ПЕРЕДАЧА ДЕНОТАТИВНОЙ ФУНКЦИИ ЯЗЫКА

Предисловие

Переводоведенье, возникшее в середине XX в., имеет вполне уста­новившиеся традиции научных и прикладных исследований, В наши дни широкое распространение получила теория, рассматривающая пе­ревод как акт межъязыковой коммуникации. Преимущество этой тео­рии заключается в том, что в ней переводческие явления рассматрива­ются через призму коммуникативных установок и различий в способах их выражения в конкретной паре языков. Не менее важен ее прагма­тический аспект, предполагающий сопоставление не только двух язы­ков, но и двух культурных общностей.

Цель пособия состоит в том, чтобы способствовать более широкому применению положений коммуникативной модели в практике учебно­го перевода. Не секрет, что многочисленные научные открытия по­следних лет, позволяющие заглянуть в сущность механизмов перевода, остаются на страницах научных докладов и статей, тогда как в учебных аудиториях до сих пор имеют широкое хождение представления и учебники пятидесятилетней давности.

Материалы пособия, апробированные автором в ходе занятий со студентами переводческих факультетов и слушателями курсов по­вышения квалификации переводчиков, могут представлять интерес не только для специалистов, но и широкого круга лиц, интересующихся проблемами перевода.

Е.В. Бреус. Теория и практика перевода с английского на русский

НЕМНОГО ТЕОРИИ

Что такое перевод? Можно ли научиться переводить?

Для того чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим вкратце исто­рию перевода и состояние переводоведения в наше время.

Само слово перевод имеет несколько значений— вид человече­ской деятельности, процесс перехода от исходного языка к языку пере­вода, полученный в результате этого текст и, наконец, осмысление за­кономерностей переводческого процесса.

Перевод как вид человеческой деятельности имеет долгую историю. Своими корнями он восходит к тем временам в истории человечества, когда праязык начал распадаться на свои отдельные разновидности и возникла необходимость в людях, способных выступать в роли по­средников при общении представителей разных языковых общин.

В последующие периоды перевод занимал важное место в жизни многонациональных империй и государств. Известно, что указы вла­стителей древнего Вавилона и Ассирии переводились на главные язы­ки народов, входивших в состав этих империй.

Позже широкое распространение получил перевод религиозных текстов, а затем литературных произведений. У переводчиков есть свои святые и мученики. Святой Иероним был канонизирован за пере­вод Библии с древнегреческого на латинский язык в IV в. н.э. В 1545 г. по приговору Святой Инквизиции был казнен Этьен Доле: ему ставили в вину перевод на латинский язык Диалогов Платона, в которых выска­зывалась мысль о возможности перевоплощения души.

Несмотря на долгую историю перевода как вида человеческой дея­тельности, наука о закономерностях переводческого процесса возникла лишь в середине XX в. Столь запоздалое ее становление объясняется, по-видимому, самим характером перевода, который соотносится со многими дисциплинами. Перевод в отличие, скажем, от исследования физических или химических свойств веществ возникает не в отдель­ной, самостоятельной области, а на стыке ряда областей. В нем сопос­тавляются не только разные языки, но и соответствующие культуры с их мировоззренческими, социальными и поведенческими особенно-

стями. Понимание перевода поэтому зависит не только от прогресса в области языкознания, но и от степени осознания его комплексной при­роды, а также уровня развития целого ряда смежных наук. В середине XX в. все эти условия начинают постепенно выполняться.

Другая причина кроется в уровне востребованности перевода и пе­ременах в характере работы переводчика.

До XX в. масштабы переводческой деятельности были сравнитель­но ограниченными, переводчиков было мало, и они повышали свою квалификацию в основном следуя указаниям мэтра.

