Динамика культуры (культурные процессы) 20 глава

Систематизируя различные мотивации к творчеству, можно выделить, во-первых, «социальный заказ», основанный на как внеш­них предпосылках, так и на обстоятельствах «внутреннего функционального конфликта»; во-вто­­­рых, интуитивное прозрение специалиста, увидевшего в неожидан­ном ракурсе логику развития содержания и смысла того, чем он занимается; и, в-третьих, аналогичное прозрение в области логики развития технологии изготовления какого-либо продукта или изготовления его по прежней технологии, но с существенным улучшением качества.

Откуда и как приходит к специалисту такого рода прозрение, до сих пор не поддается доказательному научному объяснению. Вполне возможно, что за этим стоит перманентная неудовлетворенность личности той схемой упорядочения представлений о Бытии, которое доминирует в обществе, одной из форм преодоления которой становится формирование собственной (не согласован­ной с социумом) альтернативной модели подобной упорядоченности, построенной на иных основаниях и опредмечиваемой в конкретном произведении (художественном, ин­теллектуальном, техническом). Конкретным стимулятором творческого вдохновения мо­гут быть профессиональные, статусные или личностные амбиции и притязания, а также определенные комплексы индивидуальной неполноценности или физической ограниченности, психические отклонения, инициирующие нетривиальный взгляд на проблемы и т.п. Очень значимым представляется то, что практически всякое творчество является высоко эмоциональным актом, определенной психологической «разрядкой» на­копившихся у человека эмоций, что может иметь как конструктивный, так деструктивный характер.

Естественно в разные эпохи инноватика культурная отличалась различной интенсивностью (подробнее см. изменчивость культурная) и всегда вступала в конфликт с доминирующей традицией. Из-за этого многие важнейшие инновации не получили своевременного внедрения в социальную практику. Впрочем, по ходу истории и в этом конфликте в первобытном и аграрном обществах приоритет обычно оставался за традицией, а в обществах индустриальных и постиндустриальных – за инновацией. Так или иначе, но инноватика культурная всегда являлась обязательным условием существования, воспроизводства и развития культуры. В свою очередь накопление культурных инноваций становится предпосылкой для изменений в социальном упорядочении бытия.

ИЗМЕНЧИВОСТЬ КУЛЬТУРНАЯ – свойство инициированного или спон­­тан­ного самообновления культуры, включая развитие, дег­ра­дацию или де­се­мантизацию отдельных ее черт или целых комплексов. К чи­слу основных причин культурной изменчивости можно отнести адаптацию к из­менившимся внешним условиям бытия сообщества или необходимость раз­решения нако­пившихся внутренних противоречий, а также творческую инициативу отдельных спе­циалистов. Это формы прогрессивной (иннова­тив­ной) изменчивости культуры. Но изменчивость может иметь и дегради­ру­ю­щую направлен­ность, связанную с утратой функциональной эффективности или социальной актуаль­ности тех или иных объектов и структур, изменением практической функции, а также с их физической изношенностью или поте­рей. И, наконец, третий характерный тип культурной изменчивости – десе­ман­­тизация объекта или структуры, утрата его пер­воначального смысла, пе­ре­мена этого смысла, интерпретации и оценки объекта в обще­ственном мне­нии. Все вышесказанное в равной мере относится и к общественным струк­турам и институтам.

Как правило, культурная изменчивость инициируется изменением внешних обстоятельств, в которых данная культура находится. Но было бы ошибкой все сводить только к этой причине. Изменчивость может активизироваться и в процессе саморазвития общества и тех или иных сегментов культуры. Как правило, изменчивость культуры является лишь внешним проявлением изменений, происходящих в обществе, в его организационных формах, интересах, предпочтениях, вкусах и т.п. На вопрос, возможны ли изменения в культуре, не детерминированные переменами в обществе, современная теория не может ответить уверенно.

По уровням этот процесс принято делить на социальную изменчивость, затрагивающую главным образом отдельные формы, черты, под­системы, но не влияющую (или незначительно влияющую) на об­щее социальное уст­роение жизни общества, и историческую изменчивость, на­против, заметно отражающуюся на базовых основаниях общественной жи­зни.

