Иеромонах Иустиниан (Серебряков) (1884-1966)

Иеромонах Иустиниан (в миру Иаков Кузьмич Сереб­ряков) родился 15 октября 1884 г. в крестьянской семье в Рязанской губернии. Как повествует в своем ру­кописном патерике духовный сын о. Иустиниана иеро­монах Сергий (Иртель), у Серебряковых рождались одни девочки, и мать, прося Богородицу даровать им сына, обещала в случае рождения мальчика посвятить его Богу.

С раннего детства благочестивые родители воспи­тывали сына в духе послушания. Иаков, прислушива­ясь к наставлениям отца и матери, старался исполнять назидания.

В своем дневнике, который в настоящее время хра­нится в архиве Ново-Валаамского монастыря в Фин­ляндии, о. Иустиниан записал:

«Я помню, когда был еще малюткой, мама моя мне говорила: “Яша, не ругайся никогда черным матерным словом, а то за каждое матерное слово мать наша земля под нами на три аршина горит и можешь провалиться, если будешь ругаться; да еще гневается Матерь Бо­жия” Я тогда еще и Бога-то не знал, но эти слова глу­боко запали ко мне в душу, и я их старался сохранять по силе. Да, еще помню, однажды папа говорит: “Яша, где бы тебе Бог ни привел жить, никогда ни у кого чужого не бери, Бога ради, прошу тебя, дитя мое един­ственное, а то больно бьют за кражу, да и счастья не будет”.

По достижении семи лет у Иакова появилась мысль стать монахом. Около 1900 г. он действительно ушел в монастырь, расположенный недалеко от родного дома. Архимандрит этого монастыря посоветовал ему идти в Валаамский монастырь. «Иаков послу­шался и пошел, но поскольку не знал дороги, то дол­го странствовал с обозами, жил в чужих домах, пока добрался до Валаама».

2 июня 1902 г. 18-летний юноша прибыл в Валаам­ский монастырь. Видя в нем горячее желание посвя­тить свою жизнь Богу в иноческом чине, игумен Гав­риил благословил Иакова остаться в обители.

По рассказам о. Иустиниана, дошедшим до нас в вос­поминаниях его духовных чад, он «пришел еще совсем мальчиком, почти неграмотным и совершенно не искушенным в житейских отношениях. К тому же он был еще и малого роста и чувствовал себя совсем беспомощным». Он рассказывал, как, будучи ново­начальным послушником, должен был помогать в брат­ской больнице, но «не выдержал и вечером пошел к игумену просить освободить его от такого послу­шания, требующего стойкости и взрослого самооб­ладания».

Через некоторое время родители узнали, что их про­павший сын живет в монастыре, и пришли к игумену, требуя вернуть сына. Игумен Маврикий позвал по­слушника и спросил родителей: «Отпустили бы вы его в монастырь или нет?» Родители ответили, что никогда бы не отпустили. На это игумен Маврикий сказал: «Ну и я не отпущу его». Вероятно, игумен ответил так потому, что Иаков был его духовным сыном. Тогда мать вспомнила о своем обете — по­святить сына служению Богу. Погостив некоторое время, родители с миром уехали, благословив Иакова остаться в монастыре.

Послушание Иаков исполнял в иконописной ма­стерской, с тем чтобы со временем научиться ико­нописи.

Послушник общался со схимонахом Анастасием, подвижником и делателем Иисусовой молитвы. При­учая Иакова к молитве, о. Анастасий каждую ночь бу­дил его на утреню, которая начиналась в будние дни в три часа утра.

В монашество послушник Иаков был пострижен 13 ноября 1918 г. с именем Иустиниан. После пост­рига он некоторое время жил в скиту Всех святых, выполняя общие послушания. Внимательно прохо­дя монашескую жизнь под руководством опытных старцев, о. Иустиниан «получил дар непрестан­ной сердечной молитвы». Однажды, когда он работал со старцами в скиту Всех святых, к нему подошел старец и сказал: «Вот и ты получил то, что только мы получаем. Храни это», — и отошел. Позднее старец Иустиниан говорил о сердечной молитве послушнику Георгию (Иртелю): «Дитя, ты хочешь получить сердечную молитву, а она дается за чистоту сердца: когда очистишь сердце от стра­стей — тогда придет к тебе сердечная молитва. Сер­дечная молитва — это ложка меда, а страсти — это бочка дегтя. Сердечная молитва — это благодать Святого Духа. Как пчелы боятся дыма, так благо­дать Святого Духа боится наших страстей. Когда смирятся страсти, тогда и вселится благодать Свя­того Духа. По Святому Писанию, в злохудожну душу (т.е. плохо устроенную, неподготовленную. -—Авт.) не внидет премудрость (Прем. 1,4) — благодать Свя­того Духа».

