О психологической природе речи

И языка

Ранний этап

Загадка природы человеческой речи давно будоражила пытливые умы. Дошед­шие до нас источники обнаруживают, что уже античные ученые обсуждали вопросы о том, как связаны между собой звук и значение, чем слово отличается от обозна­чаемой вещи, можно ли через имя воздей­ствовать на его носителя, каким образом говорящий человек выражает себя в речи. Многие из этих вопросов остались труд­норазрешимыми и в наши дни; для древ­них же ученых они были загадками без ответов.

Высокого уровня достигала у них прак­тика использования речи в жизненных ситуациях. С древности дошли до нас имена знаменитых ораторов — таких, как Демосфен, Цицерон, — владевших умени­ем убеждать, способных увлечь за собой аудиторию. Тогда же были заложены ос­новы специальной науки — риторики как области знаний и приемов красивой, убеж­дающей речи. В сочинениях Платона, Аристотеля мы находим рецепты построе­ния такой речи. Платон сравнивал публич­ную речь с живым существом, у которого должны быть соразмерны голова, туловище, конечности. Аристотель выделил четыре ее нормативные части: предисловие — в нем содержится основная тема («мелодия»); рассказ — последовательно по частям представляются факты; доказательство — дает их толкование; заключение — оратор напоминает о цели выступления и стре­мится добиться к себе расположения.

Античная риторика была истинно
практической, так как ориентировалась на
нужды общества, ценившего красноречие.
Впоследствии практическая направлен­
ность интереса к речи была утрачена, и
риторика трансформировалась в отвлечен­
ное исследование специальных речевых
форм — риторических фигур. Она превра­
тилась в схоластику и надолго потеряла
свое значение. _: >

Идея рациональности

Рациональное понимание речи и языка отразилось в появившемся в XVII в. ис­следовании под названием «Грамматика общая и рациональная Пор-Рояля». В Пор-Рояле, недалеко от Парижа, нахо­дился монастырь, где двое молодых уче­ных А. Арно и К. Лансло, философ и линг­вист, соединили свои усилия для создания труда по теории языка. Вскоре этот труд появился; в нем была последовательно выражена рационалистическая идея. Язык изобретается, придумывается людьми, в нем они проявляют операции своего рас­судка. Каждому акту сознания — созерца­нию, суждению, умозаключению — соот­ветствует своя грамматическая операция. Грамматика призвана выражать логику. Рассматривая последовательно разные сто­роны языка: буквы, слоги, слова, включив лексику, синтаксис, авторы стремились проследить эту связь. Поскольку ее не об­наружили в ряде моментов, было предло­жено объяснение: логика образует высший рациональный слой языка, однако в процессе его использования возникают «испорченные» формы, которые создают низкий слой повседневного языка (см. [Арно, Лансло, 1990]).

ЯЗЫК и дух

На смену рационализму XIX в. принес «романтическую» идею: язык — проявле­ние человеческого духа. Секрет языка со­стоит в том, как дух обнаруживает себя в нем. Крупнейшим представителем этой позиции стал немецкий ученый Вильгельм Гумбольдт (1767-1835). Знаток многих языков, он исследовал, какими путями языки разных типов образуют слова, каковы способы обозначения их родства, как слова связываются в предложении и каким образом обозначается эта связь. Он пришел к мысли, что эти операции необходимы человеческому духу для само­выражения, они представляют собой «чисто умственную» сторону языка, его внутрен­нюю форму. Внутренняя форма языка тесно связана со сферой понятий человека, его видением мира. Даже при, казалось бы,

3. ПОЗНАНИЕ И ОБЩЕНИЕ

простом наименовании предметов человек выражает не сам предмет, а свой взгляд на него. Давая имя, человек относит предмет к системе, затрагивает общие отношения и логические понятия.

По мысли Гумбольдта, язык выражает дух не только отдельного человека, но и целого народа. Существуют языки реалис­тические (например, греческий) и субъек­тивные (например, немецкий). Нацио­нальный характер языка проявляется в словосочинении, речевых периодах. Богат­ство понятий увеличивает их сложность. Народы с сильным поэтическим и фило­софским духом имеют развитой и слож­ный язык (см. [Гумбольдт, 1985]).

