Иеромонах Исаия (Одинцов) (1831-1914)

Иеромонах Исаия (в миру Иван Одинцов) родился 16 марта 1831 г. в г. Чердыни Пермской губернии в семье мещан.

После окончания курса в Чердынском уездном учи­лище 19-летним юношей, презрев мирскую суету, по­кинул Иван родительский дом и удалился на Соловки, где прожил немногим более года. От паломников, бывавших в разных монастырях, он услышал о Валааме, о мудром и строгом настоятеле игумене Дамаскине, и его неудержимо повлекло туда.

Благополучно достигнув Валаама, Иван Одинцов с любовью был принят настоятелем в монастырь

28 июля 1853 г. Горя ревностью, он неустанно тру­дился на общих монастырских послушаниях, а все сво­бодное от послушания время проводил в чтении свя­щенных книг, молитве и посещении храма Божия.

29 января 1857 г. Иван был определен в братство мо­настыря и назначен на клирос певчим.

31 мая 1864 г. исполнилась заветная мечта Ивана: он был пострижен в монашество с именем Исаия.

По глубокому смирению монах Исаия не помышлял о принятии священного сана, но это произошло по особому Промыслу Божию. В 1869 г. посетил Валаам епископ Ладожский Палладий (Раев), впоследствии митрополит Санкт-Петербургский. При паломни­честве по скитам монастыря епископ расспраши­вал сопровождающих его иноков, в числе которых был и о. Исаия, кто из них на каком послушании тру­дится, сколько лет живет в монастыре и т.д. Услышав от монаха Исаии, что он живет в обители 16 лет, вла­дыка спросил, почему он не имеет священного сана. Последний ответил, что не достоин этого высокого сана. Возвратившись из скитов в монастырь, архиерей спросил настоятеля об о. Исайе. Игумен Дамаскин объяснил, что так как монах Исаия несколько кос­ноязычен, то он не решается представить его к руко­положению в священный сан. Вскоре после отъезда епископа Палладия настоятель получил определение митрополита Новгородского, Санкт-Петербургского, Эстляндского и Финляндского Исидора представить монаха Исаию к рукоположению в сан иеродиакона.

29 августа 1869 г. в Санкт-Петербургском Петро­павловском соборе епископ Выборгский Павел (Ле­бедев) рукоположил монаха Исаию в сан иеродиако­на. И только 24 июня 1893 г. он был посвящен в сан иеромонаха.

О. Исаия служил в Никольском скиту, а в 1894 г. был переведен в Предтеченский скит, где он и подви­зался до своей кончины в течение 20 лет.

Вся жизнь его в это время — неустанный и суровый подвиг. Первые 10 лет иеромонах Исаия один, без помощи иеродиакона, исполнял ежедневно все церков­ные службы, которые совершались в скиту по уставу, кроме того, приходил на клирос и помогал певчим петь. При этом вставал он раньше всех и, обходя скит­ские кельи, будил братию к службе. Время, свободное от богослужения и от совершения келейного правила, он употреблял на вязание чулок для монастырской братии.

В течение 13 лет отец Исаия жил в келье один и поч­ти никогда не топил ее. В зимнее время температура в его келье не поднималась выше пяти-шести градусов. Монахи говорили: «Отец Исаия, благослови у тебя истопить печь, а то очень холодно». «Нет, нет, — слы­шалось обыкновенно в ответ, — дрова надо беречь. Василий Великий пишет, что монастырское добро беречь надо, а я вот надену шубу, мне и тепло будет, так в ней и спать лягу».

Насельники скита вспоминали:

«Приходилось иногда прибегать к таким приемам. Как только старец в праздник уйдет в монастырь сда­вать свою работу мы в его отсутствие и истопим печь. Бывало так: то труба отсыреет, то сверху ее снегом завалит и дым не тянет в трубу, но все-таки мы упо­требим все усилия и истопим. Возвратится отец Исаия в скит и не всегда заметит, что печь у него истоплена, так мало он обращал внимания на это, а если заметит, то немного посетует на нас. Впоследствии его пере­местили в двойную келию с одной печкой, и топил уже сосед по келии, при этом отец Исаия постоянно уговаривал соседа не топить сегодня печь, а уж лучше завтра, а завтра та же просьба. Но последний ссылался на игумена: “Отец игумен велел чаще топить, чтобы в келиях было тепло и сухо”. Тогда только старец успо­коится».