В 1924 г. монах Иустиниан был рукоположен во иеродиакона, а в 1928-м — во иеромонаха. В 1930 г. о. Иустиниана назначили библиотекарем и, как пре­успевшему в духовной жизни, поручили духовное окормление нескольких послушников. Своим уче­никам иеромонах советовал читать как можно чаще творения святых отцов: «В наше время нет вели­ких старцев и мудрых руководителей. Потому-то святые старцы советуют больше читать святых от­цов и ими руководствоваться». «Вот они, мои друзья, — говорил о. Иустиниан, показывая на пол­ки и этажерки, уставленные книгами творений свя­тых отцов и “Добротолюбием”. — Я никогда с ними не расстаюсь. Всегда с ними беседую. Один толь­ко вид их обложек и надписей смиряет наши стра­сти».

Как-то раз в библиотеку с экскурсией пришли гим­назистки и спросили иеромонаха: «Как Вам не скучно жить все в этом месте?» Старец отвечал: «Мне-то не скучно, потому что я с Богом. А каково-то вам?.. Без Бога-то, должно быть, скучно».

Во время календарного раскола о. Иустиниан был на стороне старостильников и имел переписку с Афон­ским старцем из Карульской пустыни, иеросхимо­нахом Феодосием Академиком, переписывавшимся в свое время со свт. Феофаном Затворником. В это время «иеромонах Иустиниан, главный корреспон­дент в этой переписке, был учеником старца Михаи­ла (Попова. —Авт.)».

«Отец Иустиниан, — писал в одном из писем иеро­монаху Сергию (Иртелю) монах Иувиан (Краснопе­рое), — все время проводит истинно монашеское житие, исполненное молитвенных подвигов... Он занимается реставрацией икон и, кроме того, заведует библиотекой, в чем приходится и мне помогать ему. Мы часто с ним видимся, беседуем... Он стал прихва­рывать, но все же служит и исполняет чреду священно- служения».

После эвакуации монастыря в 1940 г. в Финляндию иеромонах Иустиниан был духовником в Линтуль- ском женском монастыре, также эвакуированном из России и находившемся недалеко от Нового Вала­ама. «Когда отца Иустиниана назначили в 1947 г. ду­ховником в Линтульский монастырь, принял он и эту обязанность с покорностью и исполнял ее добросове­стно до своей болезни в 1961 г. Я слышал от сестер, что его любили и очень уважали. То же самое расска­зывали все в то время гостившие паломники».

О. Иустиниан всегда совершал богослужения с благоговением. «Совершение Божественной Ли­тургии было любимым и главным делом послед­них пяти лет жизни отца Иустиниана. Несмотря на увеличивающееся недомогание, перебарывая физи­ческие трудности, он еще неполные две недели до своей смерти участвовал... в совершении Литургии, произнося свои возгласы с присущим ему благогове­нием».

В записях одного близкого к старцу лица о последних часах его жизни читаем: «В день смерти он пришел от Святой литургии в трапезу. Вид его выражал страда­ние, и он сказал, что нехорошо себя чувствует. Пошел к себе в келью и там скончался через четыре часа после святого причастия Тела и Крови Господних за этой последней Литургией». Случилось это 3 декабря 1966 г. Погребли старца на братском кладбище Но­во-Валаамского монастыря.

* * *

Большой интерес представляет неопубликованный дневник старца — «Келейные записи иеромонаха Иустиниана», в котором автор как бы беседует со своей совестью, обличая себя в том или ином пре­грешении. Он исповедуется на этих страницах и во­пиет к Богу о помощи, при этом давая характери­стику конкретной страсти. Невольно смущаешься, читая строки, когда старец безжалостно ругает себя: «О! Какой я гадкий братоненавистник. Нет во мне и капли братской любви: все время или осуждаю, или злопамятствую, или ненавижу, — вот мои доб­лести, скверного монаха 20 века!»; в другом ме­сте: «Весь я скверна, весь ничтожество: душою, помышлениями, намерением и всеми моими чувст­вами…»