Гумбольдта принято считать языко­ведом, лингвистом. Однако его глубокое проникновение во внутреннюю структуру языка в ее связи с человеческим духом дает все основания рассматривать его работы как психологические или, быть может, психо­лингвистические. Не удивительно, что мно­гие его последователи развивали именно психологическую сторону его учения.

Наряду с этим многие последующие лингвистические разработки развивались по линии чисто объективного изучения своего объекта, глубоко проникая в при­роду языка (с. 270-272). Тем не менее в наши дни наука приходит ко все больше­му пониманию значения субъективного фактора в языке — позиции, составившей основу теории Гумбольдта.

Язык и мысль

Среди последователей Гумбольдта вид­ное место принадлежит нашему сооте­чественнику А.А. Потебне (1835-1891). Он, как и Гумбольдт, использовал в иссле­довании свое знание многих языков. Глав­ная тема его труда — вопрос о соотно­шении языка и мысли. Эта тема, по его мнению, исчерпывает все языковедение. Основная идея Потебни состояла в том, что язык формирует мысль, является ее порождающим механизмом. Отсюда воз­никает возможность увидеть в языкозна­нии материал для изучения развития мысли. Так, грамматические категории дают воз­можность развиться основным катего-

риям мысли. Построение предложений можно рассматривать как взаимодействие понятийных категорий. Рост предикатив­ности в языке связан с эволюцией созна­ния, когда идея процесса, т. е. динамики, становится ведущей (см. [Потебня, 1976]). В этих общих воззрениях Потебни на при­роду языка можно видеть далекое предвос­хищение тех идей, которые в наши дни оформились как гипотеза лингвистической относительности Э. Сепира и Б. Уорфа.

Язык и природа

В. Вундт (1832-1920) - крупнейший ученый на границе веков, разрабатывав­ший вопросы психологии языка и речи. С его именем связывают начало психоло­гии как самостоятельной науки, имеющей свои экспериментальные основания. Среди многих изученных им психологических вопросов проблема языка и речи рассмот­рена не только в психологическом, но и естественнонаучном аспекте. Он интере­совался происхождением человеческого языка и объяснял его присущей людям общей способностью выражать свои чувства и аффекты. Язык, по мнению Вундта, имеет то же происхождение, что и жесты, крики радости или горя, являясь средст­вом выражения психологических состоя­ний и эмоциональной сферы. Он анали­зировал язык жестов маленьких детей и глухонемых, сравнивал жесты первобыт­ных народов и европейцев. Большое зна­чение Вундт придавал использованию в речи природных звуков, считая, что звуко­подражание и звуковые жесты составляют натуральную основу человеческого языка. Наблюдаемую изменчивость языков он объяснял сдвигами в звуковой структуре, которые вызваны причинами физиологи­ческого и психологического характера: затруднениями в произнесении, смеше­нием звуков, заимствованиями одного языка из другого, влиянием социального окружения, культуры.

Основная работа Вундта, посвященная проблеме языка и речи, издана в 1900 г. и, к сожалению, не переведена на русский язык. Кроме многих ценных мыслей и наблюдений, она представляет естественно-

3.8. Речь, язык, коммуникация

ориентированный подход к рассматрива­емой проблеме, что оказывается актуаль­ным и в наши дни.

Аналитическая установка

До XX в. исследования по интересую­щей нас тематике носили глобальный характер. Ставились и обсуждались вопросы наиболее общего свойства: происхождения языка, его природы, связи с рациональной или эмоциональной стороной психики. Такого рода подход соответствовал совре­менному уровню развития естественных и гуманитарных наук. Он сохраняет свою ценность и в наши дни. В то же время для дальнейшего развития области было необ­ходимо накопление конкретных факти­ческих данных, проверка и уточнение ги­потез, порой сужение сферы исследования для достижения более точных результатов.

Именно это и произошло в начале XX в., когда в науке активно развивался экспе­римент, возникали подходы к формирова­нию психологии как позитивной науки, опирающейся на объективные факты. В области исследования речи появились темы конкретно-эмпирического харак­тера. Поначалу исследователи пользова­лись первым доступным объективным методом — наблюдением. Стали накапли­ваться описания развития детской речи (ее онтогенеза). Собирались и издавались словари речевых ошибок типа оговорок. Привлекли внимание формы речевых на­рушений, патологий речи, наблюдаемых при недоразвитиях, мозговых травмах. Несколько позднее появились темы взаимо­отношения речи и мышления, речевой памяти, внутренней и эгоцентрической речи, биологического и социального в языке и речи. Возник поток исследований по от­дельным, порой частным проблемам. Здесь следует сказать об этапе эмпирической многоаспектности исследований (как это квалифицируется Я.А. Пономаревым).