Разумеется, в сообществах, находящихся на разных стадиях социо­куль­турного развития, динамика культурной изменчивости весьма разнится. Она почти незаметна на первобытной стадии (разрыв между инновациями может составлять десятки тысяч лет), нарастает по мере перехода к аграрным обществам (какие-то существенные инновации появляются, как правило, каждые 2-3 столетия) и тем более на индустриальном этапе (здесь соци­ально значимые инновации рождаются каждое десятилетие), и приоб­ре­тает головокружительный темп на переходе от ин­дус­триальных к пост­ин­дус­триальным обществам (когда социально значимые инновации рождаются по нескольку раз в год). Другое дело, что от изобретения чего-то нового до вне­д­рения этого нового в массовую практику требуется определенное время, но и динамика внедрения нарастает с такой же стремительностью. В этой связи уже два века философами дискутируется вопрос о том, увеличивает ли ис­тория динамику хода событий или это иллюзия, характерная аберрация соз­нания самих участ­ников этих событий? Представляется, что в XIX-XX вв. воз­растающие темпы научно-техни­ческого прогресса в области произво­дя­щих техно­ло­гий, средств перемещения в пространстве (транспорт), накопле­ния, обра­бот­ки и передачи информации (связь), а также возросшая социаль­ная мо­биль­­­­­­­ность населения и куль­тур­ная пластичность современной лич­но­сти ответили на этот вопрос утвердительно.

Причины этой нарастающей динамики лежат не только в накоплении объемов знания как таковом. Не менее важным представляется неуклонное совершенствование алгоритмов систематизации этого знания, возрастающее по экспоненте число образованных людей, привлекаемых к созданию чего-то нового, а главное – нарастающая дифференциация и углубление специ­али­за­ций в современной науке, искусстве и практической сфере. Уже давно было выявлено, что работник-универсал многое может сделать очень хорошо, но, как правило, не может изобрести ничего нового. Творчество – это удел очень узких специалистов, харак­тер знаний которых сравнительно узок, но очень глубок. Тенденция локали­зации специализаций до XVIII в. развивалась очень медленно, а с XIX в. посто­ян­но нарастает. С переходом на постиндустриальную стадию наметилась но­вая тенденция, в соответствии с которой число специализаций может сравня­ть­ся с числом специалистов. Т.е. каждый специалист станет единственным и уни­кальным. Мы воспринимаем это как должное, когда речь идет о науке или ис­кусстве, но та же тенденция развивается, например, в медицине, инфор­ма­тике и некоторых других областях. Таким образом, мы берем на себя смелость утверждать, что нарастание темпа протекания истории в существенной мере обусловлено углублением узкой специализированности работников и нарастанием уровня креативности (творческой импровизации) в их деятельности.

Еще один важный аспект культурной изменчивости заключается в том, что раз­ные элементы, составляющие культурный мир сообщества, под воз­дей­ствием различных обстоятельств могут меняться по-разному. Во-первых, по разным моделям (инноватика, трансформация, десемантизация), и зачас­тую очень сложно объяснить, почему один эле­мент изменился таким обра­зом, а дру­гой – иным. И, во-вторых, в разных темпах. Здесь объяснение более очевидно и связано с тем, к какой сословной субкультуре относится данный культурный объект. Совершенно очевидно, что в глубоко традиционных суб­куль­ту­ре сельских производителей или религии явления, имеющие большую глубину исторического авторитета, реже и менее вероятно подвержены ка­кой-ли­бо изменчиво­сти, нежели новации последних лет, относящееся к высо­копод­вижной культуре high tec. Точно так же, эли­­­­­­­­­­­­­тар­­ной субкультуре свойст­ве­нен сравнительно высокий темп измен­чи­вости куль­турных форм (разуме­ется, далеко не всех) на основании принципа смены образцов и символов соци­альной престижности. В целом в любых суб­культурах утилитарные объекты более подвержены изменениям, нежели сим­волические (хотя из этого общего правила есть множество частных исклю­чений).

Во всем многообразии деталей, описывающих очень тонкую процедуру куль­турной изменчивости, есть одна капитальная основа. Существование и вос­производство социокультурное (см.) требует ее неизбежного самообно­в­ле­ния, что соб­ственно и реализуется в процессах культурной изменчивости.

