Сергей Федорович Платонов (1860–1933)

Биография. Сергей Федорович Платонов родился 16 июня 1860 г. в г. Чернигове. Он был единственным ребенком в семье заведующего губернской типографией Федора Платоновича Платонова и его жены Клеопатры Александровны. В 1869 г. семья Платоновых переезжает в Петербург. Отец будущего историка в результате успешного продвижения по службе, завершившегося должностью управляющего типографией Министерства внутренних дел, получил дворянский титул. Каникулы юный гимназист проводит в доме московских родственников на окраине города. «Не только происхождение, но и сознательная преданность Москве с ее святынями, историей и бытом делали моих родителей, а за ними и меня именно великорусским патриотом», – вспоминал ученый. Недаром одной из первых книг, прочитанных мальчиком, была подаренная ему отцом «История государства Российского» Н.М.Карамзина. Однако о занятиях историей С.Ф.Платонов тогда еще не помышлял, он писал стихи и мечтал о карьере профессионального литератора.

В 1878 г. 18-летнего юношу приняли на историко-филологиский факультет Санкт-Петербургского университета. К счастью для отечественной историографии, невысокий уровень преподавания литературоведческих дисциплин в университете поколебал первоначальное намерение С.Ф.Платонова, а блестящие лекции по русской истории профессора К.Н.Бестужева-Рюмина окончательно определили его выбор дисциплины в пользу последней. Из факультетских профессоров наибольшее влияние на него оказали К.Н.Бестужев-Рюмин, отчасти В.Г.Василевский (в его семинаре по средневековой истории он приобрел первые навыки работы с первоисточниками). Кроме того, С.Ф.Платонов посещал «свободные и независимые» от тогдашней цензуры лекции профессора А.Д.Грановского, благодаря которым сложились его представления «о государстве и обществе, о целях государства, об отношении государства к личности, о благе личной свободы и независимости». Из его лекций вынес С.Ф.Платонов и прочно усвоенное им «отвращение ко всякой партийности и кружковщине» как несовместимым с «правом всякой личности на пользование своими силами в том направлении, куда вовлечет их внутренние побуждение».

К числу своих учителей, помимо университетских профессоров, относил С.Ф.Платонов и В.О.Ключевского. Его привлекала не столько склонность маститого ученого с экономической точки зрения объяснить исторические явления, сколько «разносторонность» и «широта» в их понимании и полная, как ему тогда казалось, «независимость» автора от разного рода «схем» и систем русской истории. «Из нашего университета, – вспоминал С.Ф.Платонов, – вместе с навыками научной критики я вынес и стремление к отвлеченным историческим построениям и веру в то, что плодотворна только та историческая работа, которая идет от широкой исторической идеи и приводит к такой же идее».

Оставленный при университете для подготовки к профессорскому званию, С.Ф.Платонов работает над магистерской диссертацией«Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII в. как исторический источник». В 1888 г. он успешно защитил ее на степень магистра русской истории, что позволило ему занять 1888 г. должность приват-доцента, а с 1890 г. – профессора по кафедре русской истории Санкт-Петербургского университета. В 1890 г. на основании сдержанного, но в целом положительного отзыва В.О.Ключевского диссертация С.Ф.Платонова была удостоена Уваровской премии Академии наук.

Как ни значительны были научные достижения С.Ф.Платонова, продемонстрированные им в магистерской диссертации, прочное положение в университете, впрочем, и имя в науке ему могла обеспечить только докторская степень.

В 1899 г. С.Ф.Платонов защитил докторскую диссертацию «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв. (опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время)». В связи с тем, что в Петербургском университете не было ни одного доктора русской истории, защита ее состоялась в Киеве, в университете Св. Владимира. В качестве официального оппонента на диспуте выступил профессор В.С. Иконников, отметивший высокий научный уровень представленного сочинения.

В 1909 г. вышел в свет «Учебник русской истории» С.Ф.Платонова для средних учебных заведений. Учебник имел успех и после небольшого сокращения его объема был рекомендован для учащихся. Отличительной чертой учебника являлась, по словам самого С.Ф.Платонова, «попытка» дать в доступной форме «научное и объективное изложение» курса русской истории. Учебник выдержал 10 изданий. Последний раз он был опубликован в 1924 г. в издательстве «Пламя» в Праге в 2-х частях. Еще более удачной попыткой в этом отношении следует признать «Лекции по русской истории» С.Ф.Платонова, являвшиеся в начале века наряду с «Курсом русской истории» В.О.Ключевского настольной книгой студенческой молодежи и переиздававшиеся с 1899 по 1917 г. десять раз. Имя С.Ф.Платонова сделалось известным в самых отдаленных уголках России.

