УСТАНОВЛЕНИЕ И ПРЕКРАЩЕНИЕ ВЛАДЕНИЯ

1. Римские юристы считали, что владение приобре­тается corpore et animo, но недостаточно одного corpus или одного animus. Это означает, что владение устанав­ливается для данного лица с того момента, когда у него

7-6506

соединились и телесный момент (corpus possessionis) в изложенном выше (§ 1, п. 3) смысле, и владельческая воля в смысле намерения относиться к вещи как к своей.

2. Установить и доказать corpus possessionis, факт об­ладания данного лица данной вещью, по общему прави­лу, не представляет особых затруднений. Но как устано­вить намерение, с которым данное лицо обладает вещью? Лицо является на земельный участок, вспахивает его, за­севает и т.д.; лицо обладает лошадью, ездит на ней и т.п. Как узнать, делает ли оно все это «с намерением отно­ситься к вещи как к своей» или признавая над собой ка­кого-то собственника, т.е. как простой держатель вещи?

Ответ напрашивается сам собой: необходимо выяс­нить так называемую causa possessionis, т.е. то правовое основание, которое привело к обладанию лица данной вещью. Одно лицо получило вещь путем покупки, со­провождавшейся передачей вещи продавцом, другое — получило такую же вещь по договору найма во времен­ное пользование. Осуществляя свое пользование, оба они совершают, быть может, одинаковые действия, но для первого лица эти действия являются показателем вла­дельческой воли, а для второго — они лишь выражение его зависимого держания.

По поводу этого критерия в литературе римского права выражалось следующее сомнение: поскольку вор в римском праве признавался хотя и незаконным, и не­добросовестным, но все-таки владельцем, то неужели римское право требовало и допускало, что лицо, про­сившее защитить его фактическое владение, ссылалось бы в доказательство своего владения на то, что оно вещь украло? Такое абсурдное положение не могло иметь мес­та потому, что доказывать causa possessionis вообще пря­мо не требовалось. Исходным положением было то, что если лицо фактически пользуется вещью для себя, то предполагалось, что у него есть намерение относиться к вещи как к своей. А если другая сторона желала это предположение опровергнуть, то ей и нужно было со­слаться на то, что лицо получило вещь по такому осно-

ванию, которое исключает владельческую волю (напри­мер, что вещь получена по договору найма).

3. В отношении animus possessionis (владельческой воли) применялся принцип: nemo sibi causam possessionis mutare potest (D. 41.2.3.19), никто не может изменить сам себе основание владения. Этот принцип не имел такого смысла, что если лицо в данный момент обладает вещью, допустим, по договору найма и, следовательно, является держателем вещи, то оно никогда и ни при каких усло­виях не может превратиться во владельца или, наоборот, владелец никогда не может стать держателем. Такая пе­реквалификация в практике бывала нередко. Например, лицо отдало другому свою вещь на хранение. Хранитель признавался держателем вещи. Но до истечения срока хранения он мог купить полученную на хранение вещь у того, кто дал ему ее на хранение. Для передачи права собственности по римскому праву недостаточно одного договора купли-продажи, нужна еще фактическая пере­дача вещи. Однако в данном примере вещь уже находит­ся у покупателя, она ему была передана по договору хра­нения. Бесцельно было бы требовать, чтобы хранитель вернул вещь продавцу, а тот вторично передал бы ее то­му же самому лицу, но уже не как хранителю, а как по­купателю. Вещь при указанной обстановке считалась пе­реданной на новом основании, без новой фактической ее передачи (это называют traditio brevi manu, передача «ко­роткой рукой»). Намерение обладателя вещи в силу но­вого основания (купля-продажа) считалось изменившим­ся: лицо из держателя превращалось во владельца.

Возможно обратное: лицо, являющееся одновремен­но и собственником, и владельцем вещи, продает ее, причем договаривается с покупателем, что в течение, на­пример, месяца вещь останется у продавца (для пользо­вания, хранения и т.п.). И в этом случае фактической передачи вещи не произошло, но в силу нового основа­ния прежний владелец превращался в держателя (кото­рый будет держать вещь на имя покупателя); в средние века такое превращение владельца в держателя назвали constitutum possessorium.

Таким образом, изменить основание владения было можно, но не простым изменением намерений лица, ни в чем не выразившимся вовне, а только путем соверше­ния соответствующих договоров, как в приведенных примерах, или путем иных действий прежнего держателя в отношении владельца и т.п. Правило «никто не может изменить себе основание владения» понимается, следова­тельно, только в том смысле, что не считаются с одним изменением внутренних настроений лица, не проявив­шемся вовне.

