А) ЧТО ТАКОЕ “ПАРТИЙНАЯ СИСТЕМА”?

Многое в соотношении политических сил зависит от их конфигурации, от числа субъектов на политической сцене, способов их взаимосвязи и борьбы между собой. Эти характеристики охватываются категорией “партийная система”.Обычно (Ж.-Л.Кермонн, Т.Шмачкова) партийная система характеризуется как политическая конфигурация, составленная из совокупности независимых элементов и определяемая параметрами входящих в нее партий (Шмачкова Т.В. Из основ политологии Запада.-С.140). В.Пугачев и А.Соловьев (С.218) шире определяют такие системы – как “устойчивые связи и отношения партий различного типа друг с другом, а также с государством и иными институтами”. Мы в определение не включаем отношения партий с государством, учитывая, что взаимоотношения партиймежду собойвозникают не по поводу моды и стиля одежды, а по вопросу о власти в государстве, и что и государство, и гражданское общество активно влияют на партийную конфигурацию, но охватываются понятием “политическая”, а не “партийная система”. Зато мы считаем необходимым при определении партийной системы принимать в расчет не только партии, но и замещающие их (т.е. так или иначе исполняющие их функции) иные кратические субъекты политической инфраструктуры (т.е. квазипартии и парапартийные объединения, такие как политические движения, союзы партий).

Итак, под партийной системой мы понимаем совокупность эффективных кратосов, отношений и связей между ними. Чуть ниже мы поясним понятие “эффективный” в применении к кратосам.

Б) ОСНОВНЫЕ ТИПОЛОГИИ ПО КОЛИЧЕСТВУ ПАРТИЙ И ИХ ПОПУЛЯРНОСТИ:

В политологии предлагаются различные критерии различения партийных систем, встречающихся в мире. В качестве основы их классификации чаще всего используются количественные критерии.

Р.Арон (С.81) прямо ссылается на историческую традицию, а именно, на критерий числа правителей у Платона и Аристотеля, при обосновании типологии даже политических режимов на основе противопоставления “один – несколько”, примененном не к носителям верховной власти, что устарело, а к партиям. Обычно при типологизации партийных систем пользуются такими арифметическими индикаторами:

1) число партий, реально борющихся за власть или влияющих на нее (а, конечно, не общее число партий, даже зарегистрированных),

2) численность членов и электората (голосов на выборах) партий,

3) количество и доля их депутатских мандатов.

Так, политолог Ф.Ван-дер-Мехден (1969) рассматривает политические системы с точки зрения числа легитимныхпартий, которым конституционно предоставлена возможность конкурировать в борьбе за управление страной. Он выделяет:

- общества без партий,

- однопартийные неконкурентные государства,

- однопартийные полуконкурентные системы,

- двухпартийные демократические системы и

- многопартийные демократические системы.

Поясним нашу оговорку о том, что не любая партия, даже весьма крупная, входит в партийную систему. Сравним ситуацию в начале 90-х гг. в Польше с ее очень фрагментированным Сеймом (парламентом, в котором 2 партии имели по 13% мест, следующие 4 – по 10% и т.д.) и в Албании, где всего 5 партий представлены в парламенте, причем первые три имеют соответственно 65.7; 27.1 и 5% мест. Оговоримся, что во всех странах Восточной Европы парламенты избраны по пропорциональной системе. Ясно, что в Польше правительство формируется из коалиции партий, имеющих по 10-13% мест в Сейме, а в Албании даже партия с 27% мест не столь важна. Эти различия фиксируются концепцией “эффективных партий”, как это называет Джеймс Макгрегор. Этот западный политолог использует данный термин для обозначения тех партий, которые следует брать в расчет при создании коалиций в рамках законодательного процесса. Для определения их количества он возводит в квадрат долю мест, имеющихся у партий, и суммирует результаты; обратная пропорция выдает число эффективных партий (См.Табл.1). В итоге видно, что лишь Албания приближается к двухпартийной системе.

Табл.1. Партии в нижних палатах парламентов стран Востока Европы

Признавая ценность таких подсчетов, мы ограничиваем их применимость лишь странами с пропорциональной избирательной системой и свободными выборами. В странах с мажоритарной системой мы должны исходить из структуры электората, а не парламента, а в странах, где нельзя уверенно судить о степени репрезентативности (представительности воли народа) в парламенте, надо брать в расчет политические силы, популярные в общественном мнении, т.е. изучать итоги опросов населения независимыми социологическими службами.

