Учение схимонаха Агапия об умной молитве

Основным источником, по которому мы можем судить о понимании старцем молитвенного подвига, явля­ются его письма к духовнику Зосимовой пустыни схиигумену Герману и его келейные личные записи.

В письме о. Герману схимонах Агапий пишет: «При устной и гласной молитве всевозможно старайтесь держать внимание, а ум заключайте в разумение мо­литвенных слов, также и при умной молитве, а при сердечной немного повыше левого сосца и отнюдь не опускать ум, где-нибудь быть около сердца ли снизу или со стороны. Это очень опасно, а если внимание не сосредоточивается в верхней части сердца, то гораздо безопаснее упражняться молитвою устною...» А в другом письме он учит: «Вы пишете насчет груд­ной тесноты и боли. Вы на сие обратите внимание всестороннее, нет ли у Вас неумеренной ревности и разгорячения — поскорее развить умно-сердечную молитву? Это, батюшка, очень вредно, а должно во время молитвы в первоначальных ее степенях соеди­нять ум с сердцем посредством внимания и молитвы без собственного разгорячения, с тихостию и спокой­ствием духа, без особенного плотского и кровяного напряжения. Насильственным душевным и телесным чувством истинно духовной молитвы приобрести не­возможно. Она даруется Богом в свое время не за нашу плотскую ревность, а за духовное чувство смирения и всегдашнее покаяние и посильное усердное упраж­нение, а от неумеренности и кровяного разгорячения многие повредились и вредятся».

«Во время умной чистой молитвы, а особенно когда сподобится ум непарительности и вниманием приле­пится в молитве к сердцу неисходным пребыванием, тогда в очищенной памяти, чуждой всякого мечтания и разнообразных вещественных предметов, вот чем бывает память занята: 1) своим пред Богом ничто­жеством и зрением непрестанной своей греховности, в чувстве непрестанного покаяния и во всегдашнем ожидании смерти, по смерти строгого испытания от лукавых бесов и неизвестного определения в вечности, Второго Христова и страшного Пришествия и оконча­тельного, неумытного и вечного от Бога определения всякому разумному существу; 2) памятью о пречи­стых Христовых страданиях и всей Его земной жизни и о Его Божественном изречении, в Ветхом и Новом Завете написанном, св. апостолами и св. отцами изъяс­ненном, что к нашему спасению относительно и о Его

Божественном о нас домостроительстве; 3) о Боже­ственных свойствах: первое — о Божием всеведении, о Его всемогуществе и премудрости, о Его вседержительстве, благости и человеколюбии, правосудии и долготерпении». Память об этих предметах, по мнению старца Агапия, возбуждает в подвижнике ду­ховную ревность.

Духовный опыт зиждется на вере, а вера происте­кает от «постоянного умного делания и исполнения Господних заповедей».

Очень важно для подвижника знать признаки пра­вильной молитвы: «Любовь к Богу и ко всем не­лицемерную, радость духовную, от чистой совести происходящую, долготерпение во всех скорбных обстоятельствах, благость и милосердие к ближним, искренность духа, сердечную простоту, несомненную веру в Промысл Божий, кротость и смиренномудрие, ненадеяние на себя и на свои духовные дарования, отсечение своей воли и своего собственного рассуж­дения, нищету духа, плач сердца от постоянной своей видимой и невидимой греховности, воздержание во всем и беспристрастия ко всему; вот, батюшка, истин­ный дух правильного молитвенника, а у неправильного молитвенника бывает всему противное».

От правильной молитвы рождается «самоуничи­жение, сердечное умиление, нерассеянный ум, вера, страх Божий и смирение... »

Цель молитвы и духовных подвигов следующая: «Цель и намерение всех наших трудов и духовных подвигов непременно должны быть таковые: 1) все­гдашним умным хранением и Господних заповедей деланием искоренить душевные и телесные страсти и худые привычки; 2) и насадить в духе, душе и теле истинные добродетели; 3) напоследок, с благою надеждою причаститься незазорной совестью, зре­лыми плодами Святого Живоносного Духа...»

«Пред Богом лучше истинно кающийся грешник, нежели тщеславный и гордый праведник, по общему мнению св. Отцов».

Старец Агапий считал тщеславие самым тонким по­роком, еле уязвимым и трудным для искоренения. При этом тщеславие лишает подвижника правильной умной молитвы. «Оно [тщеславие] незаметно... хочет хва­литься... даже самыми сияющими добродетелями: смирением, терпением, послушанием, нестяжательностью, высоким постом и бдением, рассудительностью, умилением и сердечным покаянием, чистотою и умною сердечною молитвою, — вот где наш главный подвиг душевный, к сему высокому и тонкому предмету все должно быть наше старание, всегдашнее внимание и сердечное трезвение, посему-то и сказано: “Бди­те и молитесь, да не внидете в напасть”».

«Первое наказание человеку от Бога — нерассуждение и ума ослепление, и первое дарование Святого Духа — правое рассуждение и ума просвещение и не­исходное внимание, в сердце стояние».

