Сущность и типы политических процессов

Характеристика политики как процесса, т.е. процессуальный подход, позволяет увидеть особые грани взаимодействия субъектов по поводу государственной власти. Однако в силу того, что по своим масштабам политический процесс совпадает со всей политической сферой, некоторые ученые отождествляют его либо с политикой в целом (Р. Доуз), либо со всей совокупностью поведенческих акций субъектов власти, изменением их статусов и влияний (Ч. Мэрриам). Сторонники же институционального подхода связывают политический процесс с функционированием и трансформацией институтов власти (С. Хантингтон). Д. Истон понимает его как совокупность реакций политической системы на вызовы окружающей среды. Р. Дарендорф делает акцент на динамике соперничества групп за статусы и ресурсы власти, а Дж. Мангейм и Р. Рич трактуют его как сложный комплекс событий, определяющий характер деятельности государственных институтов и их влияние на общество.

Все эти подходы так или иначе характеризуют важнейшие источники, состояния и формы политического процесса. Однако их наиболее существенные отличия от иных основополагающих трактовок мира политики состоят в том, что они раскрывают постоянную изменчивость различных черт и характеристик политических явлений. Ориентируясь на рассмотренные подходы, можно считать, что политический процесс представляет собой совокупность всех динамических изменений в поведении и отношениях субъектов, в исполнении ими ролей и функционировании институтов, а также во всех иных элементах политического пространства, осуществляющихся под влиянием внешних и внутренних факторов. Иными словами, категория «политический процесс» фиксирует и раскрывает ту реальную смену состояний политических объектов, которая складывается как в соответствии с сознательными намерениями субъектов, так и в результате многообразных стихийных воздействий. В этом смысле политический процесс исключает какую-либо заданность или предопределенность в развитии событий и делает акцент на практических видоизменениях явлений. Таким образом, политический процесс раскрывает движение, динамику, эволюцию политических явлений, конкретное изменение их состояний во времени и пространстве.

В силу такой интерпретации политического процесса его центральной характеристикой выступает изменение, которое означает любые модификации структуры и функций, институтов и форм, постоянных и переменных черт, темпов эволюции и других параметров политических явлений. Изменения означают как трансформацию свойств, которые не затрагивают основных структур и механизмов власти (например, могут меняться лидеры, правительства, отдельные институты, но ведущие ценности, нормы, способы отправления власти сохраняются в прежнем качестве), так и модификацию несущих, базовых элементов, которые в совокупности способствуют достижению системой нового качественного состояния.

В науке сложилось множество представлений об источниках, механизмах и формах изменений. Например, Маркс видел основные причины политической динамики во влиянии экономических отношений, Парето связывал их с циркуляцией элит, Вебер – с деятельностью харизматического лидера, Парсонс – с исполнением людьми различных ролей и т.д. Однако чаще всего в качестве основного источника политических изменений называют конфликт.

Конфликт – один из возможных вариантов взаимодействия политических субъектов. Однако из-за неоднородности общества, непрерывно порождающего неудовлетворенность людей своим положением, различия во взглядах и иные формы несовпадения позиций, как правило, именно конфликт лежит в основе изменений поведения групп и индивидов, трансформации властных структур, развития политических процессов. Как источник политического процесса конфликт представляет собой разновидность (и результат) конкурентного взаимодействия двух и более сторон (групп, государств, индивидов), оспаривающих друг у друга распределение властных полномочий или ресурсов.

Многообразие источников и форм политических изменений выражается в определенных способах существования политических явлений, а именно: функционировании, развитии и упадке.

Функционирование политических явлений не выводит взаимоотношения, формы поведения граждан или исполнение институтами государственной власти их непосредственных функций за рамки сложившихся базовых значений. Например, на уровне общества в целом – это способ поддержания сложившейся политической системы, воспроизводства того равновесия сил, которое отражает их базовые отношения, продуцирования основных функций структур и институтов, форм взаимодействия элиты и электората, политических партий и органов местного самоуправления и т.д. При таком способе изменений традиции и преемственность обладают неоспоримым приоритетом перед любыми инновациями.

