Типология политической культуры

Стремясь глубже проникнуть в суть различных политических культур, исследователи группируют их на основе тех или иных имманентных им признаков, выстраивая таким образом различные политико-культурные типологии.

Так, американский политолог У.Розенбаум строит спектр типов политической культуры, приняв за основание степень консенсуса между членами общества относительно основополагающих политических ценностей и правил политической игры. На одном конце этого спектра оказывается, как называет ее У.Розенбаум, “фрагментированная” политическая культура, характеризующаяся отсутствием согласованных процедур разрешения социально-политических конфликтов, доверия между субъектами политического процесса, относительно высоким уровнем политического насилия. “Интегрированная” же культура, находящаяся на другом конце спектра, характеризуется, напротив, наличием консенсуса по важнейшим политическим вопросам, доверием между субъектами политического процесса, преобладанием конвенциональных форм поведения. Таковы два полюса, а между ними – “промежуточные” культуры, тяготеющие к одному или другому флангу.

В свое время в марксистской литературе имела хождение типологическая схема, подразделяющая политические культуры по классовому принципу на “буржуазные”, “социалистические”и т.п. Имеются и другие типологии. Но, пожалуй, самой популярной среди политологов разных стран остается модель, предложенная [c.699] много лет назад Г.Алмондом и С.Вербой в их книге “Гражданская культура”.

Все существующие политические культуры рассматриваются как комбинации трех логических или “идеальных” (по М.Веберу) типов. Первыйиз них – это так называемая приходская (другой перевод “провинциалистская”) политическая культура. Она характеризуется тем, что политические функции и роли еще не отделились от экономических и религиозных функций и ролей, а люди имеют смутное представление о политике и индифферентны к ней.

Второй тип– это “подданическая культура”. Она складывается при наличии дифференцированных политических функций, ролей и институтов и характеризуется пассивным отношением к политической системе со стороны подданных, интересующихся лишь практическими результатами деятельности правительства.

Третий тип– “культура участия”. Для нее характерен высокий уровень интереса граждан к политике, их хорошая информированность о политической жизни общества, а главное – активное участие в политическом процессе.

Казалось бы, “культура участия” и должна получить распространение в демократическом обществе. Но нет. Реальная политическая культура, существующая ныне в США, Великобритании и других демократических странах, или, как именуют ее американские политологи, “гражданская культура” далека, утверждают Г.Алмонд и С.Верба, от такого идеального типа, как “культура участия”. Подобно другим политическим культурам, существующим не на бумаге и не в голове лидеров, а в реальной жизни, она носит смешанный, внутренне противоречивый характер и сочетает в себе элементы всех трех вышеупомянутых типов. Именно это смешение, подчеркивают авторы, делает “гражданскую культуру” адекватной демократической политической системе: ведь последняя также являет собой переплетение противоречий.

Для “гражданской культуры” характерен баланс между властью и ответственностью правящих элит, равно как и между политической активностью и пассивностью граждан. “...От гражданина демократического общества, – пишут Г.Алмонд и С.Верба, – требуются противоречащие [c.700] друг другу устремления: он должен быть активным, но вместе с тем и пассивным; включенным (в политический процесс – Э.Б.), но не чрезмерно; влиятельным, но и почтительным (к властям – Э.Б.)” (7). Другими словами, демократия покоится на примирении крайностей и соблюдении меры в политике.

Чтобы правящие элиты хорошо делали свое дело и чувствовали себя ответственными перед обществом, гражданам надлежит держать их под контролем – в частности, посредством регулярных выборов в представительные органы. Но при этом не следует посягать на их властные функции, отправление которых требует профессиональной выучки и не под силу “человеку с улицы”.

Граждане должны “давить” на правительство. Однако это давление не должно вести к “перегреву” политической машины и дестабилизации системы. Они должны быть достаточно влиятельными и способными навязывать элитам ответственное поведение, но это влияние не должно препятствовать принятию властями необходимых, в том числе и непопулярных, решений.

Когда жизнь в обществе протекает спокойно и власть функционирует более или менее эффективно, людей, как правило, мало интересует, что делается в правительственных кабинетах, так что политики достаточно свободны в своих действиях. Зато при обострении ситуации, а тем более в условиях кризиса, активность граждан и их давление на властные структуры возрастают. Но вот власти приняли необходимые меры, ситуация возвратилась к норме – и интерес рядовых граждан к политике снова падает. Как утверждают Г.Алмонд и С.Верба, эти циклы, наблюдаемые практически во всех стабильных демократических обществах, и состоящие из “включения граждан, ответа элит и отхода граждан от политики”, могут в тенденции усиливать баланс противоположностей, необходимый для демократии.

