Динамика культуры (культурные процессы) 12 глава

Основной содержательной единицей социокультурной коммуникации является сообщение – моноаспектная информация о чем-либо или текст – ком­плексная информация о многих или нескольких существенных аспектах че­го-либо. Поскольку с культурно-семантической точки зрения любой куль­тур­ный объект или процесс обладает символическими свойствами и в силу этого является культурным текстом, несущим ин­формацию о собственных атрибутивных признаках, функциональной нагрузке, структурно-иерархи­ческом статусе в системе и т.п., это означает, что средством социокуль­турной коммуникации является вся культура как системная совокупность раз­личных культурных феноменов и процессов и каждый ее феномен и процесс в отдельности. Непосредственным носителем такого рода инфор­мации является культурная форма (см.) соответствующего объекта, явления или процесса, а семантемами более элементарного порядка – отдельные черты этой формы. При этом следует различать культурные формы, для которых семантическая функция является ос­новной (естественные и искусственные языки, церемониальное и сигнальное поведение, обряды и ритуалы, художественные образы и пр.), от форм, для которых семантическая функция является дополнительной по отношению к утилитарной.

Социокультурная коммуникация представляет собой явление системного порядка с выраженной иерархичностью структуры самих средств ком­муни­ци­ро­вания: семантема, сообщение, текст, специализированная культурно-семан­ти­ческая подсистема (отрасль знаний или деятельности в ее информационном аспекте), локальная культурно-семантическая система (этническая культура, национальный язык), глобальная (международная) семантическая система (интернациональный специализированный язык) и пр. Вместе с тем социокультурная коммуникация сама по себе является лишь средством осуществления социокультурного взаимодействия субъек­тов и их коллективов, чем и определяется ее основная социальная функция.

АДАПТАЦИЯ КУЛЬТУРНАЯ – приспособление человеческих сооб­ществ, социальных групп и отдельных индивидов к меняю­щимся природно-географическим и историческим (социальным) условиям их жизни пос­ред­ст­вом изменения стереотипов сознания и поведения, форм социальной организации и регуляции, норм и ценностей, образа жизни и элементов картин мира, способов жизнеобеспечения, направлений и технологий деятельности, а также номенклатуры ее продуктов, механизмов коммуницирования и трансляции социального опыта и т.п. Адаптация культурная – один из основных факторов культурогенеза в целом, истори­ческой изменчивости культуры, порождения ин­новаций и иных процессов социокуль­турной трансформации сообщества, а также изменения черт сознания и поведения от­дельных личностей.

В работах эволюционистов XIX в. (Г.Спенсера, Л.Моргана и др.) адаптация культурная постулируется как доминантный фактор, опреде­ляющий культурное многообразие человечества, темпы, направленность и специфику соци­о­культурной эво­люции сообществ. Корифеи культурологии ХХ в. (нео­эво­лю­ци­онисты, структурные функционалисты и др.), признавая адаптацию культурную одним из важнейших механизмов социокуль­турной изменчивости, тем не менее, не абсолютизировали ее, по­лагая столь же значимыми факторами развития интерес людей к познанию нового, их стремление к рационализации своей деятельности, экономии времени и затрат труда, внутреннюю логику раз­вития технологий в специализированных областях деятельности и т.п.

В целом эволюция способов адаптивных реакций может быть рассмотрена как одна из базовых характеристик эволюции форм жизни на Земле. При этом прослежива­ется путь от адаптации посредством изменения морфологических видовых признаков у растений, через адаптацию, сочетающую изменчивость биологических признаков с пе­ременами в поведенческих стереотипах у животных (в зависимости от фундаментально­сти, радикальности и длительности изменений в условиях среды), к чисто человеческой адаптации культурной, осуществляемой исключительно посредством перемен форм деятельности (поведения) и образов сознания у людей. С этой точки зрения, сама динамика гене­зиса человека и его культуры представляет собой посте­пенное вытеснение процесса биологической эволюции форм жизни, процес­сом эволюции форм деятельности, т.е. адаптация культурная становится основным средством человеческого приспособления к среде. Более того, в отличие от животных, чья адаптация (даже пове­денческая) представляет собой преимущественно пассивное приспособление к изменившимся условиям среды при минимальном ответном воздействии на нее, человеческая адаптация культурная постепенно во все большей степени превращается в активное адаптирование среды к собственным потребностям и построения искусственной предметно-простран­ст­вен­ной, социально-деятельностной и информационной (символически маркированной) среды своего обитания.