Второй способ политических изменений – это развитие. Он характеризует такие модификации базовых параметров политических явлений, которые предполагают дальнейший позитивный характер эволюции последних. Например, в масштабе социума развитие может означать такие изменения, при которых политика государства выводится на уровень, позволяющий властям адекватно отвечать на вызовы времени, эффективно управлять общественными отношениями, обеспечивать удовлетворение социальных требований населения. Такой характер политических изменений содействует повышению соответствия политической системы изменениям в других сферах общественной жизни, совершенствованию ее способностей к применению гибких стратегий и технологий властвования с учетом усложнения интересов различных социальных групп и граждан.

И наконец, третья разновидность изменений – это упадок, характеризующий такой способ трансформации сложившихся базовых форм и отношений, который предполагает негативную перспективу эволюции политического явления. По мысли П. Струве, упадок есть «регрессивная метаморфоза» политики. В состоянии упадка политические изменения характеризуются нарастанием энтропии и преобладанием центробежных тенденций над интеграционными. Поэтому упадок по существу означает распад сложившейся политической целостности (например, падение политического режима, роспуск партии, захват государства внешними силами и т.д.). В масштабах общества такие изменения могут свидетельствовать о том, что принимаемые режимом решения все меньше помогают ему эффективно управлять и регулировать социальные отношения, вследствие чего режим теряет достаточную для своего существования стабильность и легитимность.

Совпадая по своим масштабам со всем политическим пространством, политический процесс распространяется не только на конвенциональные (договорные, нормативные) изменения, которые характеризуют поведенческие акции, отношения и механизмы конкуренции за государственную власть, отвечающие принятым в обществе нормам и правилам политической игры. Наряду с этим политические процессы захватывают и те изменения, которые свидетельствуют о нарушении субъектами их ролевых функций, зафиксированных в нормативной базе, превышение ими своих полномочий, выход за пределы своих политических ниш. Тем самым в содержание политического процесса попадают и изменения, которые имеют место в деятельности субъектов, не разделяющих общепринятые стандарты в отношениях с государственной властью, например, деятельность партий, находящихся на нелегальном положении, терроризм, криминальные деяния политиков в сфере власти и т.п.

Отражая реально сложившиеся, а не только планируемые изменения, политические процессы обладают ярко выраженным ненормативным характером, что объясняется наличием в политическом пространстве разнообразных типов движения (волнового, циклического, линейного, инверсионного, т.е. возвратного, и др.), обладающих собственными формами и способами трансформации политических явлений, сочетание которых лишает последние строгой определенности и устойчивости.

С этой точки зрения политический процесс представляет собой совокупность относительно самостоятельных, локальных трансформаций политической деятельности субъектов (отношений, институтов), которые возникают на пересечении самых разнообразных факторов и параметры которых не могут быть точно определены, а тем более спрогнозированы. При этом политический процесс характеризует дискретность изменений или возможность модификации одних параметров явления и одновременно сохранения в неизменном виде других его черт и характеристик (например, изменение состава правительства может сочетаться с сохранением прежнего политического курса). Уникальность и дискретность изменений исключает возможность экстраполяции (перенесения значений современных фактов на будущее) тех или иных оценок политического процесса, затрудняет политическое прогнозирование, ставит пределы предвидению политических перспектив.

В то же время каждый тип политических изменений обладает собственной ритмикой (цикличностью, повторяемостью), сочетанием стадий и взаимодействий субъектов, структур, институтов. Например, электоральный процесс формируется в связи с избирательными циклами, поэтому политическая активность населения развивается в соответствии с фазами выдвижения кандидатов в законодательные или исполнительные органы власти, обсуждения их кандидатур, избрания и контроля за их деятельностью. Собственный ритм политическим процессам могут задавать решения правящих партий. В периоды же качественной реформации общественных отношений решающее влияние на характер функционирования государственных учреждений и способы политического участия населения оказывают не решения высших органов управления, а отдельные политические события, изменяющие расстановку и соотношение политических сил. Такой «рваный» ритм способны задать политическому процессу военные перевороты, международные кризисы, стихийные бедствия и т.д.

