Б) Политическая философия. Либерализм.

Для Англии XVII столетие стало переломным. В результате Великой английской революции Британия превратилась в самую передовую страну в мире не только в экономическом, но и в политическом плане. И очень скоро она стала господствующей мировой державой и сохраняла этот статус вплоть до середины XX века.

Но для самих англичан эта революция представлялась временем ужасных бедствий и вопиющих насилий. Английские философы пытались осмыслить опыт этих событий и извлечь из них уроки. Естественно, характер этого осмысления напрямую зависел от политических ориентаций того или иного мыслителя. Как мы видели, Томас Гоббс считал эти трагические события лучшим доказательством пагубности любого своеволия и свободомыслия и предлагал тираническую власть в качестве надежного средства предотвращения чего-либо подобного в будущем.

Подобная реакция на социальные потрясения весьма типична для многих. Я вспоминаю забавную сценку, свидетелем которой стал во время революции 1991 года. Пара мрачных и дождливых дней, во время которых все еще было не ясно, на чьей стороне будет победа, закончилась. Наступил прекрасный солнечный день, ознаменовавший победу революции. Толпы зевак заявились к Белому Дому и с любопытством созерцали его защитников, баррикады, перевернутые троллейбусы и перешедшие на сторону народа войска. Мы – защитники Белого Дома – пока еще оставались на баррикадах и, в свою очередь, с интересом созерцали толпы любопытных, прогуливавшихся вокруг. Одна дама, прогуливавшаяся вместе с супругом, внезапно остановилась перед нами и с возмущением стала вопрошать: «А кто все это будет убирать?!» Мы смотрели на нее с изумлением, ибо ее вопросы и возмущение совершенно не укладывались в наше осознание того, что мы совершили великую революцию. Вопрос об уборке мусора – баррикад и перевернутых троллейбусов – просто не укладывался в наше сознание. Он казался нам странным и совершенно неуместным. Думаю, женщине тоже было трудно нас понять – она хорошо видела горы мусора, но не замечала того великого переворота, который случился только что.

Хаос и произвол, сопровождающие революцию, внушают многим людям мысль о необходимости твердой руки, которая бы железной хваткой душила любые поползновения к анархии. Понять этих людей можно. Но страх, заставляющий их броситься в объятия диктатора, не позволяет им увидеть главное: железная рука, удушающая какие-либо проявления анархии и произвола, убивает и саму жизнь. В итоге, общество костенеет, и с каждым днем все меньше соответствует реалиям меняющегося мира. Рано или поздно такое окостеневшее общество с грохотом обрушивается подобно колоссу на глиняных ногах и все убивающий порядок, установленный твердой рукой, с неизбежностью сменяется разгулом анархии. Здесь лекарство оказывается лишь замораживающим средством, не способным излечить саму болезнь.

В отличие от Гоббса Локк принадлежал к совершенно иной политической партии. Он был на стороне тех буржуазных и либеральных кругов, которые более не желали мириться с деспотическим произволом абсолютной королевской власти. И если Гоббс видел в восстании этих людей лишь стремление к анархии, то Локк провозглашал их право добиваться свободной и счастливой жизни. Победа осталась за партией, к которой принадлежал Джон Локк. Ужасы английской революции миновали, реакционная власть реставрированной монархии пала и в Англии свершилась бескровная «Славная революция», утвердившая либеральную форму правления. Сегодня эту «Славную революцию» назвали бы «бархатной» - возникший режим настолько соответствовал желаниям и умонастроению большинства англичан, что его установление не потребовало пролития крови.

Джон Локк фактически выступил идеологом «Славной революции» и того либерального политического режима, который она породила. Свои идеи он разрабатывал накануне этой революции, в процессе ее подготовки и окончательно оформил сразу после ее победы. «Славная революция» свершилась в 1688 году. А публикация «Двух трактатов о правлении», в которых Локк систематически изложил свою политическую философию, состоялась в 1690 году. Почти сразу это сочинение выдержало два переиздания. А в 1691 году оно было опубликовано в Голландии на французском языке и стало достоянием широких политических и интеллектуальных кругов континента.

