МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ

Международная политика

Международные отношения представляют собой весьма специфическую область мира политики. Их особый облик стал складываться по мере возникновения и развития государств, которые не только оформили сложившиеся к тому времени отношения между различными этносами и народностями, но и стали постепенно формировать внешние отношения друг с другом. Действуя за рамками собственных границ, в которых они обладали полным внутренним суверенитетом, государства должны были решать и целый ряд дополнительных задач: устанавливать контроль за деятельностью на своей территории иностранных сил и структур, усложнявших достижение стабильности; отражать угрозы своей целостности и безопасности; учиться согласовывать интересы с более сильными противниками; пополнять ресурсы, несмотря на сопротивление своим императивным стремлениям, и т.д. Безраздельные владыки в собственном государстве постепенно учились налаживать отношения с не менее коварными и грозными властителями в других державах.

Постепенно создавались и развивались такие механизмы взаимодействия государств на международной арене, как союзничество и конфронтация, протекторат (покровительство) и партнерство и т.п., которые выстраивали особую логику межгосударственных связей и отношений. В ходе длительной истории развития последних сформировалась специфическая конфигурация внешнеполитической сферы как самостоятельной области политики, по-своему преломляющей ее общие черты и свойства, демонстрирующей специфические источники своих изменений и развития.

В целом специфичность международных политических процессов проявляется прежде всего в том, что в этой области политики не существует единого легитимного центра принуждения, единого источника власти, который обладал бы непререкаемым авторитетом для всех участников этих связей и отношений. Если в области внутренней политики государства в основном опираются на законы и нормы, то в сфере отношений с другими обладателями внутреннего суверенитета им приходится ориентироваться в основном на собственные интересы и находящиеся в их распоряжении механизмы локального принуждения, способствующие их реализации.

Как относительно самостоятельная область политических отношений международная сфера политики регулируется различными нормами. Главным ее собственно политическим регулятором является складывающийся баланс сил между государствами (блоками государств), подчиняющими свою деятельность по реализации национальных интересов на международной арене. В этом смысле стоящие перед государствами цели нередко влекут за собой одностороннюю трактовку ими норм международного права, провоцируют отклонения и нарушения от соответствующей системы требований. Даже в настоящее время, с учетом всего положительного опыта сотрудничества государств в рамках ООН и иных, региональных систем международного сотрудничества (ОБСЕ), можно говорить об ограниченных возможностях международного права в деле регулирования отношений государств, не только имеющих различные интересы, но и обладающих несоизмеримыми ресурсами для их обеспечения. Как показывает практический опыт, эффективность правовых регуляторов зависит не столько от политической поддержки институтов международного права, сколько от влияния обладающих мощными экономическими или военными ресурсами конкретных стран.

Однако, несмотря на приоритеты собственно политических структур и механизмов в регулировании международной сферы, здесь сохраняются определенные возможности как для правовых, так и для нравственных регуляторов. В середине 70-х гг. в Хельсинки (Финляндия) в заключительном акте СБСЕ были сформулированы принципы современных международных отношений, которые включали в себя:|признание суверенного равенства государств; нерушимость установленных границ; принцип неприменения силы или угрозы силы в межгосударственных отношениях; признание территориальной целостности государств; мирное урегулирование споров; невмешательство всвнутренние дела других государств; уважение прав человека и основных свобод; равноправие и право народов распоряжаться собственнойсудьбой; необходимость сотрудничества между государствами и добросовестного выполнения обязательств по международному праву. Выполнимость сформулированных принципов и их реальная поддержка европейскими государствами обусловлены их соответствием долгосрочным интересам всех государств, стремящихся к обеспечению собственной безопасности. Прошедшее после подписания Хельсинкского jакта время показало, что европейское сообщество в целом поддерживало и практически ориентировалось на данные принципы. Соответственно изменились и этические стандарты в сторону осуждения агрессии, территориальной экспансии, нарушения прав человека.