Отражая реальные, практически сложившиеся изменения в политических явлениях, политический процесс непременно включает в свое содержание и соответствующие технологии и процедуры действий. Иными словами, политический процесс демонстрирует тот характер изменений, который связан с деятельностью конкретного субъекта, применяющего в то или иное время и в том или ином месте привычные для него способы и приемы деятельности. Поэтому применение разных технологий решения даже однородных задач предполагает различные по характеру изменения. Таким образом, без этого технократического звена политические изменения приобретают абстрактный характер, теряя свою специфичность и конкретно-историческую оформленность.

Проявление указанных особенностей политического процесса в различных временных и прочих условиях предопределяет и возникновение его разнообразных типов. Так, с содержательной точки зрения выделяются внутриполитические и внешнеполитические (международные) процессы. Они различаются специфической предметной сферой, особыми способами взаимодействия субъектов, функционирования институтов, тенденциями и закономерностями развития.

С точки зрения значимости для общества тех или иных форм политического регулирования социальных отношений политические процессы можно подразделить на базовые и периферийные. Первые из них характеризуют те разнообразные изменения в различных областях политической жизни, которые касаются модификации ее базовых, системных свойств. К ним можно отнести, например, политическое участие, характеризующее способы включения широких социальных слоев в отношения с государством, формы преобразования интересов и требований населения в управленческие решения, типичные приемы формирования политических элит и т.п. В таком же f смысле можно говорить и о процессе государственного управления (принятии решений, законодательном процессе и др.), определяющем основные направления целенаправленного использования материальной силы государства. В то же время периферийные политические процессы выражают изменения в не столь значимых для общества областях. Например, они раскрывают динамику формирования отдельных политических ассоциаций (партий, групп давления и т.д.), развитие местного самоуправления, других связей и отношений в политической системе, не оказывающих принципиального влияния на доминирующие формы и способы отправления власти.

Политические процессы могут отражать изменения, протекающие в явной или скрытой форме. К примеру, явный политический процесс характеризуется тем, что интересы групп и граждан систематически выявляются в их публичных притязаниях к государственной власти, которая в свою очередь делает доступной для общественного контроля фазу подготовки и принятия управленческих решений. В противоположность открытому скрытый, теневой процесс базируется на деятельности публично не оформленных политических институтов и центров власти, а также на властных притязаниях граждан, не выраженных в форме обращения к официальным органам государственного управления.

Политические процессы разделяются также на открытые и закрытые. Последние означают тот тип изменений, который может быть достаточно однозначно оценен в рамках критериев лучшее/худшее, желательное/нежелательное и т.д. Открытые же процессы демонстрируют такой тип изменений, который не позволяет предположить, какой – позитивный или негативный для субъекта – характер имеют сложившиеся трансформации или какая из возможных в будущем стратегий более предпочтительна. Например, при развитии международных кризисов или реформировании переходных общественных отношений нередко в принципе невозможно понять, несут ли субъекту выгоду совершаемые им действия, как вообще оценить складывающуюся обстановку, какие в связи с этим предпочесть альтернативы и т.д. Иначе говоря, такой тип процессов характеризует изменения, совершающиеся в предельно неясных и неопределенных ситуациях, которые предполагают повышенную гипотетичность как свершаемых, так и планируемых действий.

Важным является и подразделение политических процессов на стабильные и переходные. Стабильные политические процессы выражают ярко очерченную направленность изменений, преобладание определенного типа властных отношений, форм организации власти, предполагающих устойчивое воспроизведение политических отношений даже при сопротивлении тех или иных сил и тенденций. Внешне они могут характеризоваться отсутствием войн, массовых протестов и других конфликтных ситуаций, грозящих свержением или изменением правящего режима. В нестабильных же процессах отсутствует четкое преобладание тех или иных базовых свойств организации власти, исключающих возможность качественной идентификации изменений. В этом смысле отправление власти осуществляется в условиях как неравновесности влияния основных (экономических, социальных, ценностных, правовых) предпосылок, так и несбалансированности политической активности основных субъектов в политическом пространстве.

