ФРАНЦИЯ ПРИ КАПЕТИНГАХ (987-1328 гг.). 1 глава

РАЗДРОБЛЕННОСТЬ ПРИ ПЕРВЫХ КАПЕТИНГАХ.В Х в., при последних Каролингах королевская власть в стране совершенно потеряла всякий авторитет. Страна была раздроблена на множество мелких и крупных герцогств, графств и просто магнатских владений. Власть королей сделалась чисто номинальной. Феодалы всеми силами способствовали тому, чтобы никто из их среды не стал чрезмерно могуч и не возвысился.

Именно поэтому собрание знати в 987 г. избрало королем Франции графа Парижского Гуго Капета, который положил начало династии Капетингов[96]. Гуго Капет был одним из незначительных феодалов, хотя и известный своей храбростью. Поэтому выбор пал на него. Доменом Гуго являлось графство Иль де Франс, включавшее такие крупные города севера Франции, как Париж и Орлеан. Другие феодальные владения были значительно крупнее и богаче. Наиболее значительными были Нормандия на севере и Аквитания на юге, Бретань на западе и Бургундия на востоке. Кроме герцогства Нормандия, в котором существовала некоторая централизация, остальные герцогства и графства были раздроблены на мелкие феодальные владения. Как и большинство феодалов того времени Гуго особой грамотностью не отличался. Отец не учил его изящной словесности, замечает французский исследователь Э.Поньон, он не знал латыни и возил с собой епископа для перевода. Но уже своего сына Роберта Гуго посылает в латинскую школу в Реймс. С Хl в. латинская грамотность становится популярной у аристократии.

Гуго Капет не имел никакой власти над избравшими его королем аристократами. В относительной безопасности он чувствовал себя лишь в собственном домене. Даже в пределах своего графства он мог передвигаться лишь с надежной охраной, чтобы не быть захваченным своими же вассалами ради выкупа, что те часто проделывали с проезжими купцами и другими путниками.

Впрочем, став королем, в 991 г. Гуго взял в плен Карла I, герцога Лотарингского, прямого потомка Карла Великого и последнего из Каролингов, посадил его в каменный мешок в Орлеане, где тот и умер в 992 г. В результате у Гуго не осталось конкурентов. Так что, не обладая обширными владениями, новый король стал укреплять свою власть всерьез и надолго.

Но первые Капетинги вынуждены были заниматься мелким сутяжничеством. Обо всем королевстве они и не смели мечтать. Все их внимание было направлено на сохранение своего домена от притязаний могущественных соседей и на борьбу с собственными непокорными вассалами. При случае они округляли свои владения и, как и остальные феодалы, не брезговали грабежами проезжавших купцов, чем отличился, например, король Филипп I. Средства на содержание себя и свиты первые Капетинги черпали из собственных имений, куда поочередно приезжали и проедали накопленные запасы[97]. Значительную поддержку первые Капетинги получили от церкви, страдавшей от феодальной вольницы и искавшей сильного покровителя.

Так длилось более столетия. Но уже с начала ХII в. король Людовик VI Толстый(1108-1137) подчинил своей власти собственных вассалов. При следующем короле - Людовике VII(1137-1180) значение королевской власти еще более усилилось, она распространилась и на некоторые соседние земли.

Эпоха Людовика VII была богата для Франции приобретениями и потерями. Он женился на герцогине Аквитании Элеоноре, получив это богатое герцогство в качестве приданого. Тем самым королевство значительно увеличилось. Но ненадолго - вмешались чувства, и столь лакомого куска благодатной земли Франция вскоре лишилась. Обстоятельства семейной драмы, последствия которой сказывались на истории Франции и ее соседей не менее 300 лет, таковы. Элеонора, с юности веселая, активная, прекрасная наездница, интересовалась и политикой, везде сопровождала отца - герцога Вильгельма - первого трубадура в стране. Она влюбилась в простого рыцаря, но в 15 лет ее все же выдали замуж за ставшего в том же году королем Людовика, стеснительного, тихого, очень религиозного. Элеонора была поражена скукой и пуританством королевского двора. Ее попытки это изменить натыкались на противодействие советников мужа. Известны ее слова: "Я думала, что выхожу замуж за короля, но теперь вижу, что - за монаха". В поисках развлечений, она настояла на своем участии во Втором крестовом походе. От невзгод походной жизни супруги рассорились. Поражения Людовика усугубили конфликт. В дальнейшем повод для недовольства появился и у короля, ибо Элеонора рожала только девочек. А как с наследником? Супруги стали избегать друг друга и в 1152 г., после 15 лет семейной жизни они развелись. И уже через несколько месяцев Элеонора вышла замуж за Генриха, графа Анжуйского. Он был моложе ее на 11 лет, но живой, веселый, страстный. А вскоре он стал английским королем и владение Элеоноры - Аквитания - перешло под английскую корону. Кроме того, английский король Генрих в силу родственных связей владел и другими землями во Франции. Общий размер его французских владений, в итоге, оказался большим, чем владения французского короля. Так из-за несходства характеров Людовика и Элеоноры сложилась основа для длительного конфликта между Францией и Англией.

