Гг. Интриги и борьба на Пелопоннесе

Вторая часть Пелопоннесской войны охватывает 421–413 гг. до н. э. Никиев мир, в сущности, никого не примирил и не был продолжителен. Неизвестно, действительно ли были воздвигнуты те медные колонны в память мира, которые решено было поставить в Афинах, Спарте, Дельфах, Олимпии и на Истме. Известно, однако, что договор никогда не соблюдался вполне и что затруднения возникли тотчас же по заключении мира. Могущественнейшие из союзников Спарты, а именно фиванцы, совсем этого мира не приняли, и их примеру последовали многие; проявилось нечто чрезвычайно оригинальное — сильнейшее недоверие малых и средних государств по отношению к Афинам и Спарте. Это временно придало некоторое значение пелопоннесскому городу Аргосу, который давно уже отодвинулся на задний план.

Медная аргосская монета (драхма).

АВЕРС. Бегущий волк.

РЕВЕРС. Большая греческая буква «А», маленькие «ар» (Аргос) и «трикветра», вписанные в квадрат.

Стали поговаривать о том, что эпизод со Сфактерией по отношению к спартанцам, а поражение при Делии по отношению к афинянам положительно лишали обе державы всякого обаяния в смысле их военного превосходства, и был даже такой момент, когда это настроение стало выказываться настолько грозно, что Афины и Спарта были вынуждены заключить между собой частный союз. Но в то же время, как со стороны Спарты и Афин, так и со всех сторон, все было переполнено кознями и запутаннейшей игрой интриг, направленной против всех и каждого. Уже на третий год после заключения мира война разгорелась вновь, и союз пелопоннесских государств, состоявший из Аргоса, Мантинеи, Элиды и поддерживаемый Афинами, уже угрожал спартанскому могуществу. Только победой, одержанной над этим союзом в мантинейской области, спартанцам вновь удалось восстановить свое значение в Пелопоннесе (июнь 418 г. до н. э.).

Афины. Аристофан

В Афинах тоже ясно сказались моральные последствия последних лет войны. К этому периоду времени относятся важнейшие из комедий Аристофана — 425 г. до н. э. «Ахарняне «, 424 г. до н. э. «Всадники «, 423 г. до н. э. «Облака «, 421 г. до н. э. «Мир «, и надо сказать, что он служит одним из наиболее ясных симптомов наступающей эпохи. Насколько изумляешься неописуемой гениальности автора, насколько нужно признать в их основе патриотическое настроение и положительно утверждать, что все благороднейшие побуждения человеческой души были ему вполне открыты и доступны, настолько же, с другой стороны, подобные произведения и их успех на сцене заставляют предполагать и отчасти даже выказывают в обществе чрезвычайно опасное расположение умов. Всякие авторитеты, государственные деятели всех возможных оттенков — Перикл, Клеон, Никий, Ламах и Демосфен, даже столь всесильный в то время демос, пред лицом того же демоса, народ перед народом, — подвергаются в этих комедиях самому необузданному осмеянию. Боги народа низвергаются автором в прах, все божественное и человеческое предается в жертву всесильной насмешки, которая должна действовать тем более разлагающим образом, что автор умеет находить высокий и торжественный строй речи для возвышенных предметов. И рядом с этой бичующей, все разлагающей сатирой превозносится чувство собственного достоинства этого народа, и без того уже возведенное на страшную высоту всем, что может обольстить человека — могуществом, славой, богатством, неисчерпаемыми сокровищами духа во всех его проявлениях — в искусстве, в науке, в поэзии… Только при том состоянии тогдашнего общества, которое Аристофан вскрывает своей личностью и своими произведениями, можно уяснить себе все сумасбродство предприятия, которое вскоре должно было привести афинян к беспримерной катастрофе.