Этим сочинением Джон Локк заложил основы европейского либерализма. Именно с этого момента либерализм как политическое течение начинает свое осознанное существование. В дальнейшем идеи Локка преобразовывались, дополнялись, но основные принципы оставались неизменными.

Многие упрекают Локка в отсутствии оригинальности. Действительно, большинство его политических идей и принципов можно обнаружить у мыслителей предыдущих столетий.

Идея ограничения единоличной власти монарха договором и правом присутствует уже у средневековых схоластов. Присутствует у них и мысль о правомерности восстания подданных против тирана и деспота. Правда, эти идеи имели совсем иную основу, чем либерализм Локка. Локк вдохновлялся стремлением широких буржуазных слоев к правовому демократическому государству. Схоласты же исходили из интересов церкви, которым постоянно угрожали деспотические притязания королевской власти.

Подобные идеи оказались востребованными и в эпоху религиозных войн XVI – XVII столетий. И протестанты, и католики использовали их в качестве аргументов в своей борьбе с религиозно чуждой государственной властью.

Многое, что мы находим у Локка, мы обнаруживаем у его современников и непосредственных предшественников. В первую очередь, как правило, упоминают сочинения голландского юриста и политического философа Гуго Гроция.

По этому поводу Бертран Рассел даже заявляет следующее: «… в локковской теории государства мало оригинального. В этом Локк сходен с большинством людей, прославившихся своими идеями. Как правило, человек, который первым выдвигает новую идею, настолько опережает свое время, что его считают чудаком, так что он остается неизвестным и скоро его забывают. Затем постепенно мир вырастает до понимания такой идеи, и человек, который провозглашает ее, в надлежащий момент получает все почести». (11. 738)

Но даже если дело обстоит именно так, все это отнюдь не умаляет заслуг Джона Локка. Он обобщил, систематизировал и популяризовал политический опыт, победившей либеральной демократии. И этот опыт оказался весьма актуальным для всего мира. В XVIII – XIX вв. остальные европейские страны с завистью созерцали богатство и могущество Англии, задаваясь вопросом: как сделать так, чтобы и мы могли насладиться всем этим? И мыслящие люди этих стран отвечали: «Рецепт этого благополучия изложен в работах Джона Локка. Если мы последуем примеру англичан и организуем наше общество на основе либеральных принципов, то мы будем так же свободны, богаты и сильны, как и они».

Либеральные идеи Локка, усовершенствованные просветителями XVIII века фактически стали политическим знаменем буржуазных реформ и революций в большинстве европейских стран последних трех столетий. Ныне, мы являемся свидетелями триумфа этой политической программы на Западе. Остальные же страны мира пока лишь взирают на модернизированный Запад с завистью и с надеждой обрести подобные богатства и могущество, так же как некогда европейские страны взирали на Англию.

Но так же, как и некогда в Европе, в этих странах находятся многочисленные противники политического идеала либерализма. Эти люди уверены, что у их страны уникальная, особая историческая судьба и, в силу этого, для нее не подходят либеральные принципы, впервые разработанные англичанами в XVII веке[25]. Они всячески поддерживают и пытаются сохранить архаические формы правления, доставшиеся стране от древности. Либо же - пытаются усилить эти формы правления в духе еще большего возрастания деспотической власти. В этих странах сочинения Локка по-прежнему не в чести. То, что было написано в конце XVII века благоразумным и умеренным англичанином, чуждого каких-либо крайностей и экстремизма, воспринимается современными деспотическими правительствами как крайне опасный, возмутительный, революционный политический памфлет.[26]

Краткое содержание «Двух трактатов о правлении» излагается Джоном Локком уже в самом названии его сочинения. Подзаголовок выглядит так: «В первом ложные принципы и основания сэра Роберта Филмера и его последователей исследуются и опровергаются. Второй есть опыт об истинном происхождении, области действия и цели гражданского правления». (10. 3. С.135)