В науке представлены и попытки типологизировать политические процессы на цивилизационной основе. Так, Л. Пай выделял «незападный» тип политического процесса, относя к его особенностям склонность политических партий претендовать на выражение мировоззрения и представление образа жизни; большую свободу политических руководителей в определении стратегии и тактики структур и институтов, наличие резких различий в политических ориентациях поколений; интенсивность политических дискуссий, слабо связанных с принятием решений, и т.д.[77]

Особое значение для характеристики политического процесса имеют изменения типа развития, которые связаны с определением качественной направленности эволюции политических систем и потому предполагают ту или иную трактовку прогресса, определение целевых стратегий политических режимов, качественную идентификацию организации власти.

Как правило, в рамках стабильных политических процессов существует возможность применения моделей линейного развития. Иными словами, качественная идентификация политической системы основывается здесь на хорошо известных моделях – социализма, либерализма, консерватизма и др., обладающих строго разработанной системой критериев развитости. Например, с точки зрения марксистов, о развитости системы власти позволяют говорить политические изменения, свидетельствующие о господстве коллективных форм собственности, гегемонии рабочего класса и лидирующей роли коммунистической партии в политической системе. Преобладание идеологии прав человека, защищенность личности в отношениях с государством, контроль гражданского общества над государством, плюрализм, духовная свобода свидетельствуют о развитии системы, с точки зрения либералов. Консерваторы при определении развития делают упор на преобладании моральных стимулов политического поведения, обеспечении преемственности с предыдущими формами правления, сохранении базовых норм и принципов организации власти и т.д. Словом, применение такого рода критериев дает возможность одним говорить о предпочтительности, к примеру, демократии над тоталитаризмом, другим – социализма над капитализмом.

Благодаря использованию таких концептуальных моделей, обретение политической системой той или иной степени развитости может быть представлено в качестве относительного линейного процесса, который предполагает нарастание у нее определенных качеств за счет изменений, осуществляющихся по мере эволюции (или революционных трансформаций) свойств строго определенного типа.

Однако в переходных обществах в условиях незавершенности политических процессов использование данных критериев не только затруднительно, но нередко противостоит самой идее развития. К примеру, институциализация демократических процедур отправления власти, расширение плюрализма могут вести в этих условиях к установлению деспотических форм правления, потере управляемости обществом и другим, явно негативным для организации власти последствиям.

В силу неприменимости в данном случае идеологически определенных критериев оценки развития в науке сложилось немало подходов, предлагающих собственные критерии для такой оценки. Например, сторонники «теории катастроф», усматривая причины политической кризисности и неустойчивости переходных систем в наличии определенных «архетипов» (некритически усваиваемых людьми ценностей, отношений к действительности), провоцирующих массовые протесты и ведущих к неравновесности положения политических сил. Таким образом они связывают развитие с поиском «архетипов-антагонистов», способных стимулировать обратные по направленности поведенческие реакции населения и власти.

Приверженцы идеи циклической (социокультурной, цившшза-ционной) динамики (Хемфри, Тоффлер, Пригожий), рассматривая переходные процессы в качестве необходимой составной части циклического чередования политических взлетов и падений, т.е. определенной фазы зарождения и упадка глобальных политических (социальных) сдвигов в истории общества, выдвинули иные критерии развитости. В соответствии с их воззрениями, различая длинные и короткие волны таких изменений, а также временные параметры их продолжения, необходимо вырабатывать соответствующие технологии приспособления к этим промежуточным этапам, искать «поворотные точки», способные усилить управление событиями и сократить время для наступления восходящей фазы развития.

Собственную версию трактовки развития в переходных условиях предложили Ф. Теннис, М. Вебер и Т. Парсонс, заложившие основы так называемой социологии развития. Сторонники этого направления рассматривали все модификации политических систем в рамках долговременного перехода от традиционного к современному обществу. При этом первое понималось по преимуществу как аграрное, основанное на простом воспроизводстве и отличающееся закрытой социальной структурой, низким индивидуальным статусом гражданина, жестким патронажем государственного правления. Современное же общество трактовалось ими как индустриальное (постиндустриальное), базирующееся на открытости социальной структуры и рациональной организации власти.