ДИФФУЗИЯ КУЛЬТУРЫ – процесс пространственного распространения какой-либо культуры или – чаще – ее отдельных форм, образцов, подсистем из точки (региона) возникновения по направлениям, где эти культурные элементы оказываются востребованными, заимствуемыми сообществами, ранее подобными формами не вла­девшими. Процессы диффузии культуры тесней­шим образом связаны с процедурами обмена продуктами и технологиями деятельности, зародившимися еще на стадии позд­ней первобытно­сти между различными племенами, позднее народами, государствами, ци­вилизациями, континентами. Одной из распространенных форм диффузии культуры является ее насильственное внедрение какой-то «силь­ной» стороной (завоевателем, ко­лонизатором) в культурную практику «слабой» стороны (завоеванного или колонизируе­мого народа).

По существу диффузионные процессы в культуре являются одними из на­иболее естественных форм ее пространственно-временного существования, отражающими не­равномерность природных и исторических условий и возмож­ностей жизни на Земле, компенсируемых проникновением необходимых культурных новаций в зоны, где по объективным причинам они сами по­я­вить­ся не могли. Даже в регионе обитания одного народа, как правило, полезные новации не создаются параллельно и одновременно во всех населенных пунктах, но обычно – в каком-то одном, а затем быстро распространя­ются по всей национальной территории, а зачастую заимствуются и соседями. Это и есть диффузия культуры в ее наиболее органичном проявлении. Та­ким образом, например, сло­жилось цивилизационное единообразие Западной Европы. Или, скажем, реформы Петра Вели­кого в России, как и социалистическая революция 1917 г. (в своих идейных основах), были на 99% диффузионными заимствованиями с Запада.

Следует полагать, что интенсивность диффузионных процессов в культуре в разные эпохи была различной. По мнению палеоантропологов, контакты между первобытными родовыми и племенными общностями были преимущественно случайными и конфликтными, поэтому распространение каких-либо но­ваций на всю ойкумену в эту эпоху занимало тысячелетия. Ситуация радикально переменилась после «неолитической революции» и связанным с ней демографическим взрывом, резко увеличившим плотность заселения Земли и интенсифицировавшим культурные контакты между племенами. В эпоху аграр­ных цивилизаций интенсивность культурных контактов в разных районах была различной и зависела от очень многих причин. Очевидно, пиком подобной интенсивности стала эпоха эллинизма. Новый «взрыв» контактной активности начался с конца XV в. в связи с Великими географическими открытиями, развитием капитализма и заморской торговли, а также по причине колониальных завоеваний Европейских держав. С тех пор интенси­в­ность культурных контактов между народами неуклонно увеличивалась (а со­­­­­ответственно и диф­фузный обмен культурными образцами). Но в последние два века также усили­лось и насильственное навязывание образцов культуры более развитых стран менее развитым.

Современный уровень дискуссий о «цивилизаторской миссии» культурной диффузии свидетельствует, что этот феномен всегда играл сущест­вен­ную роль в куль­турных процессах, но он совершенно не отменяет столь же значимой роли культурной эволюции и других процессов саморазвития культуры в любой точке планеты, хотя на определенном этапе развития антропологии диффузионная концепция заняла главенствующее положение (см. диффузионизм).

МЕЖКУЛЬТУРНЫЕ КОММУНИКАЦИИ – 1) информационные связи ме­ж­ду различными локальными (этническими, национальными) культурами, осуществляемые как на государственном, так и на общественном и индивидуальном уровне и ведущие к взаимообмену культурными формами, техническими новациями, идеями, ценностными установками и т.п., т.е. социальным опытом, накопленным контактирующими народами.

Межкультурные коммуникации представляют собой один из наиболее сложных видов коммуникации, поскольку на пути взаимопонимания здесь стоят: языковой барьер (до 90% культурных связей, в той или иной мере носят вербальный характер), когнитивный барьер (различие в понимании и интерпретации одних и тех же понятий), ценностный барьер (различие в культурной иерархии тех или иных ценностей) и барьер социального опыта (различия в исторической судьбе народов, формирующее разное отношение к од­­ним и тем же социальным коллизиям).

