Классификация знаков по онтологической природе референта (логико-семантическая).

Основанием для этой классификации становится ответ на вопрос, какого рода объект выступает для знака в качестве референта. Поскольку вопросами приложения знаков языка к объектам мира занималась сначала логика, классификация носит название логико-семантической. В зависимости от природы объекта указания знаки подразделяются на имена (индивидуальные и общие) и предикаты.

Что же может выступать в качестве объекта референциального указания? При ответе на этот вопрос мы сталкиваемся с философской проблемой онтологической относительности мира. Напомним, что «чистая» лингвистика не интересуется онтологической природой референта отображения. Для семиотики и философии языка, напротив, этот вопрос важен, поскольку речь идет о возможностях языков отображать существующий / возможные миры.

В мире, в котором мы живем, выделяются, по крайней мере, четыре вида объектов с различным онтологическим статусом:

· дискретные объекты, доступные эмпирическому наблюдению (кот);

· дискретные объекты, наблюдаемые только в сознании, существующие в виде представлений (гном);

· непредметные объекты, также существующие в виде представлений (пространство, гармония);

· недискретные свойства, или атрибуты всех выше названных объектов (зеленый, лететь).

Соответственно, в языке должны обнаруживаться и типы знаков, способных актуализировать объекты с различным онтологическим статусом – предметным и непредметным.

В нашем представлении мир – это, прежде всего, предметные объекты, существование которых подтверждается эмпирически. Так, птица, дерево, облако и камень – это так называемыеобъекты-вещи, по Аристотелю. Такого рода объекты обладают дискретной природой, поскольку они пространственно отделены друг от друга.

К предметным дискретным объектам относятся и объекты, существование которых эмпирически (в нашем мире) не подтверждается. Это объекты, существующие виртуально (предметы из прошлого или будущего), а также объекты возможного мира.

Когда мы вспоминаем прошлое, объекты воспоминаний существуют уже не в реальности, но в нашей памяти: дом был прыжком геометрии в глухонемую зелень парка (И.Бродский).

А вот пример еще не существующих (для времени описываемых событий) объектов. В романе «Имя розы» У.Эко приводятся упоминания о сочинениях средневекового философа Роджэра Бэкона, который предвидел появление машин, передвигающихся силой мотора, воздухоплавательных средств и т.д. Вильгельм Баскервильский, отвечая на вопрос ученика о том, где же эти машины, произносит: Ты не тревожься, что доселе их нет. Это не значит, что их не будет.

Только в мирах Ст.Лема существуют знаменитые сепульки, а в «Баудолино» У.Эко единорога удается поймать с помощью «непорченной Девы» (сажают деву к дереву и носорог чуя девственный запах приходит приклонять голову…). Все это примеры предметных объектов возможных миров.

Для номинации (называния) любого рода предметных объектов в языке существует специальный вид знаков – имена. Поскольку «наименование чего-либо подобно прикреплению ярлыка к вещи» (Л.Витгенштейн), имена можно рассматривать как точки «непосредственного» прикрепления языка к миру, или точки их пересечения.

В случае употребления имен объектов возможных миров, мы имеем дело с семиотической проблемой, известной со времен средневековья. Если есть знак (слово, текст), то обязан существовать и его референт, иначе знак не является знаком. Даже если референция не подтверждает существование объекта в нашем мире, то обязательно обеспечивает его существование в мире возможном. В этом смысле, несуществующее обретает «существование», будучи названным. В романе «Имя розы» Эко вкладывает объяснение этого феномена в уста Вильгельма. Референт подобного имени существует в Божественном помысле в качестве идеи, которая обладает потенциалом реализации. Поэтому и знаки единорог, гном и др. не относятся к знакам с «пустым» референтом (таких знаков просто не может быть): Единорог, описанный в книге, – это отпечаток. Если существует отпечаток, значит, существует то, что его отпечатало (Эко 2002: 390).

В зависимости от широты экстенсионала знака, в языке существуют имена индивидуальные (индивидные, собственные) и общие.

Индивидуальные (собственные) имена – это знаки, которые обозначают единичный объект, или некоторый конкретный объект из класса подобных. Это могут быть имена, которые действительно стремятся быть собственными именами своих объектов: Я проснулся от криков чаек в Дублине (И.Бродский). В качестве индивидуальных имен могут выступать имена классов объектов, если контекст помогает выделить из класса один объект номинации: В этой маленькойкомнате все по-старому. Такого трактата молодой человек не напишет (Ч.Милош).