Если на первобытном и архаическом этапах исторического развития со­обществ основным адаптируемым объектом являлся прежде всего ком­п­лекс природных условий существования (экологическая ниша, вмещающий ланд­шафт), когда в процессе разработки технологий устойчивого самообеспечения продуктами питания формирова­лись этнографические культурно-хозяй­ст­­вен­ные черты социальной практики сельского населения, то на этапе агра­р­ных ци­вилизаций (рабовладение, феодализм) возрастает значение социокультурной адаптации сообществ к историческим условиям их бытия (т.е. к социальному ок­ружению в лице иных сообществ) в формах обмена продуктами, ресурсами, идеями и пр., и борьбы за территории, ресурсы, политическое и религиозное доминирование и т.п., а порой за практическое выживание и во­з­можность социального и культурного воспроизводства. На этом этапе фор­ми­руются главным образом черты социально стратифицированной политико-кон­­фессио­наль­ной культуры сословного типа.

На индустриальной стадии социокультурной эволюции приоритетной постепенно становится адаптация к потребностям устойчивого воспроизводства экономики сообществ и ее по­сто­ян­ного ресурсного обеспечения, к особенностям все более технически насыщаемой искусственной среды обитания людей. Процесс непрерывного потребления продукции, производимой экономикой, ускорения циклов использования вещей ради скорейшего приобретения новых, интенсификации технологий социализации личности и ее вовлечения в социальную практику, стандартизации содержания массового сознания, потребительского спроса, форм социальной пре­с­тижности и т.п. порождают новый тип культуры – национальный с его специфическими методами адаптации. На постиндустриальном этапе развития объектом адаптации постепенно ста­но­вит­ся нарастающий объем знаний и масштабы информационного поля, в котором протекает жизнь лю­дей. Результатом подобной адаптации становится ус­коре­ние темпов научно-технического прогресса и изменения алгоритма уп­ра­в­­ления (людьми, социальными и технологическими процессами); постепенное изменение содержания культурных процессов и форм межкультурных вза­имо­дей­ствий; противоречивое сочетание культурной глобализации, с одной стороны, с плюрализацией норм культурной восприимчивости и ростом многообразия культурных форм, с другой.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что процессы культурной адаптации представляют собой одну из универсальных форм исторического существования культуры, ее сохранения, воспроизводства и развития.

На индивидуальном уровне (помимо участия индивида в коллективной адаптации социальной группы) адаптация культурная связана прежде всего с попаданием ин­дивида в новую для него социальную или на­циональную среду (миграция, смена про­фессии или социального статуса, служба в армии, тюремное заключение, утрата или об­ретение материальных средств, способствующих переходу индивида и его семьи в другую социальную страту и т.п.) или ра­дикальной сменой социально-по­литических условий его жизни (революция, война, оккупация, радикальные реформы в стране и пр.). При этом адаптация культурная индивида, как правило, начинается с этапа аккультурации, т.е. совмещения прежних стереотипов сознания и по­ведения с процессом освоения новых, а затем мо­жет привести и к ассимиляции, т.е. ут­рате прежних культурных паттернов (ценностей, образцов, норм) и полному переходу на новые.

САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ КУЛЬТУРНАЯ – один из важнейших этапов и процессов культурного устроения всякого сообщества. Все упирается в то, что люди не просто механические носители тех или иных потребностей и интересов, но и психологические индивидуальности, что помимо прочих особенностей требует и их преимущественно группового существования.