Большое значение в науке первой по­ловины XX в. приобрела аналитическая установка. Образцом для подражания стали естественные и точные науки. Их идеалы и нормы определили представле-

ние о научном результате, доказательности, организации научного знания. Аналити­ческая установка ориентирована на изуче­ние таких аспектов речи и языка, которые поддаются объективной регистрации и измерению, являются устойчивыми, по­вторяющимися, допускают классифика­цию. Школа И.П. Павлова, бихевиорист­ский подход, структурная теория языка, другие работы, относящиеся к этому пе­риоду, выражали стремление ученых по­дойти к предмету изучения так, чтобы избегать всякого рода субъективных, «мен­тальных» составляющих, связанных с опе­рированием смыслами, сознанием говоря­щего человека. Результатом развития в этом направлении стали знания, относя­щиеся к системе языка, активное прове­дение экспериментальных исследований. Наряду с достигнутыми успехами полез­ными оказались и те поражения, которые испытала наука, встав на этот путь.

Вторая сигнальная система •>•'''•••

Развивая физиологическую теорию высшей нервной деятельности, И.П. Павлов ставил задачу раскрытия законов психи­ческой деятельности, в том числе в самых сложных ее формах, — таких, как речь человека. По Павлову, «слово благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека связано со всеми внутренними и внешними раздражителями, приходящими в большие полушария, все их сигнализи­рует, все их заменяет»; оно допускает от­влечение и обобщение и свидетельствует о «чрезвычайной прибавке» в механизмах высшей нервной деятельности человека по сравнению с животными. У человека фор­мируется вторая сигнальная система, ко­торую Павлов понимал как сложнейший физиологический механизм, осуществляю­щий речеязыковую деятельность. Идея второй сигнальной системы была выдви­нута в конце жизни ученого и не получила серьезного развития при его участии. Однако она обладала большим внутренним потенциалом, поскольку способствовала укреплению естественнонаучной позиции, ориентации на изучение механизмов речи

ПОЗНАНИЕ И ОБЩЕНИЕ

и соблюдение объективности анализа. С этой точки зрения есть основания счи­тать, что павловский подход подготовил почву для появления когнитивного на­правления в психологии нашего времени, который как раз и направлен на точное описание скрытых механизмов познания.

Идея второй сигнальной системы по­влияла и на конкретные исследовательские разработки. Они оказались ценными, по­скольку показали возможность исследова­ния внутренних механизмов речи и вос­произведения в эксперименте некоторых сторон их организации. Наиболее ранними в этой области были эксперименты Н.И. Красногорского и А.Я. Федорова (1935), в которых выявлялись межсловес­ные временные связи — те, которые в пси­хологии называются ассоциативными. Опыт состоял в том, что детям для заучи­вания давался ряд слов, обозначающих птиц («воробей», «грач» и др.), и между этими словами устанавливались ассоциа­ции. Затем лишь на одно из слов («воро­бей») путем подкрепления его безусловным раздражителем вырабатывался условный рефлекс. После закрепления условно-рефлекторной реакции каждое слово из ассоциативного ряда стало вызывать ту же реакцию, что и слово «воробей». Далее вво­дилась проба на обобщающее слово «птица». Оно без специальной выработки, «с места», вызвало условно-рефлекторную реакцию. Данный факт с очевидностью свидетель­ствовал о возможности устанавливать в опыте межсловесные временные связи, а также выявлять те, которые сложились в прежнем опыте детей.

Позднее ряд авторов в нашей стране и за рубежом в разных формах воспроизве­ли аналогичную экспериментальную ситу­ацию (Г. Разран, Б. Рис, Л.А. Шварц, О.С. Виноградова, Т.Н. Ушакова и др.). Было накоплено много свидетельств тому, что слова языка хранятся в нервной сис­теме человека в виде связанных структур, получивших названия «вербальные сети», «семантические поля». Позднее эти дан­ные оказались ценными при разработке проблемы организации вербальной па­мяти человека. Выяснилось, что все слова человеческого лексикона включены в

структуру вербальной сети (рис. 3.28). Этой структуре принадлежит важная роль в об­щем речеязыковом механизме.