Обремененный большим семейством (он был женат и имел четырех дочерей и одного сына, Михаила, впоследствии профессора химии Ленинградского технологического института, застреленного в марте 1942 г.), С.Ф.Платонов не мог позволить себе роскошь «уйти в науку» и в поисках дополнительных источников существования помимо университета вынужден был преподавать в других учебных заведениях: Высших женских курсах, Петровском коммерческом училище, Женском педагогическом и Археологическом институтах, Александровском лицее. Успешно продвигался он и по служебной лестнице, заняв сначала хотя и скромную, но влиятельную должность секретаря Санкт-Петербургского университета, а затем, с 1900 г. по 1905 г., и декана историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. Почувствовав вкус к административной работе, С.Ф.Платонов решился возглавить в 1903 г. только что организованный Женский педагогический институт – первое в России высшее учебное заведение. За годы своего директорства в Педагогическом институте (начинать в котором ему пришлось с постройки его здания – Малая Посадская, 26), С.Ф.Платонов не только его в образцовое состояние, но и провел необходимые реформы, превратившие институт в учебное заведение университетского типа.

С 1895 по 1902 гг. С.Ф.Платонов преподавал курс русской истории Великим князьям Михаилу Александровичу, Дмитрию Павловичу, Андрея Владимировичу и Великой княгине Ольге Александровне. Поскольку среди предшественников С.Ф.Платонова, читавших лекции высочайшим особам, были такие историки, как С.М.Соловьев, В.О.Ключевский, К.Н.Бестужев-Рюмин и другие ученые, то видеть в этом факте знак какого-то особого высочайшего благоволения к С.Ф.Платонову едва ли возможно. Истинное отношение правящих кругов к ученому, в лояльности которого они никогда не сомневались, выясняется из обнаруженной после 1917 г. в бумагах Николая II «Записки о профессорах русской истории». «Вполне приличен С.Ф.Платонов, обладающий огромной эрудицией, но он сух и уж несомненно мало сочувствует культу русских героев, – говорилось в ней. – Конечно, изучение его произведений не может вызвать ни чувства любви к Отечеству, ни народной гордости».

За годы своего преподавания С.Ф.Платонов создал научную школу, получившую название «петербургская школа русских историков», или «Школа С.Ф.Платонова», характерной особенностью которой являлся ярко выраженный объективизм и ориентация исследователей преимущественно на источниковедческие разыскания, конкретное изучение исторического материала. П.Н.Милюков относил ее к «историко-критическому» направлению в русской историографии. Среди учеников С.Ф.Платонова – С.В.Рождественский, А.Е.Пресняков, Б.А.Романов, Н.П.Павлов-Сивальский, П.Г.Васенко, П.Г.Любомиров, и др. К числу учеников С.Ф.Платонова причислял себя и Б.Д.Греков, становление которого как ученого произошло именно в рамках «петербургской школы»: на кафедре русской истории Петербургского университета и Археографической комиссии.

В 1912 г. исполнилось 30 лет преподавательской деятельности С.Ф.Платонова, в связи с чем он был утвержден в звании заслуженного профессора, после чего, в январе 1913 г., вышел на пенсию, передав кафедру своему ученику С.В.Рождественскому. Передача эта носила, однако, чисто формальный характер, так как, перейдя на ставку сверхштатного профессора, С.Ф.Платонов по-прежнему продолжал активную творческую и общественную жизнь.

В июле 1916 г. постаревший, изрядно уставший от начавших тяготить его административных обязанностей ученый был вынужден оставить директорство и в Женском педагогическом институте, передав его все тому же С.В.Рождественскому. Научная и административная карьера С.Ф.Платонова, в сущности, была завершена и подошла к своему логическому концу: главные научные труды были уже написаны, основные ступени преподавательской и административной деятельности уже пройдены. Почувствовав себя после отставки свободным и достаточно состоятельным человеком, С.Ф.Платонов покупает в 1916 г. просторную квартиру в Каменноостровском проспекте, куда и переезжает со своим семейством. Сохраняя минимум часов в университете, он намеревается посвятить остаток жизни науке и путешествиям. Заядлый путешественник и жизнелюб, он много ездил по Европе и буквально исколесил всю Россию. Заветной мечтой ученого было посетить Сибирь. Планам этим не суждено было осуществиться. «Переворот 1917 г., – отмечал С.Ф.Платонов, – поставил меня снова в ряды повседневных работников».

