Ну а после войны на Корейском полуострове? Разработка биологического оружия велась в немыслимых для Исии масштабах. Что это дало?

УДЕЛ БОГОВ

— Голливудские фильмы и художественная литература, политики дают понять, что биологическое оружие — это «мощное оружие бедных», оно существовало у человечества испокон веков: еще в древности люди делали попытки вызвать инфекционные болезни для поражения своих врагов. Можно ли примерно зафиксировать время, когда появилось биологическое оружие?

— Давайте сразу разграничим понятия «возбудитель инфекционной болезни» и «биологическое оружие», иначе нас завалит вал ложной информации и неправильных толкований. Биологическое оружие — это всегда техническое устройство, а не просто опасный микроорганизм. Это конкретный боеприпас, средство для его доставки и диссеминации микроорганизмов над какой-то целью.

Такое разграничение необходимо, оно определяет то, что подлежит контролю по условиям Конвенции о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и их уничтожении» от 1972 года. Иначе, если не договориться о терминах, можно свести к работе над биологическим оружием работу любой санэпидемстанции. Именно подобная путаница в терминах приводит к вмешательству во внутренние дела государства, выставлению геополитического противника «страной-изгоем» и к отысканию повода для начала войны.

Таким образом, биологическое оружие, как мы его понимаем сегодня, не существовало вплоть до первой половины ХХ века.

— Однако с глубокой древности люди старались сознательно вызывать болезни, заражать животных для уничтожения других людей, не так ли?

И использовать биологические яды! При анализе античных мифов обращает на себя внимание то, что для убийств людей и богов используются реально существующие зоотоксины (яды животных). Античные боги против неугодных всегда используют токсины, активные при введении через инъекцию, либо токсические субстанции, обладающие кожно-резорбтивным действием. С глубокой древности формируются замкнутые общности людей, обладающие тайными знаниями по приготовлению ядов и их применению для индивидуальных убийств.

А. Древнегреческое изображение противоборства Геракла с Лернейской гидрой. Б. Современное изображение гидр: 1 — почкующаяся; 2 — с яйцами. По мнению некоторых историков античности, греческие боги — это мифологизированные греческие вожди и герои периода Троянской войны. Поэтому многие детали их «биографии» наполнены человеческими страстями.

Стрелой, отравленной ядом Лернейской гидры, Геракл убил стоглавого дракона Ладона. Гостеприимно принявший Геракла у себя в пещере кентавр Фолос погиб по недоразумению. Он уронил себе на ногу стрелу Геракла, пропитанную ядом Лернейской гидры, и умер. В конце концов, и сам Геракл погиб от этого яда. А дело было так. Кентавр Несс, уцелевший после победы Геракла над кентаврами, нашел себе спокойную работу лодочника и переправлял за плату путников через реку Эвен. Переправляя жену Геракла Деяниру, он вспомнил старые обиды и посягнул на ее честь. Геракл с большого расстояния ранил его стрелой, отравленной ядом Лернейской гидры. Перед смертью, коварный Несс, бывший благодаря характеру своей деятельности, в курсе всех слухов и сплетен, ходивших по Греции, посоветовал Деянире собрать его кровь, которая якобы поможет ей чудодейственно сохранить любовь Геракла. Деянира так и поступила. Боясь, что Геракл покинет ее ради своей любовницы Иолы — дочери убитого им эхалийского царя Эврита, Деянира прислала ему хитон, пропитанный отравленной кровью Несса. Надетый хитон тут же прирос к телу Геракла. Яд стал проникать сквозь кожу, причиняя ему нестерпимую боль. После чего Геракл разжег костер на горе Этна и взошел на него, пламя вознесло его на Олимп.