Основные причины такого рода потребности изучаются в социальной пси­хологией, где разработаны интересные объяснения этой «стран­­­ной» по­т­реб­ности человека. С позиций антропологии, ее происхождение связано, во-пер­­вых, с тем, что в коллективе человек ощу­­­щает свою жизнь более надежно за­­щищенной, имеющей больше перс­пек­­тив социальной реализации, видит боль­ше возможностей своего участия в биологической и социальной репро­дукции и т.п. А, во-вторых, человек – существо чувственное, эмоциональное; он постоянно нуждается в проявлении каких-то собственных чувств по от­но­ше­нию к другим людям и испытывает потребность быть объектом проявления их эмоций по отношению к себе, объектом комплиментарного отношения, одо­брения, похвалы со стороны людей, мнение которых для него существенно (подобный круг людей называется «референтной группой» или «значимые дру­гие»).

Таким образом, человек нуждается, во-первых, в групповой форме жизнедеятельности как более надежной и, во-вторых, в самоидентификации (самоотождествлении себя) с данной группой – ощущением себя неотъемлемой частью коллектива, номинальным совладельцем коллективной собственности, а главное – существом, социально востребованным и одобряемым этим коллективом.

Разумеется, в разных обществах, находящихся на разных стадиях социального развития, потребность в самоидентификации имеет различную ин­тен­сивность и выражается в разных формах. На первобытной и раннеклассовой стадиях такая потребность идентификации индивида с коллективом мо­жет быть обусловлена страхом реальной гибели за пределами общества. На более поздних стадиях социального развития, большую значимость начинает получать феномен индивидуальности и суверенности человеческой личности (антропоцентризм, личность и культура (см.), общество и культура (см.); однако не следует забывать, что свобода и индивидуальная оригинальность имеют смысл только в обществе; на необитаемом острове личности просто неко­му демонстрировать свою свободу и индивидуальность. Поэтому в ходе социокультурного прогресса развитие личности определяется двумя генеральными тенденциями: индивидуализация и позитивная социальная идентичность (об этом также см. культурные объекты).

Но это все о вопросе индивидуальной самоидентификации личности в об­ществе. Не будем забывать, что еще имеет место проблема групповой самоидентификации коллектива в целом. Что такое самоидентификация? Это осознание на рациональном уровне (хотя и интуитивные чувствования в этом вопросе тоже не стоят на последнем месте) имеющего место единства данной группы людей по тому или иному основанию (этническому, религиозному, политическому и т.п.). Эта рационализация группового «мы» достигается на уровне традиции при наличии развитого самосознания с помощью доминиру­ющей в сообществе идеологической системы. Подчеркиваем, что речь идет не о перспективном предчувствии потенциальной воз­можности объединения, а о уже имеющем место акте совместной жизни, потому что выработка об­щих культурных черт (языка, обычаев, нравов и т.п.) требует, чтобы люди хо­тя бы два-три поколения реально прожили «локоть к локтю». Как уже говорилось, фактических оснований для возникновения ощущения коллективной солидарности группы людей может быть множество, и чаще всего базой для становления такого чувства является не одно, а сразу несколько параллельно действу­ющих и взаимосвязанных оснований.

Внешним проявлением идентичности является способ ее маркировки. Очевидно, набор таких знаков зависит от того, на каком основании осуществляется эта солидарность, чем и определяется характер эмблем групповой иден­­тичности. В этническом сообществе – это набор бытовых элементов ору­дий труда, одежды, украшений, обрядов, ритуалов, фольклорных произведений, языка и его диалектов и т.п. Человек «раскрашенный» этими атрибутами, не обя­зательно стопроцентно, но в основном ощущает свою причастность или принадлежность к данному этносу. В конфессиональном сообществе набором таких маркеров также могут быть элементы одежды, публичного ритуализированного и специального церемониального поведения при совершении культовых действий, соблюдение обрядов и праздников, элементы сакральной утвари, носимые на теле или хранящиеся в доме, ситуативное по­крытие головы или снимание головного убора, прическа, бритье головы, та­туировки, обрезание и иные надрезы на коже и пр. Следует под­черкнуть, что наличие всех этих маркеров вовсе не означает, что данный человек глу­боко верующий; просто он подчеркивает свою идентификацию с данной ре­лиги­озной общиной. У общности политического типа, разумеется, выра­баты­ва­ет­ся своя специфическая эмблематика маркировки (геральдика, униформа, церемониал, ритуальная атрибутика и пр.).