Однако изменение границ в конце 80-х – начале 90-х гг. в связи с; «бархатными революциями» в Восточной Европе, приведших к власти новые политические силы, и распадом СССР существенно видоизменило баланс сил в мире. В результате западные государства, объединенные в блок НАТО, предложили миру критерии урегулирования международных политических отношений на основе собственных идеологических стандартов и приоритетов. Выступая от лица «мирового сообщества», эти государства оформили данные притязания в концепции транснационализма, предусматривающей и оправдывающей их вмешательство в дела суверенных государств не только в случае проведения ими экспансионистской политики, но и нарушения норм и принципов прав человека, применения вооруженной силы против мирного населения внутри страны.

Несмотря на стремление выдвинуть в качестве правовых оснований международной политики более гуманистические требования, способные остановить наиболее разрушительные для человека действия государств как на международной арене, так и по отношению к собственным народам, такие действия тем не менее встретили решительное противодействие со стороны целой группы государств. Многие страны были не согласны не столько с содержательной стороной политико-правовых требований, сколько с тем, что право на соответствующие оценки государственной политики было явочным порядком присвоено совершенно определенной группой стран, проигнорировавших тем самым сложившиеся международные институты, способные более взвешенно проводить подобную политику. Однако, получив практическое выражение в действиях НАТО в урегулировании этнического конфликта в Косово, такая линия поведения на мировой арене практически возвестила о сломе сложившейся системы международного права.

Постоянный плюрализм государственных суверенитетов делает межгосударственные отношения достаточно непредсказуемыми, хаотичными, неуравновешенными. В такой атмосфере ни одно государство не способно постоянно сохранять четко выраженные и неизменные позиции по отношению другу к другу, находясь, к примеру, с кем-либо в постоянной конфронтации или в столь же устойчивых союзнических отношениях. Не случайно в этой политической области бытует неписаное правило: «у государства нет друзей и врагов, а есть только неизменные интересы».

В то же время, благодаря наличию государств, не только различающихся, но и близких друг другу по своему политическому весу, строению экономических отношений или территориальному расположению, что так или иначе способствует установлению между ними более устойчивых связей, в сфере международной политики одновременно складываются системы международных отношений различного уровня. Например, в настоящее время в мире сложились тесные межгосударственные отношения между семью наиболее развитыми странами – США, Англией, Канадой, Германией, Японией, Италией и Францией, оказывающими наиболее существенное влияние на состояние мировых экономических связей. Кроме того, сформировались различные международные системы регионального характера в Юго-Восточной Азии, Африке и других районах мира. Как правило, в этих международных системах формируются различные конфигурации в отношениях между государствами, не исключающие временных иерархических отношений, доминирования, равноправия и т.д.

Наличие такого рода международных систем показывает и то, что взаимодействия разнообразных и разнопорядковых субъектов международной политики всегда отличает различная плотность складывающихся отношений, неодинаковая насыщенность политических контактов и связей. Например, постоянные отношения союзников или стран, вовлеченных в устойчивые торгово-экономические связи Друг с другом, соседствуют с непостоянными, спорадически возникающими отношениями между другими государствами, формирующими зону как бы разреженных международных контактов. Страны же, вообще не поддерживающие отношений друг с другом, и вовсе создают вакуум в зоне мировой политики. Таким образом, сфера международных отношений представляет собой область неравновесных и неравномерных политических взаимодействий.

Как показывает практика, в последние десятилетия несбалансированность международных отношений возрастает в связи с тем, что на международную политическую арену помимо государств вышли и иные самостоятельные субъекты: различные социальные (национальные, конфессиональные, демографические и прочие) группы, налаживающие самостоятельные отношения со своими сторонниками за рубежом; международные организации, регулирующие те или иные отношения между политическими субъектами; транснациональные кампании, ведущие экономическую деятельность в различных государствах; разнообразные корпоративные структуры (СМИ, общественные организации, туристические фирмы, террористические группировки и т.д.) и даже отдельные лица (в частности, бывшие политики, играющие посреднические роли в урегулировании конфликтов). Благодаря современной системе международного права даже рядовой гражданин может выступить оппонентом своих властей, предъявить претензии другим государствам или международным организациям.

Сложность и неоднозначность отношений участников мировой политики обусловлены также тем, что их поведение в данной сфере инициируются самыми разными и неоднозначными причинами. Так, для отдельных государств такими источниками их поведения, как правило, всегда являются одновременно действующие: внутриполитические (обусловленные отношениями власти и общества), локальные (выражающие, к примеру, соображения региональной безопасности) и глобальные изменения (в частности, экологический кризис, распространение терроризма и др.). На уровне отдельных организаций (корпораций) или индивидов мотивация участия в мировой политике еще более усложняется.

