Современный регионализм и федерализация, как атавизмы для программных условий нового Вектора Цели.

Огромное государство, расположенное в двух частях света, населенное многонациональным народом объективно тяготеет к федеративной организации общества с неизбежным проявлением регионализма, поскольку считалось, что не существует другого способа интеграции противоречивых интересов в единую целостность. Конституция РФ, закрепив федералистские основы российской государственности, создала первичные правовые условия для организации власти. Постепенно происходил процесс регламентации принципов взаимодействия центральной власти с периферией.

Не все шло гладко вследствие отсутствия практического опыта, особенно в субъективной сфере управления, т.е. в политическом взаимодействии. Именно субъективная сфера стала самой проблематичной и к 1999 г. состояние властности уверенно двигалось в сторону полного коллапса, вплоть до развала Российской Федерации. На первый и самый опасный план вышел регионализм. В этой связи, именно на него следует обратить внимание в первую очередь.

В рамках старой Программы, регионализм – это политико-экономическое движение и соответствующие ему действия в правовом или стихийном плане за самостоятельность территориальных сообществ в области социально-экономических, этнокультурных и иных прав. Какова особенность регионализма в рамках старых программных установок и приемлем ли он в таком его состоянии и виде для условий нового Вектора Цели будущих явлений, действий и событий?

Политологические определения региона позволяли осознавать тот факт, что в основе регионообразования ранее лежали не только объективные, т.е. экономические факторы, но и субъективные политические. Системный подход в оценке текущего состояния того и другого определения, позволит с большей степенью истины определить пригодность их для будущего применения или необходимость в непременных изменениях их состояний, или полной замене их базовой основы.

Регион не является только географической категорией, т.е. нельзя отождествлять понятия «регион» и «территория». Территориальная составляющая существенна для любого региона, поскольку она является базисом для его формирования, так и его существования. Любой регион представляет собой территорию, но одного территориального компонента недостаточно для того, чтобы назвать территорию регионом. Необходимой предпосылкой для формирования региона на определенной территории является наличие специфики экономического состава и организации, т.е. наличие организованного специфического хозяйствования. Более того, мало иметь систему специфического хозяйствования, необходимо еще ее позиционировать, т.е. найти, организовать и придать ей весь комплекс гармоничного состояния взаимодействия с организованными системами хозяйствования пограничных ему регионов или дистанционно контактных хозяйствующих объектов и систем на постоянной или периодической основе. Таким образом, появление региона связано с практической комплексной самоидентификацией определенной территориальной общности.

Для самоидентификации региона, по мнению специалистов политологии, обязательно должны присутствовать три группы факторов и соответственно три уровня становления. Первая группа – факторы предпосылочного характера, а именно географический, социально-психологический, культурологический и т.п. Вторая группа – факторы, составляющие экономическую основу региона, т.е. экономические. Третья группа – факторы, обладающие при любой конфигурации регионального строения субъективно-волевым характером, т.е. политические. Отсутствие какой либо группы факторов существенно затрудняет условия и эффект проявления регионализации.

В период активного проталкивания в Россию внешне воздействующих процессов «Глобализации», как завершающей фазы 600-летней программы Космополитизма, исполнители от западного влияния начали резко обострять неустойчивое состояние властности по лини «центр – периферия», устремив свои действия на разрушение территориальной целостности и ослабление любых противодействий России по захвату силами извне ее сырьевых ресурсов. Началось резкое, искусственно подогреваемое извне, усиление якобы роли регионов. Это объяснялось, как бы, объективным ростом возможности появления в их лице новых политико-территориальных образований и становления их как самостоятельных субъектов региональной экономической политики и международных отношений. Усиленно пропагандировалась их трансграничная «новая» сущность, т.е. необязательность принадлежности к территории одного государства, особенно по религиозно-этническому признаку. Помимо этого, свою отрицательную роль сыграли веками накопившиеся и подогретые на конфессиональном уровне проблемы совместного бытия народов этногеографического, культурологического и другого характера. Интенсивно проводимый комплекс действий в сфере субъективного (политического) фактора не привел его в состояние, достаточное для чрезвычайного обострения регионализма, приводящего к активной инициации отделения регионов от общей системы Федерализма России, кроме практических попыток Чечни.

Вследствие этого, образовавшиеся при поддержке запада, местные элиты развернули свою деятельность по активизации объективного (экономического) фактора для придания регионализму агрессивного неуправляемого характера, особенно в географических районах размещения стратегических природных ресурсов, ведущих производителей электроэнергии, объектов базисной части экономики и продовольствия. С этого момента наиболее сильным по активизации агрессивного регионализма явился экономический фактор, т.е. объективный. На поверхность вышел весь комплекс негатива в системной основе бытия старого общества, навязанного западной моделью либеральной демократии. Именно территориальное разделение труда раздирало единство государственной территории, доходило до состояния территориальных противостояний с резким обострением, активизацией и участием организованной преступности и содействующего им регионального чиновничества. Привнесенное формирование экономических рынков на неподготовленную почву, бесконтрольная торговля всех уровней и типов, свободное движение капиталов криминального и лжекапиталов неизвестного зарубежного происхождения подорвали все устои зарождающейся системы хозяйствования и перевели ее на административно-криминальные рельсы. Руководящая и направляющая функции всей системы властности были практически блокированы со стороны олигархической криминальной элиты, сросшейся в своих замыслах и действиях с коррумпированными чиновниками периферийного и федерального уровня. Все интересы хозяйствующих субъектов обеспечивали только экономическую заинтересованность территориальных элит в развитии неуправляемого агрессивного разрушительного регионализма.