При этом мы включаем в состав партийной системы все эффективные кратосы, а не только партии. “Эффективными” мы называем кратосы, которые реально влияют на политический процесс, или входя во власть (хотя бы на время), или заставляя власть менять свою политическую линию в тех или иных отношениях. В последнем случае возможно воздействие однонаправленное, как в случае с Многонациональным “Согласием” или ТОЦ в РТ, когда власть реализует отдельные идеи оппозиции, и влияние с противоположным вектором, когда правители, в ответ на давление контрэлиты, действуют “от противного”, ужесточая свою линию, сдвигая ее в обратном требованиям направлении, впадая в негативную зависимость от оппозиции (назовем хотя бы первоначальный отказ номенклатурного большинства ВС РТ запретить в Конституции 1992 г. пытки лишь потому, что это предлагали фракции “Народовластие” и “Согласие”: депутаты, торопясь принять Конституцию, уже смотрели не на суть вопросов, а лишь на то, кто их выдвигает). Итак, не все партии, даже представленные в парламенте, могут участвовать в формировании партийной системы и, наоборот, в эту систему входят не только собственно партии.

Нам представляется целесообразным деление партийных систем по квантификационному (количественному) признаку на два класса:

Первый из этих классов в изложении многих политологов напоминает пустыню с одиноко стоящим баобабом в лице единственной партии. Но это далеко от истины, ибо этот класс весьма разнообразен и включает такие варианты, которые мы выделяем в соответствии с возможностями правящих и оппозиционных кратических (т.е. борющихся за власть) сил:

1) “Апартийные квазиэлитные” системы, где правит квазипартия (квазиэлита), как в Португалии при Салазаре, Испании при Франко, в ряде стран Африки, Азии и – в 1990-е гг. – республик РФ. Беспартийным был и авторитарный режим Виши во Франции в исключительных условиях немецкой оккупации, о котором Р.Арон (С.79) пишет, что там “законность напоминала порядки, установленные добрым главой семейства или просвещенным деспотом, который, будучи окружен советниками, не очень к ним прислушивается”;

2) Монолитная однопартийность (в СССР, ВНР, СРР, СФРЮ, НСРА, ЛНДР, на Кубе с середины 60-х гг., в фашистских Германии и Италии);

3) Квази-плюрипартийные системы, где “вспомогательные партии” вынужденно признавали гегемонию компартии, играя роль “свиты при короле”, фактически были не партиями, борющимися за власть, а партиципаторами (несобственно политическими организациями), стремящимися к участию во власти для защиты специфических интересов маргинальных и дискриминируемых слоев (крестьянские партии в ПНР, НРБ, ГДР, партии “побежденных” в ГДР и КНР, партии мелкой буржуазии, “буржуазной интеллигенции”, верующих в ГДР, ПНР, ЧССР, КНР, СРВ и др.).

Первоначально большевики и в нашей стране планировали "регулируемую многопартийность" (коалицию компартии, имеющей решающие позиции, с партиями левых эсеров и анархистов, играющих вспомогательную роль, в первый год Советской власти и планировавшееся Лениным в годы нэпа "взаимодействие" с иными партиями). Очевидно, что свободная конкуренция партий не предполагалась, иным партиям было уготовано место, с одной стороны, "групп специфических интересов" при монополии компартии на власть, с другой, "приводного ремня" от партии большевиков к непролетарским массам. После смерти Ленина произошел отказ от проектов даже такой многопартийности, а роль "приводных ремней" поручили профсоюзам, творческим союзам и кооперативам. После второй мировой войны идея "регулируемой многопартийности" с партиями-"приводными ремнями" была реализована в семи "странах социализма". В некоторой степени подобную подсобную роль предлагают неправящим партиям в начале XXI в. некоторые сектора правящих кругов в современной России и ряде ее регионов. Переход к демократии требует изменения функций таких квазипартий: они становятся приводными ремнями от общества к государству, заставляющими механизм последнего крутиться в нужном гражданам направлении.

Три рассмотренные группы партсистем являются тоталитарно-деспотическими: партия-государство здесь просто узурпировала власть. Но возможны и конкурентно-демократические разновидности фактически однопартийных систем. Это:

4) Квази-монопартийные системы, где формально правит одна партия, но имеются возможности артикуляции политических интересов, альтернативных “единственно верной идеологии”. Уже само появление этой возможности свидетельствует о расшатывании монолита однопартийной гегемонии и потому такая система явственно носит транзитный характер на пути к классической многопартийности. Исходя из различия между каналами их “проталкивания”, можно выделить два варианта таких систем:

а) “двух-полупартийные” (или би-парапартийные) – в них довольно свободно, легально и гласно (а не “под ковром”, как при тоталитаризме) борются за власть две (или больше) фракции или платформы внутри правящей партии. Такой была однопартийная Турция в 1923-46 гг., однопартийность, существовавшая в США после Гражданской войны 1861-65 гг. и в начале XX в. В некоторой степени такой была ситуация в компартии СССР при Ленине и при Горбачеве. При последнем внутрипартийная конкуренция прошла ряд этапов:

1-й, персонифицированный, – борьба Лигачева-Горбачева-Ельцина;

2-й, фактически фракционный, – борьба “Демплатформы” и “Российской Компартии” (РКП) в КПСС;

3-й, этап полного организационного размежевания без выходаиз КПСС (кроме исключенных Руцкого и Липицкого) – создания в рамках КПСС Демпартии коммунистов России (ДПКР) наряду с РКП (этот этап закончился с выходом ДПКР из КПСС);

б) “полуторапартийные”системы – здесь свободно артикулируются противоположные политические интересы: правящих кругов – через единственную партию; оппозиции – через партиципатора(возможно, и инфлюэнта, т.е. группы давления на власть), взявшего на себя вроде бы несвойственные ему политические функции и потому практически превратившегося в “полупартию”, парапартийноеобъединение, которое, побеждая, умирает, раскалывается на множество партий. Такова была роль профсоюза “Солидарность” в Польше, гражданских движений (Гражданских форумов, Народных фронтов) в иных странах в ходе демократизации конца 80-х гг.

5) Ластинг-монопартийные системы (от англ.lasting – долговременный, длительный, прочный) – это системы, совмещающие вроде бы малосовместимое: длительное (десятилетиями) правление одной партии и конкуренцию множества партий на свободных выборах (Индия с перерывами до 1996 г.; Япония до 1993 г., когда власть ЛДП сменилась на коалицию из 8 партий; Мексика, Сирия и Сингапур доныне). Часто их называют системами с доминирующей партией.

Второй класс партийных систем также поливариантен и включает такие многопартийные и двухпартийные конфигурации:

1) Мультипартизм де-факто (собственно многопартийные), когда ни одна из партий не способна добиться большинства в парламенте. Вследствие этого бывает достаточно сложно сформировать правительство. По способам выхода из перманентного правительственного кризиса, можно выделить варианты таких систем:

а) коалиционные– когда выход находят в создании коалиции нескольких партий, являющейся весьма неустойчивой (типичные примеры – Италия до 90-х гг., Бельгия, Нидерланды);

б) система кооперации(Швейцария, Сан-Марино, ряд стран Латинской Америки и Океании, в какой-то мере послевоенный Ливан) – когда две или несколько партий подписывают долгосрочное соглашение о разделе постов во властных структурах при любом исходе выборов;

в) миноритарные,когда одна из партий образует “правительство меньшинства”, опираясь на поддержку ряда партий, входящих на основе соглашения в правящее большинство, но не в правительство (например, Компартия Франции в годы Народного фронта 30-х гг. и на втором этапе президентства Ф.Миттерана).

2) Бипартизм де-факто, когда борются (и даже чередуются у власти) ДВЕ основные партии (или два парапартийных объединения), охватывает три варианта:

а) тривиальная двухпартийная,когда абсолютное большинство в парламенте принадлежит одной партии, другая же, составляя оппозицию, борется за свою победу на следующих выборах (Англия, США, Канада, Австралия, Ирландия), – такая система весьма стабильна;

б) двухблоковая(Франция в 1974-81 гг., Финляндия), когда соперничают два парапартийных объединения, два союза партий. Союзы эти созданы по необходимости (порознь партии просто не победят) и неустойчивы из-за конкуренции внутри блоков;

в) двух-с-половиной-партийнаясистема (термин Ж.Блонделя, Франция). В этом случае каждая из двух основных партий (или партийных блоков) получает лишь относительное большинство голосов (менее 50%), что недостаточно для формирования правительства. Поэтому одна из таких партий прибегает к поддержке третьей, менее влиятельной партии, от колебаний в позиции которой зависит, какая из крупных партий сформирует правительство. Здесь встречаются дваподварианта:

- коалиционный – когда мелкая партия, вступая в правительство, этим “спасает” одну из двух крупнейших партий. Так, свободные демократы ФРГ присоединяются то к СДПГ, то к ХДС/ХДС, что серьезно меняет позицию ФРГ. В послевоенные десятилетия сходную роль “мышки”, спасающей власть большой кошки, играл целый ряд партий (в основном центристских) в Италии, позволяя ХДП играть решающую роль в правящей коалиции и оставляя ИКП в оппозиции;

- миноритарный– когда небольшая партия поддерживает образованное крупной партией “правительство меньшинства” “снаружи”, не входя в него. К примеру, в Швеции коммунисты из ЛПК со своими 5% мест в парламенте десятилетиями именно так помогают оставаться у власти социал-демократам, получающим, как правило, процентов 45 мест. И в Израиле политика крупного блока “Ликуд” во многом определяется мелкими праворадикальными религиозными партиями.