Речь как поведение — бихевиористский подход

В общей форме позицию классического бихевиоризма отражает известное выска­зывание Дж. Уотсона: «...мыслительные процессы являются просто моторными навыками гортани» (1913). Речь есть не что иное, как рефлекторная деятельность артикуляторного аппарата. Развернутый вариант бихевиористской концепции речи представлен в книге Б.Ф. Скиннера «Вер­бальное поведение» (1957). Скиннер отож­дествлял вербальное поведение с любым другим и трактовал его по обычной схеме оперантного обусловливания: поведение осуществляется организмом в соответст­вии с частотой подкрепления. В итоге была сформирована едва ли не самая простая из существующих концепция речи. Налич­ное речевое поведение человека — резуль­тат индивидуального опыта подкрепления или неподкрепления словесных реакций. Все члены языковой общности, пишет Скиннер, приучаются употреблять опре­деленную речевую форму всякий раз, когда ситуация представляет некоторые относи­тельно постоянные характеристики. Ситу­ация автоматически вызывает употребле­ние определенного слова. Эта словесная реакция служит стимулом для следующей реакции. В результате возникает цепь ре­флекторных актов, которая и есть «вер­бальное поведение».

Бихевиористский подход к речи отно­сится лишь к ограниченному кругу жиз­ненных ситуаций, в которых люди дают полуавтоматические или вовсе автомати­ческие словесные реакции на те или иные впечатления. За границами этих представ­лений оказывается огромный круг речевых проявлений, где обнаруживается способ­ность человека с помощью речи выразить свою мысль, обнаружить личностные черты, осуществить речевое творчество. Речь — это нечто значительно более слож­ное, продуктивное, целенаправленное, что невозможно свести к накоплению вербаль­ных реакций.

3.8. Речь, язык, коммуникация

 

лук С ь- — —

 

Рис. 3.28.фрагмент вербальной сети

Знаковая система языка — структурализм

Сильнейшее влияние на развитие наук о речи и языке оказал структурный (или семиотический) подход, разработанный швейцарским лингвистом Ф. де Соссюром (1857-1913). Стремление к строгому (при­ближающемуся к математическому) фор­мальному анализу потребовало выделения в реально наблюдаемом многообразии вербальных форм — так называемой «речевой деятельности» (langage) — двух разнокачественных явлений языка (langue) и речи (parole). Язык — это общее, надин-дивидуальное, устойчивое начало речевой деятельности. Речь представляет собой использование языка, она ускользающе непостоянна для изучения. Поэтому линг­вистика должна сосредоточиться на иссле­довании языка, а речь относится к области психологии. Оппозиция «язык — речь» и связанное с ней дисциплинарное разгра­ничение определили мировоззрение не одного поколения ученых, как лингвистов, так и психологов. Не меньшее значение имели и развитые Соссюром представле­ния о языке и способах его изучения.

Соссюр положил в основу исследова­ния языка понятие знака, которое стало в

 

Означающее (акустический образ)

дальнейшем общенаучным. Знак (напри­мер, слово) — это двуединство означаю­щего и означаемого (рис. 3.29) (см. [Сос­сюр, 1977]).

Рис. 3.29.Схема

языкового знака по

Ф. де Соссюру

Означающее, т. е. внешняя, чувственно воспринимаемая сторона знака, и означае­мое, т. е. определенное мыслительное содержание, неразрывно связаны и пред­полагают друг друга. Взаимосвязь означае­мого и означающего создает значение знака. Ищет ли человек значение незна­комого слова «sign» или, наоборот, подби­рает слово, чтобы выразить по-английски понятие «знак», он соотносит означающее и означаемое, план выражения и план со­держания.

•272

3. ПОЗНАНИЕ И ОБЩЕНИЕ

 

Знаки скоординированы между собой и в совокупности образуют систему. Язык — это знаковая система, в основе организации которой лежит универсальный принцип: каждый знак имеет свои «дифференциаль­ные признаки», отличающие его от любого другого элемента системы. Одна грамма­тическая форма отлична от другой (побе­жал, побегу, побежит), одно слово — от любого другого, даже близкого по звуча­нию (кот, рот, бот). Каково означающее, определяется сквозной системой фонети­ческих различий — фонетическими диф­ференциальными признаками, создаю­щими уникальность звучания. Означаемое занимает определенное место в общей понятийной сетке, отличаясь от других по­нятий набором семантических дифферен­циальных признаков. В результате форми­руется целостная знаковая система языка, изучением и описанием которой должна заниматься лингвистика.