Однако, что же могла представлять собой Лернейская гидра? В мифах она описывается как змея, но на древних изображениях схватки Геракла с Лернейской гидрой она мало чем отличается от известных нам представителей кишечно-полостных животных. Их характерной особенностью является наличие стрекальных клеток (нематоцист), вырабатывающих ядовитый секрет и служащих для умерщвления добычи и защиты от врагов. Эти секреты вызывают жгучую боль в месте введения, и обладают летальной, гемолитической и дермонекротической активностью. Стрекальные клетки легко можно очистить вместе с токсинами.

С эпидемиями сложнее. Эпидемии — удел богов и то не всех. В античной мифологии способностью вызывать «чуму» обладают только главные олимпийские боги — Аполлон, Посейдон, Дионис, Афина Паллада. Например, во время Троянской войны афинянин Агамемнон похитил дочь одного священника и не хотел ее возвращать отцу. Девушка пожаловалась Аполлону , и тот спустился с Олимпа и 9 дней метал в афинян стрелы чумы, пока те поняли, что от них требуется. Разумеется, «биотеррористическая деятельность» олимпийских богов ограничивалась отдельными местностями, бывшими в то время эндемичными по чуме.

Античные боги, прибегавшие к «биотеррору». Слева направо: Аполлон (во время Троянской войны помогал троянцам). Афина (во время Троянской войны была на стороне греков). Дионис (в Троянской войне не участвовал, так как страдал безумием, но после ее окончания выздоровел). Посейдон (во время Троянской войны помогал троянцам).

Ауга, дочь аркадского царя Алея и жрица богини Афины, родила от Геракла сына Телефа. Из-за страха перед отцом, ожидавшего неприятности от рождения внука, она была вынуждена спрятать ребенка в храме Афины. Богиня, разгневалась на Алея и без колебаний наказала всю Грецию чумой. Тогда царь, чтобы спасти страну от мора, велел выбросить младенца на дорогу, где его подобрала лань Артемиды. Бог плодоносящих сил и виноградарства Диониспокарал расположенную рядом с Афинами Аттику чумой за убийство пьяными пастухами афинянина Икария, которому он покровительствовал. Бог морей Посейдон, не удовлетворившись жертвой, принесенной ему критским царем и врагом Трои, Идоменеем, наслал на Крит моровую язву.

Лишь с трудов Гиппократа общепризнанными стали представления о материальных причинах появления эпидемических болезней. На их основе возникла так называемая «миазматическая теория», согласно которой эпидемии развиваются из-за появления из почвы враждебных человеку миазмов. Они поднимаются из почвы вместе с парами и испарениями одновременно на больших территориях — особенно там, где имеются захоронения погибших людей или болота. Эти представления хорошо объясняют, почему у всех людей, которые находились на этих территориях, возникают одни и те же болезни. Они же легли в основу военных стратегий. Например, считалась, что эпидемию можно вызвать, забрасывая на территорию, занятую противником разлагающиеся трупы людей и животных, так как от них вместе со зловонным запахом исходят и миазмы. Германский император Фридрих I Барбаросса в период битвы при Тортоне в 1155 году приказал забрасывать разлагающиеся трупы людей в стан ломбардийцев. Миазматические представления о причинах эпидемий господствовали среди врачей до средины XIV столетия. В какой-то мере они отражали их реальные наблюдения над инфекционной заболеваемостью на территориях, включающих природные очаги возбудителей опасных инфекций.

Забрасывание в осажденный город мертвой лошади с помощью метательной машины (требюше). По сути — это биологический террор на основе миазматических представлений о распространении эпидемических болезней. С рисунка Леонардо да Винчи (1445–1520).

Только после ужасов «черной смерти» (чумы 1346–1351 годов) появилось понимание того, что эпидемии могут распространяться в результате передачи какого заразного начала от одного человека к другому. Тогда возникли первые карантины для изоляции больных. Но ученые впали в другую крайность — передачей контагия стали объяснять все эпидемии. Сформировалась агрессивная школа «контагионистов». Согласно ее взглядам заболевший человек или животное являются переносчиком какого-то невидимого глазу вещества, яда, к которому достаточно прикоснуться, чтобы заболеть.