4. Владение может быть приобретено не только лич­но, но и через представителя, т.е. через лицо, действую­щее от имени и за счет другого лица. Классический юрист Павел говорит по этому поводу так: «Мы можем приобрести владение через представителя, опекуна или попечителя. Но если названные лица приобретут владе­ние от своего имени не с тем намерением, чтобы только оказать нам услугу, они не могут приобрести для нас. Наоборот, если сказать, что мы не приобретаем владение и через тех, которые захватывают владение от нашего имени, то оказалось бы, что не имеет владения ни тот, кому вещь передана (т.е. представитель), так как у него нет владельческой воли, ни тот, кто передал вещь, так как он уступил владение» (D.41.2.1.20).

Из этого видно, что для приобретения владения че­рез представителя требовались следующие условия. Представитель должен был иметь полномочие приобре­сти владение для другого лица, будет ли это полномочие вытекать из закона (как у опекуна) или из договора. Да­вая представителю такое полномочие, лицо тем самым заранее выражало свою владельческую волю (animus pos-sessionis). Другой элемент владения (corpus possessions) осуществлялся в лице представителя, но требовалось, чтобы представитель, приобретая вещь, имел намерение приобрести ее не для себя, а для представляемого.

При наличии названных условий владение представ­ляемого лица считалось возникшим в тот момент, когда представитель фактически овладел для него вещью, хотя

бы в этот момент представляемый еще не знал о факте овладения вещью.

5. Прекращение владения. Владение утрачивалось с ут­ратой хотя бы одного из двух необходимых элементов — corpus possessions или animus possessionis. Так, владение лица прекращалось, как только вещь выходила из его обладания (в указанном выше, § 1, п. 3, смысле) или ли­цо выражало желание прекратить владение (отчуждало вещь). Владение прекращалось в случае гибели вещи или превращения ее во внеоборотную вещь (см. ниже, гл. III, § 1, п. 7).

Если владение осуществлялось через представителя, то оно прекращалось, помимо воли владельца, в том слу­чае, если прекратилась возможность обладания вещью и в лице представителя и в лице представляемого. Пока тот или другой из них еще могли проявлять свою власть над вещью, вещь считалась во владении представляемого.

ЗАЩИТА ВЛАДЕНИЯ

1. В отличие от держания владение пользовалось са­мостоятельной владельческой защитой. Характерная чер­та владельческой защиты заключалась в том, что в про­цессе о владении не только не требовалось доказательст­ва права на данную вещь, но даже и не допускалась ссылка на такое право. Для того чтобы получить защиту владения, необходимо установить факт владения и факт его нарушения. В источниках римского права эта мысль выражена с явным преувеличением: «между собственно­стью и владением нет ничего общего» (D.41.2.12.1). Пре­увеличение здесь в том, что нормально вещью владеет тот, кому она принадлежит на праве собственности; в этом смысле в большинстве случаев между владением и собственностью общее есть.

Поскольку во владельческом процессе доказывались только факты, а вопрос о том, кому принадлежит право на владение данной вещью оставался в стороне, владель­ческий процесс являлся, с одной стороны, более легким в отношении доказывания претензии (доказать право

собственности на вещь нередко представляет большие трудности); с другой стороны (в силу той же причины), владельческая защита имела только предварительный (или провизорный) характер: если в результате спора о владении вещь присуждалась не тому, кто имел на нее право, то этот последний мог затем предъявить свой соб­ственный иск (виндикацию). Если ему удавалось дока­зать право собственности (а не только факт владения), он мог истребовать вещь от фактического владельца.

Владельческая защита, построенная на выяснении одних только фактов (владения и его самоуправного на­рушения), вне зависимости от вопроса о праве на владе­ние данной вещью, называлась поссессорной (possessor-ium); защита прав, требующая доказательства наличия у данного лица права, называлась петиторной (petitorium).

2. В литературе римского права является спорным вопрос: как объяснить основание, по которому государст­во оказывало защиту владельцу, не проверяя правомер­ности его владения и даже не позволяя другой стороне в процессе ссылаться на свое право владеть данной ве­щью? Среди разных точек зрения, выражавшихся по данному вопросу, следует отметить две, пользующиеся наибольшим признанием.