Индивидуальные имена можно рассматривать как «устойчивые» знаки, ведь их носитель стремится быть связанным с одним единственным референтом. Однако эта устойчивость иллюзорна. Любое собственное имя на самом деле не относится только к одному объекту. Нет такого имени собственного, которое бы во всех случаях употребления «держало» бы при себе только один референт. Так, высказывание В.Карпова (Где твой Фауст, Маргарита, Маргарита, где твой Мастер?) обращено к классу Маргарит, у каждой из которых свои Фауст и Мастер.

Указание на референт может происходить не только с помощью индивидуальных, но и общих имен, относящихся к множеству подобных элементов. Экстенсионалом общих имен выступает класс объектов, а не единичный референт: … почему таков, а не иной порядок сотворения – пытались ответить герметики, каббалисты, алхимики, рыцари Розы и Креста. Или: меня высмеивали за Сведенборгов и прочие небылицы …(Ч.Милош).

На определенном-то этапе развития человек оказался способным к удвоениею реальности: рядом с миром конкретных, наблюдаемых, обладающих пространственными границами предметов возник мир абстрактных понятий. К ним относятся представления о классах предметов, которые мыслятся нами как абстрактный предмет. Примером знака абстрактного предмета является конь как таковой. К именам общим примыкают имена метафизических объектов – объектов, не имеющих пространственно-временных измерений и эмпирически не познаваемых: судьба, бессмертие, гармония и др.

В математическом высказывании (х){а, в, с…} (существует класс объектов {а, в, с…}, обладающих свойством (х) – знаки а, в, с – это общие имена, или имена классов объектов. Так, а есть общее имя класса объектов {а′, а" …}, хотя класс может составлять и один объект.

Знаки, предназначенные для обозначения свойств отдельных объектов / классов объектов и отношений между объектами, носят название предикаты.Подобно общим именам, они отсылают к классу предметов, а не к единичному предмету. Однако в отличие от общего имени, которым называется класс однородных предметов (бабочка – имя для класса бабочек), предикат называет свойство, на основании которого в класс объединяется некоторое множество различных объектов, но обладающих одним общим свойством:

Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака… звезда смотрела в пещеру. И это былвзгляд отца (И.Бродский). Каждый предикат этого высказывания служит основанием для объединения в группы самых различных объектов. Например, группа объектов с признаком 1) смотреть; 2) смотреть внимательно; 3) смотреть внимательно и не мигая; 5) редкий и т.д.

В зависимости от природы «объекта» отображения, предикаты подразделяются на так называемые внутренние (знаки для обозначения свойств вещей и классов вещей) и внешние (знаки для обозначения отношений между вещами и классами):

Мир сливается (1) в длинную (2) улицу (И.Бродский), где (1) – внешний, а (2) – внутренний предикатный знак.

Наиболее абстрактным по значению является внешний предикат, обозначающий сам факт существования какого-либо предмета в пространстве и во времени. В высказывании И.Бродского Частная жизнь. Рваные мысли, страхи функцию внешнего предиката (предиката существования) выполняет сам контекст, которым подтверждается, что жизнь, мысли, страхи «существуют».

Предикаты – это противоречивые знаки. Далеко не всегда в лингвистических исследованиях они признаются знаками, ведь их референты (свойства и отношения) не обладают статусом самостоятельного существования. Зеленый не существует в отрыве от вещи, которая зеленая. Часть средневековых мыслителей (номиналисты) на этом основании утверждали несамостоятельность знаков, предназначенных для обозначения свойств и отношений: предикаты – это не знаки, а субзнаки, или, в их терминологии, синкатегорематические знаки. Напротив, платонисты и средневековые реалисты давали утвердительный ответ на вопрос о самостоятельном существовании свойств и отношений и, соответственно, считали знаки для их обозначения самостоятельными (или категорематическими).

Показывая разделение знаков на имена и предикаты, мы приводили примеры из естественного языка. Однако это же разделение характерно для любого типа языковых систем.

Возьмем математическое высказывание (х){а, в, с…} – существует класс объектов {а, в, с…}, обладающих свойством (х).

Здесь (х) – это предикат, приложимый к каждому члену класса и классу {а, в, с…} в целом; (х) выступает как некоторое свойство этого класса, или как внутренний предикат. В высказывании а + в знак (+) выполняет функцию внешнего предиката.

В языке музыки сам контекст гармонизации мелодии можно рассматривать как внешний предикатный знак, а любого рода «украшения» (мелизмы) – как внутренний предикат.