Миазматическое и контагионистическое направления в эпидемиологии боролись друг с другом до конца XIX века, до создания медицинской бактериологии. Контагионистам одолеть миазматиков оказалось непросто — на их стороне была медицинская статистика, свидетельствующая о том, что вспышки инфекционных болезней встречаются только в определенных местностях (т. е. о наличии природных очагов возбудителей инфекционных болезней, как сказали бы сегодня); и что контактов между людьми недостаточно для появления эпидемических болезней. Но когда ученые установили роль микроорганизмов в развитии инфекционных болезней, то в их сознании микроорганизмы прочно заняли место контагиев. «Миазматические» представления были выброшены из эпидемиологии и забыты. «Контагионистические» взгляды, просуществовавшие в рафинированном виде с XIV века до начала ХХ, получив экспериментальное подтверждение, легли в основу создания оружия, которое сегодня называется биологическим. Да и в самой эпидемиологии вновь все стало просто и ясно.

— Когда же был зафиксирован первый случай использования эпидемии во вред людям на основе материалистических представлений об их причинах?

— Примерно в XV–XVII веках. Врач Цезальпино сообщил о неудачной попытке вызвать контагием проказы мор среди французских войск, имевшей место во время неаполитанской кампании 1435 года. Тогда испанские солдаты раздали французам вино, в которое была подмешана кровь людей, больных проказой. Тогда же появились первые биотеррористы — их называли «демонами чумы» — это были люди, которые в силу бионегативной психики пытались распространять эпидемию уже без всякого колдовства, а исключительно «контагием», находящимся в предметах, с которыми соприкасались больные чумой, либо выделениями таких больных.

В 1530 году работники одного из госпиталей Женевы в целях собственного обогащения (так как чума приносила им доход), пытались обречь на смерть сограждан, вырезая чумные бубоны из мертвых тел и намазывая их содержимое на дверные ручки домов горожан. Это один из первых ставших известными случаев применения для инициации новой эпидемии материального носителя возбудителя болезни, роль которого играл гной чумных бубонов. И хотя заразить людей подобным способом нереально, против этих «врачей-убийц» было выдвинуто обвинение и их жестоко казнили, поскольку в городе действительно в это же время возникли новые вспышки чумы.

Первые эмпирические попытки вызвать эпидемию на войне с использованием знаний по бактериологии, произошли во времяангло-бурской войны (1899–1902 годы). Уже было известно, что возбудитель холеры — бактерия, и она передается с водой. Поэтому англичане и буры бросали в водоемы трупы людей, умерших от холеры. Такие же дилетантские попытки вызвать холеру предпринимались воюющими сторонами в балканские войны 1913 года.

Более масштабные биологические диверсии имели место в годы Первой мировой войны. Они велись как организационными способами, так и применением биологических агентов . Например, кавалерийские части противника преднамеренно оттеснялись в районы, наиболее пораженные сапом; пехота — в самые завшивленные села, пораженные сыпным тифом и т. п. Этими приемами пользовались все противоборствующие стороны .

Уже после войны стало известно, что где-то с 1915 года германский Генштаб создал специальное управление, занимавшееся вопросами биологических диверсий. С работой этого управления связывают искусственные эпизоотии сапа, повально косившие лошадей и мулов в воинских частях Антанты. Эпизоотии среди лошадей и мулов распространяли завербованные германской разведкой конюхи или германские диверсанты, работавшие конюхами в США, Аргентине, Италии и Франции. Возбудители болезни производились в частных или тайных лабораториях. Для заражения животного диверсант смачивал специальную металлическую щетку жидкостью, содержащей возбудитель сапа, и царапал ею ноздри лошади или мула до крови. Так же использовали возбудитель сибирской язвы. В 1915 году в Россию неким Грегерсеном, немецким агентом, прибывшим из США в Архангельск, были доставлены культуры возбудителя чумы. В дальнейшем, в полном соответствии с представлениями того времени о механизмах развития эпидемий чумы, предполагалось в лаборатории Самарского университета заразить крыс чумой и выпустить их в Петрограде. Однако русская контрразведка сорвала этот замысел.