С.Ф.Платонов отнесся отрицательно к Октябрьской революции, так как она «не являлась подготовленной ни с какой точки зрения». Сам факт завоевания власти большевиками объяснялся им «общей в то время русской действительностью, войной и различного рода кризисами». «Программа правительственной партии» казалась ему в своих положениях искусственной и утопичной. Однако это не помешало ему уже через несколько месяцев пойти на сотрудничество с большевиками. Он включился в работу по спасению петроградских архивов и библиотек. Для С.Ф.Платонова Россия, русский народ никогда не ассоциировались с каким-либо определенным правящим режимом. Правительства приходят и уходят, а народ остается, и именно в служении ему, а отнюдь не большевикам, С.Ф.Платонов видел высокую нравственную цель.

Даже простой перечень административных и общественных должностей, которые занимал в первые послереволюционные годы С.Ф.Платонов (председатель Археографической комиссии, директор Археологического института, председатель археологического отделения ФОН Петроградского университета, заведующий Петроградским отделением Главархива, председатель Археологического общества, Союза российских архивных деятелей, заведующий Ученой комиссией по истории труда в России, председатель комитета по изучению древнерусской живописи, редактор журнала «Вестник знания», главный редактор «Русского исторического журнала»), показывает, какой нелегкий груз взвалил на свои плечи уже немолодой ученый. Все свои силы, знания и опыт в это тяжелое время он отдавал служению науке, сохранению и умножению культурных ценностей.

В 1920 г., за большой вклад С.Ф.Платонова в развитие русской исторической науки, Общее собрание Академии наук избирает его в действительные члены. В 1922 г., после смерти А.С.Лаппо-Данилевского, С.Ф.Платонову было поручено руководство работой Постоянной исторической комиссии Академии. В 1925 г., он становиться директором Пушкинского Дома и его избирают директором библиотеки Академии наук СССР. На всех своих административных должностях С.Ф.Платонов трудился с полной отдачей сил, реализуя свои обширные знания и несомненный организаторский талант. Преподавательская работа в университете, в Петроградском и Археологическом институтах постепенно начинает в эти годы отходить на второй план. Правда, в университете, где он проработал 39 лет, вплоть до 1927г.

В 1920-х гг. пишет целый ряд книг и статей: «Борис Годунов» и «Иван Грозный», «Смутное время» и «Прошлое русского Севера», «Москва и Запад в XVI–XVII вв.», «Петр I». Научные интересы С.Ф.Платонова второй половины 1920-х гг. были связаны с Петровской эпохой.

В 1928 г., в связи с организацией Недели русских историков в Берлине, Германское общество изучения Восточной Европы обратилось к главе советской делегации – академику М.Н.Покровскому – с просьбой о включении в ее состав и С.Ф.Платонова. Доклад, с которым он выступал перед своими немецкими коллегами, – «Проблема Русского Севера в новейшей историографии» – был тепло встречен слушателями. В Германии С.Ф.Платонов встретился со старыми знакомыми в научных кругах. Участие в «Неделе русских историков» превратилось в подлинный триумф ученого. Здесь С.Ф.Платонов имел контакты с некоторыми представителями русской эмиграции, в том числе и со своим бывшим учеником – князем Андреем Владимировичем. Это было в дальнейшем использовано против С.Ф.Платонова следствием. Встреча прошла довольно холодно. Напротив, благоприятное воздействие на самочувствие ученого, незадолго до этого потерявшего жену, имела его поездка в Париж к своей старшей дочери, Надежде Сергеевне Краевич, где он имел возможность повидать внуков.

После возвращения из заграницы С.Ф.Платонов постепенно сокращает объем административной деятельности. Вершиной научной карьеры С.Ф.Платонова стало избрание его в 1929 г. общим собранием Академии наук академиком-секретарем Отделения гуманитарных наук (ОГН).