Действительно, первый трактат посвящен полемике с Р. Филмером, который обосновывал законность неограниченной королевской власти ссылками на Священное Писание. Согласно Филмеру абсолютная монархия имеет источником своей легитимности власть отца. Монархия в своих истоках восходит к власти первого человека, Адама, дарованной ему самим Богом. Локк с легкостью разрушает эти суждения, указывая в числе прочего и на проблематичность установления первородства между современными монархами и Адамом. Кроме того, он остроумно замечает, что у Адама мог быть лишь один наследник по старшинству и, следовательно, можно говорить лишь об одном законном монархе, притязающем на всемирное господство. Очевидно, что ни Филмер, ни его последователи и уж тем более ни один монарх в мире не согласится подчиниться этому истинному мировому императору, если таковой будет обнаружен.

Во втором трактате Локк излагает и обосновывает свое понимание происхождения, области действия и цели государства. Уже в самом начале, предлагая определение политической власти, философ говорит об общественном благе как главной цели существования государства: «…политической властью я считаю право создавать законы, предусматривающие смертную казнь и соответственно все менее строгие меры наказания для регулирования и сохранения собственности, и применять силу сообщества для исполнения этих законов и для защиты государства от нападения извне — и все это только ради общественного блага». (10. 3, 263)

Исследуя сущность государства, Локк идет по проторенному его предшественниками пути. Он полагает, что государственному состоянию предшествовало состояние естественное. Следовательно, для «правильного понимания политической власти и определения источника ее возникновения мы должны рассмотреть, в каком естественном состоянии находятся все люди, а это — состояние полной свободы в отношении их действий и в отношении распоряжения своим имуществом и личностью в соответствии с тем, что они считают подходящим для себя в границах закона природы, не испрашивая разрешения у какого-либо другого лица и не завися от чьей-либо воли. Это также состояние равенства, при котором вся власть и вся юрисдикция являются взаимными,— никто не имеет больше другого. Нет ничего более очевидного, чем то, что существа одной и той же породы и вида, при своем рождении без различия получая одинаковые природные преимущества и используя одни и те же способности, должны также быть равными между собой без какого-либо подчинения или подавления, если только господь и владыка их всех каким-либо явным проявлением своей воли не поставит одного над другим и не облечет его посредством явного и определенного назначения бесспорным правом на господство и верховную власть». (10. 3, 263 – 264)

Естественное состояние выражается, прежде всего, в природном равенстве людей. Это равенство проистекает из одинаковых способностей и равного владения данной людям Богом землей. Это равенство и нравственный закон природы не позволяют людям создать «такое подчинение, которое дает нам право уничтожать друг друга, как если бы мы были созданы для использования одного другим, подобно тому как низшие породы существ созданы для нас». (10. 3, 265) Но если кто-либо из людей решается пренебречь нравственным законом природы и покушается на жизнь и собственность другого человека, то в естественном состоянии «…каждый человек имеет право наказать преступника и быть исполнителем закона природы» (10. 3, 266), то есть «…в естественном состоянии каждый обладает исполнительной властью…». (10. 3, 268)

Это положение вещей создает известное неудобство, поскольку в законное право человека защитить себя и покарать агрессора неизбежно вторгается его личный произвол и предвзятость. Это обстоятельство уже само по себе порождает необходимость создания государственной власти. Но какой власти? Глубоко заблуждаются те, кто полагает, что это - неограниченная монархическая власть.

«…абсолютные монархи всего лишь люди, и если правление должно быть средством, избавляющим от тех зол, которые неизбежно возникают, когда люди оказываются судьями в своих собственных делах, и естественное состояние поэтому нетерпимо, то я хочу знать, что это за правление и насколько оно лучше естественного состояния, когда один человек, повелевая множеством людей, волен быть судьей в своем собственном деле и может поступать в отношении всех своих подданных, как ему заблагорассудится, причем никто не имеет ни малейшего права ставить под сомнение правоту или проверять тех, кто осуществляет его прихоть? И во всем, что бы он ни делал, поступая по рассудку, по ошибке или по страсти, ему должны подчиняться? А ведь в естественном состоянии, где люди не должны покоряться несправедливой воле другого, положение обстоит гораздо лучше: и если тот, кто судит, судит ошибочно в своем или в каком-либо другом деле, то он отвечает за это перед остальным человечеством». (10. 3, 269)

Государство в виде неограниченной монархии не только не преодолевает и не облагораживает естественное состояние, но извращает его наихудшим образом. Пороки и недостатки, свойственные естественному состоянию, в неограниченной монархии еще более усиливаются.

