Тип – внешне-внутренний герой.

Основное художественное высказывание в тексте принадлежит РП и РГ. Но на этом этапе оно подчинено другим изобразительным целям. Содержательно происходит важное смещение акцентов – в сторону возрастающей психологичности образа героя: РП (РГ) описывает не только внешность и действия, но также подвергает анализу его мысли, чувства, интенции – одним словом, внутренний мир героя.

Очень существенным моментом нам представляется здесь «пространственное» расположение РП или РГ (своего рода «место» камеры): говорящее лицо позиционируется на границе 2-х миров – внешнего и внутреннего. Рассказчик продолжает сочувствовать внешнему герою, внимательно вглядываясь в детали его внешности, динамику в пространстве художественного мира произведения. И вместе с тем он все чаще «заходит» за границу внешнего, отмечая вторящие внешнему действию психологические события, внутренние движения героя.

На этом этапе, если продолжить описание в логике уже прозвучавшей метафоры, персонажи в гораздо большей степени «раскрываются» перед камерой, которая здесь начинает замечать и фиксировать эмоциональные движения и изменения чувства героя.

Итак, герой этого периода дан не только с точки зрения его внешней формы – но и внутреннего смыслового целого. Такой герой получил название внешне-внутреннего.

Внешне-внутренний герой по-прежнему мало говорит: речь изображаемая – редкая реплика (также, как и на предыдущем этапе: см. фрагменты из И.А.Бунина и Г.Х.Андерсена).

Он также может быть воплощен автором и в жизнеподобной, и в условной форме.

Капелька сияла в серебряной росе. Ей очень нравилось лежать на солнышке. Это было ее любимое развлечение. Хоть все капельки росы живут очень мало, все равно вся жизнь их очень радостная. Лучше всего тем, которые живут в тени. Их жизнь довольно долгая. Но им бывает скучно, особенно когда припекает солнышко, потому что все их подружки … быстро испаряются. (М.Т., 5 кл.)

Я – вода, та самая, которая тушит огонь. Меня очень много на земном шаре. Я теку реками, сплю озерами, морями, океанами и водохранилищами. Я часто ссорюсь с огнем, хотя от него образовалась. Я очень люблю, когда солнце меня греет. Я очень не люблю, когда во мне купаются. Я очень люблю ветер, потому что он меня гоняет. (Н.Д., 2 кл.)

Доминанта этого периода заключается в том, каким образом автор представляет опыт своего героя – он рассказывает о нем так, чтобы стал ясен мир его чувств, ценностей, его отношений.

Мальчишки забрались в разрушенный дом. Им было очень интересно посмотреть дом, а особенно хотелось им посмотреть старый чердак. «Дед говорил, что этот чердак был старого колдуна», – сказал с умным видом старший из мальчиков.

Они пробрались по лестнице и оказались на чердаке. Там пахло сыростью, гнилым деревом, вокруг них висела паутина, было очень темно. Они зажгли старую керосиновую лампу и увидели мебель. На чердаке стоит шкаф. Казалось, что этот шкаф делали русские мастера, а этот – стоит здесь миллионы лет.

Мальчики стояли и рассматривали половину комнаты. Они хотели идти дальше, но откуда ни возьмись – черный кот. Он перебежал им дорогу. Мальчики испугались, что кот принесет им несчастья, и они пошли рассматривать дом. (Д.Р., 4 кл.)

Нужно отметить, что, несмотря на большую приближенность подобных текстов к индивидуализации образа героя и попытки РП / РГ обозначить его чувственно-эмоциональные проявления, герой продолжает сохранять известную степень обобщенности, «безликости». Это выражается, в частности, в том, что рассказчик по-прежнему использует вместо имени собственного местоимения («он», «она»), нарицательные существительные («человек», «мальчики», «девочка»). К примеру, героям предыдущего этюда «интересно посмотреть дом», «особенно хотелось…посмотреть старый чердак», «хотели идти дальше», «испугались». Это – ряд знаков, делающих определенной внутреннюю жизнь героя, и вместе с тем герой – лицо собирательное, «мальчики».