Уже с первых шагов на новом поприще С.Ф.Платонов вынужден был окунуться в душную атмосферу вражды и недоверия правительства к «старому» руководству Академии и к ее «беспартийным» кадрам. Поворотным пунктом в судьбе С.Ф.Платонова явилось обнаружение 19 октября 1929 г. правительственной комиссией по «чистке» Академии наук в ее библиотеке подлинных экземпляров манифестов об отречении от престола Николая II и его брата Михаила, а также ряда других архивных материалов актуального общественно-политического содержания, не подлежавших хранению в академических учреждениях. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы вынудить С.Ф.Платонова подать в отставку со всех занимаемых им постов 8 ноября 1929 г.

В ночь на 12 января 1930 г. С.Ф.Платонов и его дочь Мария были арестованы. Руководил операцией чекист А.А.Мосевич. В качестве вещественных доказательств «контрреволюционности» 70-летнего академика были конфискованы обнаруженные при обыске на квартире ученого револьвер иностранного производства, а также письма на его имя от Великого князя Константина Романова (младшего) и П.Н.Милюкова. Ученый, чье имя было известно каждому образованному человеку, оказался за решеткой: сначала в доме предварительного заключения, а затем в печально знаменитых ленинградских «Крестах», где уже находились арестованные ранее его друзья и ученики: А.И.Заозерский, А.И.Андреев, С.В.Рождественский. Вскоре к ним были присоединены профессора Б.А.Романов, В.Г.Дружинин, П.Г.Васенко, М.Д.Приселков, академики Е.В.Тарле, Н.П.Лихачев и ряд других ученых из числа близких С.Ф.Платонову лиц.

В основу обвинения, предъявленного С.Ф.Платонову, были положены показания ряда его «друзей» и коллег о кабинетных разговорах ученого, в которых он резко критиковал политику партии и правительства и ругал признанного в то время главу «историков-марксистов» академика – М.Н.Покровского. Последнего в узком платоновском кругу презрительно именовали «гнусом», имея в виду его бесконечные выпадки на «буржуазную историографию». Разгром исторической науки в 1930 г. был логическим завершением предшествующей деятельности «красного профессора», дела всей его жизни. «Если мы преступники, что же вы нас 30 лет не арестовывали?» – наивно спрашивал один из арестованных профессоров следователя ленинградского ОГПУ А.Р.Стромина, на что получил ясный ответ: «Тогда еще вам смена не выросла». «Смена» старой профессуре в стране к тому времени действительно имелась. Уже в середине и, особенно во второй половине 1920-х гг. ученики М.Н.Покровского серьезно потеснили старую профессуру на университетских кафедрах. В этих условиях «беспартийная» Академия наук, в стенах которых вплоть до 1929 г. не было не одного ученого-коммуниста, была единственным местом в стране, где можно было заниматься историей, не оглядываясь на навязываемые школой М.Н.Покровского псевдомарксистские догмы.

Любопытный факт активного противостояния С.Ф.Платонова попыткам «марксистского» понимания истории приводит А.А.Введенский, попытавшийся в 1925 г. в духе времени прочитать в Первом историческом исследовательском институте при ЛГУ доклад о революции 1905 г. на Урале. С.Ф.Платонов, по его словам, «через своих сановных агентов категорически потребовал замены этого доклада докладом о Строгановской иконе. «Мне было заявлено, – пишет он, – что специалисту по истории Древней Руси неприлично заниматься темами по истории XX в., которые не являются наукой, а только публицистикой, а эти темы по XX в. следует оставить другим». Неудивительно поэтому, что Академия наук (а в частности – возглавляемые С.Ф.Платоновым учреждения) становится в 1920-е гг. центром притяжения всех живых, активно работающих в области русской истории сил.

Сплочению старой профессуры вокруг С.Ф.Платонова способствовали и личные качества ученого как организатора науки. Такие известные исторические журналы и сборники начала 1920-х гг., как «Русское прошлое», «Анналы», «Архив истории труда в России», «Русский исторический журнал», «Века», «Дела и дни», создавались по инициативе или при самом непосредственном участии С.Ф.Платонова. Роль лидера, которую играл С.Ф.Платонов среди старой профессуры, не являлась секретом для «историков-марксистов». Русская буржуазная историография, утверждали в 1931 г., «умерла под платоновским знаменем».