Важнейшим неотъемлемым правом, данным человеку природой, является естественная свобода. Неограниченная же монархия это право попирает:

«Естественная свобода человека заключается в том, что он свободен от какой бы то ни было стоящей выше его власти на земле и не подчиняется воле или законодательной власти другого человека, но руководствуется только законом природы. Свобода человека в обществе заключается в том, что он не подчиняется никакой другой законодательной власти, кроме той, которая установлена по согласию в государстве, и не находится в подчинении чьей-либо воли и не ограничен каким-либо законом, за исключением тех, которые будут установлены этим законодательным органом в соответствии с оказанным ему доверием… это — свобода следовать моему собственному желанию во всех случаях, когда этого не запрещает закон[27](Выделено мной – С. Ч.), и не быть зависимым от непостоянной, неопределенной, неизвестной самовластной воли другого человека, в то время как естественная свобода заключается в том, чтобы не быть ничем связанным, кроме закона природы. Эта свобода от абсолютной, деспотической власти настолько необходима для сохранения человека и настолько тесно с этим связана, что он не может расстаться с ней, не поплатившись за это своей безопасностью и жизнью. Ибо человек, не обладая властью над собственной жизнью, не может посредством договора или собственного согласия отдать себя в рабство кому-либо(выделено мной – С. Ч.) или поставить себя под абсолютную, деспотичную власть другого, чтобы тот лишил его жизни, когда ему это будет угодно. Никто не может дать большую власть, чем та, которой он сам обладает, и тот, кто не может лишить себя жизни, не может дать другому власти над ней». (10. 3, 274 – 275). «Таким образом, несмотря на всевозможные лжетолкования, целью закона является не уничтожение и не ограничение, а сохранение и расширение свободы (выделено мной – С. Ч.). Ведь во всех состояниях живых существ, способных иметь законы, там, где нет закона, нет и свободы. Ведь свобода состоит в том, чтобы не испытывать ограничения и насилия со стороны других, а это не может быть осуществлено там, где нет закона». (10. 3, 293)

Другим основанием для возникновения государства является появление собственности и необходимость ее защиты. Локк придерживается«трудовой теории» возникновения собственности. Он указывает, что первоначально вся земля была дарована Богом людям как общая собственность. Весь мир был подобен Америке, где небольшие племена людей кочуют по бескрайним просторам, не имеющим собственника.

«Бог отдал мир всем людям сообща; но так как он отдал им его для их блага и для того, чтобы они могли извлечь из него наибольшие удобства для жизни, то нельзя предположить, будто бы он хотел, чтобы мир всегда оставался в общем владении и невозделанным». (10. 3, 280) «Бог приказал, и собственные нужды человека заставляли его трудиться, и его неотъемлемой собственностью было все, к чему он прилагал свой труд. Как мы видим, подчинение земли человеческому труду, или ее возделывание, и владение ею связаны друг с другом. Одно давало право на другое(выделено мной – С. Ч.). Таким образом, бог, приказав покорять землю, давал тем самым основание для присвоения; а условия человеческой жизни, которые требуют труда и материалов для работы, по необходимости вводят частную собственность». (10. 3, 281)

Человек является хозяином самого себя. Следовательно, он является хозяином и плодов своего труда. Земля, обработанная человеком, становится его собственностью, ибо к ней присоединен его труд. Владение собственностью – неотчуждаемое естественное право человека.