Одно объяснение' сводится к следующему. Совпаде­ние в одном лице и собственника и владельца встреча­лось в жизни настолько часто, что можно было предпо­лагать (пока не доказано иное), что, кто владеет вещью, тот и собственник, и обратно — раз у данного лица нет вещи во владении, следовательно, ему не принадлежит и право собственности. Исходя из нормального, постоянно наблюдаемого в жизни совпадения в одном лице вла­дельца и собственника, государство в целях наилучшей защиты собственника облегчало его положение как вла­дельца тем, что охраняло владение, не требуя доказатель-

Представители этой точки зрения: — германский ученый: Иеринг. •Об основании защиты владения (русский перевод 1883 г.); в русской литературе: Муромцев С.А. Очерки общей теории гражданского права (1877 г.); его же. Гражданское право древнего Рима (1883 г.).

ства права собственности и не позволяя затягивать про­цесс ссылкой ответчика на его право собственности. Ес­ли же в отдельном конкретном случае оказывалось, что вещь находилась в незаконном владении лица, которое получило защиту благодаря указанной особенности вла­дельческого процесса, то претендующему на эту вещь лицу предоставлялась возможность прибегнуть к пети-торному процессу, доказать свое право собственности и истребовать вещь. Это объяснение во многом соответст­вует нормам римского права: владельцами по римскому праву могли быть только те же лица, которые были спо­собны приобретать право собственности; предметами владения признавались только вещи, на которые могло быть право собственности (нельзя владеть публичной до­рогой, общественным театром и т.п.).

Другое, часто встречающееся объяснение сводится к тому, что упрощенная владельческая защита была одной из мер борьбы с самоуправством'. Фактически сложив­шиеся отношения не должны нарушаться по усмотрению отдельных лиц, считающих, что вещи могут находиться во владении не тех, кто ими фактически обладает, а в их вла­дении. Изменение фактического положения вещей воз­можно только через посредство суда, т.е. путем предъяв­ления иска. Если же лицо посягало на чужое фактическое владение помимо суда, государство ограждало владельца, даже если он и не имел права на владение. Это объясне­ние можно было бы признать удовлетворительным, на­пример, для современного буржуазного права, не разли­чающего «владельцев» и «держателей». Но применительно к римскому праву оно не соответствует его особенности, выражающейся в том, что значительные массы фактиче­ских обладателей вещей, но являющихся только держате­лями, не пользовались владельческой защитой.

При этом объяснении остается без ответа вопрос, почему самоуправное посягательство на обладание ве-

' Представители этой точки зрения: Savigny. Das Recht des Besitzes. 1 изд., 1803; в русской литературе: Покровский И.А. История римского

права, 1917.

щью держателя (например, хранителя вещи, арендатора и т.п.) является менее опасным и не дает этому фактиче­скому обладателю вещи основания получить скорую и облегченную защиту.

Таким образом, более правдоподобным объяснением основания поссессорной защиты в римском праве надо признать первое из изложенных.

3. Владение защищалось не исками (actiones), a интердиктами (см. разд. II, § 5, п. 2). ;

Владельческие интердикты давались или для того, чтобы защитить от самовольных посягательств на вещь владельца, еще не утратившего владения, т.е. чтобы удер­жать за ним владение (это — interdicta retinendae posses-sionis, интердикты «об удержании владения»), или же для того, чтобы вернуть утраченное владение (interdicta recu-perandae possessionis, интердикты «о возврате владения»).

Классическое право знало два интердикта, направ­ленных на удержание владения: interdictum uti possidetis для защиты владения недвижимостью, и interdictum utrubi для защиты владения движимой вещью. Interdictum uti possidetis назван так по начальным словам преторской формулировки интердикта: «как вы теперь владеете.., так и должно остаться, я (претор) не позволю применять на­силие, направленное на изменение существующего владе­ния». По интердикту uti possidetis защита обеспечивалась не всякому владельцу, а только тому, кто владеет недви­жимостью, «пес vi пес clam пес precario ab adversario». Это значит, что владельческая защита недается тому, кто за­хватил недвижимость силой (vi) от того, кто является дру­гой стороной в процессе (ab adversario), не дается, далее, защита тому, кто захватил недвижимость тайно (clam) по отношению к другой стороне — противнику в процессе;

наконец, не получает защиты тот, кто получил недвижи­мость от противника в процессе в пользование до востре­бования (precario, D.43.27, l.pr.).

