Моральная и политическая философия Дж. Локка.

а) Моральная философия, или этика.

Этическое учение Локка представляется многим исследователям примитивным и неглубоким. А между тем, почти все этические озарения Иммануила Канта, нравственная философия которого традиционно оценивается очень высоко, восходят к идеям Локка. Кант лишь придал им блеск оригинальной систематизации и сделал из них неожиданные выводы.

Важнейшее этическое сочинение Дж. Локка - «Опыты о законе природы». Для Локка нравственный закон – это закон природы, поскольку нравственные принципы коренятся в самой природе человека. Это утверждение кажется совершенно неожиданным ввиду той сокрушительной исторической и культурологической критики, которой подверг сам Локк принципы морали. Мы уже сталкивались с его аргументами на этот счет в «Опыте о человеческом разумении», посвященном врожденности нравственных принципов.

В «Опыте о законе природы» Локк вновь подтверждает свою критику врожденности нравственных принципов. Он указывает, что нравственный закон, или закон природы (в дальнейшем я буду именовать его «нравственным законом природы») невозможно обосновать общим мнением, даже если это мнение будет мнением всех обществ и всех народов, известных нам из истории:

«Ничего не даст вам и обращение к культурным народам или к здравомыслящим философам, если для иудеев все остальные народы представляются язычниками и неверными, для греков — варварами, если Спарта, ее суровый народ оправдывает воровство, а римская религия — нечестивые жертвоприношения Юпитеру Латийскому. Что пользы обращаться к философам? Если Варрон приводит более двухсот их мнений о том, что есть высшее благо, и, следовательно, не может быть меньшим и число мнений о пути, ведущем к счастью, т. е. о законе природы, а такие философы, как Диагор из Мелосса, Феодор из Кирены и Протагор, запятнали себя атеизмом». (10. 3, 34)

«…мы утверждаем, что если бы и существовало единодушное и всеобщее согласие людей относительно какого-то мнения, то это согласие все же не доказывало бы, что это мнение есть закон природы, потому что закон природы каждым должен быть выведен из естественных принципов, а не из чужой веры, и такого рода согласие возможно только по такому предмету, который ни в коем случае не является законом природы, например: если бы у всех людей золото ценилось выше свинца, то отсюда бы не следовало, что это установлено законом природы, или если бы все, подобно персам, бросали человеческие трупы на съедение псам или, подобно грекам, сжигали их, то ни первое, ни второе не доказывало бы, что это требование закона природы, обязывающего людей, ибо такого рода согласия далеко не достаточно, чтобы создать обязательство; я признаю, что такого рода согласие может указывать на закон природы, но не может доказать его, может заставить меня сильнее верить, но не определеннее знать, что это и есть закон природы (Курсив мой – С.Ч.)». (10. 3, 35)

Успешно разрушив все общепринятые основания нравственного закона и «релятивизировав» сам закон, Локк внезапно в своих рассуждениях «поворачивает на 180 градусов». Он заявляет: из того, что очень многие пренебрегают нравственным законом, отнюдь не следует, что этого закона не существует; нравственный закон как раз существует и нам необходимо понять, почему многие им пренебрегают.

Таким образом, место ученого внезапно занимает моралист. Выясняется, что предыдущая критика оснований нравственного закона природы была лишь критикой ложных способов его утвердить. К последним, по мнению философа, также относятся и попытки найти основания для нравственного закона природы в соображениях выгоды. Наивно призывать к нравственности, ссылаясь при этом на то, что быть нравственным выгодно. Мы часто видим, что выгоднее нарушать нравственный закон, чем его соблюдать. А между тем, нравственный закон природы обязателен для всех людей.

Подлинным основанием нравственного закона является Бог и те принципы человеческой природы, которые Бог нам дал.

