Иеросхимонах Михаил (Попов) (1871-1934)

Нужно уметь заглянуть в глубину... духовной жизни (Валаама. — Авт.), чтобы рассмотреть исполинов духа в его недрах. Таким исполином был духовник всего монастыря о. Михаил.

Великим подвижником старого Валаама был иеросхи­монах Михаил (Попов) Старший. О нем писали во многих валаамских изданиях, но, как правило, эти публикации представляли собой перепечатку записей и воспоминаний духовных чад старца: монахини Ан­гелины (Жаворонковой) и архимандрита Афанасия (Нечаева). Особую ценность представляют архив­ные материалы, среди которых по своей значимости выделяются частично опубликованный «Дневник путешествия по святым местам» самого о. Михаила и «Дневник иеромонаха Памвы»: последний под­робно рассказывает о подвиге и кончине иеросхимонаха Михаила (Попова).

Иеросхимонах Михаил (в миру Михаил Попов) ро­дился 8 октября 1871 г. в Кронштадте в семье мещан.

В 1889 г. по прохождении военной службы Михаил прибыл на Валаам. Юноша был определен на общие монастырские послушания: работу в трапезной, на скотном дворе, уборку территории и др. Будущий старец с юных лет проявлял свои духовные качества, выполняя возложенные на него послушания добросовестно, стара­тельно и ответственно. Михаил от природы имелхоро- шие музыкальные данные, в том числе красивый голос, поэтому ему было дано послушание канонарха. Хорошо разбираясь в церковном пении, юный послушник актив­но помогал игумену монастыря Гавриилу в нотной за­писи древних валаамских распевов, вышедших из печати под названием «Обиход Валаамского монастыря».

У Михаила было два брата, которые вскоре также поступили в Валаамский монастырь. Один из них при­нял монашество с именем Арсений и был поставлен регентом братского хора. Другой брат, Василий, при­нял монашество с именем Викентий. Он, как и его братья, имел множество музыкальных дарований, по­ражая своей нотной эрудицией: «О. Викентий знал наизусть все партии всех церковных песнопений всего года». Перед своей кончиной он ослеп и тогда пел все наизусть, поправляя ошибающихся в пении собратьев. Отец Викентий был также поэтом. Разбирая архивные документы, хранящиеся в Валаамском и Ново-Вала­амском монастырях, мы имели возможность читать произведения о. Викентия, написанные его рукой.

10 лет Михаил был послушником. В 1899 г. испол­нилось его давнее желание стать монахом. В постриге ему было дано имя Маркиан. В 1903 г. он был рукопо­ложен во иеромонаха.

В 1911 г. о. Маркиан совершил продолжительное па­ломничество «в Палестину, на Афон и по России»: «Призывая Бога в помощь, 3-го января 1911 года от­был я из Санкт-Петербурга...» В путевом дневнике, который вел иеромонах «больше для своей памяти и для доброго воспоминания о пережитых впечатле­ниях», он записывал маршрут путешествия, инте­ресующие его достопримечательности и события, по­учения духовно опытных наставников, встречающихся ему, и свои размышления. Особенно внимательно он изучал богослужение в разных церквях и монастырях и сравнивал его с валаамской практикой.

В Святой Земле иеромонах Маркиан провел весь Великий пост и Светлое Христово Воскресение. Он посетил святыни Иерусалима, монастыри в его окрестностях и другие святые места, связанные с биб­лейскими событиями.

«После Святой Земли отец Маркиан остановился на несколько недель на Афоне с целью ознакомить­ся с монастырями и кельями пустынников. Здесь он искал общения с духовными подвижниками и нахо­дил у них ответы на многие вопросы монастырской жизни», — пишет монахиня Ангелина. Если в Пале­стине иеромонах Маркиан преимущественно знако­мился с внешними уставными особенностями бого­служения, церковного пения, устройства монастырей и храмов, то на Афоне кроме этого он старался углубиться во внутреннюю духовную жизнь подвиж­ников благочестия, с тем чтобы совершенствоваться самому и подготовиться к великому старческому слу­жению, Промыслом Божиим уготованному ему в род­ной обители по возвращении из паломничества.