В 20—50-е гг. XX в. структурное направ­ление заняло доминирующие позиции в лингвистике. Язык стал рассматриваться как иерархическая система знаков, каж­дый из уровней которой (фонетический, морфологический, лексический) образо­ван конечным числом единиц — фонем, морфем, слов. Языковые знаки описаны и классифицированы; охарактеризованы «дифференциальные признаки», определя­ющие отношения между знаками внутри каждого уровня, и закономерности упот­ребления единиц нижестоящего уровня на следующем уровне системы. Все это об­ширное и разветвленное знание стало со­ставной частью современной концепции языка. Структурный подход, как и замыш­лял Соссюр, был в дальнейшем применен не только к языку, но и к изучению других знаковых систем, в частности невербаль­ных кодов. Возникла семиотика — наука о знаковых системах разного рода, исполь­зуемых в человеческом обществе. Струк­турные методы исследования применяются в психологии, социологии, литературове­дении (Ж. Лакан, К. Леви-Строс, Р. Барт). Что же касается лингвистики, то с конца 50-х гг. начинает формироваться представ­ление об ограничении формального под­хода к языку уровнем лексической орга­низации. Предложение уже не является

языковым знаком: число предложений бесконечно, не существует набора диффе­ренциальных признаков, исчерпывающего их многообразие. Предложение выражает актуальный смысл — мысли, чувства, на­мерения говорящего, и подход, абстраги­рующий язык от говорящего человека, в этой области не действует. Для ее изуче­ния потребовался иной аппарат понятий, другие методы, которые и начали разра­батываться в последующие годы.

Речь как внутренняя переработка вербального материала

Редукционистской позиции в отноше­нии речеязыковых явлений противостоят исследования, обращенные к сложным процессам переработки вербального мате­риала, скрытым от непосредственного на­блюдения и происходящим во внутренних механизмах речи. Обращение к этим про­цессам привело к образованию в психоло­гии особого направления. Ранней его фор­мой была разработка темы внутренней речи, широко представленной в психоло­гической литературе.

Внутренняя речь

Темой внутренней речи интересовались А. Бине, А. Леметр, Фр. Полан. Они об­суждали происхождение и природу этого явления, связывая протекание внутренне-речевых процессов то со слуховыми обра­зами, то с моторными кинестезиями, то со зрительными представлениями.

В дальнейшем было проведено разде­ление двух видов внутреннеречевых про­цессов. Один из них — речь «про себя», т. е. беззвучное проговаривание, которое при озвучивании становится обычной «внешней» речью. Другой — особое явле­ние, качественно отличное от внешней речи, направленное на переработку ин­формации от воспринятой речи и подго­товку высказываний. Беззвучное говоре­ние является объектом внимания ученых, занимающихся исследованием мышления, где разработан прием озвучивания внут­ренней речи, громкого проговаривания,

3.8. Речь, язык, коммуникация

в целях выявления хода мыслительного процесса.

Внутренняя переработка связанной со словом информации происходит при по­рождении человеком его внешне выражае­мой речи, а также при восприятии и пони­мании им речи окружающих. Исследова­ние этой темы, непосредственно касающей­ся механизмов речи, оказалось важным для психолингвистики, особенно ее когнитив­ного направления (см. с. 286-287).

Основные идеи в характеристике внутренней речи

В развитии представлений о внутрен­ней речи большую роль сыграла концеп­ция Л.С. Выготского, разработанная в 30-е гг. В обсуждении выдвинутых им по­ложений и до сих пор не прекращающихся дискуссиях сформировалось современное понимание этого явления.

Выготский считал, что внутренняя речь происходит из речи эгоцентрической. Поэтому структурные особенности послед­ней позволяют судить о внутренней речи, недоступной для наблюдения прямым способом. Внутренняя речь имеет ряд ха­рактерных особенностей. Ее синтаксис отрывочен, фрагментарен, сокращен. Со­кращаются в первую очередь подлежащее и связанные с ним слова. Сказуемое и от­носящиеся к нему слова не только сохра­няются, но и приобретают доминирующее положение. Структура внутренней речи предикативна — в пределе абсолютно пре­дикативна. Сокращается и фонетическая сторона внутренней речи. Она почти без слов. Слова понимаются по намерению говорящего произнести их.