С этой точки зрения политическое развитие достигается в той мере, в какой политические структуры, нормы и институты способны к оперативному, гибкому реагированию на новые социальные, экономические и прочие проблемы, к восприятию общественного мнения. Иными словами, политическая система, формируя механизмы с устойчивой обратной связью, рациональной организацией звеньев управления, способных к учету мнений населения и реализации решений, превращается в гибкий механизм для адресного регулирования конфликтов и выбора оптимальных вариантов применения власти. Этот процесс и выражает позитивную динамику данной системы власти, означает ее переход на качественно новый уровень ее существования. В таком случае не имеет значения, какую конкретную национально-государственную форму примут политические изменения (унитарную, федеративную или другую), какая партия получит статус правящей, какая идеология станет определять политику в будущем. В этом смысле политическое развитие интерпретируется как нарастание способности политической системы гибко приспосабливаться к изменяющимся социальным условиям (требованиям групп, новому соотношению сил и ресурсов власти), сохраняя и увеличивая возможности для элит и рядовых граждан выполнять свои специфические функции в управлении обществом и государством.

Понимаемое таким образом развитие неразрывно связывается с наличием институциональных возможностей для артикуляции групповых интересов, наличием нормативной (прежде всего законодательной) базы, способной обеспечить равенство политического участия традиционных и новых социальных групп, а также усилить влияние ценностей, предполагающих интеграцию социума и идентификацию граждан. Это обусловливает высокие требования к компетентности политических (и правящих, и оппозиционных) элит, к их способности использовать консенсусные, правовые технологии властвования, исключать насилие и политический радикализм.

Одним из основных условий успешного эволюционного политического развития является своевременное выделение по преимуществу кратковременных задач в проведении реформ и преобразований, нацеленных на реальное, а не декларативное продвижение общества вперед. В противоположность этому проекты, сориентированные на длительную историческую перспективу, не могут учесть динамизм текущих изменений и при последовательном их воплощении превращаются в фактор, усиливающий сопротивление реформам и ведущий к обвальному, неконтролируемому развитию событий. В результате государство, по мнению Э. Бёрка, не только лишается средств проведения реформ, но и прекращает свое существование.

Такого рода подходы, соединившись с некоторыми идеями Дж. Локка, А. Смита, легли в основу теории модернизации, представляющей собой совокупность различных схем и моделей анализа, позволяющих описывать и раскрывать динамику преодоления отсталости традиционных государств.

Политическая модернизация

Теория модернизации сформировалась в процессе описания политических судеб стран, получивших освобождение от колониальной зависимости в 50-60-х гг. XX столетия и поставивших в практическую плоскость вопрос о путях своей дальнейшей трансформации. Десятки появившихся в связи с этим конкретных теорий и моделей анализа основывались на признании неравномерности общественного развития, наличия до-современного периода в развитии государств, реальности существования современных сообществ, а также на понимании необходимости преобразования (модернизации) отсталых стран в индустриальные (постиндустриальные). Причем страны, достигшие высокого уровня развития естественным путем, рассматривались как носители «спонтанной модернизации», а те, которым еще предстояло пройти этот путь, – как государства «отраженной модернизации».

В то время термин «модернизация» означал одновременно и стадию (состояние) общественных преобразований, и процесс перехода к современным обществам. Он нес в себе нормативность, заданность перехода к «модерну», воплощению критериев современного общества, которые необходимо учитывать недостаточно развитым странам в процессе своего реформирования. Поскольку первые теории подобного рода возникли в те годы, когда приоритет западных стран, и прежде всего США, в области управления, стандартов потребления и многих других аспектов был бесспорен, постольку в качестве прообраза «современного» государства поначалу признавалось «свободное» американское общество. Иными словами, модернизация понималась как вестернизация, т.е. копирование западных образцов во всех областях жизни, и рассматривалась как предварительное условие социально-экономического и политического развития стран, ибо само развитие с точки зрения данной концепции становилось возможным только после укоренения основных черт организации общественной жизни западного образца.