Именно этим и объясняется разнузданная кампания, развязанная в 1928–1929 гг. средствами массовой информации как против Академии наук, так и против ее гуманитарного отделения. «Мы уже прошли ту эпоху, – говорил в 1928 г., разъясняя изменившуюся ситуацию, М.Н.Покровский, – когда нам нужны были ученые, признающие советскую власть… Сейчас нам нужны ученые, которые принимают участие в строительстве социализма». А принимать участие в строительстве социализма для историка в то время означало не что иное, как принятие марксизма, причем именно в той его интерпретации, которая преподносилась школой М.Н.Покровского. Пойти на это С.Ф.Платонов не мог. «Отношение мое к научному марксизму. – Я не марксист, считаю, что не всегда мы будем смотреть через очки марксизма, а потому убежден в том, что научный марксизм-наука себя изживет», – констатировал С.Ф.Платонов на одном из допросов. Умный, трезво мыслящий ученый, он хорошо понимал утопичность программы большевиков и временный характер «диктатуры рабочего класса», которая неизбежно должна была смениться демократией по образцу парламентских демократий Запада. «Считаю, что путем внутренней эволюции, под давлением крестьянских масс неизбежна демократическая республика на основе коалиции. Для меня совершенно ясно, что широкие крестьянские массы абсолютно не подготовлены к социалистическим элементам советского строя», – отмечал он. «Существование демократического правительства по типу Англии, Франции, Германии» более соответствовало бы, по его мнению, общей политической ситуации внутри страны, нежели диктатура рабочего класса, которую он считал «переходной стадией к демократическому строю». «Главной силой внутри страны» С.Ф.Платонов считал русское крестьянство, «ибо в противном случае брожения и восстания среди крестьянства неизбежны».

С.Ф.Платонов во время следствия вел себя мужественно, несмотря на угрозы в отношении арестованных дочерей, и долго отказывался дать нужные наказания. «Сломал» С.Ф.Платонова следователь А.А.Мосевич, указавший ему на то, что правдивые показания нужны не следствию, которому и так все известно, а истории. Для большей убедительности А.А.Мосевич напомнил С.Ф.Платонову о «чистосердечных показаниях» декабристов и о том значении, которое они приобрели вследствие этого для науки. И ученый сдался. «Касаясь своих политических убеждений, – заявил он, – должен сознаться, что я монархист. Признавал династию и болел душой, когда придворная клика способствовала падению царствующего Дома Романовых».

Отрицая наличие заговора, С.Ф.Платонов, тем не менее, подтвердил свои резкие отзывы о М.Н.Покровском и его «школе» и признал себя сторонником конституционной монархии. Крупнейшим политиком XX в. С.Ф.Платонов считал П.А.Столыпина и, по словам его «однодельца» А.Беломорова, предсказывал, что «будущее России решит Красная армия, состоящая в основном из крестьянских сыновей». На замечание А.А.Мосевича, что в СССР ликвидируется кулачество, он заявил: «Мне скоро 70 лет, а Вам 30, поэтому не я, а вы доживете до того дня, кулак свернет вам шею».

Как бы то ни было, признания С.Ф.Платонова были получены, и следствие стало набирать новые обороты. Было установлено, что в одной из «приватных» бесед в кабинете С.Ф.Платонова зашла речь о выдвинутой белоэмигрантами-монархистами кандидатуре на русский престол Великого князя Кирилла Владимировича, причем присутствовавший при этом С.Ф.Платонов имел неосторожность резко возразить своим коллегам, указав на более достойную с его точки зрения кандидатуру Великого князя Андрея Владимировича, которого он хорошо знал. Так в руках следствия совершенно неожиданно оказалось то звено, которого не доставало, чтобы связать разрозненные факты и сфабриковать версию о создании С.Ф.Платоновым контрреволюционной монархической организации в Академии наук, получившей название «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России». Целью организации являлось якобы «свержение советской власти и установление конституционно-монархического строя» в стране во главе с Великим князем Андреем Владимировичем.

В августе–октябре 1930 г. были произведены аресты тесно связанных с С.Ф.Платоновым по линии Археографической комиссии и Академии наук профессоров Московского университета: академика М.К.Любавского, членов-корреспондентов АН СССР Ю.В.Готье, Д.Н.Егорова, А.И.Яковлева, профессоров С.В.Бахрушена, В.И.Пичеты и др. Всего по делу «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России» проходило 115 человек.