Динамика мотивов и установок участия в мировых политических I процессах сочетается с постоянным изменением действующих в них | стандартов и ценностей безопасности, эволюцией норм международного права, морально-этических стереотипов, оправдывающих достижение государствами внешнеполитических целей, и т.д. Нередко меняется и соотношение внутри- и внешнеполитических приоритетов граждан. Например, в отдельных странах люди иногда боятся собственных правительств больше, чем иностранного вторжения, больше доверяют не собственным политикам, а международным организациям и структурам.

Теоретическое исследование международных политических процессов имеет богатую историю. В качестве первых попыток объяснения сложных взаимоотношений между государствами можно назвать «Историю Пелопоннесской войны» Фукиннида (V в. до н.э.), размышления Цицерона о «справедливых войнах», ведущихся против вторгшегося в страну врага, многочисленные хроники действий различных правителей и т.д. Долгое время в политической мысли центральное место занимали вопросы войны и мира, нередко рассматриваетихеся в качестве главных орудий революционной трансформации мира, построения нового мирового порядка, изменения баланса сил и т.д.

В XX в. теоретические дискуссии о природе и специфических характеристиках мировой политики велись в основном между реалистами и идеалистами (в 20–30-х гг.), традиционалистами и модернистами (в 50–60-х гг.), государственниками и глобалистами (в 70– 80-х гг.). В чем же суть расхождений между ними и представляемыми ими школами и направлениями?

Реалисты (Дж. Кеннан, Дж. Болл, У. Ростоу, 3. Бжезинский и др.) исходили из того, что основным и естественным стремлением всякого государства служит проявление силы, направленное на достижение собственных интересов. С этих позиций международная политика представляется как поле борьбы суверенных государств, ориентированных на национальные интересы и потому борющихся за достижение тех целей, которые постоянно находятся в сфере их внимания. К ним относится прежде всего достижение безопасности, поскольку из-за отсутствия верховного арбитра в международных отношениях каждое государство вынуждено главное внимание уделять собственной защите. Следовательно, каждое государство, соперничая с другим, обязано стремиться к созданию такого баланса сил, которое выступало бы в качестве сдерживающего механизма в условиях конкуренции, силового противостояния и при котором это государство может получить превосходство, гарантирующее ему безопасность. Логика такого взаимодействия требовала создания коалиций, блоков, союзов, которые способствовали бы умножению силы и, соответственно, решению входящими в них государствами своих задач.

По мнению реалистов, ориентируясь на защиту своих интересов, государства не могут руководствоваться альтруистическими принципами и пренебрегать своими потребностями ради той или иной жертвы агрессии. Любые морально-этические и даже нормативные установления для государства должны рассматриваться им не иначе, как средства ограничения его суверенитета. При этом признается, что любые средства достижения цели – убеждения, шантаж, сила, торговля, дипломатия и т.д. – изначально оправданы, если умножают могущество государства и создают возможность решения поставленных задач. В то же время главными ценностями поведения государств на международной арене должны быть осторожность и ответственность при принятии решений.

Иными словами, квинтэссенцией такой линии поведения государств на мировой арене выступала формула прусского генерала XIX в. К. фон Клаузевица «хочешь мира – готовься к войне». Правда, теоретическим отцом политического реализма принято считать американского ученого Г. Моргентау (1904–1980). В книге «Политические отношения между нациями: борьба за влияние и мир» (1948) он попытался обосновать идею о том, что власть, которую он связывал с неизменностью человеческой природы, является основой поведения государства на мировой арене. «Международная политика, – писал Моргентау, – подобно любой политике, есть борьба за власть. Какие бы конечные цели ни преследовались в международной политике, непосредственной целью всегда является власть»[82].

