Иеросхимонах Михаил (Питкевич) (1877-1962)

Источниками к составлению жизнеописания о. Михаила (Питкевича) послужили архивные материалы Псково-Печерского монастыря, а так­же опубликованные материалы о жизни и старчестве иеросхимонаха Михаила Младшего, среди кото­рых особое место занимает жизнеописание стар­ца, составленное его духовной дочерью монахи­ней Марией (Стахович). Впоследствии ее записи были изданы отдельной книгой, а также опуб­ликованы по частям в «Русском паломнике», фрагментарно — в книгах «У “пещер Богом зданных”» и «Любовь покрывает все: жизнь и поуче­ния иеросхимонаха Михаила (Питкевича), старца Валаамского и Псково-Печерского». Поучения о. Михаила цитируются по его беседам с писателем С.Большаковым, а также по воспоминаниям иеро­монаха Кенсорина (Федорова); впоследствии архи­мандрита, монахини Марии и других духовных чад подвижника.

Иеросхимонах Михаил (в миру Михаил Иванович Питкевич) родился в Латвии, в г. Двинске, 24 июля 1877 г…

«Отец был православный, мать — католического вероисповедания». С детства крещенный в Пра­вославии, Михаил стремился посвятить свою жизнь на служение Богу, много паломничал по монасты­рям. Среднее образование получил в своем род­ном городе. По достижении совершеннолетия он был призван на военную службу, по окончании которой в 1902 г. смог осуществить свою заветную мечту: по­ступил в Валаамский монастырь.

Только в 1914 г. Михаил был пострижен в мона­шество с именем Тимон, в честь одного из 70-ти апо­столов. Вскоре послан в Санкт-Петербург на Ка­лашниковское подворье, где исполнял послушание певчего. В 1917 г., по возвращении в Валаамскую оби­тель, монах Тимон рукоположен в сан иеродиакона, а в 1921 г. — в сан иеромонаха.

Любимым местом подвига о. Тимона был Гефси­манский скит, где он долгое время ежедневно слу­жил литургию. Во время «календарной смуты» на Валааме иеромонах Тимон, будучи духовным сыном старца Михаила (Попова), был на стороне старостильников. По смерти своего учителя он стал духовником братии, которая не приняла новый стиль.

В декабре 1939 г. старец вместе с братией мона­стыря был вынужден покинуть Валаам и поселить­ся в Финляндии. Желая всецело отдать себя подви­гам поста, молитвы и совершенного уединения, в 1947 г. он был пострижен в великую схиму с име­нем Михаил и, «получив по болезненному со­стоянию разрешение пребывать в келье и совершать Божественную литургию, горячо молился не только за себя, но и за весь род человеческий». Имеют­ся сведения, что «им поминалось до 8000 имен. И это были не только имена, но живые души, каждая со своим ликом, около каждого имени была сделана его рукой заметка, по которой он знал, кто тот, за кого он молится».

Строгая, подвижническая жизнь схимника не могла остаться скрытой от людей. Многие, как монашеству­ющие, так и миряне, обращались к нему за духовным назиданием, и каждому он уделял время и внимание для наставления и беседы.

Чувствуя свою оторванность от матери-Родины, о. Михаил молился, чтобы Господь хотя бы на закате жизни сподобил вернуться в Россию. Он был готов «хоть на крест, на мучения, но умереть на своей стра­дающей Родине».

7 мая 1957 г. было восстановлено молитвенно-кано­ническое общение между Русской и Финляндской Православными Церквами. Московская Патриар­хия признала юрисдикцию Константинополя над Финской Православной Церковью. В том же году в Финляндию приехал митрополит Крутицкий и Ко­ломенский Николай (Ярушевич) и заявил, что Русская Православная Церковь возвращает Ново-Валаамский монастырь Православной Церкви Финляндии. Жела­ющим переехать в монастыри Русской Православной Церкви, находящиеся на территории СССР, была пре­доставлена такая возможность. Семь валаамских монахов, среди которых был и 80-летний иеросхимо­нах Михаил, были определены для проживания в Пско­во-Печерский монастырь, где «о. Михаил пребывал

в простоте и незлобии, проводя время в непрестан­ной молитве. Около двух лет совершал он ежедневное служение Божественной литургии, прекратив его только тогда, когда наступило общее недомогание и ослабление зрения».