Выход территориальных субъектов и регионов на международный уровень, как следствие властных упущений и неспособности регулирования проблем регионализма до 2000 года, обусловил появление и прямое участие наиболее важных регионов России в различных формах и структурах международного регионализма. Такая неуправляемость позволила криминальной олигархии организовать своеобразные индустриальные, торговые и финансовые коридоры, системы осуществления транзакций, связывающих индустриальные центры России с международным криминалом без контроля их деятельности со стороны государства. Шел процесс полного разрушения всей системы хозяйствования и депрессии всего властного состояния к концу 2000 года. Но разнузданному регионализму того времени не удалось преодолеть достаточно сильное влияние фактора государственной принадлежности территорий и все попытки административно-территориальных отделений в экономических и криминально-политических интересах местных элит, не произошло.

Что же в действительности помогло избежать такой катастрофы от агрессивно-криминального регионализма? В 2000 году была произведена коррекция программных управленческих функций исполнителям старой Системой, вследствие этого обстановка по властному состоянию достаточно резко изменилась в лучшую сторону для России (Приложение 1). Несмотря на интенсивную и многогранную региональную политику после 2000 года, проблемы регионализма не ликвидированы, а скорее всего, перешли в фазу накопления мощности их будущего противодействия федеральному управлению, поскольку природа и базисная основа их регионально-территориального определения остается прежней. В связи с тем, что этот факт имеет место быть сохраненным и только для условий старой программной управленческой ориентации, то для новых условий Вектора Цели он есть атавизм, требующий совершенно иного функционально-территориального определения, разделения и методологического подхода.

Регионализация в новом осмыслении, с иным методологическим подходом должна обладать не разрушительным эффектом противодействия центру, выступающим против монолитности и ассоциированного государственного политического, экономического и социального единства. Она должна стать задающим стержнем новой системы хозяйствования, предусматривающей гармоничную соборность всех единичных и уникальных функций внутреннего и внешнего уровня, которыми будут наделены новые территориальные определения. Новые территориальные определения исключают разделение географии территорий по национальному, историческому культурологическому, политико-партийному, финансово-клановому и любому другому признаку – как методологический атавизм прошлой регионализации, содержащий в себе все пороки бытия людей прошлого общества. Весь территориальный надел будет определен Системой Управления, а функции и географическая конфигурация каждой новой территории будут зависеть от того, какой основной внутренней и внешней функцией будет обладать Главный Комплекс Управления этой территории, сопровождающий все условия жизнеобеспечения. Внутренними являются уникальные функции, исполняемые для собственной ограниченной значимости и необходимости конкретного региона, а внешние – для обеспечения общего гармоничного состояния «единофункция» всей территории России. В этой связи, регионализация обретает совершенно иной целевой смысл и является сложнейшим инструментом государственного управления, реализация которого возможна только через административное единовластие на принципах ассоциированного функционального единоначалия.

Воплощение будущей регионализации потребует особого состояния и требований к объективности, в этой связи будет уделено особое внимание на процессы внедрения автоматизированных систем контроля и управления. Это коснется в первую очередь энергетической сферы и формирования базовых определяющих социальных условий по обеспечению и сопровождению достаточного уровня бытия Человечества. В этих сферах обеспечения никаких суждений о наличии и существовании рынков и прочих пороков прошлого даже речи быть не может. Именно эти сферы будут под пристальным вниманием и с активным участием Бесструктурной власти.

Нынешнее состояние регионализации чрезвычайно влиятельно и действенно связано с таким же проблемным для России вопросом, как федерализация. Нынешняя политология под федерализацией понимает – процесс реализации на практике принципа федерализма в политико-территориальном устройстве страны путем объединения ранее обособленных единиц или же разделения ранее единичного, унитарного государства на составные части – субъекты федеративного образования.

Воплощение принципов федерализма – это только лишь процесс творчества политических деятелей, особенно элиты периферии, и полностью зависит от тех целей, которые они ставят перед собой в своей деятельности. При этом, совершенно не стоит принимать во внимание какое-то влияние несуществующих в реалии мнений и решений всего населения любого субъекта федеративного образования, поскольку это мнение всегда являлось чисто кабинетным продуктом и с народом никак не связано. Принимая во внимание особенность большинства политических деятелей постсоветского пространства, как исполнителей программных функций в рамках старой Программы (генотипы мозга и управление ими, Приложение 1), как принципы федерализма, так и решения по их воплощению не могли быть постоянны и стабильны по своему состоянию.