О. Маркиан считал афонские монастыри образцовы­ми, полагая, что они являются примерами для всех дру­гих православных обителей. На какое-то время у него даже возникло желание остаться на Афоне. Такой важ­ный вопрос требовал разрешения. И вот во время подъема на вершину Святой Горы о. Маркиан, беседуя с «проводником, послушником из молдаван», узнал о старце Иакове и решил непременно зайти к нему, с тем чтобы задать волнующий его вопрос: «Где мне лучше жить и удобнее спастись, в России или на Афо­не?» «Старец на это спросил меня, давно ли я живу в монастыре? Я сказал: “22 года”. — “Не было ли в это время искушения от жен или падения плотского?” Я ответил: “Слава Богу, Господь сохранил и, кроме мысленной брани, с помощью Божией в остальном прожил благополучно и целомудренно”. Тогда старец сказал: “Если столько времени пожил в монастыре и Господь сохранил от греха плотского, то, значит, можно и там спастись; а Афон хорош для того, кто немощен и не может противостоять плотской брани; конечно, на Афоне хорошо и удобно спасаться, но и там можно, тем более уже и привычка есть к своему монастырю, порядку и уставу”».

О. Маркиан задумывался о плачевном духовном со­стоянии русского монашества. По этому вопросу он советовался с «маститым старцем Саввой», настоятелем кельи Преподобного Саввы Освященно­го. «По его мнению, у нас в России потому и падает монашество, что, во-первых, настоятелей ставят не­опытных в монашеской жизни, а во-вторых, потому, что они не исповедают всю братию и поэтому не зна­ют их устроения, и братских скорбей, и всего прочего, касающегося внутренней жизни монастыря; а еще также весьма жаль, что они в трапезу не ходят с бра­тией кушать, но едят особо в своих покоях, а это, по его словам, есть уклонение или отчуждение от братии. Настоятель должен быть везде с братиею и во всем подавать ей добрый пример, тогда и настоятелю легче управлять братиею, и братии удобно соделывать свое спасение». Касаемо практики исповеди на Афоне начала XX столетия, следует сказать, что, например, в Пантелеймоновом монастыре настоятель испо­ведовал послушников от их поступления до трех лет пребывания в обители. Затем совершался монашеский постриг. Игумен монастыря говорил: «Ну, теперь исповедуйся у кого хочешь».

Особенно плодотворной стала беседа о. Маркиана со старцем иеросхидиаконом Макарием. «Каливоч- ка у него стоит в пустынном месте, живет он с тремя учениками, занимается и живописью; пребывает здесь на горе уже 40 лет, а раньше жил в России, в Бузу- лукском монастыре. Я стал предлагать ему вопросы, и он на них давал мне разумные духовные ответы». Словно предвидя будущее служение валаамского иеро­монаха, о. Макарий «советовал не отказываться от послушания и принимать посылаемых игуменом уче­ников и учить их по совести и страху Божию, зани­маться также непременно Иисусовою молитвою, это, по его словам, самое главное; и молитва умная, или сердечная, все еще есть деятельная и творимая чело­веческими усилиями или привычкой, а вот духовная, или зрительная, та уже благодатная и дается по многим трудам, а иному же по смерти. Советовал также читать “Добротолюбие”, наипаче славянское; от чрезмерного любопытства и многого чтения — отвыкать, это, по его словам, искушение и очень вредит молитве, и от этого может также голова болеть. Я спросил: “Можно ли читать книги духовнические, которые дают полез­ные сведения для прохождения духовнического по­слушания”. — “Если это требуется, то можно читать полезные для старчества книги”. Засыпать советовал учиться обязательно с молитвою Иисусовой. “Надо, — говорил старец, — стараться привить молитву сер­дечную, и тогда она сама покажет, что надо делать и чего избегать”».

В молдавском скиту святого Иоанна Крестителя к о. Маркиану проявили особое внимание, узнав, что он с Валаама. «Скитские отцы с благодарностью вспо­минали отца Антипу, в свое время так много сделав­шего для скита, подвижничая там». Монахи, одарив его подарками, показали монастырский синодик, куда были вписаны имена игумена Дамаскина и валаамских отцов Пимена и Антипы.

Путешествуя по Святой Горе, иеромонах Маркиан «встретил еще одного старца — отца Иннокентия, имеющего свою келью с церковью на Керашах». «Узнав, что я приезжий, — пишет валаамский палом­ник, — [он] стал меня приглашать к себе на житель­ство, в свою келью и хвалил ее и, убеждая меня, гово­рил: “Тебе хорошо, батюшка, будет у меня, будешь... часто служить Литургию, а если останешься совсем жить, то по моей смерти и келья твоя будет, я на тебя ее перепишу, у меня земли довольно, есть также 20 мас­личных деревьев”. Но я сказал ему на это: “Как же я могу оставить свою родную обитель, если на это не получу извещения Божия; ведь я там призван и должен там пребывать”».