Как ни абсурдны были выдвинутые против ученых обвинения, они вполне вписывались в развернутую в конце 1920-х гг. в стране кампанию по «выкорчевыванию буржуазного вредительства», а по сути дела – в санкционированные руководством страны фабрикации в политических целях целого ряда громких дел: Шахтинского дела, дела Промпартии, Союзного бюро меньшевиков-интервенционистов и др. Подготовка ленинградскими чекистами дела С.Ф.Платонова и его коллег была из этой серии.

Более года продолжалось следствие. О его результатах впервые публично было объявлено 2 февраля 1931 г., когда на чрезвычайном общем собрании Академии наук СССР ее непременный секретарь академик В.П.Волгин сообщил собравшимся «об установлении факта участия» С.Ф.Платонова и его коллег – Е.В.Тарле, Н.П.Лихачева и М.К.Любавского – в «контрреволюционном заговоре», в связи с чем они были исключены из состава ее действительных членов.

Это была одна из наиболее позорных и тяжелых страниц истории нашей науки. Не менее позорным и тяжелым было постыдное судилище над С.Ф.Платоновым и Е.В.Тарле, устроенное институтом истории Комакадемии и Обществом историков-марксистов в Ленинграде с 21 января по 16 февраля 1931 г., на котором оставшиеся на свободе младшие коллеги и ученики С.Ф.Платонова из опасений за свою судьбу вынуждены были отрекаться от него. «Что думал перед смертью знаменитый русский историк, – писал в этой связи А.Изюмов, – я не знаю. Мне кажется, что деяния чекистов его не удивляли: он чересчур хорошо знал историю Смутного времени. Но вот плевки, которыми награждали его же ученики, я думаю, доставляли ему наибольшее страдания».

10 февраля 1931 г. по приговору «тройки» ОГПУ была решена судьба первой партии из проходивших по этому делу ученых (всего 30 человек), получивших от 5 до 10 лет концлагерей. 10 мая 1931 г. определилась участь второй группы ученых (47 человек), большая часть которых была направлена в Соловки сроком на 10 лет. Со страхом и тревогой ожидалось решение участи третьей и последней группы ученых, куда входили академики. К всеобщему удивлению приговор оказался сравнительно мягким. Постановлением коллегии ОГПУ от 8 августа 1931 г. 20 человек были отправлены в Печорский концлагерь на 5 лет, а 15 «главных преступников», среди которых был С.Ф.Платонов, получили по 5 лет ссылки.

Местом ссылки С.Ф.Платонова и двух его дочерей – Марии и Нины, – которые также были осуждены, стала провинциальная Самара (ул. Красинская, 21), где он умер 12 января 1932 г. в больнице от сердечной недостаточности. Здесь же на городском кладбище и похоронен. Так закончилась жизнь замечательного русского ученого и патриота, оставившего крупный след в нашей историографии.

Основные труды:

-«Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник» (1888),

-«Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв. (опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время)» (1899),

-«Борис Годунов. Образцы прошлого» (1921),

-«Иван Грозный (1530–1584)» (1923),

-«Прошлое русского севера. Очерки по истории колонизации Поморья» (1925),

-«Москва и Запад в XVI–XVII вв.» (1925),

-«Петр Великий. Личность и деятельность» (1926),

-«Лекции по русской истории» (1899),

-«Учебник русской истории» (1909).

Концепция Смуты. История Смутного времени стала главной темой исследований С.Ф.Платонова. Свою магистерскую диссертацию он намеревался посвятить «тому общественному движению, которое создало ополчение князя Дмитрия Пожарского и в нем образовало устойчивое Временное правительство». Однако он прочно усвоил мысль своих университетских учителей о том, что всякое серьезное исследование в области древней русской истории невозможно без тщательной разработки источников. Поэтому С.Ф.Платонов избирает в качестве объекта исследования памятники Смутного времени, состав и происхождение которых были совершенно не изучены в тогдашней историографии. Для решения поставленной задачи и написания диссертации «Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII в. как исторический источник» ему понадобилось привлечь более 60 произведений русской письменности XVII в., изученных им по 150 рукописям. Многие источники, такие как, например, «Временник» дьяка Ивана Тимофеева или мемуары Ивана Хворостина, оказались открытием для науки. Работа над источниками по истории Смутного времени заняла у молодого ученого около 8 лет.

В предисловии к источниковедческой работе С.Ф.Платонов отмечает вопросы, которые он ставит перед собой при изучении каждого памятника:

-определить время его составления и указать личность составителя;

-выяснить цели, которыми руководствовался составитель и обстоятельства, при которых он писал;

-найти источник его сведений;

-охарактеризовать приблизительно степень их общей достоверности или правдоподобности рассказа.