Тем не менее, некоторые ценностные установки являются почти уни­вер­сальными для всех народов, в историческом социальном опыте есть не толь­ко различия, но и много общего, языковый барьер преодолевается частично с помощью переводчиков, а частично за счет распространения lingua franca (языка межнационального общения, функции которого сейчас выполня­ет в основном английский язык), а когнитивный барьер чаще приводит к комическим недоразумениям, чем к серьезному отторжению. Таким образом, возможности межкультурной коммуникации насколько трудны, настолько и возможны.

Нет нужды объяснять все выгоды межкультурной коммуникации: возможности приобщения к мировому культурному богатству, к новейшим техническим достижениям, к новым идеям социального развития. Хотя процессы, подобные современной глобализации (см.), имели место в истории и раньше (разумеется, в ограниченных территориальных пределах), но только сейчас на­метилась тенденция к формированию общечеловеческой «копилки» социального опыта. Распространенные страхи по поводу возможности утраты собственной культурной самобытности опровергаются мировым сообществом. Сегодня мировое сообщество заинтересовано в сохранении национального культурного многообразия в предельно возможном объеме. Исторический опыт по­казывает, что, как правило, национальную культурную самобытность народы теряют, когда применяются насиль­ствен­ные способы их культурной ассимиля­ции, перемены религии, навязывания новой иден­тичности, языка и т.п. Вместе с тем, определенная опасность для культур традиционного типа, для поддержа­ния культурной устойчивости которых требуется некоторая информационная самоизо­ляция (культурная резервация), имеется. Это заставляет традиционные куль­туры (в основном социально неконкурентноспособные в современных ус­­ловиях) очень нервно реагировать на международное культурное влияние.

Исторически межкультурные коммуникации прошли большой путь ра­з­­вития. Если первобытные родовые коллективы жили в максимальной (по возможности) самоизоляции друг от друга, то переход к дуально-фратриа­ль­ной системе брачных отношений (см. культура интимных отношений) неиз­бежно породил значительные культурные контакты и со временем привел к слиянию родов в племена. Для такого слияния они должны были уже хорошо понимать друг друга лингвистически и иметь весьма схожие обычаи, нравы и традиции. Поздняя первобытность – варварский период – был характерен зна­­чительной миграцией племен: в Европе – с Севера на Юг; в Средиземноморье – из Малой Азии на Балканы, Аппенины и острова; в степной части Азии – с Востока на За­пад. Поначалу эти миграции приводили к вооруженному противостоянию, но постепенно между мигрантами и местным населением налаживались мирные контакты и происходила их культурная синтезация. Наглядным примером тому служит активное расовое смешение монголоидов Центральной Азии с европеоидами Средней Азии, Южного Урала и Поволжья, что говорит о доминирующей экзогамии (смешанных браках), что в той или иной форме способствовало и культурному взаимовлиянию.

В эпоху расцвета аграрных цивилизаций интенсивность межкультурных контактов существенно возросла. Хотя государства этого времени вели активную завоевательную политику или колонизовали новые территории (фи­­­­никий­цы в Африке, греки – в Малой Азии, на островах Сре­ди­земно­морья и Север­ном Причерноморье), военной экспансии сопутствовала и торговая активность, образование торговых факторий в портовых городах чужих стран, а вместе с этим и культурные контакты. Сочинения греческих, римских и китайских ав­торов свидетельствуют о безусловном интересе к соседним народам и порой хорошем знании их обычаев и нравов.

Распространение мировых религий и попытки создания «мировых» уни­­­­версальных империй (Ассирийской, Персидской, Македонской, Римской, средневековых Византийской, Священной Римской, Исламского халифата, Монгольской), в которых под единым политическим началом объединялись многие десятки народов вели к заметному сближению, а иногда и к синтезации различных этнических культур. Особенно «успешными» в этом отношении были арабские завоевания, которые буквально «стерли с лица Земли» мно­жество народов, не уничтожив их физически, но культурно растворив в уни­­­версальных нормах ислама. Конечно, все это трудно назвать межкультурным взаимодействием, хотя и взаимодействие в этих событиях имело место тоже. Впрочем, спра­ведливости ради следует отметить, что за исключением персов и арабов, другие завоеватели древнего мира и сред­невековья либо не вели никакой культурной экспансии вообще (как, например, монголы), либо проводили ее очень осторожно, опираясь больше на доб­ровольное согласие аборигенного населения воспринять новые культурные установления и технические достижения, чем на их насильственную ассимиляцию (характерные примеры – римляне и византийцы).