25 мая 1911 г. о. Маркиан покинул Афон. По дороге на Валаам он посетил многие обители, где старался получить духовный опыт.

«Приехал в Голосеево. Зашел к уважаемому старцу иеромонаху Алексию; принял он меня, выслушал и смиренно стал давать мудрые советы — предаваться воле Божией, терпеть скорби, которые есть лествица на небо; творить присно немногословную молитву, послушание нести безропотно».

«Софрониева пустынь. Придя в скит, зашли к на­чальнику оного, маститому старцу игумену Филарету, живущему в монастыре уже 63 года. ...Я стал рас­спрашивать кое-что о духовной жизни. Во-первых, он советовал ради послушания тянуть иго старчества, только приучать учеников, чтобы они про других не говорили, а только про себя (вчера архимандрит отец Иоанникий Глинский мне говорил, чтобы я советовал ученикам больше читать авву Дорофея, да и самому его хорошенько изучить)».

Особенно интересно отметить посещение о. Мар- кианом Оптиной пустыни, в которой в те годы подви­зались такие великие старцы, как о. Анатолий (Пота­пов), о. Варсонофий, о. Нектарий. Беседуя со старцем Варсонофием, он спрашивал: «Как поступать духов­нику с послушниками, болеющими душевными и плот­скими страстями, если они каются и желают отстать от дурных привычек, но не могут долгое время про­тивостоять и отражать плотскую брань; терпеть ли духовнику сии их немощи или советовать уехать в мир, поступая по слову Апостола: лучше бо есть женитися, нежели разжизатися?» Старец советовал терпеть и увещевать, потому что если удалить их из обители, то они впадут во вся злая, а лучше вразумлять, нака­зывать, даже временно от причастия отлучать, осво­бождать от вредного послушания или из одной кельи перевести в другую, давать эпитимии, но не отгонять и даже до смерти терпеть их немощи.

Все эти встречи с подвижниками благочестия и их советы оказали существенное влияние на иеромона­ха Маркиана и духовно укрепили его. Впоследствии многие из этих наставлений станут принципами жизни и служения иеросхимонаха Михаила (Попова).

В 1921 г. валаамская братия большинством голосов избрала иеромонаха Маркиана своим духовником. По глубочайшему своему смирению он считал себя недостойным такого послушания и потому отказы­вался от него. Но по настоянию братии и памятуя о тех советах, которые промыслительно получил во время своего длительного паломничества, согласился. 15 марта 1924 г. о. Маркиан был пострижен в великую схиму с именем Михаил.

Старец Михаил сердцем старался понять каждо­го приходящего к нему за советом, умел выслушать и успокоить, являясь для монахов и мирян пастырем добрым, душу свою полагающим за овец своих.

«На двери кельи его висела вывеска: “Прием с 7-ми утра и до 9-ти вечера”, — вспоминает монахиня Ан­гелина (Жаворонкова). — И вот, действительно, в маленькой приемной всегда толпился народ. Тут были и духовные лица, и миряне, и военные, и моло­дые, и старые. Всех принимал старец с ласковой улыб­кой и приветливыми словами. Очень любвеобильный был старец. Я ходила к нему ежедневно на открове­ние помыслов... И так легко было на душе, когда даже мелкие мысли, движения души — все откроешь до­рогому батюшке». Иногда «у батюшки Михаила бывали дни, когда вывешивалась записка: “Приема нет”. Это значило, что старец удалялся дня на два в ка­кой-нибудь скит, где проводил в безмолвии и молит­ве 2-3 дня».

Ученик о. Михаила, будущий архимандрит Афанасий (Нечаев), всегда с трепетом входил в келью старца — «эти покои духа, ощущая особую... атмосферу тепла и уюта и какого-то духовного благоухания». «Это был совсем обыкновенный человек, но именно пото­му-то, очевидно, это был действительно настоящий человек. Мы говорим: “Людей много, а человека нет”. И вот я увидел пред собою настоящего человека. Сло­вами это не выразишь. Но всякий это и без того по­нимает, потому что образ настоящего человека живет в каждом из нас. И когда встретишь такого человека, то почувствуешь, что ты как бы сливаешься с ним в одно, как будто твои искаженные черты накладываются на его нормальные и исправляются, а ты сам становишься нормальным человеком. Сказывается это прежде всего в том, как подходит к тебе этот настоящий человек.