При определении темы своей докторской диссертации – «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI–XVII вв. (опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время)» – С.Ф.Платонов исходил из высказанной С.М.Соловьевым «широкой исторической идеи», согласно которой начало новой России следует искать не в реформах Петра I, а в событиях Смутного времени с его политическими катастрофами и потрясениями. Московская Смута, утверждал С.М.Соловьев, представляла последний момент борьбы старых родовых «начал» с новыми государственными, после чего государственные «начала» восторжествовали окончательно. С.Ф.Платонов хорошо понимал узость и недостатки «юридического» объяснения русской истории и явно под влиянием В.О.Ключевского искал, по его словам, «в древнерусской жизни движение и борьбу идей, искал конкретных отношений общественного верха и низа, господ и управляемой массы, капитала и труда». Так, в диссертации С.Ф.Платонова ясно обозначилась другая, отсутствующая у С.М.Соловьева и других представителей «юридической» школы линия исследования, связанная с изучением «общественного строя и сословных отношений».

Требовалось, как писал о задачах исследования сам С.Ф.Платонов, «на фактах» показать, когда и как «погибал в Смуте старый порядок», и в каких формах возникал порядок «новый», в условиях которого и создалось «современное государство». «Из очередных задач русской историографии, – отмечал он, – эту задачу надлежало считать одною из самых важных. Именно она и двигала меня в моих Очерках по истории Смуты».

«Очерки» С.Ф.Платонов считал высшим научным достижением всей своей жизни. Эта работа определила его место в среде деятелей русской историографии.

Обширность избранной темы и наличие значительной литературы о Смуте побудили С.Ф.Платонова придать своей книге очерковый характер и, обойдя много раз описанные, всем известные «внешние подробности событий», сосредоточить основное внимание «на изображении деятельности руководивших общественной жизнью кружков и на характеристике массовых движений».

В основу своего труда С.Ф.Платонов положил схему В.О.Ключевского, согласно которой отличительной особенностью Смуты является то, что в ней «последовательно выступают сверху вниз» все классы русского общества и выступают «в том самом порядке, в котором они лежали в тогдашнем составе русского общества», причем в Смуте они появляются дважды: сначала для разрушения, а затем уже для восстановления государственного порядка.

Многие исследователи отмечают, что С.Ф.Платонов взял у В.О.Ключевского и основные вехи намеченной им периодизации Смуты с разделением ее на три периода:

1.1598–1606 гг. – династический (борьба за Московский престол).

2.1606–1610 гг. – социальный (разрушения государственного порядка или социальной борьбы).

3.1611–1613 гг. – национальный (борьба за национальность, или восстановление порядка).

Нужно заметить, что корни этой схемы надо искать не столько у В.О.Ключевского, сколько в источниках – «Новом летописце» 1630 г. и русской книжности XVII вв. К тому же, С.Ф.Платонов подразделил Смуту на 8 «более частных моментов»:

-боярская смута;

-смута в воинской массе;

-начало открытой общественной борьбы;

-разделение государства;

-падение Тушинского и Московского правительств;

-установление польской диктатуры в Москве;

-первое земское правительство;

-второе земское правительство и его торжество.

Более того, С.Ф.Платонов расширил рамки Смуты. Он выделил период скрытой Смуты, начавшейся сразу после смерти Ивана Грозного интригами, направленными на то, чтобы захватить влияние и власть во дворце. Открытая Смута началась с прекращением династии Рюриковичей.

В.О.Ключевскому следовал С.Ф.Платонов и в своем стремлении взглянуть на события Смуты сквозь призму социальной борьбы, а также в попытке определения социального и национально-освободительного моментов в ее истории. Отталкиваясь от мысли В.О.Ключевского о том, что в основе Смуты лежала «социальная рознь», порождаемая «тягловым строем» Московского государства, приведшая к тому, что, начавшись с раздоров после смерти Ивана Грозного среди его родни, Смута переросла, в конце концов, в открытую «социальную борьбу» в период восстания И.И.Болотникова, С.Ф.Платонов подошел к Смуте как к сложному социальному и политическому кризису в стране, истоки и последствия которого далеко выходили за рамки начала XVII в.