При таком подходе идея власти концентрировалась в понятии < интереса, а «концепция интереса», определенного с помощью термина «сила», позволила выяснить сущность как внутренней, так и \ внешней политики государства. Поэтому, по мнению Моргентау, интерес всегда должен господствовать над любыми, даже самыми привлекательными абстрактными идеями. (Характерно, что он признавал и наличие неких всеобщих интересов в мировой политике, которые не могут достигаться какой-то одной нацией без ущерба для другой.) Так что только такая рациональная политика способна увеличить выгоды государства и минимизировать риск при их получении.^; Высшими добродетелями объявлялись способность правителей к учету последствий политических действий и благоразумие.

Идеалисты (Д. Перкинс, В. Дин, У. Липпман, Т. Кук, Т. Мюррей и др.), напротив, рассматривали мировую политику с помощью правовых и этических категорий, ориентируясь на создание нормативных моделей мировых отношений. В основе их убеждений лежал отказ от признания силовых и военных средств как важнейших регуляторов межгосударственных отношений. Предпочтение же полностью отдавалось системе и институтам международного права. Вместо баланса сил идеалисты предлагали другой механизм урегулирования межгосударственных отношений, а именно – механизм коллективной безопасности. Эта идея базировалась на том соображении, что все государства имеют общую цель – мир и всеобщую безопасность, поскольку нестабильность силового баланса сил и войны причиняют государствам огромный ущерб, ведут к бессмысленной трате ресурсов. Агрессия же даже одного государства против другого приносит ущерб всем. (Интересно, что убежденность в такого рода подходах позволяла их сторонникам буквально за несколько месяцев до начала первой мировой войны говорить о ее невозможности в силу сложившейся финансово-экономической зависимости государств.)

В 1918 г. американский президент В. Вильсон, сформулировав 14 пунктов послевоенного урегулирования, практически концептуализировал взгляды идеалистов. В частности, в качестве основных механизмов урегулирования мировых политических отношений он предложил: проведение открытых мирных переговоров; обеспечение гарантий свободы торговли в мирное и военное время; сокращение национальных вооружений до минимального достаточного уровня, совместимого с национальной безопасностью; свободное и основанное на принципе государственного суверенитета беспристрастное разрешение всех споров международными организациями.

Тогда практически впервые была озвучена идея создания системы коллективной безопасности в мире. Предполагалось, что арбитром межгосударственных споров станет международный политический орган, наделенный исключительным правом принимать решения о коллективном наказании агрессора. Однако сформированная тогда Лига Наций, олицетворявшая собой устремления людей к справедливости, порядку и миру, не смогла предотвратить агрессию СССР против Финляндии, Италии против Эфиопии и ряд других военных конфликтов. Бессильной оказалась она и в предотвращении Второй мировой войны.

В послевоенное время в науке на первый план вышла дискуссия модернистов и традиционалистов. Те и другие пытались выработать более систематизированные представления о международных политических отношениях. При этом модернисты (М. Каплан, Р. Норт, Р. Снайдер, Г. Алиссон и др.), которые рассматривали национальные государства в качестве самостоятельных властных систем, испытывающих влияние со стороны других субъектов, основное внимание уделяли моделированию их действий на мировой арене. В их исследованиях основной акцент делался на изучении процедур и механизмов принятия решений, на описании поведения различных сегментов правящих элит и правительств, разработке технологий бюрократических компромиссов и других компонентах выработки внешней политики государств. Учет влияния даже малейших акторов, принимавших участие в разработке внешнеполитического курса, позволял им моделировать конкретные системы международных отношений, составлять прогнозы взаимодействия государств на различных политических уровнях.

В свою очередь, традиционалисты (Р. Мейер и др.) акцентировали внимание на необходимости учета влияния тех действующих на внешнюю политику факторов, которые транслируют характерные для конкретных стран традиции и обычаи, выражают особенности личностного поведения политиков, роль массовых и групповых ценностей и т.д.