В начале XX в. происходит явление, получившее название инфор­мационного взрыва. Создание Лиги Наций, а затем и Организации Объединенных Наций повлекло за собой беспрецедентное увеличение личных контактов и объема печатных материалов. Одновременно про­исходили многократное расширение международных контактов среди ученых и работников культуры, рост туризма и увеличение междуна­родной переписки. Все это хорошо известно. Менее известен тот факт, что вслед за информационным взрывом последовал "переводческий взрыв". Возникла острая необходимость в большом количестве пере­водчиков — профессионалов высокой квалификации, способных за ко­роткий срок переводить большой объем текстов самого разнообразного характера. Для подготовки требуемого количества опытных перево­дчиков были созданы многочисленные школы, где их должны были го­товить. И тут стало ясно, что без понимания сущности перевода, науч­ного обобщения задействованных в нем механизмов не может быть и действенной методики преподавания этой дисциплины. Остро встал вопрос о необходимости создания переводческой науки.

Одна из первых попыток создания полноценной теории перевода' была предпринята в трудах русских ученых А.В. Федорова и Я.И. Рец-кера. Они разработали лингвистическую теорию перевода, получив­шую название теории регулярных соответствий. Полного осознания перевода как междисциплинарного явления еще не было, и внимание исследователей вполне обоснованно было сосредоточено на его языко­вом аспекте.

Значение этой теории трудно переоценить. Ее авторы были пионе­рами, одними из первых среди тех, кто дал четкое определение перево­дческих процессов. Они нащупали два узловых понятия в переводе — переводческие соответствия и переводческие преобразования.

Важнейшим достижением созданной ими теории является опреде­ление механизмов перевода, основанных на взаимоотношениях между логическими понятиями. Это трансформации генерализации и конкре­тизации наряду с метонимическим и антонимическим видами перевода.

Положения теории регулярных соответствий легли в основу боль­шого количества учебников и учебных пособий, на которых воспиты­валось не одно поколение переводчиков.

Теория регулярных соответствий была началом огромной работы, и в ней, естественно, были свои недочеты. Основным среди них было от­сутствие четкой грани между языком как набором формальных средств и речью, понимаемой как использование формальных языковых средств для целей общения. В качестве соответствия — основы для со­поставления двух языков — использовались языковые единицы, слова и грамматические конструкции. Об этом свидетельствуют названия разделов в учебных пособиях, озаглавленные "Перевод прилагатель­ных", "Перевод артикля" и т.п.

В каждом языке существует своя, присущая только ему система формальных отношений, поэтому выбор формальных единиц в качест­ве переводческого соответствия является в принципе неверным.

Вместе с тем нужно подчеркнуть, что в своем последующем разви­тии теоретическая мысль не отвергла теорию регулярных соответствий. Впитав ее достижения, она пошла по пути преодоления присущих ей недостатков. Сказанное, в частности, относится к фундаментальному понятию переводческого соответствия, трактуемому как основа для со­поставления задействованных в переводе языков. Сохраняя это поня­тие, каждая последующая модель наполняла его иным содержанием. В трансформационной модели перевода основой для сопоставления двух языков служат глубинные ядерные структуры, в семантической моде­ли — семантические компоненты, а в ситуативной — предметная си­туация.

Размеры пособия не позволяют остановиться более детально на ка­ждой из этих моделей. Их подробное описание и библиографию можно найти в книге А.Д. Швейцера "Перевод и лингвистика". Здесь хотелось бы лишь отметить, что все они содействовали лучшему пониманию пе­реводческого процесса и обогащали теорию перевода, придавая ей все большую объяснительную силу.

Возникновение каждой модели объяснялось желанием преодолеть недостатки предшествующей теории. Общим недостатком названных выше моделей было то, что они ограничивались описанием лишь од­ной стороны языкового общения, а именно, передачей информации об окружающем мире. Использование данных не только языкознания, но и других наук, в частности теории коммуникации и культурологии, по­зволило преодолеть этот недостаток и многократно расширить пони­мание механизмов перевода.

Современная теория перевода в качестве отправной точки исходит из того, что перевод, как и язык, является средством общения. Отсюда название этой теории — коммуникативная модель перевода. Сущест­вует немало описаний перевода, отражающих те или иные его особен­ности как акта межъязыковой коммуникации. Среди них— одно из наиболее разработанных— предлагается в трудах немецких ученых О. Каде и А. Нойберта. Своим последующим развитием коммуника­тивная теория во многом обязана исследованиям русских ученых В.Н. Комиссарова и А.Д. Швейцера. Их вклад в современное понима­ние переводческого процесса и разработку методических материалов для курса учебного перевода трудно переоценить.