Самостоятельным вопросом представляется проблема социальной самоидентификации личности (некоторые психологические доминанты такой самоидентификации частично рассматриваются в статьях социальная консолидация и культурная локализация (см.)). Социальная идентичность, классическую теорию которой разработал А.Тешфел, – это соотнесение себя с груп­­пой; это представление о себе в групповых характеристиках. Отождествление себя с той или иной группой – одна из составляющих образа «я», помогающая человеку ориентироваться в социокультурном пространстве. Человек нуждается в известной упорядоченности мира, в котором он живет, и эту упорядоченность дает ему сообщество, требуя взамен от личности только про­явления социальной дисциплины и адекватности, политической лояльности и культурной компетентности (т.е. знания свободного владения социокультурными нормами и языками коммуникации, принятыми в этом сообществе).

Можно предположить, что в какой-то мере потребность в социальной самоидентефикации со стаей наследуется человеком от животных предков.

Может быть, будет корректным такое сравнение: так же, как и культура по определению не бывает «ничейной», а только культурой какого-либо конкретно-исторического сообщества, подобным же образом не бывает «ничейных» людей. Человек не всегда осознает параметры своей культурной идентич­­­ности, но весь набор усвоенных им за жизнь элементов сознания, поведения, вкусов, привычек, оценок, языков и иных средств коммуницирования и т.п. невольно делают его причастным к какой-то конкретной культуре (не толь­ко этнической, но и социальной, профессиональной и др.). Проблема куль­турной идентичности личности заключается прежде всего в осознанном принятии ею тех культурных норм и образцов поведения и сознания, системы ценностей и языка, осознания своего «я» с позиций этих культурных характеристик, которые приняты в данном обществе, проявлении лояльности к ним, самоотождествлении себя именно с этими культурными образцами как маркирующими не только общество, но и саму данную личность.

ПОЗНАНИЕ И СИСТЕМАТИЗАЦИЯ ЗНАНИЙ. Мы не беремся су­дить об особенностях устройства психики животных, но одной из характернейших черт человеческой психики (с точки зрения интересов культуролога) является стремление человека к упорядочению и систематизиции его представлений об окружающем мире. Трудно сказать, на каком этапе антро­по­генеза это началось, но, несомненно, то, что уже в эпоху верхнего палеолита (а возможно, еще у неандертальцев эпохи мустье) названная потребность начала проявляться уже достаточно явственно. Мы не знаем, чем вызвана подобная не­обхо­ди­мость, но отмечаем как факт, что человек оказался не в состоянии жить в обста­новке интеллектуального хаоса (речь идет не о реальном сос­то­янии бытия, которое может быть систематизировано и на уровне образно-мис­­­­тических ощущений, а об истинных или ложных представлениях человека о структуре этого бытия).

Таким образом, утилитарная необходимость познавать окружающий мир (а без этого было бы практически невозможно выжить) столкнулась с психической потребностью каким-то образом систематизировать эти знания. Сразу же хотим подчеркнуть, что, говоря о познании, мы имеем в виду далеко не только рациональные формы миропостижения, ныне называемые научными, но в равной мере и иррациональные представления, мифы, верования и т.п. Вопрос не в том, верно или неверно отражали эти представления подлин­ное устройство мира (мы и сейчас знаем это не очень хорошо); главное, что на определенном этапе интеллектуально-психического развития человека они способствовали более полной упорядоченности и системности его представ­лений о мироздании, окружающих его объектах, социальных отношениях и са­мом человеке как таковом.