По послевоенным заявлениям британцев известно следующее. В 1918 году на Западном фронте германская авиация сбрасывала в расположение британских войск специальные бомбы, снаряженные культурами возбудителя чумы. Конечно, такое применение возбудителя чумы в военных целях не могло приобрести большие масштабы, потому что не существовало технологии производства этих возбудителей в требуемых для ведения войны количествах (и их не будет до конца 1950-х годов). Немцы не признали этот факт. Но в принципе не так уж и важно, было ли это все на самом деле или нет. Главное заключается в том, что в годы Первой мировой войны были осознаны:

1) необходимость разработки специальных боеприпасов для ведения бактериологической войны;

2) необходимость использования средств доставки таких боеприпасов к цели.

Именно с этого эпизода несостоявшейся бактериологической войны на Западном фронте (или всего лишь подозрения на него!), можно вести отсчет времени создания биологического оружия.

БАКТЕРИОЛОГИЧЕСКИЙ ЗУД

— Видимо, это не могло не вызвать всеобщий ажиотаж: новое смертельное оружие!

— В начале ХХ века в мире не существовало никаких юридических и моральных препон против подобного способа ведения войны, и если бы воюющим сторонам были известны более эффективные приемы применения бактерий в годы Первой мировой войны,они без сомнения были бы так же использованы, как и отравляющие вещества.

В 1925 году, когда выявился масштаб имевших место германских бактериологических диверсий, эти факты широко обсуждались в прессе. Упрощенные представления о биологическом оружии основывались на «контагионистических» представлениях о развитии эпидемий. Считалось, что для ведения бактериологической войны достаточно вызвать вспышку болезни. Далее «контагий» (т. е. уже не «чумной яд», а опасный микроорганизм) уже сам начнет распространяться между людьми, и разовьется эпидемия. Раз есть авиация, то можно забросить этот «контагий» подальше в тыл противника. Для этого предполагалось использовать «бактериальный дождь» — был даже такой термин; или просто сбрасывать с самолета ампулы с культурами бактерий. Те должны были разбиваться и заражать местность бактериальными культурами, а население враждебного государства тут же начнет повально болеть. По этим причинам еще несуществующее бактериологическое оружие стало рассматриваться как оружие массового поражения. В результате дискуссий экспертов был выработан Женевский протокол 1925 года, запрещающий применение биологического оружия и отравляющих веществ первыми, но не запрещающий, ни ответный удар ими, ни, тем более их разработку и хранение. К слову, США ратифицировали Протокол лишь в 1977 году.

Уже в конце 1920-х годов в Европе начался «военно-бактериологический зуд». Новым оружием занимаются многие страны: даже в Румынии были полигоны, где оно испытывалось. Когда читаешь специальную литературу того времени, складывается впечатление, что бактериологическое оружие создано, и что им занимаются все мало мальски амбициозные европейские государства.

Чем мельче был европейский хищник, тем больше амбиций он проявлял в разработке «мощного оружия бедных». Особенно гнусные ожидания появились у польских военных. Польский полковник Карышковский (J. Karyszkowski) в 1935 году даже поставил вопрос о необходимости использования лагерей военнопленных « для экспериментального изучения путей рас пространения возбудителей инфекционных болезней и обоснования необходимых для бактериоло гической войны данных». Он открыто предложил использовать пленных (надо понимать, советских) для опытов с биологическим оружием. Далее он цинично пояснил свою позицию: «Много чудовищных вещей твориться на свете».