Но в остальном Людовик VII много сделал для укрепления авторитета и силы королевской власти. Этому способствовала и хозяйственная обстановка. Постепенно росли и укреплялись города, оживлялась торговля. Горожане были заинтересованы в прочной центральной власти, способной обеспечить безопасность и торговли, и городских свобод. Эту заинтересованность заметил и использовал духовник короля, аббат Сугерий, оставшийся управителем во время участия Людовика в крестовом походе[98]. Он даже основал новый город (Воскрессон) и побуждал короля оказывать городам поддержку.

Кроме того, в условиях начавшегося экономического развития стали сказываться преимущества домена Капетингов - графства Иль де Франс. Париж и Орлеан лежали на пересечении торговых путей и стали естественным средоточием хозяйственной жизни Северной Франции, что усиливало позиции династии в борьбе с сепаратизмом знати. С этого времени название королевского домена трансформировалось в название страны - Франция (France)[99]. Завершая характеристику эпохи Людовика VII, следует отметить, что, в отличие от последующего времени, его двор отличался патриархальной простотой, вассалы к королю обращались запросто, без соблюдения этикета. Как заметил сам Людовик, в отличие от английского короля, который ни в чем не нуждался, "мы во Франции обладаем только хлебом, вином и весельем". В этом, безусловно - изрядный элемент позерства, и, возможно, обиды на Генриха за потерянную Аквитанию. Но и доля истины тоже есть.

УКРЕПЛЕНИЕ КОРОЛЕВСКОЙ ВЛАСТИ ПРИ ФИЛИППЕ II АВГУСТЕ И ЛЮДОВИКЕ IХ СВЯТОМ.Людовику VII наследовал Филипп II Август(1180-1222), активно продолживший укрепление королевской власти и многого добившийся на этом поприще[100]. Он проявил себя как тонкий дипломат, терпеливый и настойчивый. Воспользовавшись слабостью современного ему английского короля Иоанна, Филипп сумел конфисковать многие английские владения во Франции, завоевал Нормандию. За Англией осталась лишь Аквитания.

При названных дипломатических способностях король Филипп был храбрым, деятельным и успешным полководцем. Всю жизнь он, практически, не слезал с седла. Лишь несколько последних своих лет он прожил безвыездно в Париже, предоставив походы своему преемнику. Но многочисленные походы Филиппа II, направленные, в конечном счете, на укрепление государства, заставили его широко использовать наемников, более маневренных и управляемых, чем рыцари. Но наемники, как известно, требовали больших расходов, которые, естественно, перекладывались, прежде всего, на крестьян и способствовали многочисленным голодовкам[101]. Горожане страдали меньше, ибо, нуждаясь в деньгах, король поощрял развитие городов, раздавая им коммунальные вольности. Этим он, кстати, ослаблял феодалов. Особенно активно Филипп поощрял коммуны, расположенные на окраинах, заставляя их жителей за это нести охрану границ.

Покровительство городам вызывало их ответную щедрость. Париж при Филиппе сделался общепризнанной столицей Франции и центром европейской культуры. Там уже с начала ХIII в. действовал крупнейший в Европе университет. Парижские бюргеры начали играть видную политическую роль. К середине ХIII в. город уже насчитывал около 200 тыс. жителей, более 100 цехов, а число ремесленных специальностей превысило 250. В городе жило много богатых людей. Около 60 улиц были названы именами крупнейших буржуа[102]. В городе проживало также много дворян, клириков (существовало более 50 церквей и монастырей), а также студентов и чиновников. Во всей Франции тогда было 16-18 млн. жителей.