Если на каком-то этапе знакомства с миром человек приходил к выводу, что все бытие создано великим предком (богами, таинственными силами) и ими же управляется, – это было не просто интеллектуальным заблуждением; это являлось великим открытием нового варианта объяснения торже­ст­ву­юще­го в мире порядка, игравшее важнейшую роль в достижении человеком психологической комфортности, понижении тревожащего его уровня неиз­вес­тности и неопределенности, обретения им психологически необходимого сбалансированного представления об упорядоченности мира. Эту проблему достаточно подробно исследовал М.Фуко, составивший иерархическую картину эволюции представлений людей об упорядоченности мира в книге «Сло­­­­­­ва и вещи».

Вместе с тем в течение веков методы получения рациональных знаний и их систематизации неуклонно совершенствовались, особенно за последние два века, что и принято называть научно-технической революцией. Всегда сложнее дело обстояло с гуманитарным знанием, не поддающемуся эле­мен­тар­ной опыт­ной проверке и измерению, что стимулировало ученых-ес­тест­венников от­носиться к гуманитарному знанию как к чему-то среднему между журналистикой и художественной литературой. У этой позиции есть сильные аргументы; другое дело, что степень точности, измеримости и доказуемости естествен­нонаучных знаний тоже сильно мифологизирована на вол­не технических успехов последнего столетия. Но главное, что если естествен­нонаучное знание играет выдающуюся роль в решении массы практических задач существования, то оно существенно уступает гуманитарному и художественному знанию и ми­роощущению с точки зрения воспитания человеческой личности и приведения ее в психически равновесное состояние.

Вопрос в том, какую роль играет во всем этом культура? Но все это и есть культура в ее самом непосредственном выражении: система доминирую­щих в данную эпоху представлений о характере упорядоченности мира, социальных отношений, «правил игры» социального общежития. Это и есть одна из самых важных функций культуры: компенсация за счет воображения, интеллекта, образных способностей человека, неудовлетворяющих, пу­гаю­щих, психически изматывающих его элементов состояния реальности; нахождение определенного баланса психологической комфортности пребывания человека на свете и стимулирования его социальной активности. Мир необходимо познавать, чтобы переустраивать. Увеличение знаний о мире лишь частично и очень постепенно ведет к упорядочению и систематизации этих знаний. Такой уровень неупорядоченности представлений, непредсказуемости будущего и т.п. подводит человека к грани психологической фрустрации. И вот здесь на авансцену регуляции человеческой психики приходят религия, искусство, философия, которые мало что рационально объясняют (по сравне­нию с позитивной наукой), но на уровне образного мировосприятия компенсируют возникающую тревожность человеческого самоощущения. А это и есть одна из важнейших социальных функций культуры.

НАКОПЛЕНИЕ И ТРАНСЛЯЦИЯ СОЦИАЛЬНОГО ОПЫТА – важ­­ней­шая содержательная компонента культуры, представляющая собой ис­то­ричес-ки отобранные и аккумулированные в общественном сознании формы осуществления любой социально значимой деятельности и взаимодействия людей, показавшие свою приемлемость не только с точки зрения непосредственной ути­литарной эффективности, но и в поддержании требуемого в существующих условиях уровня социальной консолидиро­ванности сообщества и его функцио­нальных сегментов и подсистем, устойчивости орга­низа­ционных форм и эффективности процессов регуляции коллек­тивной жизнедея­тель­но­сти.

Социальный опыт накапливается в процессе реальной совместной жизнедеятель­ности людей в ходе удовлетворения их групповых и индивидуальных интересов и по­требностей, при котором происходит постоянная стихийная отбраковка тех форм (техно­логий и результатов) их действий, поступков, коммуникативных актов, применяемых при этом средств, идей­ных и ценностных оснований и т.п., признающихся вредными или потенциально опасными для существующего уровня социальной интегрированности коллектива, оказываю­щихся неприемлемыми по своей социальной цене и последствиям. Некоторые из этих нежелательных форм со временем попадают под институциональное табуирование (законодательные, религиозные и иные запреты, санкции и пр.), другие ос­таются осуждаемыми в рамках обычаев (морали, нравственности). Те же формы, кото­рые в краткосрочном, и особенно долгосрочном плане показывают себя вполне приемлемыми или даже желательными с точки зрения поддержания, воспроизводства, а порой и повышения уровня социальной консолидированности членов сообщества, их то­леран­т­но­сти, качества их взаимопонимания и вза­имодействия, так же стихийно, а со временем и институционально отбираются в качестве рекомендуемых, аккумулируются и закрепляются в социальных нормах, эталонах, ценностях, правилах, законах, идейных установ­ле­ниях.