«…хотя предметы природы даны всем сообща, но человек, будучи господином над самим собой и владельцем своей собственной личности, ее действий и ее труда, в качестве такового заключал в себе самом великую основу собственности; и то, что составляло большую часть того, что он употреблял для поддержания своего существования или для своего удобства, когда изобретения и искусство улучшили условия жизни, было всецело его собственным и. не находилось в совместном владении с другими». (10. 3, 287)

Со временем «маленький кусочек желтого металла» - золото – становится мерилом труда. Благодаря этому изобретению появилась возможность накапливать и сохранять результаты труда. Невозможно долго сохранять выращенные фрукты или добытое мясо, но в виде золотого эквивалента их и многое другое можно сохранять и накапливать до бесконечности. Различные люди являют различные степени усердия. В итоге, различные степени усердия порождают различия в собственности - одни становятся богаче других.

Здесь мы сталкиваемся с известным противоречием и слабостью классического либерализма. Обосновывая природное равенство людей, Локк ссылается на крайне сомнительное утверждение о равенстве людей в способностях. Он пишет о том, что люди обладают одинаковыми способностями и имеют в общем владении одну данную на всех природу. Но переходя к вопросу о возникновении собственности, Локк делает акцент на неравной степени трудового усердия. Таким образом, бедность оказывается следствием порока, именуемого ленью. Подобный тезис находится слишком в большом противоречии с эмпирически наблюдаемой реальностью. Выбивающийся из сил нищий трудяга вряд ли может быть обвинен в пороке лени. И трудно назвать трудолюбивым богача, проведшего свою жизнь в праздной роскоши и наслаждениях.

Локковская трудовая теория происхождения собственности слишком проста, слишком умозрительна, слишком антиисторична для того, чтоб ей пользоваться. Она характерна для классического либерализма, но отвергнута либерализмом современным, социальным либерализмом. Последний признает, что существует множество факторов помимо личного труда и талантов, порождающих собственность. И социальный либерализм пытается выработать процедуры отделения «справедливой» собственности от «несправедливой».

Термины «справедливый» и «несправедливый» я специально поставил в кавычки, указывая на то, что справедливость – вещь субъективная, а, значит, и иллюзорная. В объективной реальности нет никакой справедливости и нет никаких оснований к справедливости. Это социальный фантом, порожденный человеческой субъективностью. Люди посредством этих понятий пытаются упорядочить социальную реальность. Всякий раз они вкладывают в эти понятия исторически относительное содержание. Но, впрочем, социальный либерализм, как и всякая идеология, не знает об этом. Он убежден в том, что существует некий объективный принцип справедливости.

Рано или поздно, по мере увеличения количества людей, живущих на Земле, изначально общие земля и ресурсы оказываются поделены между людьми.[28] В итоге, собственность узаконивается посредством положительного соглашения между людьми. Люди соглашаются взаимно признать законность собственности друг друга и установить государственные институты, призванные защищать неприкосновенность этой собственности. Таким образом, стремление обезопасить собственные жизнь, здоровье и собственность, то есть стремление защитить свои естественные права, является главной причиной возникновения государства. Государство создает общественный договор, в котором отдельные люди соглашаются поступиться частью безграничной естественной свободы, данной им изначально Богом, ради достижения мира и безопасности.

Но возникновение политического сообщества, государства вовсе не означает отрицание естественного состояния. В этом главное отличие концепции Джона Локка от концепции Томаса Гоббса. По Гоббсу люди, вступив в государственное состояние раз и навсегда, безвозвратно отказались от состояния естественного. Локк же полагает, что государственное состояние как бы надстраивается над состоянием естественным – оно продолжает и развивает его. Выражается это в том, что государственное состояние создается во имя наивысшей реализации естественных прав человека и должно согласовываться с этими правами. Если, конечно, это государство не является извращением – монархией или деспотией.

Деспотическое государство, проповедуемое Томасом Гоббсом, есть, по мнению Локка, величайшее злоупотребление доверием людей. Оно не только не выражает сущности общественного договора, но прямо противоречит ему, отрицает его. Люди согласились создать государство ради достижения еще большей безопасности своих жизни, здоровья и собственности. Деспотическое же государство подвергает и жизнь, и здоровье, и собственность подданных еще большим опасностям, чем те, которым они подвергались в естественном состоянии. В естественном состоянии каждый потенциально имел противником каждого. В деспотическом государстве каждый становится добычей всесильного и безжалостного Левиафана.