Японцы, с которыми у нас ассоциируются подобные испытания, втянулись в эту «гонку вооружений» едва ли не последними. Позже их к таким исследованиям присоединились американцы. Апологет японского бактериологического оружия, Сиро Исия, три года собирал разведданные, исколесив всю Европу, и был в большом волнении от услышанного, прочитанного и им же додуманного. Своему командованию он доложил, что Япония «опаздывает на поезд».

Единственной страной, выступившей в 30-е годы против разработки биологического оружия не на словах, а на деле, оказалась… Германия. И дело не в том, что после Первой мировой войны Германия не имела потенциала для подобных исследований или германские политики были более миролюбивы, чем польские или западноевропейские. Просто берлинские профессора оказались куда проницательнее своих зарубежных коллег. В 1931 году профессор Конрих, референт по гигиене при германском военном министерстве, высказал три возражения против биологического оружия:

1) невозможно в лабораторных условиях удержать в течение долгого времени возбудитель инфекционной болезни в вирулентном состоянии;

2) наличие вирулентности у микроорганизмов недостаточно, чтобы вызвать эпидемию;

3) при рассеивании микробов значительное количество их погибает от несоответствующих условий.

Первые два возражения еще можно было в те годы обосновать по открытым источникам, но третье, несомненно, свидетельствует в пользу того, что Конрих имел экспериментальные данные о гибели микроорганизмов при переводе их в мелкодисперсный аэрозоль. К его возражениям мы еще вернемся.

Германские военные раньше других поняли то, что создание «мощного оружия бедных», очень дорогое удовольствие для их страны.

— То есть на подлодки и танки ресурсов у немцев хватало, а на биологическое оружие — нет?

— Именно так, и мы с вами еще увидим, сколь затратное это дело на примере японской военно-биологической программы. Естественно, немцам никто не поверил. В 1932 году английский журналист Уильям Стид опубликовал в «The Nineteenth century and after» фальшивые немецкие документы, по которым выходило, будто немцы использовали микроорганизм В. prodigiosus, чтобы изучить воздушные потоки в парижском метро и в случае войны применить реальный возбудитель болезни. Ажиотаж был неслыханный. Это первый случай информационной войны в контексте войны биологической, но не последний — впереди еще информационная война Запада против СССР и России, начавшаяся 1979 году, когда нашей стране будет вменяться вину якобы «выброс» с военно-биологического объекта в Свердловске, и информационная война против Саддама Хусейна, начавшаяся с поиска биологического оружия иракцев и приведшая к массовым убийствам тех же иракцев.

То что Стид наврал «три короба», было понятно тогда всем «заинтересованным лицам». Американские специалисты в области биологических вооружений Т. Розбри и Э. Кабат в 1942 году в секретном докладе Национальному исследовательскому совету называют его разоблачения «неубедительными по своим подробностям» (доклад был рассекречен и опубликован в американской печати в 1947 году). Но мистификация Стида стимулировала поисковые работы по разработке биологического оружия среди противников Германии, и именно поэтому она устраивала европейские демократии. В открытых источниках она не подвергалась сомнению вплоть до нашего времени.

Немцы «творческое воображение» Стида оценили по-своему. В мае 1940 года он был внесен Вальтером Шелленбергом, начальником отдела AMT IV-E РСХА (отвечавшим за контршпионаж) в «Специальный розыскной список по Великобритании» и был бы немедленно повешен «высоко и коротко», если бы они его нашли после захвата Британских островов, но не сложилось.

«Специальный розыскной список по Великобритании», составленный в 1940 г . Вальтером Шелленбергом. Стид под № 12 (список алфавитный и разделен на несколько разделов, поэтому положение в списке не означает важность человека для РСХА). Против каждой фамилии стоит номер отдела РСХА, в документах которого этот человек числился. Стид «проходил» по пяти отделам сразу.