Для выяснения истоков Смуты С.Ф.Платонов посвящает вступительную часть «Очерков» «географическому обзору» и социально-политическому кризису Московского государства во второй половине XVI в. В основе этого процесса лежало, по С.Ф.Платонову, систематическое подчинение правительству в видах усиления обороноспособности страны «рабочей», «трудовой массы».

Резкое возрастание в 1570–1580-х гг. численности служивого сословия в стране и связанная с этим массовая и беспорядочная раздача в частные руки черносошных и дворцовых земель резко ухудшило положение сидевшего на этих землях населения и вызвало, в конечном счете, бегство его на Украину, южную окраину государства, в связи с чем были приняты и первые меры правительства «к укреплению крестьян» в конце XVI в., хотя до «полного и категоричного» провозглашения крестьянской крепости оно, по мнению С.Ф.Платонова, и не дошло. Важное значение в этой связи придавал С.Ф.Платонов «экономическому закабалению» владельцами своих крестьян и быстрому развитию в конце XVI–начале XVII в кабальной службы. Так, впервые в отечественной науке С.Ф.Платонов со всей определенностью была поставлена одна из центральных проблем советской историографии Смуты – проблема формирования крепостного права и усиления феодального гнета как непосредственной предпосылки и движущей силы ее развития. Продолжена эта тема в работах В.И.Корецкого, Р.Г.Скрынникова, А.А.Зимина и др.

Вместе с социальным кризисом, рука об руку с ним, по С.Ф.Платонову, развалился и кризис политический, в основе которого лежали серьезные противоречия между знатным московским боярством, «боярами-княжатами», с их родовыми вотчинами и удельными традициями, и стремившейся к единодержавию царской властью. «Сокрушив» в ходе опричнины землевладение враждебных ему «бояр-княжат», Иван Грозный, по мнению С.Ф.Платонова, не только «бесповоротно» уничтожил «политическое значение» этого класса, но не внес тем самым большую сумятицу в и без того запутанные поземельные отношения в стране.

К концу XVI в. были недовольны все: московская знать, пострадавшая от террора Грозного, дворяне-помещики, терявшие в результате оттока населения из центра рабочую силу, и «трудовая масса, недовольная потерей свободы и хозяйственным разорением; недовольство ее было направлено и против правительства и против бояр и дворян. Наиболее ярким выразителем этого политического и социального протеста было Дикое поле с его казацкой вольницей. В сложившихся обстоятельствах, делает вывод историк, случайное в сущности, совпадение «государственного расстройства» с «расстройством династии» положило начало смуте.

Свежий, нетрадиционный взгляд С.Ф.Платонова на опричнину как на «государственный переворот», в котором он, в отличие от своих именитых предшественников С.М.Соловьева и В.О.Ключевского, усматривал и определенный план и систему в действиях, направленных на разгром «удельной аристократии», не только логично вписался в разработанную схему Смуты, но и стимулировал интерес к этой проблеме последующих поколений русских историков, среди которых он нашел как сторонников (Р.Г.Скрынников), так и противников (А.А.Зимин, В.Б.Кобрин) такой интерпретации опричной политики Ивана Грозного.

Активное участие в событиях смуты «мелкого служивого лица, детей боярских, дворовых и городовых» и позволило С.Ф.Платонову по-новому, нежели это делали его предшественники, решить такой принципиальный вопрос, как итоги Смуты. Если по В.О.Ключевскому прекращение Смуты стало возможным в результате примирения этих сословий, чему способствовали казацкие и польские отряды, «медленно, но постепенно вразумляющие разоряемое ими население», то у С.Ф.Платонова дело обстоит как раз наоборот. Верх и низ общества проиграли, а выиграли средние, «консервативные слои населения» в лице пожилого люда и тяглых посадских общин. Именно их ополчение «овладело Москвой, их начальники правили страною до царского избрания; ими, наконец, был избран царь Михаил», – к такому выводу пришел С.Ф.Платонов в результате своего исследования.

Вывод С.Ф.Платонова о поражении в Смуте «верха» и «низа» русского общества был прямо направлен против попыток В.О.Ключевского приписать московскому боярству начала XVII в. «конституционные стремления» и рассмотреть события этого времени сквозь призму «смутной и робкой потребности общества» в законом обеспечении ограждения лица и имущества от «усмотрения и настроения власти», так как «разгромленное» в Смуте боярство никаких ограничений царской власти, на чем настаивал В.О.Ключевский, навязать Михаилу Федоровичу, конечно же, не могло.

Положи