Многие из братии и миряне обращались к отцу Исайе за советами, но он старался избегать этого. Дверь кельи у него всегда была на запоре; если кто постучит, спра­шивал: «Кто там?.. Твори молитву!..» Хотя и был он косноязычен и мало говорил, однако удовлетворял приходивших мудрыми советами и назиданиями на пользу душевную. Дав краткое наставление, говорил: «Ну иди, иди, празднословить нельзя, за каждое слово-то праздное знаешь, что будет», — и указывал на раскрытую книгу, всегда лежавшую перед ним. Это было сказание о мытарствах прп. Феодоры.

Приехал однажды в Предтеченский скит на лодоч­ке с провожатым из монастыря весьма почтенной наружности генерал. Хозяин скита монах И. подо­шел к нему с приветствием. Генерал объявил ему, что по благословению о. игумена он приехал побеседо­вать со старцем о. Исаией. Но хозяин возразил ему:

— Что же особенного может он вам сказать, ведь он человек простой, необразованный, и едва ли вы сможете что-либо интересного узнать.

Генерал как бы опешил и смущенно возразил:

— Мне сказали, что старец Исаия святой жизни и подвижник...

— Да у нас и все-то живущие здесь — подвижни­ки, — сказал хозяин, — но только для вас, как чело­века образованного, о. Исаия — старец-простец, для собеседования не годится. Вы лучше сходите в нашу скитскую церковь, погуляйте по острову, у нас здесь чудные и живописные местечки...

— Да нет же, я не за этим сюда приехал, — отве­тил генерал. — Мне надо успокоить свою душу. Кто бы он ни был, ваш о. Исаия, а о. игумен благословил меня с ним побеседовать, и я покорно прошу прове­сти меня к нему.

— В таком случае пожалуйте, вот брат Николай и проведет вас до его кельи.

«Мы пошли вместе, — рассказывал брат Нико­лай. — Когда я сотворил молитву, старец сказал “аминь” и отворил дверь из своей келии. Генерал во­шел, а я остался в коридоре. Прошло несколько минут, и вот слышу я, стал раздаваться из келии плач. Меня это ужасно заинтересовало: кто это плачет и почему. Подождав несколько минут, я не вытерпел, меня взвол­новало духовное желание попользоваться старческой беседой, и я тихонько приоткрыл дверь так, что через образовавшуюся щель можно было слышать беседу.

Слышу — генерал плачет как дитя, а старец строгим голосом, растворенным, однако, и любовью, вразум­ляет его. Генерал сквозь слезы говорит старцу:

— Эти два человека, батюшка, по моей вине погиб­ли, я виновник их смерти...

Старец отвечает ему:

— Тебе нужно Давидово покаяние, подражай ему в этом, но не отчаивайся подобно Саулу. Вот слово Божие так нам об этом говорит... — При этом о. Исаия стал его успокаивать и, утешая, сказал: — Не скорби сильно, а уповай на милость Божию. Господь да помо­жет тебе и да пошлет истинное и спасительное покая­ние и умиротворение совести.

После этого он стал с ним прощаться, а я поспешил отойти от двери. Немного спустя вышел генерал из келии, весь в слезах, и, утирая лицо, сказал мне:

— Ведите меня на пристань, к лодке.

— Может, вы скит желаете осмотреть? — спро­сил я.

— Нет, нет, ничего мне больше не надо, я получил то, за чем сюда приехал, — последовал ответ. Видно было, что он от волнения не в состоянии был говорить. Я молча провел его до лодки, и он со своим провожа­тым уехал в монастырь».

Интересный случай рассказывал М.Янсону о. Пионий:

«При мне это было... Приехал как-то рабочий из Питера, жаловался: “Жена пьянствует, дома ничего оставить нельзя — все пропивает...” О. Исаия выслу­шал, но только ничего не ответил, а пошел в другую комнату, достал и завернул в бумажку три маслины да бомбошек парочку, отдал их рабочему и велел ска­зать жене: “Вот прислал тебе о. Исаия и велел боль­ше не пить”. Во второй раз приехал этот рабочий уже после смерти о. Исаии. Служил панихиду на могиле старца, благодарил его, а мне рассказывал, что как дал жене гостинец да съела она, так на вино-то и смотреть больше не могла».

Старец глубоко благоговел пред всякой святыней: он, например, никогда не позволял себе вкушать освя­щенную просфору сидя, но всегда неизменно стоя. Если где-либо попадалась ему брошенная газетная бумага, он приносил ее в келью, тщательно просматри­вал и изглаживал те места, где встречал имя Божие или святых, чтобы они не попирались или не находились в неприличных местах.