В XI-XIII вв. во времена крестовых походов и испанской реконкисты установились довольно прочные культурные контакты Европы с мусульманс­ким Ближним Востоком; открылась взаимовыгодная Левантийская торговая компания. Поначалу преимущественно европейцы пользовались товарами и идеями, пришедшими с Востока (некоторые образы мусульманского Востока даже нашли отражение в искусстве Ренессанса), а с XVIII в. Османская империя и Иран, господствовавшие на Ближнем и Среднем Востоке, стали перенимать европейские техни­ческие и военные достижения.

Эпоха Великих географических открытий существенно расширила зону межкультурных контактов. Если завоевание Центральной и Южной Америки сопровождалось фактическим уничтожением аборигенных культур, то европей­ское проникновение в Азию (в Индию, Китай, Японию, Индокитай, Мик­ронезию) носило преимущественно торговый характер и только впоследствии обернулось фактическим военный захватом и колонизацией некоторых стран (англичанами Индии, голландцами Индонезии, испанцами Филиппин). При этом явная культурная экспансия осуществлялась только испанцами на Филиппинах. Англичане, голландцы, португальцы, а позднее и французы в Ин­­докитае преследовали преимущественно экономические цели и даже не пы­тались навязать народам Востока христианство. Так же, как и во взаимоотношениях с мусульманским миром, в первые века присутствия европейцев в Юж­ной Азии и на Дальнем Востоке, не столько они оказывали культурное влияние на страны и население Востока, сколько сами попадали под обаяние восточных культур и привозили свои восторженные впечатления в Европу. Начиная с XVII в., в Европе установилась постоянная мода на восточные товары и художественные изделия.

XVIII и XIX вв. стали периодом активной колониальной экспансии европейцев в Африке и частично в Азии. В это же время началась и целенаправленная культурная экспансия. Европейцы не стремились европеизировать все на­селение колонизованных стран, но социальной верхушке старались давать ев­ропейское образование и культурно ассимилировать ее в своей среде. Кое-где это приводило к определенному успеху (в британской Индии, французском Ал­­­жире, Тунисе и Сенегале в англо-французском Египте). Помимо того неко­торые стра­­­­ны Востока, убедившись в военно-техническом пре­­­восходстве Ев­ро­пы, стали добровольно перенимать некоторые элементы европейской ци­ви­ли­зации (Турция – с конца XVIII в., Египет – с середины, Япония – с 70-х гг. XIX в., Китай – после буржуазной революции 1911 г.).

Радикальный перелом в характере межкультурных контактов произошел в XX в. В течение века большинство азиатских стран перешло на евро-амери­кан­скую или советскую системы политического устройства, перевело свои эко­номики на современные технологии, стали посылать тысячи своих студентов учиться в европейских, американских и советских вузах. После 1961 г. – года деколонизации Африки – по тому же пути пошли и большинство аф­ри­канских стран. Но культурное взаимовлияние Запада и Востока было далеко не зеркальным. Если Запад приобщался к восточной философии, художес­т­венной культуре, медицине, то Восток заимствовал и у Запада, и у СССР в осно­вном по­литическую и научно-техническую культуру, закупал оружие и учился военному делу. Некоторое изменение началось с 70-х гг. Резкий приток в США многомиллионной волны новых эмигрантов с Дальнего Востока, все более тес­ное включение Японии и Южной Кореи в процессы не только экономического, но и культурного сотрудничества, укрепление положения Индии, рост интереса европейской и американской молодежи к буддизму и индуизму, при одновременном усложнении отношений За­пада с исламским миром и т.п. изменили ситуацию в мире. Запад, Дальний Восток и Тропическая Африка стали все больше узнавать о культурных ценностях друг друга. Начался процесс мультикультурации, усиленный «ин­­­формационной революцией», с которой начался переход на постиндустри­альную стадию раз­вития (см. постиндустриальная культура). Падение ком­­­­мунизма в Европе и постепенная трансформации Китая, изменили конфигурацию культурно-политической трихотомии. Если рань­ше это были: мир капитализма, мир социализма и третий мир, то теперь это – Запад, исламский мир и внеисламский Восток. Россия занимает промежуточное положение, тяготея ко всем трем сторонам одновременно.