Он принимает тебя всем сердцем. Этого одного доста­точно, чтобы и ты раскрыл ему все свое сердце...» Для духовной жизни христианина, по мнению ие- росхимонаха Михаила, важнейшее значение имеет причащение Святых Христовых Таин. Старец любил напоминать приходящим к нему монахам и мирянам слова Спасителя: Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6,53) — и благословлял причащаться не реже одного раза в неделю. Практика причаще­ния, рекомендуемая о. Михаилом (Поповым), вполне соответствует практике, распространенной среди благочестивых христиан с древних времен. В качестве примера можно привести слова аввы Феоны, которые опровергают ложное мнение о причащении один раз в год и отражают мысли многих подвижников хрис­тианства на эту тему: «Мы не должны устраняться от причащения Господня из-за того, что сознаем себя грешниками, но еще более и более с жаждою надо поспешать к нему для уврачевания души и очищения духа, однако ж с таким смирением духа и верою, чтобы считать себя недостойными такой благодати, мы же­лали больше врачества для наших ран. А иначе и в год однажды нельзя достойно принимать причащение, как некоторые делают, которые... достоинство, освя­щение и благотворность Небесных Таинств оценива­ют так, что думают, что принимать их должны только святые, непорочные, а лучше бы думать, что эти Таин­ства сообщением благодати делают нас чистыми и свя­тыми ... Гораздо правильнее было бы, чтобы мы с тем смирением сердца, по которому веруем и исповедуем, что мы никогда не можем достойно прикасаться Свя­тых Таин, в каждый Господний день принимали их для уврачевания наших недугов, нежели превознес­шись суетным убеждением сердца верить, что мы после годичного срока бываем достойны принятия их».

О. Михаил призывал своих духовных чад всегда пре­бывать в молитве. Начальной ступенью в молитвенном подвиге старец считал исполнение утреннего и вечер­него правила. Если человек оставляет молитву, то сра­зу же отдаляется от Бога. «Однажды, — пишет мона­хиня Ангелина, — вот как о. Михаил научил меня не оставлять молитвенное правило. Как-то я, утомившись за день, работая в скитской церкви, вечером пришла за благословением к старцу и шутя сказала, что пусть старец за меня совершит молитвенное правило. И за­тем ночью, вставая, я не раз видела огонь в келье стар­ца. Оказывается, старец за мое правило положил не одну сотню поклонов. Утром, когда это открылось, моему стыду и огорчению не было предела».

Иеросхимонах Михаил отличался «оригинальной индивидуальностью». С одной стороны, «это впол­не русский мужичок, с простой образной речью, пол­ный, с небольшой бородкой, простым русским лицом. Но вот одеяние схимы, четки и особенно манера дер­жаться с вами обличает в нем врача духовного. Как врач, он подвигается к тебе, всматривается вниматель­но, ласково и бережно; да, особенно бережно обраща­ется с тобой. Он не предписывает духовных лекарств, не повелевает, а только как бы намеками побуждает вас делать то именно заключение или решение, которое ему кажется для вас правильным. И вы покидаете его с таким чувством, как будто вам вправили вывихну­тую руку, такое чувство облегчения, мира душевного находит на вас».

У старца было много почитателей и учеников. Среди них иеромонах Иустиниан, «старец Тимон, впослед­ствии схимник Михаил... [который] достиг, пожалуй, духовных высот подлинной святости в сонме славных валаамских отцов».

Близкими друзьями о. Михаила были схиигумен Феодор (Пошехов) и схимонах Николай (Толстов). Время от времени встречаясь, подвижники рассуж­дали на духовные темы, поддерживали и наставля­ли друг друга. Такие духовные взаимоотношения дали добрый плод: все эти старцы явили своей жизнью при­мер следования за Христом даже в самые сложные для обители годы, за что особенно почитаются на Валааме как подвижники веры и благочестия.

О. Михаил был духовником братии в исключительно сложное для Валаама время. «Мне довелось быть сви­детелем того печального момента, — вспоминает ар­химандрит Афанасий (Нечаев), — когда нарушилось на Валааме единство церковной жизни и братия мо­настырская, подобно дереву, расщепленному грозой, распалась на две группы... А случилось следующее: неожиданно для всех приехал на Валаам из Лондона греческий митрополит Германос — представитель Константинопольского патриарха в Западной Евро­пе (устанавливать новый календарный стиль). Часть монахов с духовником о. Михаилом и наместником о. Иоасафом во главе отказалась с ними сослужить...