«Отсюда очевидно, что абсолютная монархия, которую некоторые считают единственной формой правления в мире, на самом деле несовместима с гражданским обществом и, следовательно, не может вообще быть формой гражданского правления». (10. 3, 312). Любой верховный глава государства также подчинен естественному праву, как и все остальные люди. И он обязан соблюдать его.

«Тому же, кто полагает, что абсолютная власть очищает кровь людей и исправляет низость человеческой натуры, достаточно хотя бы прочитать историю нашей или любой другой эпохи, чтобы убедиться в противном. Тот, кто был бы наглым и несправедливым в лесах Америки, вряд ли стал бы лучше на троне, где, вероятно, привлекут науку и религию, чтобы оправдать все, что он будет творить в отношении своих подданных, а меч заставит сразу же замолчать тех, кто осмелится сомневаться в этом». (10. 3, 314)

«Как будто бы люди, оставив естественное состояние и вступив в общество, согласились, что все, кроме одного, должны удерживаться законами, но что он, этот один, должен по-прежнему сохранять всю свободу естественного состояния, увеличившуюся вместе с властью и превратившуюся в распущенность вследствие безнаказанности. Это все равно что думать, будто люди настолько глупы, что они стараются избежать вреда от хорьков или лис, но довольны и даже считают себя в безопасности, когда их пожирают львы. (10. 3, 315 – 316)

«Нельзя предположить, чтобы они намеревались, даже если бы они и были в состоянии поступить так, передать какому-либо лицу или нескольким лицам абсолютную деспотическую власть над своими личностями и достоянием и вложить власть в руки должностного лица для того, чтобы тот неограниченно творил произвол в отношении их. Ведь это значило бы поставить себя в еще более худшее положение, чем естественное состояние, когда они обладали свободой защищать свои права от посягательств других и в равной мере имели силу, чтобы отстоять их, подвергшись нападению одного человека или сразу многих. Если же мы предположим, что они подчиняли себя абсолютной деспотической власти и воле одного законодателя, то они обезоружили себя и вооружили его, так что он в любую минуту может сделать их своей добычей. Ведь в гораздо худшем положении находится тот, кто зависит от деспотической власти одного человека, имеющего у себя под началом 100 000, чем тот, кто подчиняется деспотической власти 100 000 отдельных людей; ведь никто не может иметь гарантию, что воля того, кто имеет подобную власть, лучше, чем воля других людей, хотя бы его сила и была в 100 000 раз больше». (10. 3, 342 – 343)

Абсолютная монархия по сути есть форма деспотического правления. Это правление не имеет законных оправданий. Монархия возможна и допустима, но основана онане на Божественном праве, а на естественном законе и его должна соблюдать. Ссылки на Божественное установление абсолютной монархии есть искажение истины. Божественный закон не может противоречить закону естественному, ибо и тот и другой проистекают от Бога. Божественный закон и закон естественный суть одно и то же. Именно поэтому государственная власть, пренебрегающая естественным законом и естественными человеческими правами, пренебрегает и законом Божественным.

Легитимность (законность) такой государственной власти не может возникнуть и из факта завоевания. Мы видим, что очень часто абсолютные монархии возникают в результате завоевания. Но это завоевание не придает законности власти завоевателя и его наследников. Несправедливое завоевание может попрать естественный закон и естественные права, но не в состоянии их отменить. У завоеванных всегда сохраняется право восстания против власти, попирающей их естественные права. Если, конечно, завоеватель не поступит мудро и не попытается легитимизировать собственную власть посредством приведения ее в согласование с естественным законом и естественными правами новых подданных.