Наши нравственные обязательства имеют своими источниками божественную мудрость и из божественную власть над нами. В конечном итоге всякое обязательство ведет к Богу, волю и власть которого мы обязаны уважать. Ведь именно от Него мы получили наше бытие. «… поскольку для установления обязательства не требуется ничего иного, кроме факта господства, законности власти того, кто повелевает, и очевидности его воли, никто не может сомневаться, что закон природы обязывает людей. Во-первых, потому, что бог — превыше всего и обладает над нами таким правом и такой властью, какими мы не можем обладать по отношению к самим себе, и поскольку мы единственно ему одному обязаны нашим телом, душой, жизнью, всем, что мы есть, всем, что имеем, всем, чем можем стать, то справедливо, если мы будем жить по предписанию его воли. Бог создал нас из ничего и, если ему будет угодно, вновь обратит нас в ничто, и поэтому с полнейшим правом и с полной необходимостью мы должны подчиняться ему. Во-вторых, сей закон есть воля этого законодателя, становящаяся нам известной благодаря светочу и принципам природы, познание которой не может быть недоступным никому, кроме возлюбивших мрак и слепоту и, чтобы избежать исполнения своего долга, отказывающихся от собственной природы». (10. 3, 39 – 40)

Таким образом, о нравственном законе мы узнаем из двух источников. Мы узнаем о нем, благодаря своему разуму, который исследует сущность природы. И мы узнаем о нем, благодаря Божественному Откровению, познаваемому верой.

Но пренебречь тем фактом, что этот нравственный закон природы оказывается неизвестным для множества цивилизованных и нецивилизованных народов тоже нельзя. «Ведь трудно поверить, что требования природы столь темны и неясны, что оказываются скрытыми от целых народов… И конечно же, природа, мать всего сущего, не может быть столь жестокой, чтобы требовать от смертных повиновения такому закону, которому она их не научила и который не объявила достаточно ясно. Отсюда, как представляется, следует заключить: либо где-то вообще не существует никакого закона природы, либо хотя бы некоторые народы им не связаны, а потому обязательство, налагаемое законом природы, не является всеобъемлющим». (10. 3, 41 – 42)

На это справедливое сомнение Локк дает совершенно неудовлетворительный ответ:

«…если кто-нибудь усомнится в том, является ли налагаемое законом природы обязательство всеобъемлющим, поскольку столь различны представления людей о собственном долге и столь различны их нравы, то на это следует сказать, что эта несхожесть людей и в образе жизни, и во взглядах существует не потому, что закон природы различен у разных народов, а потому, что то ли под влиянием древних традиций и местных обычаев, то ли увлекаемые страстями, они усваивают чуждые им моральные представления и, не позволяя себе обратиться к разуму(выделено мной – С. Ч.), подчиняются чувственному побуждению, подобно животным следуя за стадом…». (10. 3, 47)

Как видите, объяснение, предлагаемое Локком, оказывается слишком легковесным. У людей нет врожденных нравственных принципов, но они обладают от рождения природой, требующей исполнения нравственного закона. Но страсти и чуждые им моральные представления не позволяют реализовать нравственный закон. Лишь цивилизация и действия просвещенного разума позволяют людям открыть этот закон и сознательно следовать ему. Изгоняя врожденные нравственные принципы через «дверь», Локк, по сути, вновь затаскивает их в «окно».

Неудовлетворительность этого аргумента хорошо раскрывается в сравнении с потребностью в пище. По природе человек устроен так, что он должен есть. И никакие «страсти» и «чуждые представления» не способны отвратить его от этой пагубной привычки. Если бы нравственный закон, также как и потребность в пище, коренился в самой природе человека, то он реализовывался бы всегда и везде в независимости от исторических и культурных обстоятельств. Эту проблему не смог решить и Кант. Он лишь создал видимость ее решения, серьезно осложнив проблему умозрительным различением человека феноменального и ноуменального.

Все эти сложности проистекают не столько из запутанности проблемы обоснования морали, сколько из незаконного вторжения в сферу разума милых сердцу иллюзий. Всякий моралист оказывается перед целой чередой неразрешимых трудностей только потому, что он ставит перед собой совершенно немыслимую задачу – доказать, что его нравственные предрассудки, обусловленные культурой и временем, являются выражением высшего и вечного закона природы. Если вы пытаетесь использовать науку в нравоучительных целях, то вас неизбежно на этом пути подстерегает конфуз и неудача.

Кстати, современная наука практически разрешила проблему нравственного закона. Впрочем, эта тема для другой книги.