Б Псково-Печерском монастыре старец также про­должал принимать приходящих к нему за советом. «Кто приезжал к нему со своими горестями и тяже­стями, хорошо знал его силу, силу любви старца. Придя в убогую келью, каждый чувствовал: будто все растает и уйдет без следа — как не бывало, а если что и оста­нется — старец это сразу увидит и легко, наводящим вопросом, вскроет язву или, даже без вопроса, строго скажет: “Гони, гони от себя этого беса... — назовет то, чем страдает душа, — гони именем Иисусовым”».

Несмотря на то что с начала своего иноческого пути старец имел склонность к отшельничеству, он в условиях общежития стал духовным наставни­ком, двери кельи которого были открыты для каждого, кто искал мудрого совета на пути ко спасению. Таким образом, «оказался он, как и Оптинские старцы».

Старческое служение иеросхимонаха Михаила на­чалось еще на старом Валааме. Уже в то время к о. Тимону обращались за советом его собратья-монахи, приезжие священнослужители и миряне. Иногда «укоряли его, что он мирян принимает: “Ты все ми­рян принимаешь?” — “Да, принимаю, а вы не хотите их принимать и не принимайте. А я буду!”» Так про­являлась любовь старца к людям, которая, как он часто повторял, покрывает все и может спасти и боль­шого грешника.

Старец Михаил «был исихастом-безмолвником в ис­тинно древнеаскетическом понимании исихии, то есть не как просто внешнего “молчальничества”, безмол­вия, но “молчания внутреннего” — как мирного бес­страстного устроения души и ничем не обуреваемого ума человеческого, погруженного во внутренне зву­чащие слова» Иисусовой молитвы.

В утешение согрешающим, но кающимся старец го­ворил, что «какое бы ни произошло поползновение, падение — надо вставать, не отчаиваться, а опять на­чинать — труд и труд нужен, борьба. Только за муже­ственную борьбу дают венцы. Должна быть борьба, сокрушение с искренним покаянием и твердое упо­вание...» В подтверждение своих слов о. Михаил привел пример, как «один брат, впадавший в грех пре­любодеяния, горько каялся, сокрушался всем серд­цем — и было так до семи раз, и так он каялся и бо­ролся, что было ему прощено, и старцу было открыто, что ради сокрушения и борьбы был этот брат увенчан венцами. Он не допустил отчаяния».

Основой всех добродетелей иеросхимонах считал смирение, которое рождается из осознания собст­венной немощи: «Никто не спасся без смирения. Помни, что до конца жизни ты будешь впадать в гре­хи, тяжкие или легкие, гневаться, хвастаться, лгать, тщеславиться, обижать других, жадничать. Вот это- то сознание и будет держать тебя в смирении. Чем тут гордиться, если ежедневно грешишь и обижаешь ближнего. Но на всякий грех есть покаяние. Согрешил и покайся, опять согрешил — опять покайся, и так до конца. Делая так, никогда не будешь отчаиваться, а постепенно придешь в мирное устроение». По мысли о. Михаила, «смиренного человека можно на­учить всему» и только смиренные могут стать великими старцами.

В наставлениях о посте старец подчеркивал важность «поста духовного», рассуждая: «А я смотрю так на пост: это воздержание, а не изнурение себя. Главное в посте — это сердце сокрушенное, с искренним по­каянием и смирением... сердце сокрушенно и смирен­но Бог не уничижит. Надо тебе работать, живешь в миру, нужны силы — не лакомься, не услаждайся, не позволяй себе излишества, и если по необходимости придется съесть тебе и в пост яйцо или молоко — Господь не взыщет, не вменит во грех... Какой бы ты ни соблюдала пост, даже самый строгий, если без истинного покаяния, то Господь не приемлет его. Та­кой пост не приведет ни ко спасению, ни к утешению. Главное — внутрь очищай сердце».

Особого внимания заслуживает поучение старца от­носительно общения с окружающими людьми. По его мнению, для ведения правильной духовной жизни не­обходимо прекратить все знакомства, не ходить в гости и к себе не пускать, бежать от всех, но, главное, любить всех, не входить в чужие дела и не судить никого — тогда будет мир в сердце. Если же «поведешься со многими — все вынесут от тебя, что успеешь собрать в себе. Знакомства и разговоры опустошают и рас­сеивают». Однако «кто-то должен быть, с кем по­делиться, без этого очень тяжело и трудно. Иногда это необходимо даже. Но выбрать надо очень осторож­но, надо быть уверенным в человеке — не поймут того, что для тебя ценно... Более молчи... Близкого дру­га не ищи — не найдешь... Быть одному — лучше, имея только Господа пред собой, — Он все устроит и поведет как надо... Никому о себе не рассказывай, не делись — могут не понять, а спорить и доказывать — нет ни смысла, ни нужды, только лишнее словопре­ние без пользы... Все, что нарушает мир, — отрезай, избегай, отходи — это необходимо».