Сущность коммуникативной модели можно представить в виде сле­дующей схемы:

О=>Т=>П

U

п'/о1 => т1 => п2

Отправитель О порождает текст Т, предназначенный для получате­ля П. Переводчик, выступающий в двоякой роли, — получателя П1 и отправителя О1 — переводит полученный текст и направляет текст пе­ревода Т1 получателю П2. Звено О =* Т в коммуникативной цепи обо­значает цель, которую ставит перед собой отправитель О, или его ком­муникативное намерение. Таким намерением может быть:

сообщение получателю П каких-либо фактов об окружающем мире;

стремление отправителя О выразить свое отношение к сообщаемой информации;

желание проверить канал связи с получателем П;

передача информации относительно используемого в общении языка;

побуждение получателя П к совершению каких-либо действий по­средством команды;

постановка акцента на языковой форме.

В лингвистической литературе для обозначения коммуникативного намерения отправителя используется термин языковая функция. Как следует из вышесказанного, таких функций шесть:

денотативная; дается описание денотата, т.е. отображаемого в язы­ке сегмента объективного мира;

экспрессивная; установка делается на выражении отношения отпра­вителя к порождаемому тексту;

контактноустановительная, или фатическая; установка на канал связи;

металингвистическая; анализируется сам используемый в общении язык;

волеизъявительная', передаются предписания и команды;

поэтическая; делается установка на языковые стилистические средства.

Звено Т => П воспроизводит завершающий этап в процессе внутри-языкового общения, то, в какой мере отправителю О удалось донести до получателя П свои коммуникативные намерения. Эта часть имену­ется коммуникативным эффектом. Степень коммуникативного эффек­та зависит от двух условий. Прежде всего от действенности, или эф­фективности, выбираемых отправителем языковых средств. Во-вторых, от фоновых знаний получателя, т.е. степени его информированности о предмете общения.

Мы рассмотрели первую часть схемы, описывающий акт общения в пределах исходного языка. Перейдем ко второй части, где перевод рас­сматривается как акт межъязыковой коммуникации.

Звено Т ^ П1 коммуникативной цепочки обозначает отношение пе­реводчика, выступающего в роли получателя П1, к исходному тексту Т. Речь идет о влиянии на принимаемые им решения его мировоззрения, вкусов, знакомства с предметом и т.п. Именно это имеют в виду, когда говорят, что каждый переводчик переводит сам себя. Тема весьма ин­тересная, но в круг нашего рассмотрения не входит.

Звено О1 => Т1 соответствует отрезку О => Т в контуре внутриязы-кового общения, обозначающего коммуникативное намерение отпра­вителя О, и отражает одно из принципиальных положений коммуника­тивной модели перевода. Суть его состоит в том, что коммуникативные намерения отправителя исходного текста образуют ту основу, на кото­рой происходит сопоставление исходного и переводящего языков. В исходном языке цели общения выражаются посредством своих, при­сущих только ему языковых средств. В задачу переводчика входит отыскание их соответствий, т.е. лексических и грамматических единиц, которые используются в переводящем языке для выражения тех же са­мых целей общения.

Напомним, что было сказано выше о трактовке термина соот­ветствие в других моделях перевода. В коммуникативной модели это понятие также сохраняется, но наполняется иным содержанием. Здесь в качестве основы для сопоставления двух языков используются понятия коммуникативной установки и коммуникативного эффекта.

Поиск переводческого соответствия сопряжен со всевозможными лексическими и грамматическими преобразованиями, или трансформа­циями. Используя этот термин, надо учитывать, что преобразование не означает каких-либо изменений в исходном тексте. Речь идет лишь о 8

том, что в переводящем тексте для выражения аналогичных целей об­щения используются иные лексические и грамматические средства.