При сокращенное™ и фрагментарности синтаксиса и фонетики наиболее значимой стороной внутренней речи становится ее семантика, которая имеет свои особен­ности: смысл — как широкий спектр впе­чатлений, связанных со словом, — преоб­ладает над значением (значение — одна из наиболее устойчивых зон смысла). Слова во внутренней речи нагружены смыслом, образуют агглютинированные единства и являются как бы «сгустками смысла». Все эти особенности приводят к -идиоматич-

ное™ словесных значений, которые непере»-водимы на язык внешней речи и понятны только самому субъекту.

Характеризуя внутреннюю речь в це­лом, Выготский считал, что она представ­ляет собой процесс «испарения речи в мысль» и в этом смысле противоположна внешней речи.

Идеи Выготского о внутренней речи не встретили единодушного одобрения кол­лег. П.Я. Гальперин обратил внимание на то, что внутренняя речь необходимо должна предшествовать всякому акту говорения. Поэтому вряд ли можно согласиться с ут­верждением Выготского, что она прихо­дит на смену эгоцентрической речи лишь в конце дошкольного возраста. На это же обстоятельство указывал П.П. Блонский. Сомнительность тезиса «испарения слова в мысль» отмечал Б.Г. Ананьев, считая, что при этом взгляде внутренняя речь искус­ственно отрывается от сознания и дейст­вительности.

Ананьев развил свое представление о природе и структуре внутренней речи, исследуя речь людей, страдающих разными формами ее нарушения (сенсорных и моторных афазиков). Он подчеркнул раз­личие понятий внутренней речи и внутрен­него говорения. Внутренняя речь функцио­нирует как механизм подготовки будущей внешней речи. Им описаны три фазы ее протекания:

• установка на наречение, актуализа­ция осознаваемого содержания будущей речи;

• внутреннее наречение, в котором присутствуют субстантивные и предика­тивные структуры;

• указательные определения места на­реченной мысли в суждении и умозаклю­чении.

Вместе с развитием психологической науки и возникновением современной психолингвистики укреплялось и расши­рялось представление о внутренней речи как звене скрытой переработки вербаль­ной информации, связанном с понимани­ем воспринятой речевой информации и подготовкой будущей речи. А.А. Леонть­ев, анализируя предваряющий внутренний этап, обсуждает его программу, которая складывается из смысловых «вех», соответ-

3. ПОЗНАНИЕ И ОБЩЕНИЕ

ствующих будущему субъекту, предикату или объекту (см. [Леонтьев, 1974]).

Н.И. Жинкин рассматривает внутрен­нюю речь в структуре обмена информации между людьми в ходе коммуникации. По его мнению, при подготовке сообщения не обязательно используются словесные элементы. Ими могут быть и другие сиг­налы — образы, наглядные схемы. Код внутренней речи субъективен, он форми­руется вместе с общим развитием речи ребенка (см. [Жинкин, 1982]).

Речь и мышление

Значение по Осгуду

Ч. Осгуд интересовался главным обра­зом тем, как значения выучиваются и как они связаны с поведением. Он следовал классической теории научения и полагал, что базовая ассоциативная связь между стимулом и реакцией ответственна и за формирование значений. Согласно разра­ботанной модели, при ассоциировании нейтрального словесного стимула с нату­ральным раздражителем происходит сле­дующий процесс (рис. 3.30): • • s ———————* r ' :

R'

S — натуральный стимул;

R — внешняя поведенческая реакция на стимул S;

r_m — внутренняя репрезентация реакции R;

S' — вербальный стимул;

S_m — внутренний стимул;

R' — внешняя поведенческая реакция на слово (S')