«То, что агрессор, ставящий себя в состояние войны с другим и несправедливо посягающий на права другого человека, никогда не может получить благодаря подобной несправедливой войне право над покоренным, легко будет признано всеми людьми, которые не сочтут, что разбойники и пираты обладают правом власти над всеми теми, кого им удалось одолеть силой, или что люди связаны обещаниями, исторгнутыми у них беззаконным применением силы. Если разбойник вломится в мой дом и, приставив мне к горлу кинжал, заставит меня приложить печать к обязательству передать ему мое имение, то разве это даст ему какое-либо право? Точно таким же правом, добытым с помощью меча, обладает и несправедливый завоеватель, который принуждает меня к подчинению. Несправедливость и преступление — одно и то же, независимо от того, совершены ли они венценосцем или мелким негодяем. Титул преступника и количество его приспешников не меняют характера преступления, разве что отягощают его. Разница только в том, что крупные разбойники наказывают мелких, чтобы держать их в повиновении, а крупных награждают лаврами и триумфами, так как они слишком сильны для слабых рук правосудия в этом мире и сами обладают властью, которая должна наказывать преступников». (10. 3, 365 – 366)

«Так как первый завоеватель никогда не имел права на землю этой страны, то люди, являющиеся потомками или претендующими на то, что они являются потомками тех, кого силой принудили покориться ярму насильно навязанного правительства, всегда имеют право сбросить его и освободиться от узурпации или тирании, которые принес им меч, пока их правители не создадут для них такой государственный строй, на который они охотно и по собственному выбору согласятся… Ведь ни одно правительство не имеет права на повиновение со стороны народа, который не согласился на это добровольно (выделено мной – С. Ч.)». (10. 3, 374)

Возможно, первые монархи были добродетельными людьми. Но «…время, придающее авторитет и (как пытаются убеждать нас некоторые) святость обычаям, которые возникли благодаря небрежности и простодушной непредусмотрительности первых веков, породило преемников иного склада…» (10. 3, 316)

По моему мнению, локковское объяснение причин извращения сущности государственной власти слишком легковесно. Невозможно согласиться с утверждением, что человечество тысячелетия пребывало и пребывает в ситуации искажения естественного закона только потому, что проявило небрежность и простодушную непредусмотрительность и стало жертвой святости обычаев.

Но, как бы там ни было, времена Локка преисполнились благодатью. Человечество в лице английской нации, наконец, смогло осознать противоестественность предшествующего государственного состояния. Это осознание Локк связывает с успехами деятельности просвещенного разума. Разумом изначально обладали и обладают все люди, но не все им пользуются: «Таким образом, мы рождаемся свободными, так же как мы рождаемся разумными, но это не означает, что мы тотчас же пользуемся и тем и другим». (10. 3, 296) Свершая «Славную революцию» англичане продемонстрировали, что они созрели для ответственного использования собственного разума.

Так как же должно быть устроено государственное правление, которое согласуется с законами человеческой природы и естественными человеческими правами?

Естественные человеческие права - право на жизнь, свободу, собственность, защиту прав и т. д. – должны максимально реализовываться и защищаться в таком государстве. Соблюдение этих прав является необходимым условием для достижения человеческого блага. Соответственно, основная цель создания и существования государства – благо его граждан.

Ключевой главой второго трактата Локка «О правлении» является одиннадцатая глава, озаглавленная «Об объеме законодательной власти». Глава начинается со своеобразной декларации:

«Основной целью вступления людей в общество является стремление мирно и безопасно пользоваться своей собственностью, а основным орудием и средством для этого служат законы, установленные в этом обществе; первым и основным положительным законом всех государств является установление законодательной власти; точно так же первым и основным естественным законом, которому должна подчиняться сама законодательная власть, является сохранение общества и (в той мере, в какой это будет совпадать с общественным благом) каждого члена общества. Эта законодательная власть является не только верховной властью в государстве, но и священной и неизменной в руках тех, кому сообщество однажды ее доверило. И ни один указ кого бы то ни было, в какой бы форме он ни был задуман и какая бы власть его ни поддерживала, не обладает силой и обязательностью закона, если он не получил санкции законодательного органа, который избран и назначен народом. Ибо без этого данный закон не будет обладать тем, что совершенно необходимо для того, чтобы он стал действительно законом,— согласием общества, выше которого нет ничего, и издавать законы не может иметь права никто, кроме как с согласия этого общества и на основании власти, полученной от его членов». (10. 3, 339)

Для Гоббса основной вопрос политической философии заключался в том, как сделать государство всемогущим. Основной же вопрос политической философии для Локка заключается в том, как ограничить чрезмерное притязание государства с тем, чтобы это государство служило народу, а не пожирало его? Соответственно, принципиальным здесь является вопрос об ограничении законодательной власти.