Может также возникнуть вопрос, почему, критикуя понятия лекси­ческих и грамматических проблем перевода, до сих пор широко бы­тующих в учебной практике, мы сами на них постоянно ссылаемся? Дело не в самих лексических и грамматических средствах, а в том мес­те, которое им отводится. Нельзя говорить о переводе прилагательных, артикля или интернациональной лексики. Как было показано выше, основой для сопоставления в переводе являются элементы коммуника­тивного процесса, в частности цели общения. На них должно быть в первую очередь направлено внимание переводчика. Что касается слов и грамматических конструкций, то они служат как бы знаками, сигна­лизирующими о таких элементах. Опора на лексические и формальные средства исходного языка позволяет переводчику определить цели об­щения, которые ставит перед собой отправитель, а затем, отталкиваясь от языковых средств оригинала, найти языковые средства, необходи­мые для выражения тех же целей общения в переводящем языке.

Вернемся к рассмотрению схемы переводческого процесса. Ее за­вершает звено Т1 => П2, обозначающее отношение получателя П2 к пе­реведенному тексту Т1.

Выше уже отмечалось, что при переводе сопоставляются не только два языка, но и две культуры в широком понимании этого слова. То, что совершенно ясно получателю оригинального текста, может вызвать непонимание у получателя текста перевода. В задачу переводчика по­этому входит не только отыскание эквивалентных соответствий для передачи коммуникативной установки отправителя, но и предоставле­ние получателю необходимых пояснений, когда на пути правильного восприятия целей общения стоят межкультурные различия.

Так в самых общих чертах выглядит схема, отражающая современ­ное представление о переводе как акте межъязыкового общения. Пояс­ним сказанное на конкретных примерах.

Перевод является тождественным, или эквивалентным, в том слу­чае, если реакция иноязычного получателя во всех существенных чер­тах соответствует реакции получателя сообщения на исходном языке.

Применительно к денотативной функции это означает понимание иноязычным получателем заложенной в тексте сообщения информации об окружающем мире. Высказывания типа "Не lives in Moscow" — "Он живет в Москве", где перевод сводится к замене одних языковых зна­ков другими, являются довольно редкими. Как правило, для того чтобы мысль оригинала была понятна получателю, в переводе приходится использовать фразы, являющиеся трансформом исходного высказыва-

1 Зак. 175 9

ния. Сюда входит широкий круг преобразований — замена активной конструкции пассивной, существительного глаголом, подлежащего об­стоятельством и др.:

The doctor has been sent for. За доктором послали.

She is a good cook. Она вкусно готовит.

The bus seats 30. В автобусе 30 мест для сидения.

При передаче экспрессивной функции, отражающей отношение от­правителя к тексту, задача переводчика состоит в том, чтобы сохранить экспрессивный эффект оригинала. При этом следует учитывать, что внешне однотипные стилистические средства подлинника и языка пе­ревода могут не совпадать по степени экспрессивности. Переводчик должен иметь это в виду и в случае необходимости заменять их други­ми. Наглядный пример такого преобразования находим в работах Я.И. Рец-кера. В газетной статье, посвященной лидерам консервативной партии в Англии, об одном из них сказано так:

Butler: donnish, dignified and dull.

Это не просто анализ достоинств и недостатков известного полити­ка, а остроумная сатирическая зарисовка, юмористический эффект ко­торой передается посредством аллитерации. В русском языке аллите­рация занимает значительно более скромное место, и попытки сохра­нить ее при переводе могут привести к тому, что установка на юмори­стический эффект подлинника не будет правильно передана. Сохранить ее позволяет рифмованное словосочетание. Вот предлагаемый Я.И. Рец-кером перевод:

Батлер: академичен, приличен и скучен.

Из этого примера следует еще один вывод: передача экспрессивной функции оказывается важнее, чем сохранение значения отдельных слов. "Dignified" и "приличен" не совсем одно и то же. "Dignified" ско­рее значит "исполненный достоинства", "импозантный". Тем не менее предлагаемый перевод полностью обоснован, так как установка на юмористический эффект здесь играет доминирующую роль. Она ото­двигает на задний план денотативную функцию и диктует выбор язы­ковых средств в процессе перевода.

