ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ К СЕМИНАРСКИМ ЗАНЯТИЯМ

Ф.Арский

О ЧЕМ ГОВОРИТ МИФ.

«Оставь надежду всяк сюда входящий».

Эта приветливая надпись встретила знаменитого итальянского поэта Данте, подошедшего к воротам ада, который он описал в своей Божественной комедии. Действительно, по христианским верованиям, ад предназначался для тех, кто при жизни не отличался особым благочестием и запятнал себя преступлениями. Праведникам же и тем, кто смирен и кроток, гарантировано вечное блаженство в раю – избавление от горя, обид, забот и труда. По мнению церкви такая постная райская жизнь и есть предел всех человеческих стремлений.

В этом смысле греки с гораздо большим уважением относились к людям. Даже богов они представляли себе в человеческом облике, ибо ничего прекраснее этого облика по их мнению, не было. Они, разумеется, не представляли, что благодаря труду человек выделился из животного царства. Но, во всяком случае, перспектива унылого безделья и удручающей беззаботности на том свете их явно не прельщала. Ходячего выражения «перешел в лучший мир» у них не существовало, и никакого загробного блаженства они не ожидали. Поэтому идея рая им до поры до времени вообще не приходила в голову: всякая смерть считалась несчастьем, каких бы почестей ни удостаивались умершие в подземном мире.

Древние люди не видели особой грани между жизнью и смертью. Смерть казалась им лишь переходом к другой, какой-то неведомой жизни, и загробное царство представлялось им продолжением земного. Поэтому, когда хоронили покойников, им старались создать привычную обстановку и словно снаряжали в дальнюю дорогу, обеспечивая всем необходимым.

Позднее возникло представление о душе, которая способна отделиться от тела. Как объяснить, что во сне человек может путешествовать, встречаться с умершими, охотиться? Невольно приходило на ум, что у него есть двойник, который, дождавшись удобного момента, покидает тело и начинает самостоятельно странствовать, чтобы к моменту пробуждения человека вернуться обратно. Если же этот двойник – душа – не возвращается, значит сон будет бесконечным, то есть наступает смерть. Душу воспринимали вполне материально, она имела определенную форму (обычно форму тени), и в ней как бы заключена была жизнь. Когда человек умирал, тело его становилось холодным и неподвижным. Значит, исчезало то, что делало его живым, то есть душа.

Но куда же она направлялась? Что происходило с ней после смерти людей? Естественно, рождалась мысль, что умирает только тело, а душа отправляется в какой-то иной мир, где и продолжает самостоятельно путешествовать.

Сначала в подземном мире царило равенство душ. Как и при жизни, в условиях родового строя, покойники не имели никаких особых привилегий и не разделялись между собой – всем было гарантировано вечное блаженство. Когда первобытнообщинные устои разложились и возникло общественное неравенство, изменились и устои потустороннего мира: все теперь зависело от того, кем был умерший на земле, заслужил ли он это блаженство. Зародился страх перед загробным царством; люди постепенно приходили к горькому выводу о недоступности вечной жизни, о недостижимости бессмертия.

Греки пришли к выводу, что дожидаться возвращения души – дело ненадежное (да и как знать, – такое ли уж целесообразное?), и, соблюдая положенные обряды, предавали тело покойного земле и воздвигали надгробные памятники. Для утонувших или погибших в далеких краях на их родине сооружали «пустые могилы», иначе не имея посмертной обители, душа обречена вечно скитаться и никогда не достигнет царства теней.

Попасть в подземное царство было не так уж просто. Путей туда было несколько – через глубокие пещеры или озера – на территории Греции и Италии. Считалось, что покойник, распрощавшись с землей, не спеша, в полном одеянии, сохраняя достойный вид (душа, оказывается, имела человеческий облик), направляется к подземной реке – границе владений Аида. Но поскольку душа, очутившись в столь непривычной ситуации, может заблудиться и не найти верной дороги, ее сопровождает Гермес, которому тоже дано прозвище «Проводник душ». У границы покойник сводит последние счеты со своим прошлым и уплачивает небольшую сумму перевозчику Харону (обычно покойнику закладывали в рот медную монету), – которому даны подземным владыкой два строжайших распоряжения: не перевозить бесплатно и не иметь дела с живыми.

Оказавшись на другом берегу реки, покойник сразу же ощущал трогательную заботу о себе – его взору представал трехглавый пес, шею которого украшало ожерелье из змей. Звали пса Цербер. Сын Ехидны и змееголового Тифона, он спокойно пропускал в Аид всякого, но не выпускал обратно никого.

Вначале души были все одинаковы, по позднее в Аиде многое изменилось. Души стали дифференцировать. Особо достойные, которым боги даровали бессмертие, попадали на остров блаженных и вели там беззаботную жизнь.

Преступники, те кто особенно прогневал богов попадали в Тартар, где они испытывали, несмотря на всю свою бесплотность, страшные физические мучения.

А что олимпийцы не могли простить? Прежде всего дерзости, подрыва их репутации, нарушения установленных ими законов. И не знавшие пощады боги, изобретали самые изощренные наказания для нечестивцев. При этом они благополучно обходились без адского огня, на котором в христианском аду поджаривают грешников. Олимпийцы знали цену человеческой стойкости и понимали, что физические страдания не всякого сломят. А вот бессмысленность, бесплодность своих усилий – этого ни один смертный пережить не может, это поистине невыносимая пытка.