Назвал Филиппа Августом зачинатель хроники его деяний монах Ригор. В этом титуле отразилось не только величие деяний короля, утроившего размеры своего домена, но и притязания на императорскую корону.

Увеличение королевского домена, подчинение власти Филиппа многих владений потребовало совершенствование аппарата управления. Из личных слуг Филиппа, управлявшего различными службами (министериалов) стали выдвигаться государственные чиновники. Появились: коннетабль - военачальник, канцлер - ведающий канцелярией, а также казначей и т.п. Все эти лица стали составлять королевский совет, заменивший прежний аморфный и непослушный королю совет знати.

Соответствующие чиновники назначались и на места для управления королевским доменом: прево[103] - управляющий королевскими поместьями определенного округа, бальи - возглавлявшие бальяжи, в которые входили несколько превств. Для управления присоединенными владениями назначались сенешали.

Расширение королевского домена не происходило, естественно, гладко. Так, в подчиненном Филиппом графстве Тулузском (Лангедок) были богатые и потому самостоятельные города, которые вели активную посредническую торговлю в Средиземноморье. Здесь не сложилось резкой грани между горожанами и рыцарями, многие из которых тоже занимались торговлей, проживали в городах и тоже считали себя вполне самостоятельными. А богатые бюргеры могли покупать дворянские звания. Такой уклад существенно отличался от типично феодальных порядков, сложившихся в Северной Франции и, естественно, распространение на юге власти Парижа с более жесткой централизацией вызывало оппозицию. В условиях, когда французская католическая церковь традиционно поддерживала королевскую власть, сопротивление этой власти привело южан и к оппозиции официальной церкви - ереси. Она сложилась, прежде всего, среди горожан, но была поддержана и рыцарями. Суть ее сводилась к отрицанию верховенства папы, отрицательному отношению к церковной роскоши и символике, рациональному подходу к богословской литературе. Эта ересь отражала, прежде всего, возросший уровень образованности горожан, рост их личного самосознания, производного от хозяйственной активности и свободы предпринимательства. Не случайно, что их поддержали те рыцари, которые также втягивались в экономическую деятельность.

Истоки догматических разногласий с официальной церковью восходили с занесенному из Болгарии богомильству. В условиях вышеуказанного противостояния официальному католичеству и политической оппозиции королю ересь стала быстро расползаться по всему Лангедоку, объединяя недовольных как Римом, так и Парижем. Возникли секты[104]. Центром еретического и оппозиционного движения стал г. Альби, что дало всему движению название альбигойского.

По инициативе папы и при поддержке короля против альбигойцев был организован крестовый поход (1209-1213), который возглавил суровый фанатик Симон де Монфор. В поход охотно пошли северофранцузские рыцари, привлеченные возможностью пограбить богатый юг. Был брошен клич: "Убивайте всех подряд, Господь отделит своих". Южане мужественно защищались, но, в конце концов, были побеждены. Так разоренный Лангедок вошел в состав королевских владений Филиппа II.

После кратковременного властвования Людовика VIII на престол вступил его 12-летний сын Людовик IХ(1226-1270), канонизированный спустя 27 лет после смерти в лик святых[105]. Он отличался истовой верой и всячески стремился приблизить жизнь на земле к нормам Царства Божия, каким он его понимал. Король был последователем создателя нищенствующего ордена францисканцев Св.Франциска: создавал приюты для бедных, кормил за своим столом нищих и, одетый в грубую одежду, совершал паломничества в знаменитые монастыри. Достижению поставленной цели служили и его государственные реформы. Проведенные им преобразования окончательно закрепили достижения централизации королевской власти предшествующего времени. Основными реформами были:

1. Судебная. Был учрежден королевский суд как высшая судебная инстанция, дававшая возможность королю контролировать юридическую деятельность феодалов, вмешиваться в их дела. Недовольные решениями сеньориальных судов могли апеллировать в суд короля. Который, как независимый от местных пристрастий, был более объективным. Попутно были отменены и выглядевшие уже анахронизмом судебные поединки.

2. Запрет на частные войны в королевском домене и требование, чтобы во владениях других сеньоров, вассалов короля был установлен порядок, по которому желавший начать войну за 40 дней объявлял об этом и королевские чиновники могли бы разрешить спор миром. Этим ослаблялись феодальные усобицы.