Дискуссия о значении различных компонентов внешнеполитической деятельности государств постепенно сменилась спором ученых о том, осталось ли государство центральным элементом в мировой политике или интеграционные процессы преобразовали эту сферу в качественно иное, взаимозависимое и взаимосвязанное мировое сообщество. Так называемые государственники (К. Дойч, К. Уолтц и др.) полагали, что, несмотря на все перемены, государства остались цен-j тральными субъектами мировой политики, изменились лишь фо отношения между ними. Поэтому и природа сферы мировой полити ки осталась той же: ее насыщают прежде всего внешнеполитичесет действия государств, руководствующихся принципом реализма, си! левого сдерживания конкурентов и достижения устраивающего их| внешнюю политику баланса сил. К. Уолтц даже ставил под сомнение! тезис о взаимозависимости государств в современном мире, которая, как он считал, возрастает лишь на уровне отдельных корпораций и фирм, но не государств. По его мнению, великие державы настоящее время менее зависимы от партнеров, чем в начале XX в. При этом растет политическая роль финансовых и экономически центров в мире, влияние которых также не укладывается в формуле взаимозависимости государств. Их роль в мировой политике только затемняет неравенство стран, их реальные и будущие возможности. Поэтому разговоры о взаимозависимости мира только идеализируют перспективы международного сообщества, ориентируя его на абстрактные цели и идеи.

В противоположность государственникам глобалисты (Э. Хаас,1 Д. Пучала, Л. Линдберг и др.), своеобразно продолжая линию идеализма, настаивали на снижении роли национальных государств в мире. По их мнению, современные изменения в сфере транспорта, связи, информации сделали национальное государство неэффективным орудием достижения собственной безопасности и обеспечения благосостояния своих граждан. Спрессованность мировых отношений, «сжатие мира» (О. Янг) явились наиболее адекватным отражением динамики современных международных отношений. Жизнь показала, что многие проблемы не имеют чисто национальных решений даже для крупных государств, предполагая тем самым кооперацию, сотрудничество и объединение ресурсов различных государств. К таким проблемам глобалисты относили многие проблемы охраны окружающей среды, формирования трудовых ресурсов, предотвращения гуманитарных катастроф, народонаселения, использования космоса, борьбу с терроризмом и др. Объективная потребность в кооперации действий сближает страны и народы. Свою роль в таком сближении играет и получившая общую признательность деятельность ООН, ОБСЕ и других организаций, которые внесли упорядоченность во многие международные процессы, приучили многие страны действовать в духе норм международного права, создали определенные традиции, привили элитарным кругам во многих странах мира определенные этические принципы и стандарты. Все это, по мысли глобалистов, способствовало созданию надежных предпосылок для формирования более управляемого мирового порядка, повышения контроля над проблемами безопасности, усиления интеграции.

В настоящее время сложность современных политических процессов на мировой арене, переплетение разнообразных тенденций и традиций постепенно привели многих ученых к убеждению в том, что в рамках того или иного теоретического направления очень трудно интегрировать достижения различных противоборствующих школ. Такое положение заставило многих представителей политической науки обратиться к социологическим конструкциям, более «свободным от односторонних теоретических предпочтений» и открывающим «более плодотворные пути к использованию накопленных знаний», всей совокупности методологических приемов, включая в себя традиционные и инновационные способы истолкования этой сложнейшей области мира политики[83].

Геополитика

Существенный вклад в развитие теории международных отношений внесли авторы геополитических теорий, которые предложили целый круг идей, раскрывающих зависимость внешней политики государств от факторов, позволяющих им контролировать определенные географические пространства. Ранее (см. гл. 2) уже говорилось, что в истории политической мысли идеи о влиянии географической среды на общество развивались еще Гиппократом, Аристотелем, Платоном. Французские мыслители Ж. Воден (XVI в.) и Ш. Монтескье (XVIII в.) многие свои работы посвятили анализу влияния климата на политическое поведение людей, укрепив тем самым эту исследовательскую тенденцию. Однако как самостоятельное направление в теории международных отношений геополитика сложилась лишь в конце XIX – начале XX столетия. В 1900 г. шведский ученый Р. Челлен (1864–1922), попытавшийся рассмотреть государство в качестве особого географического организма, сформулировал и сам термин «геополитика», характеризовавший одно из направлений его политических действий. Однако от всей его теории, обозначившей круг специфических проблем, с которыми сталкивалось в этом отношении государство, остался только соответствующий термин, им стали обозначать ту область исследований, которая описывала государство в качестве «географического организма или феномена пространства».