Необходим для эффективного функционирования последней, пишут американские авторы, и баланс инструментальных (прагматических – Э.Б.) и эмоциональных политических ориентаций. Приверженность гражданина той или иной партии, политическому деятелю или системе не должна быть лишена эмоций. Как утверждал – и не без оснований – известный политолог С.Липсет, если [c.701] лояльность в отношении системы определяется сугубо прагматическими соображениями, то положение последней становится шатким: сбои в работе могут лишить ее поддержки со стороны граждан. К тому же свободная от эмоций политическая активность чревата цинизмом. Однако и чрезмерные эмоции вредят демократии. Они могут не только нарушить баланс между активностью и пассивностью граждан, равно как и между политическими институтами, но и спровоцировать разрушительные массовые движения. Отсюда и вывод: чтобы граждане могли сохранять контроль над политическими элитами и контролируемой ими системой, лояльность по отношению к ним не должна быть полной и безусловной, а участие в политике не должно быть ни чисто инструментальным, ни эмоциональным (8).

Еще одна опора политической культуры демократии – баланс между политическим согласием (консенсусом) и разногласием, поддерживаемый на уровне рядовых граждан, и на уровне властвующих элит. Без согласия по ключевым вопросам невозможно мирное разрешение политических споров и успешное функционирование демократических институтов. Но эти институты не способны эффективно действовать и при отсутствии политических разногласий в обществе. Ведь демократия предполагает возможность выбора между альтернативами и последним надо дать возможность беспрепятственно проявиться. К тому же отсутствие разногласий, а значит, и оппозиции, только бы затруднило контроль над элитами и притупило у них чувство ответственности перед обществом. Нужно лишь следить за тем, чтобы эти разногласия не перешли за опасную черту. Словом, и тут требуется мера и баланс.

В итоге, по Г.Алмонду и С.Вербе, в демократическом обществе складывается довольно сложная и вместе с тем динамичная система сбалансированных политико-культурных ориентаций. “Налицо политическая активность, но она не столь велика, чтобы подорвать авторитет правительства; налицо вовлеченность (граждан в политику – Э.Б.) и преданность (системе и элитам – Э.Б.), но в умеренной степени; налицо и политические разногласия, но их держат под контролем. Помимо всего прочего политические ориентации, образующие гражданскую культуру, тесно увязаны с общими социальными и межличностными [c.702] ориентациями. В рамках гражданской культуры нормы межличностных отношений, общего доверия к своему социальному окружению и веры в него пронизывают политические установки и смягчают их” (9).

Важно подчеркнуть, что все эти балансы – вовсе не результат тонких “вычислений” и согласований.Они складываются стихийно: за счет непоследовательности установок, которых придерживаются граждане (а массовое политическое сознание – отметим это еще раз – всегда внутренне противоречиво и непоследовательно); за счет несоответствия между установками сознания и реальным поведением; за счет индивидуальных различий между людьми и их интересами, ибо в любом обществе всегда найдутся политические активисты, которых никто и ничто не остановит, и те, кому политика не интересна ни при какой погоде.

Концепция Г.Алмонда и С.Вербы отнюдь не безупречна, о чем говорили многие политологи. Отмечали, в частности, что она неоправданно ограничивает политическую культуру сферой сознания, абсолютизирует американский опыт и не учитывает специфику демократического строительства в других странах. Это обоснованные претензии.

Но в концепции “гражданской культуры” ценно прежде всего то (почему мы и остановились на ней столь подробно), что она фиксирует сложность, внутреннюю противоречивость политической культуры демократии, необходимость наличия целой системы балансов ее поддержания.

Исследования, проведенные во многих странах мира в 70-80-х годах, в целом подтвердили выводы о смешанном характере этой культуры. Подтвердили они и общность фундаментальных черт, присущих, пусть и в неодинаковой мере и с разной степенью приоритетности, политической культуре демократии в различных странах и регионах мира.

Это толерантность (терпимость) граждан и государства по отношению к оппозиционным силам и оппонентам, поскольку они не выходят в своих действиях за рамки закона. Естественно, что оппозиция независимо от того, существует она как формальная или неформальная структура, признается в качестве легитимной политической силы, неотъемлемого элемента политической системы.[c.703]

Политическая культура демократии включает ориентации на плюрализм мнений и позиций, проявляющийся, в частности, в признании многопартийной системы и множественности идеологий – за исключением тех, которые вступают в противоречие с принципами гуманизма и законом.

Еще одна черта политической культуры демократического типа – относительно слабая дифференцированность классового сознания и массовое тяготение граждан к политическому и идеологическому центру. Даже в периоды обострения политических противоречий и подъема массовых движений численность лиц, занимающих радикальные позиции, не превышала в большинстве стран Европы и США трех процентов. Понятно, что в таких условиях ориентация граждан на использование насильственных методов для разрешения внутриполитических противоречий и конфликтов остается невысокой.

Признавая за государством более или менее значительную роль в общественной жизни, политическая культура демократии вместе с тем требует от граждан не превращать государство в фетиш, не ставить его над гражданским обществом и личностью. Не гражданин для государства, а государство для гражданина – вот один из коренных принципов демократии.

И последнее. Политическая культура демократии немыслима без законопослушания граждан, независимо от занимаемого ими положения: в демократическом государстве закон писан для всех. Но ориентация на соблюдение закона принимает устойчивый и массовый характер лишь при условии уважительного отношения как общественности, так и государства к суду и независимого положения последнего в системе государственных органов.[c.704]