Многие источники свидетельствуют о даре прозор­ливости, которым обладал иеромонах Исаия. Так, од­нажды скитский иеросхимонах Исидор справедливо оскорбился на одного из иноков. Последний, будучи его духовным сыном, сознательно обидел своего духов­ного отца и не пришел к нему попросить прощения. Между тем подошло время поста, и ему волей-неволей надо было идти на исповедь к о. Исидору, который решил не принимать его, но направить к другому ду­ховнику. «Только что я порешил это сделать, — рас­сказывал отец Исидор, — как подходит ко мне отец Исаия и убедительно говорит: “Нет, отец, нет... ты не отгоняй его от себя... Это он так по простоте сделал, да еще враг на него подействовал. Он исправится, при­ми его и не смущайся”. Я был до крайности удивлен, — продолжал отец Исидор, — как старец мог провидеть мое намерение и узнать мои мысли. Конечно, после этого я с любовью принял инока на исповедь, и он дей­ствительно в дальнейшем совершенно исправился».

Монахиня Амвросия (Обручева) в своей книге также приводит случай, свидетельствующий о прозорливо­сти о. Исаии. Как уже упоминалось, устав Предтеченского скита был самым строгим — женщин туда не допускали.

«Однажды я проходила мимо гостиницы со своей соседкой, и она говорит: “Вот из сада идет подвижник из строгого скита Иоанна Крестителя”. Я поспеши­ла к тому старцу, на которого она указала. Он шел по тропинке сада, вероятно, направляясь к настоятелю. Я взяла у него благословение и сказала: “Батюшка, благословите и помолитесь обо мне, у меня большая скорбь на душе”. И потом еще сказала: “Я подала про­шение, чтобы меня приняли врачом на открытие мо­щей святителя Иоасафа”. На что батюшка ответил: “Нет, ты поедешь, только так”. Как странно: получив такой ответ, надо было усомниться в возможности поступления. А я как-то или ничего не подумала, или не сообразила, как будто и не получила никакого от­вета. Мне сказали, что имя этого старца Агапий».

После возвращения в Санкт-Петербург она неожи­данно для себя получила отказ в оформлении ее вра­чом к мощам свт. Иоасафа. «Вообще я, конечно, знала, что такое прозорливость, но у меня это понятие не доходило до сердца. И вот только теперь я вспомни­ла слова старца, которого видела на Валааме: на мои слова, что меня принимают врачом на время откры­тия мощей святителя Иоасафа, он сейчас же кратко ответил: “Нет, ты поедешь туда, но только так”. Как могла я потерять из памяти его слова и до сих пор о них не подумала! Только теперь я вспомнила их, и тогда у меня дошло до сердца понятие прозорли­вости. Ведь он совершенно не знал ни меня, ни всех обстоятельств, а сразу так сказал».

В своем дневнике монах Иосиф (Шорин) пишет и о другом случае, в котором проявилась прозорли­вость о. Исаии. «Передавал мой ученик канонарх Гав­риил. Он сопровождал на Предтеченский Афонских старцев: иеромонаха и иеродиакона. Они пожелали повидаться со старцем иеромонахом Исаией, жив­шим много лет в скиту и достигшим 80 лет. Он вышел к ним в полном облачении, не спрашивая иеродиакона, благословил, назвав его иеродиаконом, затруднялся беседовать с пришельцами без благословения, послал их в храм во имя святого Иоанна Предтечи служить Крестителю молебен, в сие время был гром и дождь. Во время служения молебна из купола потекла струя воды на икону святого Крестителя Иоанна. Воду сию они с благоговением пили, удивляясь случившему­ся».

Последние годы старец уже не мог самостоятель­но совершать богослужение, а лишь по праздникам принимал участие в соборном служении. А в самом конце он и этого не в силах был совершать, только по воскресным дням причащался в алтаре. За месяц до кончины иеромонах Исаия совершенно изнемог и причащался Святых Таин келейно.

8 января 1914 г., испив несколько глотков воды, ста­рец глубоко вздохнул, на лице его появилась слабая радостная улыбка, и в этот момент он тихо скончался. Погребен о. Исаия за алтарем церкви Предтеченского скита.

Монах Иосиф записал в дневнике: «Вечная память старцу отцу Исайе, мирно христианскою кончиною почившему в скиту 8 января 1914 г. и тамо погребен­ному».