Японские военные клюнули на приманку «мощного оружия бедных» . В 1932 г. в Маньчжурии ими создается печально известный 731-й отряд. Японцы вкладывают в программу колоссальные силы и средства, в ходе опытов умерщвляются тысячи людей. Но руководителю программы, генералу Исии, так и не удалось вызвать сколько-нибудь серьезных эпидемий. Его собственных сотрудников в ходе экспериментов погибло только в вполовину меньше (почти 300 человек!), чем солдат и мирных граждан противника от разработанного им биологического оружия.

Первый зафиксированный факт биологических диверсий, осуществленных японцами против СССР, относится еще к боям на Халхин-Голе. Они заразили реку Халка возбудителем нескольких инфекционных болезней. Есть, по крайней мере, один достоверный японский источник, утверждающий, что диверсия удалась, и советские войска понесли потери. Тогда же сотрудники 731 отряда понесли первые потери от огня советских войск (около 30 человек — погибла почти вся диверсионная группа). Эти события еще ждут своих историков. На протяжении всей Второй мировой войны японцы проводили тщательную разведку территории советского Забайкалья и Дальнего Востока на предмет совершения биологических диверсий, на карты наносились колодцы, реки, пищевые предприятия и т. п. Казалось, войди Япония в войну, и массовой гибели советского населения от эпидемий избежать не удастся.

МОРКОВКА ДЛЯ ГЕНЕРАЛА

— История, однако, умалчивает о подобных гекатомбах.

— Сначала массовое поражение людей с помощью бактерий казалось японским военным таким же простым делом, как и средневековому колдуну распространение чумы посредством «обрезков ногтей, человеческих волос, жабьих и кротовых лапок». С 1933 года эксперименты проводились ими в так называемом Южном корпусе, расположенном в районе Биньцзянского вокзала города Харбина. Здесь до ввода в строй комплекса в Пинфане в 1938 г. размещалась специальная тюрьма для «бревен» — подопытных людей. Однако, возбудитель чумы, на который они сделали ставку, в лабораторных условиях стал быстро терять свои вирулентные свойства, т. е. способность вызывать чуму у людей в небольших дозах (см. Первое возражение профессора Конриха ) . На питательных средах он рос, но толку в убийствах людей от него уже не было. Тогда японцы, что бы селекционировать штамм возбудителя чумы, более пригодный для биологической войны, стали его «проводить» через подопытных людей. А что бы сделать его еще опасней, этих людей предварительно вакцинировали против чумы, так они пытались отобрать «иммунитет преодолевающие штаммы» возбудителя чумы.

— И получили?