При истолковании модернизации как последовательного движения к заданному состоянию через ряд промежуточных этапов у модернизации признавалась единственная форма – «догоняющего развития». Главным же средством осуществления преобразований считалась экономическая помощь западных государств. Предполагалось, что достижение определенного уровня дохода на душу населения вызовет такие же, как на Западе, изменения в социальной и политической системах общества. Иначе говоря, основным модернизирующим фактором признавался капитал, якобы способный транслировать социальные технологии, ценности, демократические институты и тем самым победить низкие стандарты потребления, нарушение прав человека, деградацию культуры и т.д.

Однако взгляд на модернизацию как на линейное движение и последовательное освоение афро-азиатскими, латиноамериканскими и рядом других стран ценностей и институтов западной организации власти, отношений государства и гражданина не выдержал испытания жизнью. В реальности институциализация либеральных ценностей, установление парламентских систем, разделение властей и прочих стандартов западной организации власти обернулись не повышением эффективности государственного управления, а коррупцией и произволом бюрократии, катастрофическим расслоением населения и его политической отчужденностью, нарастанием конфликтности и напряженности в обществе. Многие ученые объясняли данные результаты модернизации неподготовленностью этих стран к демократическому пути развития. Но односторонность, искусственность подобных теоретических схем модернизации были очевидны.

В результате в 70–80-х гг. связь между модернизацией и развитием была пересмотрена. Переходные процессы стали истолковываться как некий самостоятельный этап развития этих стран с неоднозначными результатами. Считалось, что страны могут идти тремя путями: во-первых, воспроизводить свое состояние, не продвигаясь к целям современности; во-вторых, идти по пути модернизации и, в-третьих, начав с преобразований данного типа, впоследствии свернуть к установлению еще более жесткого политического режима.

В рамках модернизационного процесса любые позитивные изменения социальных, экономических, политических структур, которые проводились независимо от западной демократической модели, стали признаваться формой развития этих государств. Причем сам факт существования традиционных институтов и ценностей политологи уже не рассматривали как препятствие к «модерну». При сохранении приоритета универсальных критериев и целей будущего развития главный упор ученые стали делать на национальную форму их реализации. В силу этого расширилось и число моделей модернизации. Кроме «догоняющей», стали говорить о модернизации «частичной», «форсированной», «рецидивирующей», «тупиковой» и т.д.

Главным фактором, определяющим характер и темпы переходных преобразований, был признан социокультурный фактор, а точнее, тип личности, ее национальный характер, обусловливающий степень восприятия универсальных норм и целей политического развития. Стало общепризнанным считать, что модернизация может осуществиться только при условии изменения ценностных ориентации широких социальных слоев, преодоления кризисов политической культуры общества. Некоторые теоретики (М. Леви, Д. Рюшемейер) даже пытались вывести некий закон глобальной дисгармонии, раскрывающий несовпадение социокультурного характера общества и потребностей его преобразования на основании универсальных целей.

Обобщая условия модернизации различных стран и режимов, многие ученые настаивали на необходимости определенной последовательности преобразований, соблюдения известных правил при их осуществлении. Так, У. Мур и А. Экстайн полагали, что начинать реформирование необходимо с индустриализации общества; К. Гриффин – с реформ в сельском хозяйстве; М. Леви настаивал на интенсивной помощи развитых стран; С. Эйзенштадт – на развитии институтов, которые могли бы учитывать социальные перемены; У. Шрамм считал, что главную роль в данных процессах играют политические коммуникации, транслирующие общие ценности; Б. Хиггинс утверждал, что главное звено модернизации – урбанизация поселений, и т.д.

В более общем виде проблема выбора вариантов и путей модернизации решалась в теоретическом споре либералов и консерваторов. Так, ученые либерального направления (Р. Даль, Г. Алмонд, Л. Пай) полагали, что появление среднего класса и рост образованности населения приводят к серьезным изменениям в природе и организации управления. Это не только кладет предел вмешательству идеологии в регулирование социальных процессов, но и ставит под сомнение эффективность централизованных форм реализации решений, поскольку политически активное население способствует возникновению дополнительных центров властного влияния. В целом же характер и динамика модернизации зависят от открытой конкуренции свободных элит и от степени политической вовлеченности рядовых граждан. Соотношение этих форм, которые должны обязательно присутствовать в политической игре, и обусловливает варианты развития общества и системы власти в переходный период.