Таким образом, первая культурная функция социального воспроизводства заклю­чается в аккумулировании прямых (выраженных в императивных уста­новлениях, ценно­стях, нормах) и опосредствованных (опредмеченных в пред­­по­читаемых и допустимых технологиях и продуктах социально значимой деятельности) способов поддержания и обеспечения соци­альной интегрированности людей в более или менее устойчивые кол­лективы с устоявшимися ор­ганизационно-деятельностными формами бытия. Следует отметить, что социальный опыт включает в себя прежде всего набор ценностных ориен­таций, принятых в данном сообществе; а всякая ценность, с точки зрения ее социокуль­турных функций, – прежде всего то, что обеспечивает поддержание социальной консолидированности людей, снятие, понижение или недопущение социально опасных напряжений, противоречий, конфликтов, преодоление агрессивных, эгоистических и иных социально безответственных проявлений человека, и одновременно имеет целью повышение взаимопонимания, толерантности, комплементарности, согласия, выработку общих оценочных критериев и конвенциональных интерпретаций и т.п. Эмпирически ни у одного народа невозможно выявить какие-либо ценностные установки, намеренно стимулирую­щие социальную деструкцию (разумеется, внутри сообщества, на социальное окружение этот принцип может и не распространяться). С этой точки зрения, культура – это действительно совокупность позитивных, социально консолидирующих интенций человеческого существования, что неоднократно подчеркивалось многими мыслителями.

Вместе с тем разнообразие природных и исторических условий и обстоятельств, в которых существуют разные сообщества (а двух сообществ с абсолютно идентичными историческими судьбами быть не может), ведет к формированию структурной и содер­жательной специфики культуры всякого конкрет­но-исторического коллектива людей, что в свою очередь является одним из основных источников напряжений и конфликтов между различными сообществами и их членами. Известно, что существенная часть межэтнических, межконфессиональных и межгосударственных противоречий и столкновений была связана с несовпадением систем ценностных ориентаций, мировоззрений, пред­ставлений о справедливости, нравственности, достоинстве, и т.п., т.е. локального социального опыта конфликтующих сообществ. Вместе с тем в силу единства физической и психической природы людей, их антропологических и социальных потребностей и интересов мно­гие элементы социального опыта всех челове­ческих коллективов по существу совпадают, что и является основа­нием для взаимопо­нимания и взаимодействия между сообществами. Более того, всякий человеческий ин­дивид помимо усвоенного им социального опыта об­щества проживания (т.е. его куль­туры) обладает и уникальным личностным социальным опытом, складывающимся в ходе его жизни. Поэтому процессы межличностного взаимодействия между людьми являются в известном смысле миниатюрными аналогами взаимодействий между сообществами и точно так же стро­ятся на элементах сходства и различия их социального опыта. Таким об­разом, выявляется вторая важнейшая социокультурная функция социального опыта – аккумуляция локальных культурных черт и на уровне устойчивых социальных коллективов, и в личностной культурной специфике индивидов.