Так были наказаны дочери аргосского царя Даная, убившие своих мужей, силой заставившие вступить их в брак. Они обречены вечно выполнять бессмысленную работу. Наполнять водой из подземной речки бочку, у которой нет дна.

Столь же «производительным» трудом занят и титан Сизиф – хитрейший и лукавейший из смертных. Ему выпало на долю вкатывать в гору тяжелый камень, который, едва достигнув вершины, немедленно скатывается вниз, и приходилось все начинать сначала. Он наказан за обман богов. Он обманул самого бога смерти Таната. Сизиф перехитрил его, заковал в цепи и люди перестали умирать. А это нарушился заведенный Зевсом порядок. Если люди потеряют страх перед смертью, кто знает, к чему это приведет в дальнейшем? Они перестанут бояться и почитать богов. Вот почему был наказан Сизиф. В мифе о Сизифе есть особый смысл. Перед нами – пусть неудавшаяся, но все же героическая попытка преодолеть смерть, отнять у богов право распоряжаться жизнью людей. Это значит, что люди достигли такого уровня знания, что не только усомнились в безусловной правильности порядка, установленного свыше, но и постепенно начинали верить в возможность изменить этот порядок. Зевс правильно оценил грозящую опасность, человек, понявший, на что он способен и поверивший в свои силы, перестает полагаться на богов и в конечном итоге верить в них.

(Ф., Арский. В стране мифов, издание второе, дополненное// Ф.,Арский- М.,1968, с.71-89).

ИНДИЙСКИЙ МИФ О ЖИЗНИ НА ЗЕМЛЕ

Брахма – бог Творец. Он дышит. Выдох – бытие, вдох – небытие. У Космоса своя жизнь – 100 космических лет или 8.6540 000 000 земных. Потом он умирает и 100 космических лет длится Вечность. Это Небытие.

Потом рождается новый Брахма и вновь длится 100 космических лет Бытия. При этом каждый раз появляется все более совершенная человеческая раса.

Человеческая раса проходит 4 эпохи от Золотого века до Железного по нисходящей, теряя при этом Красоту, Истину, Добро и погружаясь в Зло, Лень, Безобразие.

Мы живем в последнюю из 4 Юг (Кали-Югу), начавшуюся в полночь с 17 на 18 февраля 3102 г до н.э.

Завершится все уничтожением всего живого в огне и воде.

Каждая новая Вселенная образует более высокую стадию совершенства и является лишь этапом в эволюционном развитии мироздания.

Космизм индийской онтологии проявляется в признании существования направленной эволюции всего и вся от природы к духу, проходящий через промежуточные стадии.

Этот закон космического порядка и целесообразности заставляет неживую материю стремиться к преобразованию в живую, живую в сознающую, разумную, а разумную – к духовному, нравственному совершенству.

Закон космической эволюции и порядка – РИТА. Ему подчинен весь мир и человечество.

Ф.Х Кессиди

ОТ МИФА К ЛОГОСУ

4. Мифология и художественное творчество

Тесная связь мифологии (особенно греческой) с художественным творчеством, в частности с поэтической фантазией и сказкой, дает основания для толкования мифа, как разновидности образного мышления, для сближения мифа со сказкой. Отличие между ними обычно усматривается в степени веры или неверия.

Отличие мифологической фантазии от художественной заключается в том, что миф предполагает непосредственную (буквальную) веру в реальность созданных народной фантазией образов, в то время как для поэзии и сказки такая вера не обязательна; в отличие от мифа в поэзии и сказке образ вещи или явления не принимается за самую вещь или само явление. В мифотворчестве субъективная фантазия отдельного лица не играет роли ( или эта роль ничтожна), в то время как поэтическое и сказочное творчество представляет значительный простор для индивидуального вымысла и произвола, для игры субъективной фантазии. Возникновение поэзии и сказки – признак зарождения индивидуального самосознания в первобытной родовой общине, признак отрыва индивида от пуповины рода и родовых отношений.

Художественная фантазия, допуская чудесное и волшебное, понимает его не в буквальном, а в переносном смысле. В художественном творчестве большую роль играют аллегория и метафоры; в мифологических образах и представлениях фантастическое и действительное совпадают; в аллегории же идейное содержание, которое ею выражается, вполне осознано благодаря предварительной работе рассудка. Аллегория намеренно избирается для выражения какой-либо идеи; как форма мысли аллегория не совпадает (точнее, совпадает условно) с содержанием выражаемой мысли. В мифе же форма и содержание, внешнее и внутреннее совпадают.

Миф есть нечто неосознанное и объективно данное для того, кто мыслит мифологически. Когда миф осознается, а его образно-чувственная форма отделяется от идеи, в нем найденной, то подрывается непосредственная, буквальная вера в реальность образа, и миф начинает переосмысливаться, становится средством выражения совсем не мифологических, а худождественно-эстетических, религиозных, нравственных, философских и тому подобных вещей.

Ф.Х.Кессиди. От мифа к логосу. М., «Мысль»,1972, с.53-55