Иначе обстоит дело во «взрослой» литературе. Там образ изначально строится автором как индивидуальный тип. Анализ углубляет его, успешно отвоевывая у неопределенности внутреннее лицо героя.

«…я, волнуясь, поспешил за ним…и через минуту уже сидел в большой приемной редактора, который оказался очень хорошенькой и маленькой молодой женщиной, а потом – в столовой, совсем по-домашнему, за кофеем. Меня то и дело угощали и все расспрашивали, сказали несколько лестных слов о моих стихах, напечатанных в столичных ежемесячниках, звали сотрудничать в «Голосе»… Я краснел, благодарил и неловко улыбался, сдерживая почти восторженное удовольствие от такого неожиданно-чудесного знакомства, несколько дрожащими руками брал какие-то печенья, быстро и сладко таявшие во рту…». (И.А.Бунин. «Жизнь Арсеньева».) (7,С.189).

Этот тип героя может быть представлен автором и следующим образом:

«Вдруг Реджинальд подумал, не читал ли мистер Олдерсон его роман, усмехнулся при этой мысли и решил спросить парикмахера:

- Вы что-нибудь слышали о книге под названием «Вьюнок»?

- Нет, сэр, – отвечал мистер Олдерсон. – Но меня не назовешь большим любителем чтения….Как вы ее назвали, сэр?

- «Вьюнок». <…>

- Могу ли я спросить, сэр, кто автор? Так легче бывает найти книгу.

Реджинальд не ожидал такого оборота дела и почувствовал себя неловко. С деланно беспечным смехом он признался, что…по правде говоря….это он сам». (Алан А.Милн. «Двое».) (11, С.88).

Итак, автор этого этапа «овнешняет» внутреннее бытие своих героев, представляет его внутреннюю жизнь как значимое, самоценное явление. Но это внутреннее он называет, рассказывает, повествует о нем. Он еще не умеет являть состояние героя, не анализируя его – просто показывать его при помощи имеющегося в его распоряжении словесного «строительного» материала.

Этой задаче посвящен следующий период в его становлении как автора.

Тип – внутренний герой.

«Живописание» индивидуальности героя, многообразная пластика его эмоциональной жизни, его переживания, состояния в полной мере воплощаются в «материале слова» на третьем витке процесса литературного развития ребенка.

Здесь дети делают «последний» в этом отношении шаг – представляют героя «из него» самого.

На уровне речевой структуры текста это выглядит следующим образом: речь изображающая (речь РП или РГ) оказывается вытесненной другим речевым потоком, который призван явить – вне анализа и оценки рассказчика! – его, героя, непосредственное переживание и то, что нельзя художественно освоить и выразить при помощи психологического анализа: состояние, эмоционально-волевой тон, тип сознания.

В детском творческом этюде формы воплощения внутреннего героя, разумеется, гораздо прозрачнее, чем во взрослой литературе. Но даже совсем простенький намек на текст с таким типом героя мы полагаем вполне достаточным для того, чтобы утверждать: ребенок в своем становлении определенно делает качественный рывок, «последствия» которого для его художественно-творческого развития трудно переоценить.

Внутренний герой может быть воплощен также в условной и в жизнеподобной форме.

Вот простая форма с героем этого типа, скорее, случайно найденная ребенком, чем составившая «сознательную» страницу в его арсенале изобразительных средств. Этот факт, однако, нисколько не умаляет значимость непроизвольных творческих действий автора на начальном этапе становления.

Слышны чьи-то шаги. Кто-то приближается. Не видно, кто, и не слышно, что, но кто-то очень страшный! Змея или волк. Ай, это охотничьи собаки! А с ними кто-то едет с длинной-длинной пикой. По-моему, надо вытаскивать свои колючки. (Д.М., 2 кл.)