«Информационная революция» перевела процессы межкультурной ком­муникации на совершенно новый уровень. Прежде всего, это отразилось на ху­дожественной и гуманитарной культуре, которые, оставаясь в пределах своих национальных форм, стали более универсальными по содержанию. Активизировался процесс преодоления когнитивного барьера, что способствует тому, чтобы всякая локальная культура сохраняла свою национальную самобытность в области форм, но становилась общепонятной в области содержания. Параллельно оформилась и массовая культура (см.) с ее выраженным смешением различных национальных традиций и форм. Сегодня мы еще делаем только первые шаги на этом непростом пути. Перед межкультурной ком­­муникацией открывается блестящее будущее.

2) процесс взаимопонимания и взаимовлияния разных социальных (сословных) субкультур в рамках единой этнической (или национальной) культуры. Этот процесс в очень вялом режиме имел место всегда. В большей степени он был развит во взаимоотношениях элитарной (аристократической) суб­куль­ту­ры и субкультуры городского третьего сословия (бюргеров), которое в меру возможностей ориентировалось на аристократию как на культурный эталон. К тому же арис­тократия частично пополнялась за счет представителей третьего сословия, отличившихся в каких-либо ситуациях. Взаимодействие элитарной и крестьянской субкультур фактически имело место только в армии, где сол­даты (преимущественно выходцы из крестьянской среды) тесно общались и обучались аристократами офицерами. Зато взаимовлияние крестьянской и го­родской ремесленно-купеческой субкультур было очень активным в период ранних аграрных цивилизаций, но начало снижаться в эпоху средневековья. Хотя третье сословие и пополнялось выходцами из деревни, но в сре­дние века оно стало закрытой социальной системой с внутренним делением на цеха, гильдии и т.п. Переселенцы из деревни, как правило, только в третьем по­ко­ле­­­нии могли надеяться на прием в эту среду. В России и на Востоке такого жесткого разделения между крестьянами и городскими низами не бы­ло, поэ­тому процессы взаимодействия этих субкультур здесь были более выра­жен­ными.

Ситуация радикально переменилась с переходом на индустриальную ста­дию развития и активизацией формирования наций. Все формальные ограничения в работе, образовании и пр. по сословному признаку были ликвидированы. Введено обязательное бесплатное среднее образование и понижена до уровня среднего достатка стоимость высшего. В этих условиях субкуль­туры аристократии и верхнего слоя буржуазии фактически слились, но при этом раз­делились на субкультуры политической элиты и интеллектуалов. Субкультура третьего сословия с повышением уровня общего образования и легкой доступности специального трансформировалась в субкультуру технических производителей. От нее отпочковалась субкультура маргинально-кри­минального слоя – людей, как правило, отличающихся крайне низким образованием и неконкурентоспособных в какой-либо легальной деятельности. Си­­­­­­­туация с повышением уровня народной субкультуры оказалась значительно сло­ж­нее. С одной сто­роны, начался бурный процесс урбанизации, милли­оны крестьян переезжали в города; с другой – городу требовались квалифицированные рабочие-техники и воспитанные сотрудники сферы обслуживания, в чем крестьяне не могли состязаться с потомственными горожанами; так что достойно устроиться в городе вчерашним крестьянам было почти невозможно. Их брали только в дворники, домашнюю прислугу, вспомогатель­ные разнорабочие, а многие пополняли криминально-маргинальную среду.

Процесс межкультурной социальной коммуникации в новых условиях несколько изменил свою конфигурацию. Сейчас наблюдается тесная коммуни­кация между эли­тарной и интеллектуальной субкультурами, другую коммуникационную пару составляют субкультуры техническая и криминальная, между которым происходит постоянный обмен людьми. В изоляции осталась народная крестьянская субкультура. Но в индустриально развитых странах (а тем более в постиндустриальных) процент крестьянского населения неуклон­но уменьшается, а производство продуктов питания постепенно переходит в руки крупных компаний, где работают такие же технические работники, как и в промышленности. Такова ситуация на сегодняшний день.

