Вениамин Фильштинский. Открытая педагогика

этюдами, стали изучать этюдный метод, о чем мы с вами некоторое время и говорили. И вот, уже на втором курсе, наступает момент: давайте снова займемся отрывками.

— Что было зачетом первого курса?

— Этюды, подготавливающие к отрывкам. На втором курсе мы уже делали ассоциативные этюды, мы уже проделали и этюды на преджизнь, и на междужизнь, и на физическое самочувствие и т. д. И вот торжественный момент. Снова приступаем к отрывкам.

Студенты начинают показы. Боже мой! Отрывки не получаются! Опять не получаются. Какая интрига... Нет, честно говоря, некоторые получаются — там, где современная пьеса, где студент семнадцати лет играет молодого человека семнадцати лет, девочка восемнадцати лет играет девочку восемнадцати лет, но все остальные отрывки не получаются. Не получаются отрывки, где другой возраст, не получается, например, Хлестаков или Обломов, или Ка-рандышев, или Сканен, или Смердяков, или Мармеладов, или Гарпагон, или Жорж Данден. В чем загадка? Что же делать с этими проклятыми отрывками? Почему не получается? Ведь душа уже разбужена. Воображение есть. Кто скажет, почему теперь-то не получаются отрывки? Уже перешли на второй курс, а отрывки не получаются. Придется снова откладывать отрывки. Как вы думаете, почему?

— Им не говорили достаточно об отношении между партнерами и о ситуации.

— Почему? Когда делали этюды, проходили каждую сцену, разбирали отношения.

— Текст не знают.

— В принципе знают.

— На первом этапе они работали сами собой, а сейчас они должны понять, что такое персонаж, чтобы они были не только собой, но и персонажем...

— Точно. Вы правы. До сих пор они все-таки учились — «я в предлагаемых обстоятельствах». Я сам собой, моя душа, мои нервы, мой способ мышления. Теперь возникает вопрос характера, другого персонажа. Оказывается, нужно играть не только себя в соответствующих обстоятельствах, а нужно играть другого человека. Человека, у которого другой характер, другая внешность. Ты хочешь сыграть Ричарда III, а он хромой и горбатый. Ты хочешь сыграть Эдипа, а он слепой. Ты хочешь сыграть Хлестакова, а он вертлявый, подвижный, у него танцующая походка. Ты хочешь из поэмы Гоголя «Мертвые души» сыграть Собакевича, а он похож на медведя, толстый, квадратный. Ты хочешь сыграть Дон Кихота, а он ху-

Этапыобучения

дой и длинный. Ты хочешь сыграть Аркадину из «Чайки», а она капризная. Что делать? Я же играю другого, мне же нужно перевоплощаться, быть Хлестаковым или Ричардом, Смердяковым или Гарпагоном, Дон Гуаном или царем Эдипом. Что делать? Продолжим эту тему завтра...

— ...Вы сказали, что ночью вы обязательно подумаете, как переходить к перевоплощению, что нужно для этого. И что же вы придумали?

— Я думаю, что после того, как еще раз были отложены отрывки, мы должны послать студентов на улицу, чтобы они присматривались к людям, или в зоопарк — наблюдать за зверями.

—- Правильно! Возникает необходимость в абсолютно новом упражнении. Оно называется «наблюдения». Оно имеет тысячи всяких разновидностей и нюансов, и тут нужны десятки педагогических ухищрений. Например, в январе в Бухаресте я сделал очень просто: на одном из уроков я остановил занятия и буквально отправил всех на улицу наблюдать за людьми. Собрались снова через полтора часа. Может быть, это был наивный педагогический прием, я так сделал впервые: «Вы ничего не знаете, идите наблюдайте!» Однако они пришли через полтора часа и много интересного подсмотрели на улице.

И вот студенты начинают у нас показывать наблюдения за другими людьми. Начинается с мелочей. Походка человека: покажи, какие ты видел интересные походки. Как человек держит руки, как сидит, как стоит, как смотрит, как носит одежду, как одевается, как говорит. Потом — есть такое упражнение, я его не очень люблю, но в принципе, оно полезное — многие наши педагоги его любят — «животные». Надо сходить в зоопарк, потом показать слона, обезьяну, орла. На этих показах бывает много интересного, острого, смешного. Мы делаем упражнения не только на животных, но и на растения, вещи: «Сыграй шкаф!», «Сыграй стол!»... Однако я считаю, что лучше всю энергию и всю наблюдательность потратить на людей. Официантка в ресторане, милиционер, бомжи, пьяные, нищие — сперва сразу все кидаются на экзотику. Постепенно экзотика исчерпывается, и студенты начинают приносить более тонкие наблюдения. Они уже наблюдают не только на улице, но и дома, у знакомых, у подруг и друзей, они по-другому начинают смотреть телевизор. Их глаз становится более острым. Постепенно они запоминают, как и что говорят люди разных социальных слоев, продавщица в магазине, профессор, балерина...