Таким образом, если незаконный захватчик недви­жимости просил защитить его владение от посягательств не того лица, у которого он незаконно захватил эту не­движимость, а от посягательств со стороны какого-то

третьего лица, то незаконный захватчик получал защиту с помощью интердикта uti possidetis. Если же его против­ником в процессе был как раз тот, в отношении кого у него имеется один из трех названных пороков владения (получение вещи vi, clam или precario), то по интердикту uti possidetis недвижимость присуждалась во владение другой стороне.

В последнем случае исход дела был таков, что ин­тердикт, предъявленный одним лицом для удержания своего владения, приводил к возвращению владения дру­гой стороне в процессе. Это необычно для гражданского процесса; гражданский процесс вообще кончается или присуждением в пользу истца, или отказом в иске, но не присуждением в пользу ответчика, как в данном случае.

Поэтому интердикт uti possidetis называют «двой­ным» в том смысле, что хотя здесь есть, конечно, заяви­тель, инициатор процесса, но нет истца и ответчика; ка­ждая сторона может оказаться на положении ответчика. Interdictum utrubi также получил название по начальному слову интердикта: «где (utrubi, т.е. у кого из сторон) вещь...» и т.д. Интердиктом utrubi защищалось владение движимыми вещами. Защита давалась тому, кто за по­следний год провладел вещью больше времени, притом получил вещь в отношении другой стороны без тех же пороков, которые служили препятствием для защиты и по предыдущему интердикту (D.43.31.1). Таким образом, и utrubi был интердиктом «двойным»; процесс и в этом случае мог закончиться закреплением владения не за тем, кто предъявил интердикт, а за другой стороной.

При Юстиниане давался единый интердикт для удер­жания владения, а именно uti possidetis, как для защиты владения недвижимыми, так и движимыми вещами.

К другой категории владельческих интердиктов, а именно интердиктов для возврата владения (recuperandae possessionis), относились интердикты unde vi и de precario. Interdictum unde vi дается юридическому вла­дельцу недвижимостью, насильственно (vi) лишенному владения. В процессе по интердикту unde vi не допуска-

лась не только ссылка ответчика на свое право собствен­ности, но даже и ссылка на то, что лишившийся вследст­вие насилия владения недвижимостью сам приобрел вла­дение vi, clam или precario в отношении ответчика. В случае подтверждения факта насильственного отнятия у истца недвижимости ответчик по интердикту unde vi присуждался к возвращению истцу недвижимости со всеми плодами и приращениями (за время после отнятия владения) и к возмещению убытков (D.43.16.6 и др.).

При Юстиниане interdictum unde vi был распростра­нен и на случай самовольного захвата недвижимости в отсутствие владельца (С. 8.4.11).

Interdictum de precario давался лицу, предоставивше­му свою вещь другому в так называемое прекарное поль­зование, т.е. в бесплатное пользование до востребования, если лицо, взявшее вещь на этих условиях, не возвраща­ло ее по первому требованию. Этот интердикт не являлся последовательно поссессорным, так как в случае его предъявления ответчик мог выставить в качестве возра­жения не только ссылку на невозможность вернуть вещь, наступившую помимо вины ответчика, но также и ссыл­ку на то, что в данное время ответчик — уже собствен­ник вещи (D.43.16.2. рг. 4, § 3 и др.).

4. Добросовестный владелец помимо интердиктов имел еще специальное средство защиты — actio in rem Publiciana. Этот иск давался лицу, владение которого от­вечало всем требованиям, необходимым для приобрете­ния вещи по давности, за исключением лишь истечения давностного срока (см. ниже, гл. III, § 3,п. 4). Для того чтобы дать такому владельцу защиту, претор включал в форму иска предписание судье предположить, что истец провладел давностный срок и, следовательно, приобрел право собственности.

Таким образом, actio Publiciana служит примером «иска с допущением фикции» (см. разд. II, § 4, п. 5).

Поскольку actio Publiciana предполагала добросове­стность владения истца, а также законный способ при­обретения владения (не приведший к приобретению пра-

ва собственности только в силу некоторого обстоятельст­ва, например потому, что отчуждатель вещи сам не имел на нее права собственности), этот иск нельзя назвать владельческим (поссессорным) средством защиты; скорее это средство защиты права (так называемое петиторное средство).

Добросовестный владелец получал защиту по actio Publiciana только против недобросовестных владельцев, но не против собственника или такого же, как и истец, добросовестного владельца. Actio Publiciana давалась также для защиты так называемого «преторского собст­венника» (об этом см. ниже, гл. III, § 1, п. 5).