3. Денежная реформа. Королевская монета объявлялась обязательной на всей территории королевства (в дополнение к местным монетным системам в удельных владениях феодалов). Насколько королевская казна была богаче частнофеодальных, настолько и королевская монета была надежнее частных и постепенно вытесняла их.

4. Учреждение института королевских ревизоров для контроля на местах.

Все это нарушало старый принцип иммунитетов, но поддержка рыцарства, городов и церкви позволила королю добиться успехов в централизации. Крестьянство, однако, страдало как от внешнеполитической активности своего короля (Чего стоил выкуп его из плена после неудачи Седьмого крестового похода!), так и от его увлечения строительством (особенно церковным) и от его меценатства (приобретение предметов искусства).

Благодаря успехам централизации при Людовике IХ начал формироваться и французский патриотизм - осознание принадлежности одному народу, чему способствовали походы против мусульман и конфликт с Англией. Вот только с крестовыми походами неутомимому королю не повезло. Один закончился пленом, другой - смертью от чумы под стенами Туниса.

Впрочем, в те времена существовала иная шкала ценностей и приоритетов. С позиций средневекового человека трудно утверждать, был ли Людовик Святой неудачником. Скорее он воспринимался как мученик во имя веры. Из тогдашних королей он наиболее распространял идею правления по Христу, ибо верил, что корона досталась ему от всевышнего и королевская власть носит сакральный характер[106].

ФРАНЦИЯ ПРИ ФИЛИППЕ IV КРАСИВОМ. ГЕНЕРАЛЬНЫЕ ШТАТЫ. Среди королей из династии Капетингов особое место принадлежит внуку Людовика IХ - Филиппу IV Красивому(1285-1314). Он еще более решительно, чем предшественники осуществлял политику собирания земель и укрепления центральной власти.

По брачному союзу Филипп присоединил Шампань. Длительная борьба велась за Фландрию, которая интересовала Филиппа своими богатыми городами с развитой промышленностью. Именно эти города, отстаивавшие свои вольности, и были основными противниками подчинения Франции, а не фландрский граф, признававший сюзеренитет Филиппа. В 1302 г. в Брюгге восстали цехи и перебили французский гарнизон. Эта "Брюггская заутрення" стала сигналом для все страны. Власть французов пала. Для восстановления прежнего положения Филипп направил во Фландрию армию, которая в том же 1302 г. встретилась при Куртрэ с ополчением фламандских городов, в котором преобладали ткачи. По обыкновению французские рыцари бросились в атаку, но попали в ров и погибли от длинных ножей, которыми были вооружены ткачи. Победители сняли с нескольких тысяч убитых рыцарей позолоченные шпоры - отличительные знаки принадлежности к рыцарству - и вывесили в местной церкви. Отсюда и название - "битва шпор".

Потерпев военную неудачу, настойчивый Филипп добился своего дипломатическим путем. Ему не только удалось восстановить свою власть над Фландрией, но и получить с нее контрибуцию, что является ярким примером дипломатического искусства и упорства этого короля. Познакомимся с ним подробнее.

По поводу внешности короля все авторы единодушны - Филипп был красив, белокур, с белой кожей, высок и силен, обладал очень острым зрением, без труда сгибал подковы пальцами. Современник Филиппа, епископ Бернар де Сессэ, едва спасшийся от обвинений в ереси, писал: "Пусть нет на свете никого, красивее Филиппа IV, он умеет лишь глядеть на людей, но ему нечего сказать людям. Это не человек, не животное даже, это просто статуя... Наш король похож на филина, самую красивую птицу, но которая ничего не стоит; это самый красивый человек на свете, но он умеет только пристально смотреть на людей и молчать". Филипп никогда не моргал, и это делало его холодный взгляд столь странным, что люди в его присутствии испытывали страх.

Столь же холодными были и его чувства. Своей дочери Изабелле, выданной замуж за английского короля Эдуарда II, на ее жалобу, что муж больше любит мужчин, чем свою жену, Филипп ответил: "Я выдал вас замуж отнюдь не за мужчину, а за короля". Когда жену младшего сына Филиппа, уличили в измене, и тот сник, буквально ошарашенный известием об этой измене, Филипп сказал сыну: "Как супруг вы проявили излишнюю слабость, так сумейте хоть внешне сохранить достоинство принца" - больше ничего в утешение.