В целом геополитика, показывавшая органическую взаимосвязь пространственных отношений и исторической причинности действий государств, хорошо вписывалась в сложившуюся к тому времени теорию международной политики, базировавшуюся на ценностях «суверенитета», «территории», «безопасности государств». И это неудивительно, ибо многочисленные факты действий Римской империи, Золотой Орды, Британской и других мировых империй, менявших по своему усмотрению облик целых континентов, убедительно демонстрировали приоритет ресурсов, позволявших им навязывать свой императив другим государствам и контролировать значительные территории («географические пространства»).

В то же время через геополитические построения в науку стало интенсивно проникать понятие «естественно-исторические законы», идеи социал-дарвинизма, органицизма и географического фатализма, вытеснявшие человека из объяснения причин политических изменений на международной арене и абсолютизировавшие влияние географической среды на силовые отношения в мировой политике. В целом же под влиянием такого рода представлений ведущее место в теоретическом объяснении природы и тенденций развития международной политики стали занимать идеи сохранения и расширения границ, выхода государств к морю, контроля правительств над собственными территориями и навязывания воли соседним государствам. В интерпретациях межгосударственных отношений стали оперировать категориями «континентального могущества», нескончаемого противодействия сухопутных и морских держав, а смысловым ядром внешнеполитических связей стали ценности территориального расширения государств, обоснование средств и путей раздела и передела ими мирового пространства.

Наиболее заметный вклад в формирование и развитие геополитики в тот период внесли английские, немецкие и американские теоретики. Свой след в развитии этого научного направления оставили и россияне, в частности, Н. Данилевский («Россия и Европа», 1869), С. Трубецкой («Европа и человечество», 1921), Г. Трубецкой («Россия как великая держава», 1910), Е. Трубецкой («Война и мировая задача России», 1917) и ряд других ученых, исследовавших в своих работах соотношение исторического и географического начал в политическом процессе, раскрыли особенности отечественного стратегического мышления на международной арене, показали связи национального и государственного интересов с ценностями русского народа.

Наиболее заметным событием в геополитических изысканиях явились идеи английского ученого X. Макиндера (1869–1947), который в работах «Физические основы политической географии» (1890) и «Географическая ось истории» (1904) сформулировал концепцию «Харт-ленда», оказавшую существенное влияние на всю последующую историю геополитики. По его мнению, часть суши, искусственно разделенная на Азию, Африку и Европу, представляет собой «мировой остров», являющийся «естественным местоположением силы». Его сердцевину составляла в то время Российская империя с частью прилегающих территорий Казахстана, Узбекистана и некоторых других стран, которые были отделены от стран «внутреннего полумесяца» (куда входили государства Евразийского континента, не принадлежащие к его материковой части) и «внешнего полумесяца» (Австралия, Америка и ряд других государств). Эта «срединная земля», или Хартленд (Евразия), не проницаемая для влияния морских империй, и представляла собой «ось мировой политики». А тот, кто, согласно Макиндеру, контролировал Хартленд, контролировал и «мировой остров» и, следовательно, весь мир.

Подобные идеи закрепляли преимущество сухопутных держав в сложившемся мировом балансе сил по отношению к морским и приокеаническим государствам. Однако такое положение последних должно было побуждать их к ослаблению могущества стран, контролирующих Хартленд, препятствуя, в частности, их выходу к морю и объединению наиболее крупных государств на данной территории (в частности, Германии и России), способствуя дроблению государств на этом пространстве и созданию противостоящих им блоков и коалиций.

Помимо обоснования таких глобальных геополитических раскладов Макиндер сформулировал и положение о том, что в будущем расстановку политических сил в мире может существенно изменить развитие технологий, которые способны активно видоизменять физическую среду. Поэтому решающее мировое влияние должно сохраниться за теми странами, которые поощряют изобретательство и технический прогресс, а также способны наиболее оптимально организовать для этого и всю общественную систему.

Ряд немецких ученых, в частности Ф. Ратцель (1844–1901) и К. Хаусхофер (1868–1945), предложили собственное видение геополитических реалий той эпохи, существенно отличающееся от воззрений представителя Великобритании, мечтавшего о возвышении былого величия «владычицы морей». Так, Ратцель в работе «Политическая география» (1897) сформулировал ряд положений, легших впоследствии в обоснование экспансионистских стремлений Германии, превратившейся из аграрной в промышленную державу. Так, рассматривая государство как действующий по биологическим законам организм, чьи жизненно значимые компоненты определяются «положением страны, пространством и границей», он полагал, что условием сохранения его жизнестойкости является наращивание политической мощи, суть которой состоит в территориальной экспансии и расширении «жизненного пространства». Поэтому немецкие политики должны развивать у себя «дар колонизации» ради обретения страной былого могущества.