Третья культурная функция социального опыта – социальное воспроизводство сообществ – трансляция их культурных особенностей от поколения к поколению. В ко­нечном счете, содержание наследуемых традиций, ценностей, норм, паттернов и т.п. – и есть социальный опыт данного сообщества, передаваемый посредством технологий вос­питания, образования, обрядово-ритуаль­ной практики и иных форм социализации и ин­культурации нового поколения, т.е. набор устоявшихся в сообществе допустимых и предпочитаемых форм и результатов деятельности, поведения, взаимодействия, критериев оценок, интерпретаций и пр. Сам по себе процесс социализации и инкультурации индивида представляет собой динамику усвоения им именно элементов социального опыта в виде накопленных сообществом знаний об окружающем мире, принципов, умений и навыков коллективного общежития и социально значимой продук­тивной деятельности, критериев самоопределения в сообществе и технологий социального взаимодействия, а также общественно признаваемой идеологии, верований, форм творческого самовыражения.

Таким образом, социальный опыт, если он и не тождествен всей куль­туре во всем многообразии ее форм и артефактов, является квинтэссенцией ее содержания, продуктом исторической селекции различных технологий удовлетворения человеческих интересов и потребностей, аккумулирующим наиболее приемлемые по социальной цене и последствиям способы осуществления коллективной жизнедеятельности людей, их со­циальной консолидации и регуляции, локализации культурной специфики сообществ и их социального воспроизводства.

ВОСПРОИЗВОДСТВО СОЦИОКУЛЬТУРНОЕ – процесс исторического воспроизводства общества как социальной целостности со свойственной ему организационной структурой и культурной спецификой, осуществляемый посредством накопления и межпоколенной трансляции социокультурного опыта данного на­рода.

Следует отметить, что не весь накопленный опыт постоянно используется всем этносом. Ни один человек не в состоянии владеть всем историческим опытом этноса. Эт­нос делится на разные сословия или социально-про­фессио­нальные группы, которые используют только актуальные для них сегменты об­щего опыта. Некоторые элементы опыта актуальны для различных возрастных групп и т.п. Поэтому социокультурный опыт можно разделить на общую часть, владение которой обязательно или желательно для каждого члена этноса, т.е. ту часть, которая лежит в основе его социальной целостности и культурной специфичности; сегменты, порожденные экстраординарными событи­я­ми истории, которые актуализируются только в подобных же экстраординарных ситуациях; и сегменты, которые актуальны только для представителей определенных профессий или социальных страт, возрастных групп и пр. К тому же часть опыта постепенно выходит из актуальной сферы жизни и просто забывается.

Помимо того, далеко не весь опыт, который используется этносом, является продуктом его истории. В принципе массив социокультурного опыта делится на автохтонную часть, накопленную в ходе собственной истории, и диффузионную, заимствованную из опыта других народов. Понятно, что в разных социальных группах композиция этих двух частей неодинаковая. Например, крестьянство, обычно мало знакомо с историей и культурой других народов, и его опыт имеет почти исключительно внутреннее происхождение. Напротив, в опыте высокообразованных слоев, национальный и мировой сег­менты сочетаются примерно в равных пропорциях. Кроме того, факт заимствования каких-то составляющих из опыта других народов обычно забывается через 1-2 поколения, и эти составляющие начинают восприниматься обществом как полноценно автохтонные.

Характерный пример. Социокультурный опыт русского народа в существенной мере включает в себя идейные и социальные установки христианства. Но они представляют собой напластование исторического опыта древнееврейского народа, создавшего Ветхий и Новый Заветы; взгляды Отцов Церкви периода раннего христианства; опыт Византии, богословами которой формировалась собственно православная догматика; некоторые элементы, заимствованные из догматики и социального опыта западного христианства; и, наконец, богословскую специфику, социальный и организационный опыт собственно Рус­ской православной церкви и русской религиозной культуры (включая и ее дохристианские элементы). И какой бы сегмент национального социокультурного опыта мы не рассмотрели, он окажется таким же многосоставным и гетерогенным. Но кто об этом помнит и в состоянии доказательно разделить социокультурный опыт на автохтонную часть и заимствованную.

Одним из самых важных является вопрос о средствах межпоколенной трансляции опыта, ибо именно в этом и заключается процесс воспроизводства общества в следующих поколениях как социальной и культурной целостности. Судя по всему, эти средства расширялись по ходу истории, причем появление новых средств не отменяло актуальности прежних, а только ограничивало сферу их применения.