Отвечая на письма духовных чад, он, прежде чем давать советы, обязательно подчеркивал свою не­компетентность в вопросах духовной жизни: «Ты спрашиваешь, дурак у дурака. Как победить стра­сти? Ну слушай! Господь может и через ослицу дать полезный совет. Ты знаешь, что от греха сыт не бу­дешь. Вот, дорогое дитя, что знаешь хорошего, все то делай со смирением и с Божией помощью, а за хорошее, если хвалить будут, говори, что это Бог сделал моим недостоинством, и старайся хорошее забывать. Это безопасное хранилище, а о недостат­ках смиряйся, кайся. Покаяться — значит перестать грешить и стараться исправиться. Но знай, что Бог внимает молитвам тех, которые молятся за врагов. Дорогое дитя, смотри не думай о себе, что ты муд­рый и добродетельный. Это — первая гордость. А если ты истинно хочешь быть мудрым, то не гнушайся никаким низким делом. Как Христос омыл ноги ученикам. И вот еще что, дорогой Геор­гий. Это помни всегда. Что кто считает себя недо­стойным благодатных даров и сердечных услаж­дений, тот избегает самообольщения и прелести. А кто только из-за духовных услаждений работает Богу — это есть духовное прелюбодейство. Бог всемогущий да поможет нам спастись, бедным и сла­бым тварям».

На вопрос «Что такое грех?» иеромонах Иустини­ан отвечал: «Грех — это адское страшилище. Грех — это бездна ужасов. Грех — это самое гадкое безоб­разие. Грех — это самое главное мучение. Грех отнимает чистые радости, и эту страшную мер­зость, — говорил старец, — я, безумный, так люблю. Но, Боже мой, Боже мой, сжалься надо мною, блудным, слабой калекой, и, как знаешь и как хочешь, помилуй меня. Ради святого имени Твоего. Аминь. Аминь. Аминь. Да будет воля Господня на мне во всем, и, как хочет и как угодно Ему, да сотворит над рабом Своим». Грех настолько опасен, что «если в дра­гоценном сосуде (в душе) налита была зловонная жид­кость (грех), то этот сосуд сохраняет зловоние долго, а иногда и навсегда». И «если человек пребывает долгое время в грехах без покаяния, то от привычки ко греху ослабевает и желание спасения». Покая­ние помогает человеку очиститься от греха и дает силы на борьбу с ним. И если человек снова согрешил, го­ворил о. Иустиниан, то нельзя отчаиваться и унывать, но следует снова каяться и исправляться, потому что «человеку свойственно падать и вставать, а бесу свойственно лежать».

Самым большим грехом старец считал отчаяние и уныние: «Что за гордость? Отчаиваться — это хуже всяких грехов. Сам Господь сказал, что в терпе­нии вашем стяжите душы ваша, и претерпевый же до конца — только тот спасен будет». Да и как можно унывать, когда «у тебя есть Великий искусный Кормчий — Господь наш, в Троице славимый. Вверь Ему свой путь и себя всего, а Он безбедно проведет тебя по сему смрадному морю, пиратов исполненно­му, и введет тебя в жизнь вечную». Действитель­но, «всякое благо даруется нам от Господа, и кто так верует, тот не лишится его».

О. Иустиниан понимал и часто говорил о том, что бороться со страстями необходимо, но «изжить грех из скверной души возможно только Богу». За более чем пятнадцать столетий до него эту мысль выразил прп. Макарий Великий: «...чтобы искоренить уже грех и живущее в нас зло, то сие может быть совершено только Божиею силою. Ибо не дано и невозможно человеку искоренить грех собственною своею силою. Бороться с ним, противиться, наносить и принимать язвы — в твоих это силах, а искоренить — Божие дело».

Итак, «благодать Божия необходима для спасения нашего, но она не стесняет и нашей свободной воли. Благодать Божия и собственное желание человека — вот два крыла, которыми он возлетает в рай. Бог создал человека без человека, но спасти человека не благово­лил без участия самого человека, но спасается только тот, кто желает спастись», а «победить страсть выше, чем взять город».

Источником всякой добродетели и праведности, по мнению старца, является молитва: «Кто беседует с Бо­гом, тот выше смерти и тления. Как для рыбы жизнь — вода, так для души — молитва. Нет ничего сильнее теплой, усердной молитвы, нет ничего ей равного. Усердная молитва есть свет ума и сердца. Другие копят себе деньги, а ты копи себе молитвы и милостыни. Кто молится трезвенно, тот погоняет демонов. Молитвою возвращаются к жизни грешники». Матерью мо­литвенного делания, порождением покаянных слез и «стражем сердца» о. Иустиниан называет память о смерти.