Взяв за основу идею расширения жизненного пространства, которая должна гарантировать государство от автаркии и зависимости от соседей, Хаусхофер попытался обосновать мысль, что завоевание новых территорий и обретение таким путем свободы и есть показатель величия государства Важнейшим же способом территориального распространения своего могущества он признавал поглощение мелких государств более крупными Именно на этих идеях мюнхенского профессора руководство гитлеровской Германии разрабатывало свои «геополитические оси» наступления на соседние государства и создания «третьего рейха». Характерно, что, по мнению Хаусхофера, «ни континентальная, ни морская сила поодиночке не создадут мировую державу», поэтому ее «создание зависит от комбинации этих двух факторов»[84]. Существенной новацией в геополитических построениях Хаусхофера можно считать выдвинутое им положение, согласно которому доминирующее положение в мире могут занять только державы, способные продуцировать некие «панидеи», в частности, американскую, азиатскую, русскую, тихоокеанскую, исламистскую и европейскую. Именно такое духовное обрамление придает территориальным притязаниям государств должную силу и оправдание их действий.

К середине XX столетия в условиях территориально поделенного мира акценты в геополитических доктринах в основном сместились на обеспечение безопасности как для отдельных государств, так и для мира в целом. Собственный взгляд на геополитические перспективы «законченного мира» выдвинул американский ученый Н. Спайкман (1893–1944), который исходил из _; того, что глобальная безопасность в мире может быть обеспечена за счет контроля за «материковой каймой», т.е. прибрежными государствами Европы и Азии, расположенными между материковой сердцевиной и морями Это пространство представляло, по его мнению, зону постоянного конфликта между континентальными и морскими державами. И тот, кто будет контролировать этот римленд (побережье), тот будет осуществлять и контроль над Евразией и всем миром. Будучи ярым сторонником расширения американского влияния в мире, Спайкман развил концепцию доминирования на мировой арене «океанических» держав. Он утверждал, что потребность в построении системы глобальной безопасности в мире поставила эти страны, и в первую очередь США, перед необходимостью решения прежде всего технологических задач (например, создания военных баз наземного базирования на материковой части суши, всестороннего развития транспортных коммуникаций, дающих возможность своевременно перемещать людей и ресурсы), которые, как предполагалось, и позволят создавать сдерживающий «обруч» вокруг материковой сердцевины в целях полноценного контроля за соответствующим пространством. По сути дела Спайкман старался не просто обосновать лидирующую роль США в послевоенном устройстве мира, но и стал первым теоретиком, сконструировавшим геополитическую концепцию поведения этой сверхдержавы на международной арене.

Однако развитие мира после Второй мировой войны внесло существенные коррективы в геополитические проекты «Холодная война», развитие новых информационных технологий, транспортных коммуникаций, а главное – появление в арсеналах некоторых государств ядерного оружия (особенно космического базирования) по существу стерли разницу между сухопутными и морскими державами В таких условиях уже не работал принцип уменьшения влияния военной и политической силы государства по мере удаления от его территории. Кроме того, стала ярко проявляться регионализация сотрудничества различных государств. В связи с этим некоторые ученые стали рассматривать международные отношения как многослойные геополитические процессы

Так, С. Коэн выделял в послевоенном мире «геостратегические регионы» мирового масштаба (представленные морскими державами и странами евразийско-континентального мира), между которыми существовали «зыбкие пояса» (их составляли страны Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии), а также более мелкие «геополитические районы» (которые образовывали отдельные большие страны в совокупности с рядом более мелких государств) В этом ансамбле международных отношений различной сложности, по его мнению, и стали выкристаллизовываться глобальные политические системы – США, прибрежная Европа, СССР и Китай Данные процессы отражали тенденции к формированию блоковых систем, государств и коалиций, способных к наиболее мощному влиянию в мировой политике.