Рис. 3.30.Образование значения слова по Осгуду

Ответ на натуральный стимул представ­лен в его «внутренней репрезентации» (r_m). При сочетании словесного стимула (S¹) с натуральным (S) слово начинает ассоци­ироваться с этой внутренней реакцией: в ответ на слово возникает реакция, сход­ная с поведенческой, но более слабая и не проявляющаяся в поведении. Эта так на­зываемая «частичная опосредствующая репрезентативная реакция», проявляю­щаяся как предрасположенность к опре­деленному поведению, и есть значение. Внутренняя репрезентативная реакция (т. е. значение) в свою очередь может стать стимулом (S_m) для другой, связанной с первой внешней реакцией (R¹), — реакции на знак S'¹. Модель описывает формиро­вание «коннотативных значений», т. е. ассоциированных со словом эмоционально-оценочных реакций, имеющих индивиду­альный характер. Это как бы «значение значения» для субъекта, аффективная ком­понента значения, связанная с эмоцио­нальным опытом человека.

Для характеристики коннотативных значений Осгудом была разработана тех­ника семантического дифференциала: коннотации описываются на основе ана­лиза ассоциаций, вызванных соответст­вующим словом или выражением. Испы­туемым предлагается оценить слово по множеству (до 50) полярных шкал, полюса которых заданы самыми разными антони-мичными прилагательными (высокий/низ­кий, быстрый/медленный, бодрый/вялый). Простейшая семибалльная шкала выгля­дит так:

хороший — : — : — : — : — : — : — плохой

Ставя на шкале отметку, человек обо­значает, как ассоциируется исследуемое слово с данной парой прилагательных, в какой мере оно «хорошее» или «плохое». Оценки по отдельным шкалам сопостав­ляют с помощью факторного анализа, что позволяет сгруппировать шкалы и дать им обобщающую интерпретацию. Главным

"Так, пусть паук (S) вызывает у человека комплекс­ную реакцию страха (R). Когда слово «паук» ассоци­ируется с этим насекомым, внутренняя репрезента­ция этой реакции (г_т) становится ассоциированной со словом. Это внутреннее значение определяет ин­дивидуальный ответ на слово даже при отсутствии самого объекта.

ПОЗНАНИЕ И ОБЩЕНИЕ

итогом многочисленных исследований с использованием этой техники стало пред­ставление об «универсальном семанти­ческом дифференциале» — общих для представителей разных культур и социаль­ных слоев компонентах или измерениях коннотативных значений. Такими компо­нентами являются «оценка», «сила», «ак­тивность», где «оценка» указывает на на­правленность реакции по отношению к объекту, активность — на динамичность реакции, сила — на заключенную в реак­ции энергию. Метод семантического диф­ференциала в дальнейшем получил ши­рокое распространение как в психологии (исследование социальных, установок, личностных смыслов и др.), так и в соци­ологии, теории массовой коммуникации. Изучение коннотативных значений про­должает «психосемантика» — современное направление, получившее развитие в ра­ботах Е.Ю. Артемьевой, В.Ф. Петренко, А. Г. Шмелева.

Генеративная грамматика

Интерес к проблемам порождения грамматически оформленных предло­жений, захвативший психолингвистику в 60-е гг., пробудила вышедшая в 1957 г. работа лингвиста Н. Хомского «Синтакси­ческие структуры». Хомский поставил пе­ред собой задачу смоделировать процесс построения неограниченного числа пред­ложений, т. е. разработать такую грамма­тическую модель, которая соответствует реальной продуктивности вербального по­ведения. Решая эту задачу, он выдвинул представление о «поверхностной» и «глу­бинной» структуре предложения. Поверх­ностная структура — это та форма пред­ложения, в которой мы его видим и слы­шим. Внешне используемые человеком предложения весьма разнообразны, од­нако, отличаясь по грамматической форме, они нередко тождественны по смыслу¹. В основе различных поверхностных реа­лизаций лежит общая грамматическая

Чак, два предложения «Полиция разогнала де­монстрацию» и «Демонстрация разогнана полицией» имеют разную поверхностную структуру и одинако­вый смысл.

модель, получившая название глубинной структуры предложения. Генеративная грамматика содержит набор правил, по­зволяющих описать глубинную структуру предложения и создать на этой основе множество синтаксически правильных парафраз предложения — его поверхност­ных реализаций. Построение предложения осуществляется в два этапа. Сначала с помощью правил анализа по составляю­щим генерируется «ядерное», т. е. простое, активное утвердительное предложение. Отрицательные, вопросительные, пассив­ные и другие варианты поверхностной структуры получаются на втором этапе, предполагающем использование правил трансформации².