Локк убежден, что в цивилизованном государстве властные полномочия должны быть разделены между законодательной, исполнительной и федеральной властями. Высшей властью является власть законодательного собрания, избранного и уполномоченного народом. Именно поэтому ограничение властных полномочий законодательной власти является принципиальным и необходимым. Эти ограничения позволяют народу контролировать власть законодательную, а через нее – и другие государственные структуры.

«Хотя в конституционном государстве, опирающемся на свой собственный базис и действующем в соответствии со своей собственной природой, т. е. действующем ради сохранения сообщества, может быть всего одна верховная власть, а именно законодательная, которой все остальные подчиняются, и должны подчиняться, все же законодательная власть представляет собой лишь доверенную власть, которая должна действовать ради определенных целей, и поэтому по-прежнему остается у народа верховная власть устранять или заменять законодательный орган, когда народ видит, что законодательная власть действует вопреки оказанному ей доверию. Ведь вся переданная на основе доверия власть предназначается для достижения одной цели и ограничивается этой целью; когда же этой целью явно пренебрегают или оказывают ей сопротивление, то доверие по необходимости должно быть отобрано, и власть возвращается в руки тех, кто ее дал, и они снова могут поместить ее так, как они сочтут лучше для их безопасности и благополучия. И таким образом, сообщество постоянно сохраняет верховную власть для спасения себя от покушений и замыслов кого угодно, даже своих законодателей, в тех случаях, когда они окажутся настолько глупыми или настолько злонамеренными, чтобы создавать и осуществлять заговоры против свободы и собственности подданного». (10. 3, 349)

Власть законодательного органа ограничивается следующим:

«Во-первых, она не является и, вероятно, не может являться абсолютно деспотической в отношении жизни и достояния народа… Ибо никто не может передать другому большую власть, нежели та, которую он сам имеет, и никто не обладает абсолютной деспотической властью над собой или над кем-либо другим, правом лишить себя жизни или лишить жизни или имущества другого… Эта власть в своих самых крайних пределах ограничена общественным благом. Она не имеет иной цели, кроме сохранения [общества], и, следовательно, никогда не может иметь права уничтожать, порабощать или умышленно разорять подданных». (10. 3, 340)

«Во-вторых, законодательная, или высшая, власть не может брать на себя право повелевать посредством произвольных деспотических указов; наоборот, она обязана отправлять правосудие и определять права подданного посредством провозглашенных постоянных законов и известных уполномоченных на то судей». (10. 3, 341) Ибо «…люди надеются, что ими будут управлять посредством провозглашенных законов, в противном же случае их мир, покой и собственность будут по-прежнему в таком же неопределенном положении, как и в естественном состоянии». (10. 3, 342).

«В-третьих, верховная власть не может лишить какого-либо человека какой-либо части его собственности без его согласия. Ибо сохранение собственности является целью правительства, и именно ради этого люди вступают в общество; и, таким образом, отсюда по необходимости предполагается и требуется, чтобы люди обладали собственностью, так как без этого следует предположить, что они, вступая в общество, теряют то, что являлось целью, ради которой они вступили в него; это слишком большая нелепость, вряд ли кто-либо с ней согласится». (10. 3, 343)

«В-четвертых, законодательный орган не может передать право издавать законы в чьи-либо другие руки. Ведь это право, доверенное народом, и те, кто им обладает, не могут передавать его другим. Только народ может устанавливать форму государства, делая это посредством создания законодательной власти и назначения тех, в чьих руках она будет находиться». (10. 3, 345)