Сам Филипп отличался строго нравственным поведением. После смерти своей жены все оставшиеся 9 лет жизни он не сближался ни с одной женщиной. Поэтому он жестоко наказал уличенных в супружеской неверности жен своих старшего и младшего сыновей[107]. Их приговорили к пожизненному заключению ("пока господь не призовет их к себе") в мрачной нормандской крепости - замке Шато Гайяр, выстроенном еще Ричардом Львиное Сердце. Старшую там вскоре задушили, младшая сошла с ума. Жену среднего сына - Филиппа - не изменявшую, но помогавшую своим скучавшим подругам, заключили в замок на время, необходимое для покаяния "и так долго, как то заблагорассудится королю". Других непосредственных участников этой драмы - любовников, братьев Готье и Филиппа д'Онэ приговорили к мучительной казни: содрать с живых кожу, четвертовать, оскопить, обезглавить и публично повесить, что и было сделано в Париже прилюдно. Их, правда, вначале оглушили палицами (слышен был хруст ломаемых костей), а затем исполнили все пункты приговора.

Суд, надо заметить, был многим не по душе. Отмечали падение нравов при дворе и мелочность короля, который не постеснялся вести публичное расследование, которое, в конечном счете, выставило на посмешище всей Европы его сыновей-рогоносцев. То, что два сына Филиппа остались без жен, да и третий ее надолго лишился, способствовало в скором будущем угасанию династии, у которой не осталось мужского потомства. Впрочем, действительно, нравы при французском королевском дворе были более чем вольные. Одна из знатных дам, на вопрос об отце ее детей, ответила: "Если падаешь на кучу колючего хвороста, разве можно сказать, которая из колючек уколола тебя сильнее всего?" Поэтому при дворе было много внебрачных детей "божьей волей", как называли их матери. Мать одной из злополучных жен сыновей Филиппа Красивого и тетка другой - Маргарита (Маго) д'Артуа - была и лесбиянкой, и нимфоманкой, не брезговала ни конюхом, ни кучером, ни девчонкой-служанкой, ни фрейлиной. Сами Маргарита и Бланка Бургундские щеголяли при дворе в платьях с разрезами от бедер (а ведь из нижнего белья тогда носили только рубашки). Незадачливые любовники, братья д'Онэ едва ил были единственными у чувственных сестер. Ведь те были лишь простыми конюшими, даже не рыцарями, а один из них был немного горбат. Вероятно, их казнили, чтобы запугать более знатных любовников, до которых из-за их положения трудно было добраться. Так что данным процессом король хотел хоть как-то улучшить нравы придворных.

Вообще Филипп IV умел заставить себе повиноваться, но средства, которыми он для этого достигал, были многим не по вкусу. Король же больше пекся о величии своего королевства, чем о личном счастье своих подданных[108]. Значительный урон понесло рыцарство за своеволие. Филипп даже запретил любимое и почетнейшее рыцарское развлечение - турниры. Не доверяя дворянам, способным ставить личные интересы выше государственных, Филипп привлекал к управлению представителей третьего сословия, заинтересованного в укреплении королевской власти и зависевшего от милостей короля. Ближайшим сподвижником и советником Филиппа стал Ангерран де Мариньи, бюргер из Нормандии[109].

Активная внешняя политика Филиппа требовала много денег, и король был неутомим в изысканиях источников доходов. Он практиковал своеобразные займы, больше напоминавшие современный рэкет: одалживал деньги у городов, не возвращал их, а требовал еще на том основании, что уже брал у них ранее. Так займы превращались в постоянный налог с городов. Он "портил" монету, уменьшая содержание золота и серебра в ней[110]. Он широко практиковал откуп рыцарей от военной службы (ввел этот порядок еще Людовик IХ). Он учреждал налоги на всякую недвижимость, так что финансовые чиновники проникали во все уголки страны и все подчиняли интересам казны, а, следовательно, королевской власти. Он не брезговал и элементарным грабежом. В 1306 г., использовав традиционное недовольство торговцами, он изгнал из страны ломбардских, а заодно и еврейских купцов с конфискацией их имущества[111]. Налоги при Филиппе собирались с произволом, в том числе и с клириков: сборщики и сержанты врывались в монастыри, могли даже отобрать у монаха лошадь за последующий выкуп с пеней за издержки. У настоятелей забирали книги, которые тоже отдавали за выкуп и за уплату штрафа.