Несколько иные проблемы возникают при передаче фатической (контактноустановительной) функции, связанной с установкой на под­держание контакта между участниками коммуникативного акта. На­глядным видом использования фатической функции является обмен приветствиями при встрече знакомых друг другу людей. Произнося слова приветствия или обмениваясь несколькими общими фразами,

они тем самым дают друг другу понять, что канал общения между ни­ми открыт и может быть использован для передачи более важной ин­формации.

Аналогичную функцию выполняет так называемая вербальная пау­за, набор речевых сигналов в виде ничего не значащих слов или про­сто звука "м-м-м", свидетельствующих о том, что отправитель не зна­ет, как лучше сформулировать свою мысль, и просит получателя не то­ропиться с использованием канала общения. Со своей стороны получа­тель может давать знать, что сообщение интересует его, и он продол­жает слушать.

Эти сигналы реализуются по-разному в каждом языке (ср. русское Так вот... Да... Неужели? Интересно... и английское Well... I see... Is that so? Oh, yes!).

А.Д. Швейцер отмечает случаи использования высказываний, вы­ступающих одновременно в денотативной и фатической функциях.

В качестве примера он приводит фразу "I don't know". В первом вы­сказывании эта фраза используется в своем прямом значении, а во вто­ром — в качестве вербальной паузы:

— Сколько лет Ричарду?

— Я не знаю.

— Почему никто больше не прие­хал из Оксфорда?

— Да как вам сказать? Наверное, они сейчас все за границей или на ра­боте, а у некоторых нет денег на про­езд (А.Д. Швейцер, 1973,68).

Русский язык более строго, чем английский, соблюдает логическую последовательность событий. За первой частью ответа ("I don't know") следует объяснение причин отсутствия студентов. Оно служит сигна­лом того, что названная фраза используется в фатической функции (по-русски нельзя сказать "Я не знаю" и тут же объяснить причины отсут­ствия). Этот пример является еще одним подтверждением ранее отме­ченной закономерности, согласно которой выбор языковых средств в процессе перевода определяется тем, какая коммуникативная установ­ка является доминирующей.

Металингвистическая характеристика речи связана с установкой на сам используемый в общении язык. Иногда она также может домини­ровать над остальными целями общения. Вот пример из романа Ч. Дик­кенса "Крошка Доррит" в переводе Е. Калашниковой:

— Предпочтительнее говорить 'папа", моя милочка, — заметила мис-

1*

vulgar, my dear. The word "Papa" besides, gives a pretty form to the lips. Papa, po­tatoes, poultry, prunes, and prisms are all very good words for the lips, especially prunes and prisms".

сие Дженерал. — "Отец" звучит не­сколько вульгарно. И, кроме того, слово "папа" придает изящную форму губам. Папа, пчела, пломба, плющ и пудинг — прекрасные слова для губ, в особенности плющ и пудинг.

Волеизъявительная функция в английском языке наряду с другими языковыми средствами может быть передана посредством модальных вопросительных предложений. В переводе они часто приравниваются к русским повелительным предложениям:

May I speak to Mrs. Joan, please? Won't you sit down?

Позовите, пожалуйста, госпожу Джоун. Садитесь, пожалуйста.

Наконец, поэтическая функция, в которой упор делается на самой форме речевого высказывания, также часто выражается средствами, не воспроизводимыми в переводе. Такая проблема возникает, например, при передаче каламбуров. Поиск их соответствия в переводящем языке бывает связан со значительными модификациями значения английских слов. Показательный пример, раскрывающий логику переводческого решения в подобной ситуации, приводит в своей книге Нора Галь: "Человек пришел посмотреть на торжественную и скорбную процес­сию — хоронят королеву.

I'm late —

И ему возражают: Not you, sir. She is.

У английского слова "late" — два значения. Герой спрашивает, имея в виду первое значение: Я не опоздал? И слышит в ответ второе значе­ние: Вы не покойник, сэр. Покойница (или — скончалась) она.

Как быть?

Переводчику пришлось отказаться от игры буквальной, на двойном смысле именно этого слова, и обыграть нечто соседнее.

Все кончено?

Не для вас, сэр. Для нее.

Слово обыграно другое, а смысл и настроение сохранились, ничего не отнято у автора, не проиграл и читатель" (Н. Галь, 1975,148).