А с точки зрения идеологического вектора, можно выделить также два подварианта:

- радикальный– когда мелкая партия стоит на более радикальных позициях, чем обе основные и потому перед ней стоит только такой выбор: поддержать “идеологически соседскую”, но более умеренную партию или отказать ей в поддержке, позволив прийти к власти “идейно чуждой” партии (пример Швеции, Израиля, частично – Индии);

- промежуточный– когда мелкая партия в области идейных ориентаций стоит “посередке” между основными партиями и у нее есть более широкий выбор: остаться в оппозиции; заключить союз с правой партией или вступить в коалицию с левой партией (подварианты ФРГ и Италии).

Еще один вид типологизации партийных систем основан на критерии политического веса самой популярной партии. Соответственно, выделяются партийные системы, опирающиеся на:

1) мажоритарные партии (партии, получающие на конкурентных выборах, чаще всего проводимых по мажоритарной системе, абсолютное большинство мест в парламенте) – обычно это две чередующиеся у власти партии (США, Англия), реже – одна мажоритарная и блок нескольких миноритарных (Скандинавия, Дания);

2) партию-доминант, регулярно получающую на выборах не менее 30% голосов, что позволяет ей определять состав и ориентацию правительственной коалиции;

3) коалицию миноритарных партий, каждая из которых получает менее 30% мест и потому не способна править в одиночку. Считается, что все эти системы довольно нестабильны.

В) ПОИСК ОПТИМАЛЬНОЙ МОДЕЛИ:

Количественный подход имеет свои “плюсы”: легкость подсчетов и сравнений, простота наложения “измерителей демократии” на политическую ситуацию в стране. Однако и в рамках этого подхода мы вынуждены были использовать и более содержательные критерии, т.к. чистая квантификация объединяла в один класс демократические и тоталитарные партийные системы. Кроме того, разве изобилие партий говорит о демократизме? Неужели, когда у каждого из 200 племен, живущих в той или иной стране Африки, имеется своя “партия”, это в 100 раз демократичнее двухпартийной системы в Англии? И разве не затушевывала ориентацию населения РФ всего лишь на несколько идеологий регистрация на выборах в 1995 г. в Думу 43 “политических” объединений (типа союза адвокатов, управдомов и пивных партий), а на выборах Президента РФ в 1996 г. – 12 кандидатов, да и на выборах в Думу в 2003 г. – 23 избирательных объединений? И разве большинство из этих объединений играло какую-либо политическую роль в стране? Сколько же должно быть партий, чтобы обеспечивалась политическая стабильность и были представлены различные интересы?

Политологи и политики расходятся в оценке наиболее предпочитаемойсистемы. Многие страны в поиске такой модели вынуждены перепробовать разные партийные системы. Так, во многих странах Африки после освобождения в начале 60-х гг. возникла нестабильная многопартийная система. Затем, с середины 60-х гг. утверждение тоталитарных и авторитарных режимов создало адекватную им партийную конфигурацию – монопартизм в формах апартийности (за 1964-89 гг. беспартийные военные режимы перебывали в 20 странах Африки) или “монолитной однопартийности” (в 38 странах за тот же срок). В годы советской перестройки в 34 странах однопартийные системы сменились плюрипарийными (при этом в ряде стран законодательно введен бипартизм, запрещен мультипартизм на этнической и религиозной основе). Де Голль во Франции в 1958 г., сменив форму правления и избирательную систему, тем самым заменил нестабильный мультипартизм двухблоковой системой. Италия отказалась от строго пропорциональной системы выборов на рубеже 90-х гг. и сразу изменилась конфигурация политических сил. То же произошло в Японии, хотя система выборов была трансформирована в обратном направлении. Споры ученых об оптимальной модели продолжаются.

Однако они сходятся на том, что обилие партий не является критерием демократизма и образцом политической организации общества. Так, по Сартори, даже пятипартийная система создает весьма нестабильную и опасную для государства крайнюю многопартийность. З.Ньюмен выделял преимущества стабильной двухпартийной модели, дающей избирателям выбор, а правительству – возможность смены и корректировки курса. И у иных партийных систем имеются свои достоинства: стабильность, акцент на решение проблем экономики – у ластинг-монопартизма (Индия, Япония, Сирия, Сингапур, Мексика, Испания); гибкость, артикуляция интересов любых меньшинств – у всех видов мультипартизма де-факто (Дания, страны Бенилюкса, Австрия). Однако бипартийные и ластинг-монопартийные системы страдают негибкостью, отсутствием реальных возможностей продвижения независимых кандидатов или “третьих сил” и отражения в политике всего разнообразия политических интересов (особенно интересов различных меньшинств), торможением в решении новых острых социальных проблем и сильной коррупцией, а мультипартийные системы весьма нестабильны, часто ведут к “правительственной чехарде”, смене правительств по нескольку раз в год.