Я только один раз видел за это время своего духовни­ка о. Михаила — не хотел докучать ему собою, зная, какую ответственную роль играет он в этом вопро­се. И он сказал мне лишь одну фразу, но твердо и ре­шительно: “Нам святые каноны не позволяют быть с нарушителями их”. И почувствовал я, это у него непреложное...» Позиция о. Михаила была по-разному воспринята его духовными чадами. Так, например, монахиня Ан­гелина (Жаворонкова) считает, что старец «твердо стоял за правду Господню», называя иеросхимонаха Ефрема (Хробостова), который сменил на должности духовника, о. Михаила, «беспринципным новостильником». Мнение о. Афанасия (Нечаева) было иным. Интересно, что во всех изданиях, повествующих о жизни иеросхимонаха Михаила, кроме одного, пред­ставлены отрывки из воспоминаний архимандрита Афанасия, которые не дают возможности понять его личную позицию в отношении поведения борцов за старый стиль. Полностью воспоминания опублико­ваны в 2006 г. Валаамским монастырем в сборнике «Старый Валаам: воспоминания о монастыре 1914— 1943 гг.». «И хоть смутно, но сознал я тогда, — пи­шет о. Афанасий (Нечаев), — что все же в чем-то не прав он (о. Михаил. — Авт.). И жаль его стало бес­конечно. Неужели этот крепкий русский ум не най­дет Христова царского пути?» В другом месте архимандрит Афанасий утверждает, что «более пра­вильно поступили те иноки, которые во главе с игуме­ном Павлином и другими соборными старцами оста­лись верными принципу послушания».

10 марта 1926 г. за верность старому стилю о. Ми­хаил был лишен права священнослужения впредь до исправления и публичного раскаяния в присут­ствии архипастыря и настоятеля монастыря, а также отстранен от должности монастырского духовни­ка.

Иеромонах Памва записал в своем дневнике: «15 де­кабря. 9 часов утра. На пароходе “София” увезли духов­ника иеросхимонаха Михаила в скит на Германовский остров. Из скита прп. Германа старец был переведен в Тихвинский скит, который сам о. Михаил называл “наш валаамский Сахалин”». Немного позднее — в скит Иоанна Предтечи, где провел последующие восемь лет в суровых условиях самого строгого скита на Валааме.

12 августа 1930 г. старец посетил доктора Чутунина в С ер до боле, который записал после осмотра, что о. Михаил страдает атеросклерозом, не способен к вы­полнению тяжелой физической работы, и рекомендо­вал его к переводу в главный монастырский корпус, где будет за ним лучший присмотр. Но на прошение о его переводе в монастырь или в скит Всех святых иеросхимонах Михаил получил от монастырского на­чальства отказ.

Здесь уместно отметить, что к такому отношению со­братьев старец относился терпеливо и со смирением. Его критерием в данной ситуации были слова прп. Ан­тония Великого: «Содержите в мысли, что вы будете испытываемы какими-нибудь братиями посредством поношения и неправд или подвергнитесь унижению от сотрудников своих. Почему, когда случится с вами что подобное, стойте твердо, не бойтесь, не унывай­те; но благодарение воссылайте Господу за все это, потому что без Него ничего подобного не случается, а Им попускается по той причине, что испытывать брани необходимо для рабов Божиих, ибо кто будет испытан от благости Божией искушениями, трудами, скорбями и бедствиями, тот, пока не навыкнет с тер­пением устаивать в добре во всех случаях, не получит от Него чести».

Надорванное исповедническими страданиями серд­це о. Михаила не выдержало. «1934 г., мая 21-го (н. ст.) в мире, во Христе, скончался иеросхимонах Михаил. Во Христе он умер, во Христе живет. Отец Михаил, наш кронштадтский житель, жил в скиту Св. Иоанна Предтечи; в 3-м часу дня поехал один в лодке, чтобы перевезти к себе в гости отца Иувиана-канцелярщика, и на середине залива скончался в лодке от разрыва сердца, и лодку погнало в озеро с ним, а он лежал на боку, и в лодку уже набралось много воды. В скиту услышали крик и сильный звон в било. Один рясофор­ный послушник, певчий Валентин, тоже был в скиту в гостях. Он поехал на лодке и увидал отца Михаила упавшего, и лодку его на буксире привезли к берегу, а затем в монастырь. Ему было 65 лет». Погребен иеросхимонах Михаил (Попов) на старом братском кладбище.

Подводя итог жизни и служения старца Михаила, за­метим, что «он оставил о себе самую светлую память. Вспоминая его всегда искреннюю, живую, удивительно образную и примиряющую беседу, его многие чтут за праведника».

ВСЯ ЖИЗНЬ — ПРЕДСТОЯНИЕ