При совершении молитвы старец учил часто и бла­гоговейно осенять себя крестным знамением: «Крест есть знамение нашего спасения... Св. Крестом ты избавлен от греха, проклятия и смерти вечной. А ко­гда знаменаешься св. Крестом, то воображай все зна­чение его».

Много размышлений о. Иустиниан посвящал терпению скорбей и искушений. Утешая духовных чад в жизненных трудностях, старец говорил, что «скорбями очищаются грехи, или бывшие, или теперь делаемые, или еще несоделанные. И да не возжелай избавиться от них». В кратких словах старец выразил мысли большинства отцов Церкви. Для примера можно привести выдержку из «Невидимой брани» прп. Никодима Святогорца: «Когда находишься в какой скорби, переносимой тобой с благодарением, внимай добре, да не прельстит тебя враг или твое самолюбие возжелать избавиться от нее. Ибо от этого потерпишь ты две потери: первая — та, что хотя, восприяв такое желание и согласившись на него, ты не потеряешь тотчас добродетели терпения, одна­ко ж значительно поколеблешь ее, отчего она, мало-по­малу ослабевая, по причине неисполнения желания из­бавиться от надлежащей скорби, ввергнет тебя наконец в состояние нетерпеливости; вторая — та, что терпение твое с сего момента начнет быть подневольное, Бог же доброхотна дателя любит и награждает. Следова­тельно, с сего времени хоть терпеть все же будешь, ибо одно желание избавиться от скорби не избавляет от нее, но терпение твое будет безнаградное».

«Большие дарования, — назидал о. Иустиниан послуш­ника Георгия в духе прп. аввы Дорофея, — даются за большие искушения», и «искушения приносят боль­шую пользу тому, кто переносит их без смущения».

Главными руководителями в духовной жизни христи­анина, говорил старец, должны быть Священное Писа­ние и творения святых отцов, так как «Евангелие есть закон христианский, его надо знать каждому христианинину, что он повелевает», а «по чтении св. отцов благодать, как любящая мать, руководит ко спасению».

О. Иустиниан назидал: «Все, что ты ни соделал, или других соблазнил чем-либо, все это и предстанет на Страшном Суде Христовом и встретит тебя, своего делателя». Потому в земной жизни нужно быть «мудрой пчелкой, заимствуя у всех одно хорошее, а на худое не обращая внимания».

О монашеском подвиге старец был очень высокого мнения, считая себя недостойным даже и называть­ся монахом. Он учил: «Ты знаешь, что такое монах? Ну так вот, монах — это бездна терпения, море сми­рения и океан послушания».

Добродетель любви, по мысли иеромонаха Иустини­ана, «ничем столько не сохраняется... как прощением обид против нас виновных».

После посвящения о. Сергия (Иртеля) в сан иеро­монаха старец написал своему чаду краткое письмо, в котором выразил сердечные пожелания, подчеркнув добродетели, необходимые священнику в первую очередь: «Молю Господа, чтоб Он, Благий, помог тебе нести иго святое, таинство священства, в духе смирения, чистоты и кротости». Желая помочь духовному сыну преодолеть пастырские искушения, о. Иустиниан говорил: «На том свете первыми будут не митрополиты, не епископы, а исполнители запове­дей Божиихи очистившие сердце от страстей... В аду много и митрополитов, и епископов, и патриархов. Не сан, а чистота сердца делает достойным».

Принадлежность человека к христианству о. Иусти­ниан определял не по факту крещения: «Вот признак христианства: сколько ни потрудился, сколько ни со­вершил праведных дел, оставайся в той мысли, будто бы ничего не сделано; постясь, говори, что не постился; молясь — что не молился». «Ничто столько не по­казывает в человеке благородство души, как смиренное сознание своих недостатков и искреннее желание ис­править их. Не думай, что ты достиг в чем-либо совер­шенства. До последнего твоего издыхания» О себе же в данном контексте старец рассуждал: «Знаю я хорошо, но, увы, забываю, что я не поло­жил еще никакого доброго начала своей жизни и что я без всякого преувеличения хуже всех людей. Пото­му молю Тебя, Господи, даруй мне положить начало благое и избави меня от... всякого зла... Благодатью Твоею, о Благий Господи, дай мне покаяние истинное и сподоби меня, грешного, во все дни жизни моей благоугождать Тебе...»