На почве той же финансовой политики разгорелся серьезный спор между Филиппом и папой Бонифацием VIII. Король обложил церковное имущество налогом. Формально церковь не подлежала обложению, но к этой мере часто прибегали короли. Филипп же к этому подошел с присущей ему бесцеремонностью. Но его противником оказался энергичный, властный и крайне жадный папа. Он издал буллу, в которой под страхом отлучения от церкви запрещал государям облагать церковное имущество, а духовенству запретил платить. В ответ на это Филипп запретил вывоз из страны золота и серебра. Папа лишился французских доходов и должен был капитулировать. Но вскоре, в 1301 г., спор разгорелся с новой силой. Папа, желая принизить своего противника, издал ряд булл, в которых обвинял Филиппа в угнетении народа, в порче монеты и доказывал приоритет папы над государствами. В ответ на это король через своих советников издал ряд фальшивок, которые дискредитировали папу, и возвеличивали короля. Благодаря этим фальшивкам общественное мнение Франции ополчились против папы.

Желая использовать создавшую обстановку, Филипп созвал в 1302 г. Генеральные штаты. Они собирались и прежде, но в местном, провинциальном масштабе. Теперь же они были созваны в общегосударственном масштабе. Собрались представители трех сословий: дворянства, духовенства и горожан. Король поставил перед собравшимися вопрос об отношении к папе в связи с его притязаниями. Духовенство уклонилось от ответа, дворяне и города поддержали короля.

Дальнейшие события приняли драматичный оборот. Папа отправил во Францию легата (посланника) для провозглашения акта об отлучении Филиппа от церкви - обычный в те времена церковный прием в конфликтах со своевольными монархами. Но и характер Филиппа, и прочность его власти, и общественные настроения привели к неожиданному для папы результату. Его посланник был еще в пути арестован. В свою очередь, король отправил в Рим своего видного юриста, напористого и беспринципного Ногаре, который стал обличать папу в ереси и преступлениях, поднял против него всех противников в Риме. Папе наносили оскорбления. И в довершение травли Ногаре с многочисленным отрядом (до 1000 человек) арестовал 80-летнего понтифика в его собственном доме, а один из недругов Бонифация, Чиарра Колонна ударил его по лицу железной перчаткой. После такого стресса престарелый папа впал в ярость, перешедшую в буйное помешательство, отказался от еды и спустя месяц умер.

Новый папа, Климент V, гасконец по происхождению, возведенный в сан стараниями агентов Филиппа, плохо чувствовал себя в Риме. Он не пользовался популярностью, и в любое время мог быть свергнут. Поэтому новый папа предпочел оказаться под защитой французского короля и перенес свою резиденцию из Рима в южнофранцузский Авиньон. 70 лет (1309-1378) папы пребывали в этом городе и по созвучию этот период получил название "авиньонское пленение"[112]. Оказавшись под защитой французского короля, папы, естественно, попали и под его сильное влияние, что еще более упрочило власть короля и, следовательно, централизацию государства, но привело к международной изоляции Филиппа IV.

В поисках новых источников дохода король вступил в конфликт с орденом тамплиеров, которому задолжал колоссальную сумму. Действуя по уже привычной схеме, Филипп решил и от кредитора избавиться, и его имущество захватить. При этом учитывался отрицательный образ тамплиеров, сложившийся в обществе.

Как отмечалось в предыдущей теме, после изгнания из Палестины основная масса тамплиеров, будучи французами, обосновалась на родине[113]. Поддержка Рима и специфика жизни монахов этого ордена сделала их заметными в миру. По традиции в орден принимали только рыцарей. Но поскольку в военных услугах тамплиеров в Европе не нуждались, а устав позволял им не замыкаться в монастырских кельях, монахи-рыцари активно втягивались светскую жизнь, в том числе и коммерческую. Обет безбрачия позволял аккумулировать в недрах ордена значительные средства. Кроме того, едва организовавшись, орден начал субсидировать паломников в святые места, давая для этого займы под залог. В итоге орден стал владельцем многих земель, недвижимости и денег, даже хранителем королевской казны. Статус ордена, подчинение его церковной юрисдикции выводило тамплиеров со всеми их богатствами из-под светского, государственного контроля. Как известно, бесконтрольность развращает, а богатства вызывают зависть окружающих. Тамплиеров часто обвиняли и в безнравственном поведении[114]. Характерно, что в орденском Уставе наказания за сексуальные проступки отличались мягкостью, причем карались только случаи изнасилования и содомии. Более суровыми были наказания драки и интриги.