Роль предикатных знаковв языковых системах значительна. Выделим два основных момента:

· Граница между индивидуальным и общим именем определяется посредством наличия / отсутствия у имени предиката. Ср.: в акте речи бабочка станет именем конкретного объекта только в том случае, если мы скажем, какая она, что она делает, т.е. совершим операцию приписывания к имени предикатов. Чем больше предикатов будет приписано, тем определеннее мы будем представлять именно эту бабочку. При отсутствии предикатов имя останется общим, приложимым к классу бабочек. То же и в живописи. Схематичный набросок бабочки, где есть ее очертания, позволяющие узнать бабочку как таковую – это имя общее. Если изображение будет детальным (предел детализации – фотографическое изображение), то знак будет стремиться перейти в разряд имени индивидного.

· Посредством приписывания к имени предиката создается высказывание о предмете, т.е. запускается механизм языка. Это происходит и в тех случаях, когда предикатным знаком утверждается только сам факт существования предмета (бабочка есть). На операции приписывания предикатов построена наиболее общая формула любого высказывания / текста: ($ х) Р(х) – существует такой х, который обладает свойством Р. Высказывание не может состояться хотя бы без одного предиката – бытийного.

· Посредством операции приписывания предикатов создается «реальность», достоверность возможного мира. Трудно отрицать существование гномов и хоббитов, чьи «атрибуты» так зримо были представлены Дж.Р.Толкиеном (см. 2.4.1.).

Границы между именами общими и индивидуальными, именами и предикатами в языках достаточно подвижны.

Во-первых, языки стремятся не иметь в своем арсенале знаков, которые бы в полном смысле являлись именами индивидуальных (конкретных) объектов. Даже если имя в момент возникновения есть собственное имя объекта (Адам как имя первого и некоторое время единственного человека), потом оно неизбежно становится именем класса, т.е. переходит в разряд общих. Языки изначально (априорно) обеспечивают возможность научного познания мира: посредством общих имен происходит систематизация объектов мира, их обобщение, типизация. В формальных языках, где референты отображения – это не конкретные объекты, а классы и отношения, вообще нет индивидуальных имен. В тех же языковых системах, где индивидуальные имена теоретически есть, границы между ними и общими именами проходят, напомню, только через операцию приписывания к имени предиката (с предикатным знаком / знаками имя стремится перейти в класс индивидуальных, а без предиката – в класс общих имен).

Во-вторых, один и тот же знак может функционировать то в качестве общего имени, то в качестве предиката, что определяется его синтаксической позицией в высказывании. Ср.: Эволюция (имя общее) не есть приспособление вида (предикат) к… и приспособление вида (имя общее) не есть его эволюция (предикат).

Языки балансируют между установкой на номинацию индивидного / общего. Во всех языках имеется тенденция к преобладанию обобщающего способа отображения мира – к типизации. В этой тенденции есть свои «плюсы» и «минусы». Положительная сторона номинации через обобщение – возможность категоризации мира, мышления, научного познания. Отрицательная сторона – в отсутствии уверенности, что, даже в случае самого детального описания, знак соотносится именно с этим объектом и ни с каким другим. Ср. у Х.Л.Борхеса:

Мне снится тигр…

Безгрешный, мощный, юный и кровавый…

Я вижу сквозь бамбуковый узор узор на шкуре…

… понимаю, что хищник, вызванный моей строкой, –

Сплетенье символов и наваждений,

Простой набор литературных тропов… создание искусства,

А не идущий луговиной зверь. Порождение сознанья, конструкция из слов.

А головокружительного тигра,

Вне мифов рыщущего по земле,

Мне не достигнуть… («Тигр»)

Во многих текстах Борхеса воспроизводится положение о том, что объекты роза, тигр остаются «недосягаемыми для стиха», сколько бы предикатных знаков мы ни приписывали к именам этих объектов.

Проблеме выбора приоритетов в способах отображения мира посвящена новелла Х.Л.Борхеса «Фунес, чудо памяти». В центре повествования Иренео Фунес, обладающий необычайной способностью помнить каждый объект, взятый в каждый миг своего развития. Стремление не обобщать, а видеть мир сквозь призму индивидного заставляло его находиться в постоянной оппозиции к тенденции языка обобщать и типизировать:

Ему не только трудно было понять, что родовое имя «собака» охватывает множество различных особей разных размеров и разных форм; ему не нравилось, что собака в три часа четырнадцать минут (видимая в профиль) имеет то же имя, что собака в три часа пятнадцать минут (видимая анфас).

Фунес желал, чтобы в языке «каждый отдельный предмет, каждый камень, каждая птица и каждая ветка имели бы собственное имя». Но и этого мало – ведь каждый миг жизни этих предметов также индивидуален и, соответственно, вновь требует отдельного имени! Гнет реальности, обрушившийся на Иренео, оказался не совместим с жизнью. Борхес замечает, что Иренео, на самом деле, был не способен мыслить – «забывать о различиях, обобщать, абстрагировать».