Как и другие валаамские старцы, о. Михаил с особым благоговением относился к молитве Иисусовой. Но «с Иисусовым именем, с этой молитвой должен быть вопль из глубины сердца — тогда и будет мо­литва». В одной из бесед с писателем С.Большаковым старец называет умное делание главным стражем помыслов: «Как появился прилог, отсекай его сразу молитвою Иисусовой. А если станешь его рассматривать, то он к тебе приразится, ты им заин­тересуешься. Он тебя очарует, и ты с ним согласишь­ся и будешь обдумывать, как бы его исполнить, а потом его исполнишь делом — вот и грех... Взывай ко Гос­поду непрестанно: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного”... Упражняйся, как можешь, в молитве Иисусовой и постепенно придешь в умиротворение, а знаком будет тебе глубокий мир души, необуреваемое спокойствие».

«Когда враг досаждает, — поучал старец, — хочет мелочами, досадами раздражить, разгневать — похи­тить мир сердца, — скажи только: «Христос Воскресе. Христос Воскресе. Христос Воскресе». Этих слов он боится больше всего, они его жгут, как огонь, и он убежит от тебя».

Однажды монахиня Мария (Стахович) приехала к о. Михаилу и стала жаловаться на грубое по отно­шению к прихожанам поведение священника: «Как так, такими словами священник может говорить во время службы? Должна же быть правда!» В ответ ста­рец рассказал ей «сказочку»:

«Жила Правда на земле. Плохо ей было: где ни по­явится, куда ни придет — везде ее гонят, везде ей нет места, всем она мешает... “Пойду, — думает Прав­да, — поближе к храму Божию, пойду в храм”. При­шла, встала, но и в самом храме ее стали толкать: “Тут не стой, это мое место”; “Туда не иди — там для по­четных, для богатых...” Придвинулась Правда к ам­вону, но и здесь ей не нашлось места... Поднялась она, вошла в самый алтарь, стала у Престола... Один говорит: “Я — старше”, другой говорит: “Я — саном выше, я заслуженный; я — ученый — здесь я должен стоять, а тут — ты...” И вот даже там Правда не нашла для себя места...

Не ищи правды на земле... ищи ее в себе... Царица Небесная... разве не видела кругом Своего Боже­ственного Сына неправду, клевету, ложь, несправед­ливость, которыми платили Спасителю за Его бес­численные благодеяния и чудеса, — но Она молчала! Она никого не упрекнула, никого не осудила. Вот как Она отнеслась к неправде этого мира!» Далее о. Михаил делает назидательный вывод: «Священника не суди — бойся этого больше всего. Ты не можешь понять даже, в каком Таинстве он участник. Одной его слезы покаяния, упавшей на Престол, довольно, чтобы смыть все его грехи».

За две недели до кончины, в конце Великого поста 1962 г., о. Михаил почувствовал резкое ухудшение здоровья и просил соборовать его и ежедневно при­общать Святых Таин.

В этот период к старцу был близок иеромонах Кенсо- рин, который стал очевидцем последних дней и кончи­ны подвижника.

«Вот он (о. Михаил. — Авт.), — вспоминает о. Кен- сорин, — и говорит мне: “Вот бы сейчас стаканчик молока, я бы еще пожил”. Я обрадовался и тут же гово­рю: “Я сейчас принесу”. А он мне: “Не надо, сейчас Великий пост”. Вот так наши старцы и старые люди совершали пост...

Смерть старца была тяжелая. Во-первых, он за не­сколько дней чувствовал удушье, нехватку кислорода. Ему приносили в подушке кислород. Выносили его на террасу. Но все это мало помогало. Перед смертью его посещали монахи, читали Евангелие... Старец умирал тяжело, видимо, потому, что был духовником всю жизнь. Все эти грехи, что разрешал, принимал к сердцу, как бы искуплял своими страданиями».

В воскресенье утром, 15 апреля, причастившись Святых Христовых Таин, старец скончался. Вечером его тело перенесли в Сретенский собор. Как в келье, так и в храме над гробом непрерывно читалось Еван­гелие.

Во вторник, 17 апреля, было совершено отпевание иеросхимонаха Михаила по монашескому чину, кото­рое возглавил архиепископ Псковский и Порховский Иоанн (Разумов), после чего гроб с телом почивше­го, при пении ирмосов великого канона «Помощник и Покровитель» был обнесен вокруг Сретенского храма. Погребен старец в пещерах Псково-Печерской обители.