Для достижения адекватного коммуникативного эффекта перево­дчик наряду с передачей языковых функций должен учитывать, что получатели текстов на исходном и переводящем языках являются но­сителями разных культур. По причине различий в мировоззрении, ис­ходных знаниях, представлениях и поведенческих нормах их воспри­ятие одного и того же текста может быть не одинаковым. А если со­держание исходного и конечного текстов воспринимается по-разному,

то перевод как двуязычный коммуникативный акт не достигает своей

цели.

В работе одного из авторов коммуникативной модели перевода А. Нойберта это положение иллюстрируется следующим примером:

I came to Warley on a wet September В Уорли я приехал дозвдливым

morning with the sky the gray of Guiseley сентябрьским утром. Небо казалось

sandstone. высеченным из серого песчаника.

Словосочетание "Guiseley sandstone", по-видимому, вполне понятно английскому читателю и вызывает у него конкретные образные ассо­циации. Русский читатель вряд ли представляет себе, как выглядит песчаник в Гейзли. Для того чтобы вызвать у него сходную реакцию, в переводе используется более общее понятие серый песчаник, хорошо ассоциирующееся с образом осеннего неба и позволяющее сохранить коммуникативный эффект подлинника (А.Д. Швейцер, 1973, 244).

Круг переводческих проблем, вызванных межкультурными разли­чиями, очень широк. Среди них можно назвать перевод реалий, исто­рических и литературных аллюзий, передачу речевых особенностей литературных персонажей, связанных с их социальными, локальными и ролевыми характеристиками. При решении этих проблем нередко возникает необходимость прибегать к поясняющим добавлениям:

Part of the nuclear station in Cum- Часть атомной электростанции в
berland has been closed down. графстве Камберленд была закрыта.

В приведенном примере при переводе на русский язык необходимо добавить слово графство, поскольку русскому читателю без такого пояснения может быть не вполне ясно, где расположена атомная элек­тростанция.

В рамках коммуникативной модели иное истолкование получает еще одно фундаментальное положение переводоведения— понятие тождества сопоставляемых в переводе языковых единиц или их пере­водческой эквивалентности. Описание того, как это понятие истолко­вывалось в предшествующих моделях перевода, и его трактовка с по­зиций коммуникативной модели можно найти в работе А.Д: Швейцера "Теория перевода: статус, проблемы, аспекты". Рассмотрим вкратце понятие эквивалентности и связанные с ним понятия адекватного, бук­вального и вольного перевода.

При описании видов эквивалентности за основу берутся данные се­миотики — науки, занимающейся изучением знаковых систем. Обще­ние осуществляется посредством знаков. В фильме "Семнадцать мгно­вений весны" знаком безопасности явки или ее провала служил горшок с цветами. Язык также принадлежит к знаковым системам. Роль знаков

в нем исполняют слова и грамматические конструкции. По своей структуре языковой знак состоит из двух частей— экспоненты, или его физической стороны (горшка с цветами, жеста, звука или графемы), и обозначаемого (сегмента окружающего нас объективного мира). Обозначаемое знака именуется его денотатом (ср. английское слово denote — обозначать). Отношение между знаком и тем, что он обозна­чает (денотатом), называется семантикой, отношение между самими знаками— синтактикой, а отношение между знаком и пользовате­лем — прагматикой.

Уровни эквивалентности располагаются по иерархическому прин­ципу, от низшего к высшему. Каждому уровню присущи свои перево­дческие преобразования.

Низший уровень эквивалентности называется синтаксическим. Пе­ревод на нем сводится к замене одних лексических знаков другими при сохранении синтаксической структуры высказывания. Например:

The sun disappeared behind the cloud. The results were disastrous.

Солнце скрылось за тучей. Результаты были катастрофическими.

Таких случаев мало. Чаще всего для достижения эквивалентности синтаксическое оформление высказывания требуется изменить, при этом основой для сопоставления служит его семантическая структура. Поэтому следующий уровень эквивалентности называется семантиче­ским. Семантический уровень в свою очередь распадается на два поду­ровня— компонентный и референциальный. Слово референт здесь используется как синоним слова денотат.