С другой стороны, средства и свобода от многих рутинных монашеских обязанностей позволили образованным тамплиерам обратиться и к богословским изысканиям, которые, учитывая светский образ жизни этих монахов, порой уводили от официальной церковной доктрины. Такие "умствования" тоже не выпали из-под внимания недоброжелателей ордена.

Заручившись секретным соглашением с папой Климентом V, Филипп с помощью своих юристов, во главе с все тем же Ногаре, обвинил тамплиеров в тайных обрядах, связях с Сатаной и т.п. Под пытками арестованные тамплиеры признавались во всем, что им инкриминировалось. Не признаваться было трудно. Многих, например, вздергивали на дыбе, привязав к ноге груз в 70 кг, причем с каждым разом все резче, пока не начинали трещать мышцы и кости. И они признавались, что да, при вступлении в орден тамплиеры плевали в Распятие, поклонялись идолу с кошачьей головой, занимались магией и колдовством, чтили дьявола, были гомосексуалистами, растратили доверенные им сокровища, готовили заговор против папы и короля. Пытки, возможно, применяли и не ко всем, но многим дворянам-тамплиерам, закованным в кандалы, посаженным на хлеб и воду, достаточно было показать пыточные орудия, и те во всем признавались. Это относится и к тогдашнему главе ордена Жаку де Моле, который на открывшемся процессе впал в оцепенение, может, растерялся и оправдывался весьма невнятно. И как только король с его окружением поняли, что в результате репрессий стали хранителями имущества ордена, дело тамплиеров стало неизбежно проигранным. В итоге специальный суд, основываясь лишь на признаниях - ведь ни тайных уставов, ни идолов, которым якобы поклонялись тамплиеры, не нашли - осудил многих на казнь, других к тюремному заключению или изгнанию. Папа был вынужден санкционировать роспуск ордена в 1213 га, а спустя 2 года главных тамплиеров сожгли.

Впрочем, обвинения в богохульстве возникли не на пустом месте. Вспомним, что крестоносцы в Палестине остро нуждались в дисциплинированных, организованных воинах. Уже вскоре после основания ордена, в 1136 г. для привлечения в него рыцарей было разрешено открыть его и для отлученных от церкви за святотатство, богохульство, ересь и даже убийство - для исправления. Эта ситуация вполне могла быть умело использована.

В обществе процесс против богатых тамплиеров, обвиненных во всех смертных грехах, был популярен и разгром ордена не встретил ни с чьей стороны протеста. Филипп IV, в результате, избавился от кредитора и необходимости возвращать долги, а также заполучил все имущество ордена и его деньги[115]. А земли тамплиеров были переданы, почти насильно, ордену госпитальеров, причем на таких условиях, которые чуть не разорили и этот орден.

Полученные деньги, кстати, Филипп употребил, в том числе и на подкуп германских князей, выбиравших очередного императора. Но в 1413 г. избрали не его, а Генриха VII Люксембургского, а спустя год Филипп Красивый умер.

Эпоха Филиппа IV была временем окончательного оформления феодальной иерархии во Франции. До того, еще со времени Карла Великого, дворянство делилось на оруженосцев из простых рыцарей, а также баронов, виконтов, графов, маркизов, герцогов, князей, королей и, наконец, императора. При Филиппе королевство состояло не менее чем из 4-х герцогств или 16-ти графств, или 64-х бароний. Следовательно, в каждое герцогство входило не менее 4-х графств или 16-ти бароний. Барония объединяла 6-10 дворянских владений. 2-3 баронии составляли виконство, 5-6 бароний объединялись в маркизат. Каждый рыцарь должен был иметь в постоянной готовности "копье" - отряд из 5 человек, включавший в себя самого рыцаря, его оруженосца и 3-4 вооруженных конных слуг. Для перехода из оруженосцев в рыцари требовалось участие хотя бы в одном сражении. Тем самым была завершена кодификация вассально-ленной иерархии.