом случае племенная форма организации будет представлять собой такую же тупиковую ветвь эволюции, как появление палеоантропов – родственников, но отнюдь не предков современного человека.

Необходимость организации межродового общения ведет к появлению института вождя и свойственных ему функций. Фигура вождя сакрализуется, он получает возможность присвоения части произведенной родовыми общинами продукции. Но несовершенство власти вождя племенной стадии развития дает о себе знать в том, что собранный им «налог» распределяется совершенно иррационально: идет на раздачу соплеменникам в виде даров. Это явление, известное у североамериканских индейцев как «потлач» имело широкое распространение в обществе эпохи раннего Средневековья в Европе. Можно предположить, что это явление имеет универсальный характер и имеет своей задачей укрепление авторитета власти, в арсенале средств которой пока нет еще возможности голого принуждения, а только коммуникативное воздействие. Поталач, скажем так, – это ранняя, архаичная форма идеологического обоснования власти. Власть теперь мыслится как сила (сакральная во многом), стоящая вне общества, но созидающая его. Генезис государства вступает в завершающую стадию. Возникают протогосударственные формы общения. Власть получает возможность воспроизводить саму себя.

ПРОТОГОСУДАРСТВО

Протогосударственные формы общения получили в научной литературе наименование «чифдом», «бигменство» (от англ. «chifdoom», «bigman»), что по-русски переводится наиболее удачно как «вождество». В политологии и антропологии все чаще используется другой термин – «полития». Но это многообразие терминов не меняет сути дела. Речь идет об особой форме организации архаичного общества на его пути к возникновению государства.

Считается, что появление института вождества в исторической перспективе совпало с так называемой «неолитической революцией», под которой вслед за британским археологом В.Г. Чайлдом понимается переход архаичного общества к оседлому земледелию. В марксистской историографии это называлось «первым крупным разделением труда». Считается, что данная «революция» привела к появлению излишков производимой продукции, что повлекло за собой социальное расслоение общества, генезис классового неравенства и в конечном итоге появление государства.

Однако сегодня эта теория не может быть принята даже как базовая модель для дальнейших теоретических построений. Дело в том, что действительной причиной перехода части человечества к оседлому земледелию является (как сейчас точно установлено) крупная катастрофа глобального масштаба. Этот катаклизм вызвал быстрое вымирание крупных млекопитающих, на которых охотились первобытные люди. Американские палеонтологи уверяют, что в результате этой катастрофы на территории Северной Америки, например, выжили только койоты! Невозможность прокормиться традиционной охотой вызвала переход к растениеводству или скотоводству. Сам этот переход был скорее катастрофой, но никак не революцией: рацион питания человека катастрофически ухудшился. Дело в том, что охота доставляла пищу, богатую белками и витаминами, тогда как продукция сельского хозяйства богата в основном углеводами, о вреде от переизбытка которых не устают твердить диетологи всего мира. Археологи давно обратили внимание на деградацию физического типа земледельцев, вызванного белковым голоданием, по сравнению с охотниками и скотоводами. Резко, катастрофически возросла опасность массовых инфекций из-за скученного проживания земледельцев. Кроме того, уязвимость хозяйства, основанного на оседлом образе жизни, есть фактор, который давал о себе знать, например, в Европе вплоть до конца эпохи переселения народов, то есть до конца Х века!

Эти и некоторые другие «вызовы», как сказал бы известный британский историк А. Тойнби, могли быть решены только посредством усложнения социальной структуры общества, но никак не изменением системы труда. В некотором роде человечество на пути цивилизации должно было выстроить «защитный кокон», особую сферу своего обитания, которая бы уменьшала его зависимость от жестокого мира. Одним из вариантов такого ответа стал институт вождества, исторические примеры которого встречаются практически на всех континентах: Европы, Азии и Америки.

Устойчивой характерной чертой вождества считается начавшаяся урбанизация. Со стороны «чифдом» выглядел как большое поселение (в несколько тысяч человек) во главе с вождем, власть которого распространяется на соседние поселения более мелкого масштаба. Типичным примером такого вождества можно считать архаичный полис древней Греции или так наз. «oppidia» (город-поселение) древних кельтов. В частности на Востоке, в древнем Китае примером могут быть княжества эпохи Шан-Инь (2 тыч. до Р.Х.). Власть вождя пока еще не абсолютна, она опирается на его авторитет, а не на право применения санкции. Некоторые антропологи даже называют тип такой власти «консенсусным», что очень верно, поскольку в основе ее лежит идеологические (религиозные) представления о незыблемости такого порядка вещей.

Институт власти помимо доставшейся ему от предыдущей эпохи функции редистрибуции (перераспределения) общественного продукта и выполнения некоторых общих задач (ведения войны и т.п.) получает новую функцию. Функцию формирования в сознании подвластных представления о должном образе поведения. Данная функция может быть выражена через краткую формулу: власть творит религию, власть творит само общество. Власть и только власть становится ответственной за новую социальную реальность.

Будучи порождением особого типа социального взаимодействия между членами архаичного общества, власть, выходя из него, становится над этим самым обществом. Упрочение такого положения власти, превращение ее в фактор социальной жизни, знаменует собой превращение протогосударства в государство.

ВЛАСТЬ КАК ФАКТОР ПОЛИТОГЕНЕЗА

В русском языке, к сожалению, отсутствует то терминологическое многообразие обозначения феномена власти, которые мы находим в некоторых европейских языках. В немецком, например, мы насчитываем не мене трех разных терминов: die Macht, die Heerschaft, die Gewalt, сверх того здесь же существует производное от латинского die Autorität. В английском наблюдается приблизительно такая же картина: Power, Rule, Authority и т.п. Характерно, хотя эти термины означают одно и то же – власть, но значение их, тем не менее, разнится, что ставит нас перед необходимостью выяснение понятия власти.

На сегодняшний день в науке наиболее распространенным является определение власти, данное в свое время Максом Вебером: «Власть означает любую возможность осуществлять внутри данных социальных отношений собственную волю даже вопреки сопротивлению, независимо от того, на чем такая возможность основана» [Weber. 1922: 28]. Важно подчеркнуть, что такое определение появилось скорее всего под влиянием Иоанна Дунса Скотта, его концепции понимания принципа свободы воли: Nihil aliud a voluntate causat actum volendi in voluntate – «ничто, кроме самой воли не причиняет акта хотения к воле». Иными словами, согласно Дунсу Скотту, власть – это воля, которая регулирует и определяет поведение другого. Воля, таким образом, является источником информации, доводимой до подвластного о должном типе поведения.