Объективно и субъективно состояние федерализации не могло обладать свойством устойчивости по линии «центр-периферия». Объективные причины были заложены самой сутью программного централизованного управления со стороны старой Системы. Они воплощались ее исполнителями только по линии «центр-периферия» и с существенно нарушенной эффективностью воздействия, искаженные своими целями выгоды личностного характера, с одной стороны. С другой стороны, в основе территориального разделения России начали активизироваться явные отклонения от первичных программных территориальных функций, вложенных старой Системой. Начиная с октября 1985 года, комплексы и объекты старой Системы, при определенном воздействии на них, начали функционировать с нарастающим программным сбоем, в том числе и в сфере административного поведенческого управления исполнителей, особенно на территории всего постсоветского пространства. На ведущие роли стал выдвигаться субъективный, т.е. поведенческий фактор, стихийно выделивший лидирующие группировки псевдополитической, олигархической и элитарно-криминалистической целевой ориентации, как периферийного, так и центрального федерального масштабов. Большинство из состава выделившихся группировок по своему генотипу мозга вообще плохо подвергались индивидуальному управлению, это их «особое свойство» и определяло специфику их деятельности, особенно в криминальной сфере. Вследствие стихийности всего происходящего, отсутствия профессионализма и опыта, конъюнктурного характера целей личной выгоды политических выскочек, процесс федерализации привел к разделению территорий постсоветского пространства и России без соблюдения истинного функционального определения. Правда, исполнителям такого ущемленного уровня и не дано было ведать о каких-то функциях территорий. А сама Система уже все больше и больше давала сбои. Таким образом, в России была создана федерация полной функциональной ассиметрии.

Предоставление федеральным центром максимальной свободы российским регионам в ельцинский период с течением времени трансформировалось в понимание этого процесса, как победы местных элит над федеральной властью. Территориальные зоны страны стали замыкаться на систему взаимодействия интересов местной власти и корпораций. Разобщенность России, в том числе и экономическая, угрожала суверенитету государства. С 2000 года происходит обратный процесс, в котором основную роль играл федеральный центр. После инициатив президента, высказанных летом 2004 года, и региональные власти временно вынужденно содействуют этому процессу. Впрочем, такое единодушие наблюдается далеко не во всех регионах России.

Конституционно-правовой статус носил сугубо формальный характер через положения Конституции и не более. Кроме того, большая часть публичных законных территорий, обладающая основным ценностным субститутом – запасами извлекаемых природных ресурсов, была закабалена «регионально-промышленным феодализмом» с их криминальной поддержкой и защитой. Сформировались «теневые субъекты федеративного образования», вне всякого конституционально-правового базиса без публичной и официальной территориальной привязки в сфере цветной металлургии, черной металлургии, горнодобывающей промышленности, в сфере энергоресурсов, лесной промышленности, рыболовном промысле и переработке, в сфере банковской системы и т.д. Такого примера «мафиозных нелегальных субъектов федерального образования» на базе промышленного феодализма, обладающих полным набором признаков федерального образования без легальной территориальной привязки – история стран мира еще не знала. Более того, сфера властности глубоко поражена внедрением в ее ряды представителей от промышленного феодализма, а конструкция государственности по многим ведущим позициям ими же и корректируется. Несмотря на достаточный срок, предоставленный историей для разумных коррекций в действиях по ранее свершенным ошибкам, нынешнее состояние федерализации так и не обрело стабильного состояния и властной уверенности. Легальные субъекты федеративного образования слились с «властью денег» регионально-промышленного феодализма и организовали периферийный управляющий потенциал, способный защищать территориальные интересы местных элит в личностных целях политических выскочек.

Вся сложнейшая ситуация дуэльного противостояния «центр – периферия», а именно политического, экономического, финансового, этногеографического, религиозного, элитарно-криминального и другого характера в сфере федерализма, позволили выработать два подхода к разрешению проблем федерализации. Конституционно–договорный путь, когда центр определяет все процессы и делегирует полномочия регионам, и договорно-конституционный, когда отношения строятся «снизу-вверх» через добровольное делегирование субъектами полномочий центру. Но и это не смогло решить основных проблем по воплощению принципов федерализма на либерально-демократической основе, ликвидировать признаки федеральной ассиметрии. Это только усилило все пороки бытия общества и загнало планку всех социальных проблем на уровень их окончательной неразрешимости и полной кабальной зависимости от интересов и диктата «мирового рынка» на ценные природные сырьевые ресурсы России, обрекая тем самым народ страны на путь окончательного обнищания и социальной гибели.

Современная наука до сих пор не может определить даже тип федерализма в России! А есть ли у нее вообще выход из сложившейся ситуации, каким образом осуществить воплощение истинного российского социального пути для федерализации? Без изменения всей федеративной конструкции и принципиально нового территориального определения для будущих субъектов федеративного образования по объективному функциональному признаку – никаких других шансов у России более не существует.

Вся прежняя федеративная конструкция, состоящая из субъектов федеративного образования, территориально разделенных случайным выбором временных политических демагогов и не обладающих гармонией с программными функциями нового Вектора Целей, является атавизмом для измененных условий и подлежит полной конструктивной замене по этой объективной причине. Что понимается под конструктивной заменой?