В письме о. Герман спрашивал о молитвенном прави­ле. «... Св. Отцы наши, — отвечал старец Агапий, — говорят так: только совершенные в духовной жизни не требуют правила, а прочим всем необходимо иметь правило, только чтобы оно было сообразно с душев­ными и телесными силами, по умной способности каждого, какою кого Бог наградил... Дело не в коли­честве правила, а в качестве оного, а иных приводит и количество к качеству, а у преуспевших бывает боль­ше уже от качества количеств».

Итог молитвы: «Молитва не в словах заключается и не в числе слов, а во внимании и сердечном смире­нии, чувстве покаяния, веры, страха Божия, любви к Богу и ближнему». Старец Агапий говорит нам, какие чувства рождаются в душе от правильной ум­ной молитвы: «В душе и теле чувствуется какая-то приятная и мирная радость и печаль по Богу от тон­кого ощущения своей немощи и греховности. А ро­бость, яже от веры, надеждою на милосердие Божие, и сердце извествуемо и укрепляемо, а вся душа Бо­жиим миром осеняема, дух мудро в духовном разу­ме покоится. Ум — этот царь чувств — пребывает неподвижно во внутренней клети сердца свободно с отрадою и непринужденно и внимание не напряжен­ное и не как временный посетитель, а как обладатель и владетель всех внутренних мысленных движений. Рассудок пользуется разумною проницательностью, память — благими и духовными помышлениями о временной и вечной судьбе человека. Совесть чи­стится и просветляется непрестанным сердечным покаянием и самообвинением. Разумному чувству души ясно открываются бесчисленные греховные пятна. От постоянного внутреннего внимания тонко познается своя немощь и Божия свыше осеняющая помощь, и чувством живой и сердечной веры ясно видится смотрительный Божий во всем Промысл, и при всяком скорбном обстоятельстве как бы глас некий внутри сердца гласит: “Так Богу угодно, не противься, но повинись Божией воле...”»

Старец Агапий делится с нами и своим личным опытом, рассказывая, какие образы запечатлеваются в памяти подвижника и как они переживаются всем человеческим существом. «... Духовные предметы действуют на душу и тело и на наш дух по мере умно­го, сердечного и истинного делания и непрестанного в нем упражнения и действуют на сердце и на нашу память не все вдруг, а попеременно, однако непре­станно: иногда действует сильно память смертная; иногда больше действует Суд Божий и вечное не­известное определение; иногда память о Царствии Небесном, а иногда об адском вечном мучении; ино­гда сильно действует страдание Господне и земная жизнь нашего Спасителя, Его распятие и смерть ради нашего спасения, воскресение и на небеса возне­сение и Его Второе страшное Пришествие; иногда сильно действует на нас память истинных Христовых подвижников, ради любви Христовой до кончины все перетерпевших; иногда действует неизъяснимо словом на все наше грешное существо страх Божий от живой веры в Его при нас присутствие, если мы только углубим в наш ум и сердце, что мы стоим, ходим, делаем, сидим, едим, пьем, говорим, глядим, слышим все как бы пред очами Божиими, при Его всеведении, всемогуществе и вседержительстве, пре­мудрости и благости... » Дальше старец пишет: «Вот о сих последних непрестанно водруженная в уме и сердце память всего больше может привести нас к истинному умносердечному чистой молитвы деланию и к духовному совершенному преуспеянию, а не одни только наши слова молитвенные могут нам доставлять истинную и непрестанную молитву». Может показаться непонятным, как правильная мо­литва сопряжена с воображением предметов, когда святые отцы учат о безобразной молитве. Но у о. Ага­пия имеется ответ: «...Во время умной молитвы, собранной и непарительной, вышеозначенные ду­ховные предметы бывают в памяти без воображения, безвидно, неколичественны, а только в одной чистой памяти без всяких образов, в нашей памяти действу­ющих вместе с памятью Бога».

Учит старец Агапий умной молитве и мирян. На во­просы, как правильно творить Иисусову молитву, ва­лаамский схимонах отвечал: «Сердечное внутреннее делание есть наука из наук и художество из художеств, и опытные в сем делании всегда пребывают в страхе и трепете по причине тесного и весьма темного пути, который обретается лишь с помощью опытных настав­ников... » И далее: «Проходить делание Иисусовой молитвы нужно под руководством опытных людей. Ибо от духовного бессоветия и от доверия своему мнению, рассуждению (своим. — Авт.) душевным и телесным чувствам происходит в неопытных молит­венниках ложное душевное радование или, наоборот, малодушная скука и сердечное ожесточение».

«Уму надо давать крайнее внимание, сердцу — трезвение, воле — бодрствование, чтобы она помимо молитвы ни во что не увлеклась. Без трех сих — внима­ния, трезвения и бодрствования — истинная и чистая молитва произноситься не может».

«Истинная и чистая Иисусова молитва выше всех благочестивых подвигов и, по словам св. Отцов, есть матерь и источник всякой добродетели. А такое ве­ликое благо не может быть достигнуто без больших скорбей. Особенно в нынешнее время истинные де­латели Иисусовой молитвы крайне умалились, и вра­ги наши, злые демоны, ничто так ненавидят, как ис­тинного молитвенника. Иисусова молитва Господня есть заповедь, а Иисусово имя всем православным христианам, по словам св. апостола Петра, дано во спасение».