На компонентном уровне в процессе перевода семантическая струк­тура высказывания остается неизменной, в ней сохраняются те же се­мантические компоненты. Меняется лишь грамматическая структура высказывания:

Your wife is a superb cook. They are queueing for tickets.

Ваша жена прекрасно готовит. Они стоят в очереди за билетами.

В этих примерах грамматические преобразования представлены за­меной глагола на существительное (superb cook — прекрасно готовит) и слова словосочетанием (are queuing— стоят в очереди). Соответст­вующие семантические компоненты (приготовление пищи и очередь) остаются без изменения.

На референциальном подуровне в семантической структуре проис­ходят известные сдвиги. Это связано с тем, что разные языки один и тот же сегмент внеязыковой действительности могут описывать по-разному (ср. английскую фразу "wet paint" и соответствующую рус­скую фразу "осторожно окрашено". В английской фразе есть отсутст-

вующий в русском тексте компонент "wet" — "свежая краска", тогда как в русской фразе имеется компонент "осторожно", которого нет в английском тексте). Об этом свойстве языка мы поговорим более под­робно, когда будем рассматривать преобразования, связанные с пере­дачей денотативной функции.

На референциальном подуровне меняется и характер переводче­ских преобразований. Если на подуровне компонентной эквивалентно­сти перевод осуществляется в основном путем грамматических транс­формаций, то на референциальном подуровне речь идет о более слож­ных лексико-грамматических преобразованиях, затрагивающих не только грамматическую структуру высказывания, но и его лексическое наполнение.

Не is a member of the Spartacus club team. Он играет за команду "Спартак".

Ситуация состояния в английском высказывании (is a member) в русском высказывании заменяется на ситуацию действия (играет за команду). Для достижения эквивалентности использован прием мето­нимического перевода или перевода по смежности понятий (состоя­ние — действие).

I found him in slippered ease at the Я нашел его сидящим в халате у
fireplace. камина и наслаждающимся покоем.

Словосочетание "slippered ease" не имеет прямого соответствия в русском языке. Русский язык при описании того же сегмента объек­тивного мира упоминает другие его признаки ("сидящий" и "наслаждающийся"), а те, которые упомянуты в английском высказы­вании, выражает посредством иных слов. Для их поиска применяется уже упомянутый прием метонимии — понятие халата является смеж­ным по отношению к понятию slippers (шлёпанцы). Нахождению слова покой помогает следующая метонимическая цепочка: "ощущение лег­кости" (ease) — это следствие, а вызвавшее это ощущение "состояние покоя" — причина.

Высшее место в иерархии уровней эквивалентности занимает праг­матический уровень. На двух предыдущих уровнях соответствия уста­навливались в пределах одной функции — денотативной. Теперь осно­вой для сопоставления в переводе выступают два основных звена ком­муникативного процесса — коммуникативная установка и коммуника­тивный эффект, или отношение к тексту со стороны отправителя и по­лучателя. Напомним, что отношение между знаком и пользователем называется прагматикой. Отсюда и название этого уровня — прагмати­ческая эквивалентность.

Трансформации, соответствующие семантическому уровню, укла­дываются в названные выше модели. На прагматическом уровне наря­ду с ними встречаются преобразования иного рода— опущение, до­бавление, полное перифразирование. Ср., например, перевод методом перифразирования вопросительной по форме фразы, используемой в рамках фатической функции в качестве ритуальной формулы установ­ления контакта:

Mrs. Eysenford Hill. My daughter Clara. Миссис Эйнсфорд Хилл. Моя дочь Клара

Lisa How do you dot Элиза Очень приятно.

Clara. Нею do you do? Клара Очень приятно.

В иерархии уровней эквивалентности существует следующая зако­номерность: каждый уровень предполагает наличие эквивалентности на всех более высоких уровнях. Так, эквивалентность на синтаксиче­ском уровне предполагает эквивалентность на семантическом и праг­матическом уровнях. Референциальная эквивалентность подразумевает эквивалентность и на прагматическом уровне. Обратной зависимости не существует. Компонентная эквивалентность может существовать без синтаксической, референциальная — без компонентной, а прагма­тическая — без семантической и, разумеется, синтаксической.