ОТБОР КУЛЬТУРНЫЙ – селекция инноваций и традиций на предмет их актуальности и эффективности, проходящая в культуре по­сто­ян­но и являюща­я­ся важной составляющей динамики культурной (см.). На сегодняшний день в науке существует множество равноценных опре­де­лений культуры. В данном случае, мы исходим из определения культуры, как системы «социальных конвенций», разрешающих и запрещающих те или иные формы жизнедеятельнос­ти. Поскольку внешние обстоятельства, в которых протекает эта жизнедеятель­ность, в истории каждого народа время от времени меняются, то соответственно меняется и степень актуальности тех или иных «социальных конвенций». И тогда в дело вступает культурный отбор, который выводит из актуальной зоны одни «конвенции» и заменяет их другими. При этом выведенные «конвенции» не отмирают, а остаются в социокультурной памяти общества и могут быть возвращены в актуальную зону в любой момент, когда в этом возникнет необходимость.

Другой причиной, активизирующий процесс отбора культурного, являет­ся социальное саморазвитие общества, усложнение его структуры, углубляюща­яся дифференциация форм деятельности, разделение социальных фун­кций и ролей, внутренние социальные конфликты и напряжения и т.п. Это уже сугубо внутренние проблемы, но которые требуют такой же адаптивной реакции куль­туры, как и внешние. В этом случае происходит такая же перемена некоторых «социальных конвенций», как и в первом случае.

Под «социальными конвенциями» имеются в виду не только принятые нормы собственно социальных отношений, зафиксированные в законах, тради­циях, обычаях, но и ценностные ориентации общества, выражающиеся в морали, нравах, эстетических предпочтениях (стилистике искусства), моде и других формах социальной престижности и пр. Показательно, что ценностные ориентации (по крайней мере, значительная их часть) оказываются более подвижны­ми, чем социальные отношения, и быстрее меняются в ходе культурного отбора. Это означает, что ценностные ориентации являются более ак­туальным ком­понентом культуры и их адаптивность, более точное соответствие новым обстоятельствам бытия представляет собой и более важное условие выживания общества. Для примера вспомним, что реформы Петра Великого, на первый взгляд, преследовавшие цель «перемены костюма», на самом деле радикально изменили именно систему ценностных ориентаций государственной власти, дво­рянства и купечества, что резко динамизировало процесс развития России.

Поскольку по ходу истории по экспоненте развиваются межкультурные контакты, то и культурные заимствования расширяются в той же мере (см. диффузия культурная). Естественно, что заимствуемые культурные фор­мы то­же проходят стро­гий и неформальный отбор в культуре народа-реци­пиента. Кри­терии, по которым про­­­ходит этот отбор, до сих пор не ясны науке. Судя по всему, в каждом конкретном случае складывается своя композиция критериев, актуальных для решения судьбы данного заимствования.

Точно так же трудно объяснить по какой причине одни новации принимаются обществом, а другие отвергаются. Апелляции к традициям, ментальностям и пр. мало что объясняют и являются просто скрытой формой при­знания. Исследования в этой области фактически не проводились.

Так или иначе, но отбор культурный представляет собой один из важнейших инструментов адаптации общества к меняющимся условиям бытия и развития культуры в соответствии с этими условиями.

РЕВОЛЮЦИЯ КУЛЬТУРНАЯ – 1) прохождение процессов культурной изменчивости в очень быстрых темпах, в форме «революционного скачка». Нор­мальной культурной динамике такой темп в принципе не свойственен, и культурная революция, как правило, протекает под нажимом внешних обстоятельств. Такими внешними обстоятельствами бывают либо иностранное военное вторжение, при котором завоеватели стремятся насильственно скорейшим образом привить свою культуру аборигенному населению, либо внут­ренние ра­дикальные реформы, в результате которых происходит практи­ческий переход, если не всего населения, то социально наиболее активной и доминирующей его части на культуру другого типа.