Вениамин Фильштинский. Открытая педагогика

Что такое наблюдение? Я наблюдаю человека. Я увидел странную походку, дрожащие руки, веселые глаза, необыкновенную одежду. Я начинаю показывать, но даже если я смотрел хорошо, все равно я многое не успел попять — человек промелькнул и исчез. И тогда к моему наблюдению должна быть добавлена догадка. Нужно кое-что наблюдать, а кое о чем догадаться. И таким образом, я начинаю ощущать человека полностью. Я уже показываю не только результат того, что я увидел, по и результат того, о чем я догадался.

Вы скажете: а почему это упражнение не начать с первого курса? Нет, этого делать нельзя. На первом курсе я увидел человека под дождем, но у меня еще нет навыка ощущать дождь. Я догадался, о чем человек думает, но у меня еще нет навыка прослеживать мышление человека. Я догадался, что, видимо, у этой женщины больной ребенок, но на первом курсе у меня еще нет навыка воображения. А сейчас я уже владею триадой. И поэтому я понимаю дождь, я понимаю внутреннюю речь, я понимаю воображение, — я подошел к этому упражнению, оснащенный навыками и умениями первого курса. Сделать хорошее наблюдение — это, фактически, сыграть роль. Это возможно только на втором курсе, когда студенты уже сравнительно опытные актеры.

Постепенно от наблюдений за одним человеком они переходят к наблюдениям за диалогом и показывают уже хорошие парные наблюдения, наблюдения-дуэты. Вы вчера спрашивали о нашем спектакле «Веселится и ликует...» — этот спектакль составлен из наблюдений студентов, там есть замечательные наблюдения за стариками, за людьми среднего возраста.

Зачет третьего семестра — это наблюдения.

— На эти экзамены они приходят с отработанными наблюдениями или с новыми?

— С теми, которые педагоги уже видели и рецензировали. Они делают десятки наблюдений. А мы отбираем лучшие, а потом над лучшими еще работаем.

К теме «Наблюдения» примыкает необходимость изучать творческое наследие Михаила Чехова. Хотя эта тема есть и у Станиславского. Характер, характерность — это то же самое. Тут возникает разговор о разных типах артистов. Говорят: есть герой, герой-любовник, а есть характерный артист. Но это, в сущности, неправильное разделение. На практике, конечно, бывает: один артист более склонен играть людей, которые на него похожи, а характерный артист более склонен играть тех, которые на него не похожи, но в принципе все ведь роли характерные. По большому счету

Этапы обучения

нет ролей без характеров. Потому что и герои-любовники имеют характеры. Дон Жуан — это один характер, а Ромео — другой, а Паратов из «Бесприданницы» — это третий, хотя, казалось бы, все _оПИ _ красивые, мужественные, все — герои-любовники.

Очень важно, какие выводы из нашей работы мы и студенты делаем. После того, как проходим раздел «Наблюдения», мы убеждаемся, что есть два пути работы над ролью. Можно идти от себя, а можно идти от «наблюдения». Это два абсолютно равноправных подхода. Это очень важно. Иногда в русской школе считают так: главное наше направление — это правда, нужно идти от себя и надо этому выучить в театральной школе, а наблюдения — это маленький раздел, это частный случай, это небольшое ответвление от главной дороги Станиславского. Неправда. Это два равноправных пути. Два пути, которые ведут к одной цели. В итоге все равно должен получиться на сцене живой образ, а он все равно смесь моей души и моего наблюдения над другим человеком. Поэтому если я иду от себя, все равно я в итоге должен прийти к характеру, и все равно потом это будет другой человек, нежели я. И поэтому я обязательно, идя от себя, использую свою наблюдательность, свое знание жизни, свое знание других людей. А когда я иду от наблюдения, все равно моя душа в роли должна тоже присутствовать! Все равно я к наблюдению прибавлю свою душу и свои нервы.

И вот мы снова берем отрывки. Теперь мы уже, нам кажется, знаем все: знаем, как идти от себя, знаем, как использовать наблюдения, теперь можно по-настоящему учить слова. Это уже второй семестр второго курса. Начинаем учить слова — и снова не получается... Все знаем! И не получается... Черт его побери!.. Что делать?

— Тогда оставляем школу!..

— Нет уж! Не надо паники. Ведь это все дипломатия педагога. Когда я говорю, что не получается раз, второй, третий — идет определенная педагогическая игра со студентами для того, чтобы они сами сталкивались с проблемой. Было бы нерасчетливо сразу все им рассказать. Нельзя сразу все вместе выдавать, нельзя их головы забивать раньше, чем у них возникнет настоящая потребность что-то узнать. Вот когда они сталкиваются с проблемами практически — тогда начинаем потихонечку им говорить: а тут вот в чем дело... Такая последовательность и логика обучения очень важны. Хотя я часто говорю, что этапы обучения не имеют слишком четких границ. Кроме того, бывает, возвращаемся назад, бывает, что-то смешивается. Самое хорошее дело — возвращаться назад. Приходится об одном и том же говорить десять раз, и это нормально. Причем педагог не имеет права сказать: «Какие вы тупые! Я же вам