Понятие эквивалентности в своей основе является понятием норма­тивным. Отступление от иерархии уровней эквивалентности приводит к нарушениям переводческой нормы, получившей название буквально­го и вольного перевода.

Буквальный перевод связан с нарушением отмеченной выше зако­номерности, согласно которой эквивалентность на любом из уровней предполагает эквивалентность на всех вышестоящих уровнях. Можно сказать, что буквальный перевод является переводом "недостаточно трансформированным". Он проистекает из недооценки тех или иных требований переводящего языка. Так, в частности, бывает при перево­де высказываний, которые содержат конструкции, отсутствующие в русском языке. Переводчик может ошибочно считать, что аналогичные конструкции имеются и в русском языке, и сохранить их в переводя­щем тесте. Это приводит к буквализму на синтаксическом уровне.

Примером служат так называемые абсолютные конструкции типа "Не walked with his eyes down" — Он шел, опустив глаза. Недаром К.И. Чу­ковский высмеивал переводчиков, пишущих: "Он шел с глазами, опу­щенными в землю, и с руками сложенными на груди", "Он был похож на испанца со своею смуглой кожей", "Он нашел ее очень миловидной, с ее тонким носом" (К. Чуковский, 1964, 170).

Так по-русски не говорят. Абсолютные конструкции передаются на семантическом уровне эквивалентности посредством деепричастного 16

оборота, семантического преобразования высказывания, или членения (ср.: "Он шел, опустив глаза", "Смуглая кожа делала его похожим на испанца", "Он нашел ее очень миловидной. Внимание привлекали тон­кие линии ее носа"). Но во всяком случае то, что имеет в виду автор, более или менее понятно. Опасность буквализма состоит в том, что он может полностью исказить смысл исходного высказывания, причем обнаружить такую ошибку бывает нелегко. Вот один из примеров, взя­тый из книги Н. Галь:

You are the only woman I have ever Ты единственная женщина, которую
loved. я когда-либо любил.

«Выходит совсем нелепо, — комментирует этот буквализм автор, — как будто говорящий любил давно и уже успел разлюбить. А надо бы просто : "До тебя я никогда никого не любил"» (Галь, 1975, 80).

Переводчик довольствуется уровнем синтаксической эквивалентно­сти, не замечая, что в данном случае соответствие между английским и русским высказываниями устанавливается на семантическом уровне.

Вольный перевод выступает антиподом буквального. Если букваль­ный перевод недостаточно трансформирован, то вольный перевод яв­ляется излишне трансформированным. Переводчик может позволить себе отход от подлинника лишь в том случае, если это диктуется нор­мами переводящего языка. Неоправданный отход от подлинника ведет к тому, что переводчик выходит за круг своих обязанностей и высту­пает в несвойственной ему роли автора текста.

Ярким примером такого превышения своих полномочий было твор­чество талантливого русского переводчика XIX в. И. Введенского, о котором К. Чуковский в свое время писал: "Если Диккенс говорит: "Она заплакала", Введенский считает своим долгом сказать: "Слезы показались на прелестных глазках милой малютки". Встречая у Дик­кенса слово приют, он непременно напишет: "Приют, где наслаждался я мирным счастьем детских лет...". Никто не станет отрицать у Ири-нарха Введенского наличия большого таланта, но это был такой не­ряшливый и разнузданный (в художественном отношении) талант, что многие страницы его переводов — сплошное издевательство над Дик­кенсом (К. Чуковский 1936, 96—100).

При оценке тождественности исходного и переводящих текстов важно учитывать не только отклонения от переводческой нормы в виде буквального и вольного перевода, но и такое понятие, как степень эк­вивалентности. Дело в том, что обеспечить стопроцентную тождест­венность удается не всегда, и определенные потери неизбежны. Полное соответствие между подлинником и переводом достигается только на

синтаксическом уровне (ср.: "I live in Moscow" и "Я живу в Москве"). На всех последующих уровнях наблюдается отход от оригинала. На семантическом уровне описывается не тот же, а смежный сегмент предметной ситуации. На функциональном уровне сохраняется только цель общения, но средства ее языкового выражения иные.