Получили… , на свою голову. Японским военным удалось снизить инфицирующую дозу возбудителя чумы для людей раз в 60. Обычно историки отряда 731 пишут об этом кто с гордостью за приоткрывшуюся им тайну, кто с ужасом от возможностей науки, покорившей человеку невидимый микроскопический мир. Сегодня иные «маститые ученые», важно рассуждающие на темы биологической войны, любят «покрасоваться» дерзкими прогнозами развития биологического оружия типа: «Успехи науки позволяют получать штаммы бактерий, способные поражать по цвету кожи, разрезу глаз и по т. п. критериям». Исия не за кабинетным столом сидел, он предметно занимался массовыми убийствами людей с помощью биологических агентов. Ему надо было хотя бы легочную чуму вызвать в Манчьжурии, где она и так дает сокрушительные вспышки, тут уж не до убийств «по цвету глаз» и прочих изысков. Но вместе с полученным «вирулентным штаммом» он попал в ловушку, которая генетиками еще с 1930-х годов называется «платой за селекцию». Суть этого явления в следующем. Специализация в процессе направленного отбора одних признаков и свойств неизбежно сопряжена ослаблением и ухудшением других. Проще говоря, Исия добился не только повышения вирулентности возбудителя чумы, но и потери им внутрипопуляционного генного разнообразия. Нетрудно представить, с какими проблемами, кроме внезапной и необъяснимой утери вирулентности штаммами возбудителей, подготовленных для бактериологической войны, он сталкивался в ходе своих экспериментов. Вирулентность возбудителя чумы надо было сохранять до момента его проникновения в организм жертвы. И вот с решения этой задачи в технологической цепочке создания запасов биологического оружия, «мощное оружие бедных» стало стремительно дорожать, а его «мощность» вызывать сомнения у «низших чинов» отряда. Возбудитель чумы, как следует из мемуаров сотрудника отряда, Хироси Акияма, утрачивал вирулентность в процессе хранения, при многократном посеве в культиваторах, при масштабировании процесса производства бактерий и, даже, при лиофильном высушивании и применении в качестве агента биологического оружия. Количество работы в отряде 731 по поддержанию вирулентных штаммов микроорганизмов постоянно росло. Требовалось все больше «бревен», экспериментальных животных, научных сотрудников, лаборантов, переводчиков, жандармов, питательных сред, электроэнергии, пара, кормов для животных, помещений для содержания животных, складов для кормов, работников для складов, продовольствия для работников и т. д. и т. п. И все это надо было находить во время войны! Весной 1945 года на «вирулентность» работало почти 1000 сотрудников отряда, это треть его численности, включающей солдат охраны. Но даже с такими силами Исии не удалось вызвать крупные эпидемии в Манчьжурии (см. Второе возражение профессора Конриха).

— Зато может быть ущерб противнику от применения биологического оружия, оправдывал эти затраты?

— Он не мог его применить. Ему нечего было применять. Основным технологическим приемом в отряде стало выращивание бактерий в специальных культиваторах «системы Исии». Они представляли собой помещенные в кожух закрепленные друг над другом формочки, в которые заливался питательный агар. На застывший агар производился посев бактерий. Конструкция этого культиватора была разработана не Исией, а сотрудницей Крымского санитарно-бактериологического института (Севастополь) Н. Г. Щербиной. Исия «позаимствовал» ее из русского журнала «Лабораторная практика» за 1932 год и масштабировал. Всего он мог получать не более 100 кг «бактерий» в месяц. Но не надо пугаться — речь идет о весе густой сметанообразной бактериальной массы, непосредственно смытой с поверхности питательной среды. Не менее чем на 90–95 % это была вода (т. е. какая-то изотоническая жидкость). Реальную месячную «производственную мощность» отряда 731 при лиофильной сушке бактериальной массы «до постоянного веса», можно оценивать как 15–30 кг, включая среду высушивания. При лиофилизации до 50 % бактерий погибало, а вирулентность оставшихся «в живых» была сомнительной.

Аппарат для получения бактериальной биомассы Щербиной.А — наружный вид; Б — разрез. Аппарат мог иметь различные размеры. Общая посевная поверхность типового аппарата около 9000 см². При толщине слоя агара в 0,5 см в нем использовалось около 4,5 л среды на каждый посев. В 1930-х гг. технологии глубинного культивирования бактерий в условиях аэрации, способные обеспечить наработку микроорганизмов в количествах, достаточных для ведения масштабной биологической войны, находились в «зачаточном состоянии». Производственная деятельность бактериологических институтов заключалась в получении агаровой микробной эмульсии в сравнительно небольшой емкости плоских склянок (бактериологических матрацев), бьющихся и лопающихся в автоклаве. Единственный путь наработки бактериальной массы в больших количествах заключался в увеличении общей площади агара, одномоментно используемой для культивирования микроорганизмов.

У Исии ничего практического не получилось из идеи поражения людей «бактериальным дождем», т. е. бактериями, распыленными с самолета. Для этого он переделал выливные приборы, используемые для поливки противника ипритом. Но люди, попав под такой «дождь», не заболевали чумой. На полигонах японцы взрывали емкости с возбудителем чумы у привязанных к столбам заключенных, но безрезультатно.