Алкивиад

В это время в Афинах стало преобладать влияние личности, которая представляла собой смешение самых блестящих и самых опасных особенностей афинского характера. Личность эта — Алкивиад, сын Клиния. Природа и счастье щедро наградили этого человека (в 421 г. до н. э. ему минуло 30 лет) всеми преимуществами. Он был знатного рода, прекрасен собой, богат, умен. Лишившись отца в ранней юности, он поступил под опеку и руководство первого из афинских граждан, Перикла (тот приходился Алкивиаду дядей); сам по себе как личность Алкивиад был в такой степени привлекателен и разносторонен, что умнейший, оригинальнейший и благороднейший из мыслителей древности Сократ, сын Софрониска, вступил с Алкивиадом в теснейшую связь; у Потидеи и при Делии они стояли рядом в афинском войске. Однако Сократ был не способен лучшим своим достоянием поделиться с этим баловнем счастья, мелочно самолюбивым и с ранней юности уже находившим удовольствие в том, чтобы быть предметом городских толков. Алкивиаду были чужды и чувство справедливости, и сознание нравственной ответственности за свои поступки; его тщеславие удовлетворялось тем, что все говорят о его необузданных проделках, и вскоре он стал этими проделками обращать внимание народа, навязывать свою личность. При этом он был человеком с большой силой воли, умевшим при всякой обстановке выдвинуться и выказать свои преимущества, вызывавшим среди своих соотечественников самые горячие ожидания своими блестящими способностями, а также необычайным умением подлаживаться к обстоятельствам и пользоваться слабостями людей, угождая им и с величайшей легкостью переходя от персидской распущенности к спартанской строгости нравов. Особенно он умел поддерживать в народе то монархическое стремление, которое и в республиках побуждает простолюдина увлекаться той или другой выдающейся личностью.

Алкивиад. Античный мраморный бюст.

Когда после заключения Никиева мира, в 420 г. до н. э., афиняне впервые вновь появились на Олимпийских празднествах, он добился того, что был выбран в составе торжественного посольства и въехал на арену на семи колесницах, запряженных четверками. Этим великолепием он хотел доказать, что его родной город не обеднел от войны.

Сицилийская экспедиция

Он-то и увлек афинский народ к невероятно смелому предприятию, известному под названием Сицилийского похода. Повод к этому предприятию был подан усобицей между двумя весьма незначительными городами острова Сицилии. Один из них, Эгест, обратился за помощью в Афины потому, что другой, Селинунт, опирался на Сиракузы, дорийскую колонию.

Тетрадрахма Селинунта.

АВЕРС. Аполлон, стреляющий из лука, едет на колеснице, управляемой Дианой.

РЕВЕРС. Аполлон с блюдом и лавровой ветвью.

Та часть афинского общества, которую можно было бы назвать на новейшем историческом языке «молодыми Афинами», и во главе ее Алкивиад, жаждали политики в величавом стиле, и под стать их идеям в массе приверженцев подобной политики давно уже сделалось общим желание утвердиться на таком удобно расположенном и плодородном острове, как Сицилия, и даже обладать им. Эти юные государственные мужи, не затрудняясь и не останавливаясь ни перед чем, уже простирали виды на Италию и Африку, Этрурию и Карфаген, пренебрегая и осмеивая старые традиции и осторожную политику Перикла… Экспедиция на Сицилию — на помощь Эгесту — была решена. Брожение в Афинах было чрезвычайное: юношество и толпа страстно ухватились за мысль о подобном походе, на который все смотрели как на предпринимаемый с целью завоеваний; прилив добровольцев, желавших поступить в ряды войска, был громадный, можно было подумать, что наступает новая эра в жизни государства. И напрасно противился Никий, представитель традиций времен Кимона и Аристида, осуществлению этой экспедиции, которая должна была отвлечь военные силы Афин вдаль, в такое время, когда в самой Греции нельзя было ручаться ни за один день. Порицания Никия и его указания на то, что это предприятие будет стоить огромных затрат, только еще более повредили делу; народ удвоил затраты, предположенные Никием, и избрал его самого, Алкивиада и Ламаха, довольно известного полководца, предводителями экспедиции, вручив им весьма обширные полномочия.