В принципе возможны четыре основных варианта развития событий при модернизации:

—при приоритете конкуренции элит над участием рядовых граждан складываются наиболее оптимальные предпосылки для последовательной демократизации общества и осуществления реформ;

—в условиях повышения роли конкуренции элит, но при низкой(и отрицательной) активности основной части населения формируются предпосылки установления авторитарных режимов правления иторможения преобразований;

—доминирование политического участия населения над соревнованием свободных элит (когда активность управляемых опережаетпрофессиональную активность управляющих) способствует нарастанию охлократических тенденций, что может провоцировать ужесточение форм правления и замедление преобразований;

– одновременная минимизация соревновательности элит и политического участия масс ведет к хаосу, дезинтеграции социума и политической системы, что также может провоцировать приход третьей силы и установление диктатуры.

В русле либерального подхода американский политолог Р. Даль выдвинул теорию полиархии, обосновывающую необходимость достижения полиархической формы организации политических порядков протодемократического характера. С одной стороны, она отличалась от демократии некоторыми ограничениями свободы создания организаций, выражения гражданами своих мнений, избирательных прав, содержала сокращенный перечень альтернативных источников информации, не гарантировала проведения честных и свободных выборов, демонстрировала невысокую зависимость государственных институтов от голосов избирателей. В то же время она выступала как более достижимая и реальная модель организации власти, которая, несмотря ни на что, обеспечивала открытое политическое соперничество лидеров и элит, высокую политическую активность населения, создавая тем самым политические условия и предпосылки для осуществления реформ.

Р. Даль выделял семь условий, влияющих на движение стран к полиархии: установление сильной исполнительной власти для проведения социально-экономических преобразований в обществе; последовательность в осуществлении политических реформ; достижение определенного уровня социально-экономического развития, позволяющего производить структурные преобразования в государстве; установление отношений равенства/неравенства, исключающих сильную поляризацию в обществе; наличие субкультурного разнообразия; интенсивная иностранная помощь (международный контроль); демократические убеждения политических активистов и лидеров. При этом Даль подчеркивал, что переход к полиархии должен быть постепенным, эволюционным, должен по возможности избегать резких, скачкообразных движений и создавать предпосылки для того, чтобы правящие элиты последовательно овладевали консенсусными технологиями.

В свою очередь, теоретики консервативной ориентации придерживались иной точки зрения на процесс модернизации. По их мнению, главным источником модернизации является конфликт между «мобилизацией» населения (включающегося в политическую жизнь в результате возникающих противоречий) и «институциализацией» (наличием структур и механизмов, предназначенных для артикуляции и агрегирования интересов граждан). Но коль скоро массы не подготовлены к должному использованию институтов власти, а государство не может оперативно продуцировать механизмы, способные конструктивно трансформировать их энергию, то неосуществимость ожиданий граждан от включения в политику ведет к дестабилизации режима и его коррумпированности. В силу этого модернизация, по словам С. Хантингтона, вызывает «не политическое развитие, а политический упадок»[78]. Иначе говоря, в тех странах, где качественные преобразования экономической и социальной жизни не ложатся на почву демократических традиций, на приверженность населения праву, идею компромисса, любые попытки реформ будут иметь негативные для общества последствия.

Для политики главным показателем развития является стабильность, поэтому для модернизируемых государств необходим «крепкий» политический режим с легитимной правящей партией, способной сдерживать тенденцию к разбалансированию власти. Таким образом, в противоположность идеям укрепления интеграции общества на основе культуры, образования, религии, философии и искусства (К. Дейч), консерваторы делали упор на организованность, порядок, авторитарные методы правления (С. Хантингтон). Именно эти средства приспособления политического режима к изменяющейся обстановке предполагали компетентное политическое руководство, сильную государственную бюрократию, возможность поэтапной структуризации реформ, своевременность начала преобразований и другие необходимые средства и действия, ведущие к позитивным результатам модернизации.